МЕРСЕДЕС, БЛОНДИНКА И СИНЯК
Капитан третьего ранга Рожманов был высококлассным офицером. Из безотцовщины взятый во время войны в нахимовское училище, оттуда, проучившись двенадцать лет, он попал в Ленинградское высшее военно-морское, потом – Север, льды, крейсера, вспомогательные суда, после списания служба на Диксоне. В общем, морячина он был отменный.
В Киевском высшем военно-морском он преподавал мореходную астрономию. А в этот день мы, два курсанта, отправились в Киевскую комендатуру на Арсенальной, выслушали инструктаж и отправились в городской патруль с красными повязками на рукавах. И вот спускаемся пешком по проспекту Ленинского комсомола - на Крещатик, и я вижу, как снизу по тогдашней брусчатке несётся белый спортивный «Мерседес», а за рулём – невиданная по тем временам не просто женщина, а ещё и ослепительная блондинка! Она имела на греческом профиле своего носа черные очки. Волосы златовласки развевались по ветру, не ложась на обнаженные плечи. «Мерседес» поднимался с рёвом вверх, и на нём развевался флажок с государственным гербом Швеции.
Я до того загляделся, что, проводив глазами золотые локоны Лорелеи Скандинавской, через две секунды врезался своим башкирским, по выражению дедушки Ленина, лбом в бетонный столб уличного фонаря! Бескозырка слетела, патруль встал в изумлении. Я поднял бескозырку, отдал честь и сказал хриплым голосом:
- Прошу прощения, товарищ капитан третьего ранга!
- Да, товарищ курсант, с Вами не соскучишься – полный набор приключений. То Вы от танкистов и комендатуры бегаете, благо ноги быстрые, как у Гермеса, то драку на Подоле с местными затеваете, а теперь ещё и гуля на лбу.
Я потрогал надбровную дугу.
Действительно, сквозь искры, сыплющиеся из глаз, я ощутил растущую на глазах патруля опухоль.
Рожманов достал из нагрудного кармана неизвестно откуда взятое маленькое зеркальце, протянул мне и предложил:
- Посмотритесь, вытрите носовым платком кровь и подумаем, что дальше делать. Впрочем, если мы вернемся в комендатуру, будет ещё хуже. Итак, товарищи, вперёд по маршруту. За мной!
Первым пунктом был, конечно, Крещатик. Умные вояки, естественно, избегали этого суперцентрового прешпекта, по которому гуляли только салаги, восторженно глядя на имперское величие зданий. Тут их и выпасали патрули, следовавшие неписанному правилу: дободаться можно и до столба.
После предъявления документов и увольнительной, если таковая имелась, начинался осмотр внешнего вида:
- Вы почему не бриты?
- Так я же ж, боженька, перед увольнением брился! – восклицал перепуганный солдатик, ощущая себя чуть ли не предателем Родины.
- Я имею в виду, что это у вас под носом, что за кустики растут?
- Так то ж вуса, то есть усы, мэни комроты разрешил.
- Ну разрешил, так разрешил, - отвечал раздосадованный старлей, которому очень хотелось притащить кого-нибудь в комендатуру! – А почему обувь не чищена? Вы понимаете, что Вы идете по главному проспекту столицы советской Украины?!
Солдатик испуганно глядел под ноги и видел, что и правда, левый ботинок покрыт тонким слоем белого вещества.
- Так це ж пух из тополи, - радостно восклицал рядовой, подсказывая начальнику патруля спасительную мысль.
- Зараз же ж июль месяц. Пух лэтать. От воно и напылило.
- Устранить! – приказывает старлей, заранее предвкушая тот момент, когда рядовой Советской Армии автоматически поднимет левую ногу, словно цирковая лошадь, и потрёт ботинок о брюки, тем самым портя казённое имущество и приобретая недостойный рядового (смотри выше) вид. Как у шмары с Кирилловки.
Дальше продолжать не буду. Кто служил – знают, что нечего переться, допустим, на Невский – повяжут патрули.
Не таков был кап-три Рожманов. Он шагал, глядя прямо перед собой, отмахивал правой рукой отдание чести младшим по званию. Я видел, что он напряженно о чем-то думает. Потом он принял решение:
- Едем на вокзал, там у нас одна из точек маршрута. Тем более, что шагать по Крещатику с курсантом, имеющим черепно-мозговую травму, просто неприлично.
И мы двинулись на вокзал.
Там было, как всегда, людно и, как нам казалось, весело. Толпы людей жадно ловили взоры торжественно восседавших за стёклами кассиров, многие, уже получив вожделенный пропуск в вагонный рай, терпеливо сидели на жёстких скамьях, периодически шпыняя детишек, с воплями носившихся на небольших свободных площадях. Кто-то, разложив домашние припасы, аппетитно закусывал. Пахло запрещённой самогонкой, наливаемой в маленькие семейные рюмочки, свежими огурцами, жареной курицей, копченой колбасой, салом с зеленью и пряностями, иногда копчёным салом, пахло маринованными помидорами, поедаемыми из банок руками. Шныряли менты и шмары.
В общем, пир духа!
Но Рожманов не обращал внимания на советский вариант Содома и Гоморры. Ему, как начальнику патруля, тоже нужно было выполнить негласный план задержанных за нарушение воинской дисциплины. Вилка между совестью настоящего офицера и приказами вышестоящего начальства.
И вот он увидел вполне достойного нашего внимания клиента.
Возле одной из мраморных колонн стоял, развлекая публику, клоун в коротких сапожках, явно с вещесклада морской пехоты, обшитый галунами со зверскими названиями вроде «ВДВ СССР», с аксельбантами на правом плече, в синей парадной форме, в тельняшке опять же с синими полосками, и народ, разинув рот, слушал его рассказы о боевых подвигах в синем берете.
Рожманов тихо приказал:
- Товарищи курсанты, будьте наготове! Я пошёл.
И он направился к вэдэвэшнику и попросил предъявить документы. Как ни странно, всё было у него в порядке – молодой дембель бригады ВДВ ехал домой, в Донецкую область. Но когда Рожманов заметил, что он нарушает уставную форму одежды, то дембель разбушевался. Он начал кричать, что он уже гражданский человек, на что Рожманов хладнокровно отвечал, что и ехал бы себе по гражданке и не позорил военнослужащих срочной службы. Тем более у него ещё нет паспорта.
Мы стояли по двум бортам от нашего командира, говорившего, как всегда, тихим, но твёрдым голосом.
- Успокойтесь, товарищ младший сержант, давайте отойдём в сторону от любопытствующих.
На что шахтёр заорал:
- Майор, ты шо, с ума сдурел? Тебе сказано, я гражданский!
- Согласно закону, право носить военную форму предоставляется…
И тут пьяный вэдэвэшник набросился на Рожманова. Мы с двух бортов пытались его оттащить, но подготовка у него была настоящая, советская. Бабы голосили, глядя, как моряки вяжут героя русско-японской войны. Мужики смеялись. Им было не привыкать: тогда почти все проходили службу.
Я вспомнил боевое самбо, сделал подсечку, нанёс короткий удар в грудную клетку, и этот клещ отцепился от нашего командира. Мы с напарником, заломив ему руки за спину, поволокли в военную комендатуру вокзала. Рожманов, брезгливо вытирая грязь с упавшей фуражки, следовал за нами.
Комендант глянул на вэдэвэшника и спросил:
- В отпуск едете, или как?
- Я дембель, - заревел сержант, - я уже гражданский человек, не имеете права!
-Э, нет, дружок, гражданским ты станешь тогда, когда приедешь домой, встанешь на учёт в военкомате, снимешь свою попугайскую форму и пойдешь на все четыре стороны паспорт получать. А сейчас мы тебя оформим в Арсенальную комендатуру, и отсидишь ты там свои десять суток, и ещё скажешь спасибо, что за нападение на офицера мы тебе на припаяем срок. Свидетелей пруд пруди, свистнем – и толпой повалят. Поэтому сиди тихо и не вякай? Я внятно изъясняюсь?
- Да вроде того, - ответил приунывший десантник.
Позже выяснилось, что он вправду честно проходил подготовку в Бердске под Новосибирском, там обморозился, и его списали в теплые края. А сейчас доблестный защитник Отечества едет домой.
Рожманов тяжело вздохнул и поморщился. Для офицера ВМФ СССР он был человеком слишком мягким и добрым. Подумав, он предложил:
- Товарищ капитан, давайте поступим следующим образом: у нашего Аники-воина есть предписание, на руках билет до родного дома, и я беру на себя обязанность сопроводить бойца до вагона, а по дороге мои ребята научат его хорошим манерам. Чтобы не горлопанил и не хвастался своими боевыми подвигами в Африке, чего, по моему разумению, за ним не наблюдается.
Комендант махнул рукой и сказал:
- Баба с возу, кобыле легче. Забирайте, - разрешил комендант. Потом перевел тяжёлый взгляд из-под набрякших век на дебошира и скомандовал:- Встать! Кругом! Шагом марш!
Выходя из кабинета, я своим музыкальным слухом услышал несколько фраз диалога офицеров.
- Слушай, майор, тебе это зачем?
- Я не майор, а капитан третьего ранга. Это во-первых. Во-вторых, парень честно отслужил, едет домой, ну, понятно, выделывается. А в-третьих, капитан, это же дети! И мои салаги, и этот мокрогубый. Но на войну первыми пойдут именно они!
- Ладно, замётано. А что у тебя за кадр с фингалом? Сколько служу, ни разу в патруле таких не видал.
Рожманов поманил его к себе, притянул за полу кителя и тихо сказал:
- Это не твоего ума дело. Ты думаешь, мы что, только десантуру вязать умеем?!
- Понял, - отряхнувшись, как собака после купания, сказал комендант. – Спецзадание!
- Вот именно!
- А теперь вы куда?
- Вот этого тебе знать не положено. И о том, что здесь произошло, забудь!
Мы держали героя в четыре руки. Судя по всему, он уже смирился со своей участью.
Рожманов подошел к нам и скомандовал:
- Отпустить задержанного. Сейчас мы его проводим в дальнюю дорогу до родной матушки. Вот Ваши документы. Рекомендую, товарищ младший сержант, больше не высовываться, а вести себя соответственно статусу военнослужащего. Вперёд!
Мы посадили слегка побитого нами сержанта в вагон, и он даже помахал нам из окна рукой. Синий берет сидел на нём лихо, набекрень.
Мы побрели в Систему, то есть в училище. По дороге доложили в комендатуре о задержанных нами и сданных в комендатуры и даже в милицию подозрительных лицах.
Рожманов поблагодарил нас за службу и вдруг печально произнёс:
- Navigare est nesessere (плавать необходимо – лат.), - пора возвращаться в плавсостав.
Мы молчали.