ПРОЛОГ
... Тебя обнимаю за плечи,
Душа далеко-далеко.
В том мире, который вечен,
Который так высоко.
За окном шел обложной дождь, который, каза-лось, заполнил собою весь мир, и лишь далеко-далеко, у самого горизонта, был ясно виден маленький кусочек чи-стого голубеющего неба и красноватая половина солнца.
Марьин, уже несколько минут, не отрывая взгляда, смотрел вдаль: кусочек неба и часть солнца давали ему ма-лое успокоение и некоторую надежду удерживающую его в этой жизни. И это чаяние являлось единственной и хрупкой нитью связующей с чужим для него миром. Ибо, однажды этот подлунный мир отторг его, а в результате, он стал ни много ни мало - Изгоем. И потому вся его сущность, проносясь сквозь дождь, расплывчатую дымку и расстояние, в данный миг находилась там - в просвете из ясного неба и кусочка солнца.
У него было все, что только может пожелать для жиз-ни обыкновенный человек: положение в обществе, слава, имя, квартира в престижном районе города, дача, новейшая автомашина, многое, многое другое из того что так ценится материалистами. И, казалось бы, что этого вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя, если не полностью счастливым, то по крайней мере, удачливым человеком. А между тем он чувствовал себя несчастнейшим из всех людей живущих на земле. Более того, он с величайшей радостью и благодарностью отдал бы все, что он имел, за то, чтобы вернуться к жизни, возвратиться в прошлое, туда, где он был безмерно счастлив. Уйти в то время, когда его душа и сердце буквально ликовали от счастья. Но он с горечью понимал, что это уже невозможно, потому что он лишь в последние годы своей жизни полностью осознал и понял, в чем же истинный смысл жизни человека, и что такое подлинное счастье.
И ему еще горше и больнее было оттого, что он, так долго искавший ответы на эти вопросы, нашел их совсем недавно. Ибо он в свое время не заметил и не узнал, ни своего счастья, ни смысла жизни. Он просто прошел мимо их, как проходят мимо человека, который бывает, более всего вам нужен в жизни. Проходят, не замечая, не думая, не узнавая, как не замечают любви даруемой вам человеком, и совсем не думая при этом о возможных последствиях. А потом, спустя годы, говорят, что им не повезло, что они не встретили свою любовь, не нашли свое счастье. И они даже не смеют предположить, что у всех людей, живущих на земле, в свое время была любовь, было и счастье. И нужно было их лишь узнать, и понять, что это твое и только твое, а не искать призрачную Жар-птицу в течение всей жизни.
Марьин смотрел через окно, за которым все было мокрым, серым и унылым. И этот тоскливый дождь, лив-ший уже третьи сутки и он сам, неделю не выходивший из дома. Все вокруг было мрачным и скучным, а потому он ничего не хотел, более того, его претило, он мучительно, и с отвращением морщился, едва в его сознании возникало хоть малое желание, малейшее проявление жизни.
В свои сорок лет он смертельно устал жить, устал до тошноты и он даже не отдавал себе мизерного отчета, что отдал жизни все что имел, он даже не жаждал отдыха, а по-тому смотрел и смотрел в даль, на синеющее небо и дого-рающее солнце.
Неожиданно на двери прозвенел колокольчик и он, с великой не охотой отрывая взгляд от зрелища, которое продлевало ему жизнь, шаркая ногами и, сутуля спину, по-шел к выходу.
Открыв дверь, Марьин увидел девушку: промокшую, с перепутанными длинными белыми, пшеничного цвета во-лосами и напоминавшую принцессу из сказки. Но едва он взглянул на ее лицо, то слегка вздрогнул, ибо в ее голубых глазах горел знакомый ему огонек, известный, до боли, но который он не мог сразу вспомнить, и сейчас гадал: где же он его видел?
Несомненно, было одно, эти синие глаза и блеск в них он, уже встречал, и не один раз, но где, и когда? И он не мог даже предположить, что это было его отражением двадцатилетней давности.
Глядя на гостью невидящим и почти потухшим взгля-дом, Марьин равнодушно спросил:
- Вам, кого?
- Письмо, я принесла для Вас письмо, - смущаясь от равнодушного приема, ответила девушка.
- Мне? - абсолютно бесцветным голосом переспросил он.
- Да, Вам, - подтвердила она.
- Хорошо, давайте, я прочту, - нехотя согласился Марьин.
- Но это нужно прочесть сейчас, - предупредила его синеглазка.
- Сейчас?
- Да.
- К чему такая срочность?
- Вы должны будете, после того, как прочтете, дать ответ, - пояснила обладательница лучистых глаз.
- А от кого письмо? - без всякого интереса спросил он.
- От женщины. Но она предупредила меня, сказав, что когда вы его прочтете, то поймете от кого оно.
- Но сейчас у меня совсем нет времени, - безвольным голосом ответил хозяин дома.
- Пожалуйста, она очень просила меня, а я прошу вас. Только ради ее просьбы я и согласилась прийти к вам, - взмолилась гостья.
- Ну, хорошо, - голосом, лишенным какой бы то ни было силы, согласился мужчина, и добавил:
- Только пройдите к камину, и грейтесь, пока я стану читать.
- Спасибо, но я не замерзла.
Он посмотрел на ее платье, мокрые волосы и сказал:
- И все же, вам придется пройти к камину. Не у поро-га же будете стоять, тем более что это будет выглядеть просто невежливо с моей стороны. Проходите, а иначе читать не буду, - настоял хозяин дома.
Только природная доброта и вежливость заставили его добавить в голос металлические нотки, которые способствовали его успеху на протяжении жизни.
Убедившись, что девушка приняла его приглашение, он быстрым шагом вернулся к окну и с сожалением увидел, что солнце уже скрылось за горизонт и лишь его прощальные лучи все еще возносятся в красноватое небо.
Уход солнца настолько ухудшил его настроение, что он невольно смял рукой конверт, и только когда он взгля-нул на девушку, греющую у камина руки, и она ответила ему взглядом голубых, с солнечным блеском глаз, то черты его лица несколько смягчились и он, сев в кресло, стал читать письмо:
Ты ушел, и следом за тобой ушло все: земля, солнце, небо, ушла сама жизнь. И нет в мире такой силы, которая могла бы все это вернуть, нет и нет - возвратить все это можешь лишь ты один.
Поверь, я пыталась пойти за тобой, но не могла, что-то, какая-то непонятная сила держит меня и не пус-кает к тебе. У меня такое впечатление, словно нас разде-лила невидимая стена, через которую невозможно пройти, перепрыгнуть или обойти.
Когда ты рядом со мной, я могу тебя обнять, поце-ловать, но я знаю, что это не ты, а лишь твоя физическая оболочка. Потому что твоя душа в это время находится далеко-далеко от меня, и вдали от того места, где нахо-димся мы с тобой. И мне уже не вернуть тебя; такое впе-чатление, словно ты находишься в другом измерении, и для того, чтобы попасть туда, мне необходимо пройти тот же путь что и ты.
Я не знаю, смогу ли я это сделать, но зато знаю дру-гое, что я должна его пройти. Я хочу, очень хочу быть ря-дом с тобою, и я сделаю то, что мне сейчас кажется та-ким невозможным.
Да, мне необходимо сделать очень многое, прежде чем я буду с тобою рядом. Но я пойду за тобой, след в след, пойду, чего бы мне это не стоило. Потому что ты будешь моим солнцем, моей путеводной звездой. Я люблю тебя, и рано или поздно, но мы будем вместе.
Никто, ни ты, ни я не виноват в том, что ты жи-вешь в одном мире, а я в другом. В том, что у нас разные запросы, потребности, мысли, желания. И как ты не смо-жешь жить в моем мире, так и я в том, в котором жи-вешь ты.
Живи в своем мире, ибо он лучше, добрее и чище, и в конце концов, я перейду в него. Только ты подожди меня, ну хоть немного. И прошу, дай мне надежду, прошу тебя, я умоляю, пожалуйста.
Но еще больше, я очень, и очень прошу тебя: люби-мый, живи в том мире, в котором ты живешь сейчас, по-тому что в другом, тебя никто не будет понимать. Им просто не понять, что ты лучший из людей, что им до тебя еще расти и расти. Ты не сможешь жить в том мире, где живут все люди. Твоя душа будет разрываться на части, потому что ты захочешь помочь всем людям, сделать их счастливыми. А это сделать в их мире, невозможно.
Твоей душе необходим простор, воздух, ей здесь слишком тесно, и она может задохнуться. Днем и ночью ты не найдешь себе покоя, тебе всех нас будет жаль, но ты ничем не сможешь нам помочь и это будет приносить твоей душе невыносимую боль, ибо каждый землянин воз-вращается к Богу только своей дорогой. Но ты все равно будешь заботиться о нас и жалеть, как неразумных малых детей, ты не сможешь по-иному.
Оставаясь в этом мире, ты каждый день будешь ви-деть богатых и бедных, войны, холод и голод. Людей умерших от истощения и голода, в то время как другие купаются в роскоши. И видя все это, и осознавая, что это вечно и незыблемо, ты сойдешь с ума от сознания того, что этот мир не изменить никому.
Ведь ты же лучше меня знаешь, что все земляне считают, что все так и должно быть, и они лишь, поэто-му не сходят с ума, когда видят всю страшную нелепость этого материального мира. А ты знаешь, что можно всем людям Земли быть счастливыми, но они этого не хотят, или не могут, а потому ты не выдержишь...
Для меня и всех остальных, это все естественно и обыденно. Что стреляют, убивают, сжигают, разруша-ют, глумятся и безумствуют. Мы уже привыкли ко всему плохому, что есть в этом мире, привыкли и смирились. А ты нет, ты из той породы людей, которые пришли на Землю с неистребимой верой, надеждой и любовью в сол-нечный рассвет.
Но я люблю тебя, а потому и не хочу, чтобы ты воз-ненавидел меня за то, что и я частица этого мира, за то, что я одна из тех людей, которые смотрят в землю, а не на небо. За то, что я думаю и делаю то же самое, что и все остальные люди.
Но я покину этот мир, и приду к тебе. Я хочу к тебе, хочу быть с тобой, всегда, вечно.
Прошу, подожди меня. Навеки твоя...
"Поздно" - подумал он. "До безумия поздно, еще год назад, получи я подобное письмо, я стал бы счастливейшим из всех живших и живущих на земле. Год назад я еще мог жить, я не мог любить женщину, но я мог хотя бы просто жить, ради нее".
Девушка, увидев, что хозяин дома окончил чтение, вопросительно взглянула на него. А он смотрел лишь на окно, за которым продолжал моросить осенний обложной дождь. Сумерки сгущались, а он тщетно пытался увидеть невидимое небо и солнце. Пытался увидеть вопреки здра-вому смыслу, потому что это было единственным, к чему он в этой жизни все еще инстинктивно стремился.
Девушка неслышно подошла к нему и дотронулась до его руки лежащей на подлокотнике кресла.
- Вы, ответ напишите? - робким голосом спросила она.
Ее очень смущал и удивлял этот странный, на ее взгляд, мужчина. Она не могла понять, что в нем необычного, точно так же, как и мы не знаем, что особенного в космических пришельцах.
Но ее удивляло то, что он абсолютно, в отличие от других мужчин, не замечал не только ее молодости и красоты, но даже и ее присутствия. С подобным, в своей жизни, ей сталкиваться еще не приходилось.
- Что, Вы что-то спросили? - с некоторой задержкой спросил он.
- Письмо, вам нужно написать ответ, - напомнила де-вушка.
- Ах, да, письмо, но я не смогу его написать. Пожа-луйста, передайте на словах - поздно.
- Поздно? - удивилась синие глаза.
- Да, поздно, - спокойно подтвердил Марьин. А спустя миг, пояснил:
- Я, умер.
- Умер?! - воскликнула девушка. - Как умер, вы что, хотите умереть, покончить с собой? - уточнила она.
- Нет, я живу, и, возможно, проживу еще какой то пе-риод времени. Но меня уже нет, нет на этом свете, - разъяснил он бесцветным голосом.
Девушка посмотрела в его синие безжизненные глаза и ужаснулась: они смотрели прямо, почти в упор, и не ви-дели её. А когда Марьин встал и, опустив голову, еле пере-двигая при этом ноги, пошел к окну, то у нее, от невыноси-мой жалости, защемило сердце. Она увидела перед собой смертельно больного человека, нет, не увидела, а поняла.
Девушка не знала, чем именно он болен. Да это было и не столь важно, просто ей очень хотелось помочь ему и этим, хотя бы частично, облегчить страдания. И поняв, что, находясь у окна, он тщетно пытается что-то разглядеть сквозь дождь и усиливающиеся сумерки, она робко сделала шаг к нему.
Ей хотелось дотронуться до его руки, погладить, и сказать этому человеку что-нибудь теплое и нежное. Ска-зать то, что она еще никому не говорила в своей жизни.
Но девушка не смогла сделать следующий шаг, что-то остановило ее, и она в нерешительности осталась стоять на месте. В то время как мысленно уже говорила ему то, что собиралась произнести вслух.
То, что завтра дождь окончится и будет светить яркое теплое солнце, что жизнь прекрасна несмотря ни на что, и что в мире властвует любовь, что смерти нет, а жизнь вечна. Но ничего этого она не сказала. Не смогла произнести слова, которые несмотря на то, что они шли из глубины ее души, несмотря на то, что они были правдивы и чисты, они все равно прозвучали бы кощунственно и явились святотатством. А потому девушка произнесла их про себя, и сделала правильно; у постели умирающего человека никогда не звучит музыка и оптимистические слова. Возле него всегда молчание и скорбь.
А вокруг стояло Безмолвие, тихое, тихое и когда слу-чается такое, то люди или молчат, потому что не могут го-ворить, или плачут. По той причине, что подобное Безмол-вие образуется лишь вокруг очень одиноких людей, одино-ких духовно.
За окном усиливалось присутствие ночи, и девушке пора было возвращаться домой. Но она не могла, вот так просто, покинуть этот дом, и оставить человека. Что-то держало ее, заставляя стоять на одном месте.
Девушка ни о чем не думала, ей было просто, чисто по-человечески жаль его. Что-то, или кто-то, говорил ей, приказывал, просил, умолял остаться с ним и тем самым помочь ему.
А вокруг по-прежнему стояла скорбная плачущая ти-шина. Молчали даже часы, не было слышно ничего и нико-го. Девушка все так же стояла на одном месте и не могла решиться на какое-нибудь действие: ни подойти к мужчине, и ни покинуть его.
А Марьин..., Марьин по-прежнему стоял у окна, ни о чем не думая и не замечая девушку. Более того, он даже забыл о ней, о том, что она заходила в его дом. Ему казалось, что уже вечность не видел никого из людей, и что давным-давно ни у кого не был. И к нему, по крайней мере, несколько месяцев никто не заходил.
Марьин стоял, а в это время, из глубины его души, начал подниматься жгучий ком, и у него начало першить в горле. Из последних сил он стал его удерживать, стараясь не выпустить из себя, но ком все рос и рос, жжение стано-вилось с каждой секундой все невыносимее и не в силах далее хранить эту жгучую боль в себе, он заплакал.
Заплакал тихо и молча, без слез - плакала его душа. Затем его тело обмякло и он стал плакать сильнее и силь-нее, пока его плач не перешел в рыдания.
За годы, долгие и долгие годы, он плакал впервые, впервые с того времени, когда умер его отец.
Он плакал горько и безутешно, вздрагивая всем те-лом. И не в силах более бороться с чем бы то ни было, вы-мотанный и обессиленный до предела, он бросился на ди-ван, закрыл голову подушкой и закусил край одеяла, зубами стараясь заглушить рыдания.
Это был сплошной стон души. Он бил руками по ди-вану, крутился, вертелся, стонал и прятал без конца голову под подушку.
Зрелище было страшным, и в нем было так много безысходной боли, тоски и отчаяния, что девушка не вы-держала и бросилась к нему. По ее щекам текли слезы, пе-лена застилала ей глаза, она ничего не видела глазами, но зато все чувствовало ее сердце.
Девушка гладила его голову, и что-то говорила при этом, бессвязно и путано. А он, ничего не слышал и не ви-дел, он плакал, плакал и плакал. И ему было все равно, что о нем подумают, и как он выглядит со стороны. Он плакал потому, что не мог долее не плакать.
И он плакал, а перед его взором, мимолетными виде-ниями проносилась вся его жизнь, хорошая и плохая. То он видел себя белокурым мальчиком, беззаботно бегающим по горам, полям, или купающимся в речке. То видел себя уже несколько повзрослевшим на сенокосе, с отцом и матерью. Вечера и ночи, которые он провел с друзьями, охраняя коней. Видел первую свою влюбленность, первую женщину, рождение первенца, развод с женой, смерть отца, крушение любви и годы полного одиночества.
И он плакал, оплакивая все это и понимая, что все это осталось в далеком и безвозвратном прошлом. Понимая, что это ему уже никогда не вернуть. Не вернуть то самое время, когда он был безмерно счастлив, время, когда он не знал, что это лучшие и самые счастливые годы его жизни.
И это был плач - по ушедшему детству, юности, плач по ушедшей любви и счастью. Он знал, что более в его жизни не будет счастья, а в его сердце не поселится лю-бовь.
Девушка лежала рядом с ним и прижимала его голову обеими руками к своей груди, не переставая при этом что-то, говорить и говорить без конца. И тут в его душе что-то изменилось, что-то разошлось, и он торопливо, боясь что, не успеет все рассказать, стал повествовать ей, совершенно незнакомому человеку, о своей жизни.
Говорил все, как на исповеди, ничего не скрывая, не утаивая. И она слушала его, молча, не прерывая, давая ему возможность выговориться до конца, и не переставая при этом гладить его голову.
То, о чем он не говорил никогда и никому в своей жизни, то, что годами мертвым грузом лежало в его душе, то, о чем он не мог поведать даже священнику, он расска-зывал ей, случайному человеку - словно она была послан-ником небес.
И то, о чем он говорил, не витало над ними подобно облаку, а рассасывалось, и расходилось в никуда, как ту-ман. Что-то невидимое поглощало ту энергию, которая ис-ходила от него, забирало то, что не давало ему жить, то, с чем он не мог более идти по жизни. И эта девушка, в синих глазах которой горел огонь жизни, явилась той самой искрой, разжегшей пламя, очищавшее его душу.
И его душа становилась все легче и невесомее. А ко-гда она полностью освободилась от всего лишнего, и стала девственно чистой, как у новорожденного младенца, то он, впервые за долгие годы, заснул крепко и без сновидений - сном безгрешного ребенка.
А девушка..., девушка продолжала лежать рядом с ним и по-прежнему нежно гладить его голову. И у нее было удивительно хорошо на душе и в сердце, словно она сделала одно из самых важных дел в своей жизни.
Она даже и не подозревала, что ей от Бога был дан величайший дар - понимать и любить людей. И она лишь смутно догадывалась, что ей только что удалось спасти этого человека, вернуть любовь к жизни, веру, надежду, а значит и способность любить.
И девушка лежала, не шевелясь, в одном и том же по-ложении, и боясь нарушить сон незнакомого, но близкого ей человека. В ее голубых глазах, в которых горел огонек жизни, светилась материнская любовь к человеку, который был вдвое старше ее.
И лишь под самое утро она позволила себе заснуть.