Семидесятилетию Сталинградской битвы посвящается.
Харьковская операция 1942-го года в истории Великой Отечественной войны занимает особое место. При знакомстве с ее материалами не покидает ощущение, что наступление Красной Армии зимой 1941-го года кого-то на Западе очень сильно напугало. Что этот кто-то, будучи достаточно влиятельным и обладающим полнотой информации, понял, что ход событий пошел не так, как было планировано. Изначальные планы строились на основании картин боев Первой Мировой войны. Напомним, тогда блицкриг 1914-го года привел немецких солдат к стенам Парижа. Затем случилось «чудо» на Марне, и враг был остановлен и отброшен. А стороны втянулись в четырехлетние позиционные бои на взаимное уничтожение.
И в России с первых дней война развивалась вроде так же, но… Почти сразу кого-то насторожила блестяще проведенная операция по эвакуации промышленности на восток. Не до, не после, ни одна страна мира не продемонстрировала столь высокой организованности и скорости, с которой сталинский СССР переместил свой промышленный потенциал за тысячи километров от своего прежнего расположения. В самом начале войны, когда германский вермахт неудержимым потоком несся по территории России, снося все перед собой, вряд ли кто мог предположить, что уже в феврале 1942-го года на фронт пойдут эшелоны с танками, пушками и самолетами, изготовленными на перемещенных заводах.
Как и предполагалось по сценарию, потом последовало контрнаступление под Москвой. Пусть оно не отвечало высшим образцам военного искусства. Но ошеломляла решимость и ярость, с которой шло наступление. Вроде полностью разгромленная Красная Армия вдруг возродилась и как легендарная птица Феникс нанесла тяжелейший удар по якобы непобедимому вермахту. Сам Гитлер, пришел в неистовость. «Стоять! Стоять! Стоять!» – кричал он на своих готовых уже бежать, бросая все и вся, генералов. Только так немецкая армия избежала судьбы Великой армии Наполеона. Он, фюрер, прекрасно понимал, что отступление слишком часто превращается в бегство, за которым следует разгром. Недаром в вермахте медаль «за зиму 1941-42-го года» была приравнена к Железному Кресту.
Но особо тяжелой гирей на душу этого кого-то стали сведения о создании Сталиным в глубоком тылу, между Тулой, Воронежем, Сталинградом и Саратовым мощного инкубатора стратегических резервов в составе десяти общевойсковых армий и двадцати танковых корпусов. Ему стало очевидным, если пустить все на самотек, то война может окончиться значительно раньше, чем было запланировано. Надо было предпринимать что-то кардинальное.
Известно, что «кому война, а кому – мать родная». Очевидно, для вот этих, кому мать родная, вложивших в развязывание войны огромные средства, каждый день войны – это миллионы и миллиарды прибылей. Поэтому их не устраивала окончательная победа Гитлера, точно так же как и окончательная победа СССР. Как сказал небезызвестный Гарри Трумэн: «If we see that Germany is winning we ought to help Russia and if Russia is winning we ought to help Germany, and that way let them kill as many as possible, although I don’t want to see Hitler victorious under any circumstances. Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, нам следует помогать России, если будет выигрывать Россия, нам следует помогать Германии, и пусть они как можно больше убивают друг друга, хотя мне не хочется ни при каких условиях видеть Гитлера в победителях» [Гарри Трумэн "New York Times", 24.07.1941].
В Хрущевские времена для объяснения успехов вермахта в начале 1942-го года, общественности было рассказано:
«Ставка признавала возможность наступления немецкой армии на юге, однако считала, что противник, державший крупную группировку своих войск в непосредственной близости к Москве, вероятнее всего нанесет главный удар не в сторону Сталинграда и Кавказа, а во фланг центральной группировке Красной Армии с целью овладения Москвой и центральным промышленным районом.
Неправильное определение советским Верховным Главнокомандованием (читай Сталиным, Н.Л.) направления главного удара противника на первом этапе летней кампании привело к стратегически ошибочным решениям. Вместо концентрации сил в полосе действий Юго-Западного и Южного фронтов и создание на левом фланге советско-германского фронта непреодолимой для врага глубоко эшелонированной обороны Ставка продолжала укреплять центральный участок фронта и усиливать Брянский фронт, войска которого группировались на правом крыле, прикрывавшем направление на Москву через Тулу». [История ВОВ СС 1941-1945, Т. 2, Воениздат, М. 1963, С.404]
Итак, все перевернуто с ног на голову. Подготовка стратегических резервов выдана за усиление Брянского фронта. Проведение активных операций против немецких групп армий «Север» под Ленинградом, и «Центр» на Ржевско-Вяземском участке, связывающих крупные силы противника в ходе всего периода боевых действий 1942-го года и не позволившие в самые критические моменты перебрасывать на юг подкрепления, подается как обеспечение стратегической обороны Москвы. Но главное, за скобки выводится трагическая Харьковская операция. А если быть точным, она приравнивается к неудачами под Демьянском и в Крыму, хотя очевиден ее совершенно другой порядок. Там неудачи, а здесь катастрофа, резко ослабившая весь южный фланг советско-германского фронта и по своим результатам очень напоминавшая июньско-июльские дни 1941-го года – немцы оказались у стен Сталинграда и в предгорьях Кавказа, а война затянулась на лишний год.
По поводу Харьковской операции хрущевские историки пишут:
«Неудача наступления советских войск на харьковском направлении объясняется следующими основными причинами:
Советское Верховное Главнокомандование и руководство Генерального Штаба, несмотря на явные признаки подготовки немецко-фашистким командованием крупного наступления на юге, ошибочно ожидало возобновления противником уже на первом этапе летней кампании основных операций на московском направлении и поэтому не уделили необходимого внимания укреплению положения советских войск на Юго-Западном и Южном фронтах.
Утвердив план наступления Юго-Западного фронта на харьковском направлении, Ставка (читай Сталин, Н.Л.) не обеспечила это наступление достаточными силами и средствами. К тому же сам замысел Харьковской операции был неудачен. Нельзя было, располагая ограниченными силами, начинать крупную операцию нанесением главного удара из оперативного «мешка», каким являлся барвенковский плацдарм». [История ВОВ СС 1941-1945, Т. 2, Воениздат, М. 1963, С. 415]
В этих заявлениях действительность искажена до неузнаваемости. Более или менее действительную картину дает Жуков, который вспоминает, что на совещании, состоявшемся в конце марта 1942-го года, «Верховный (читай Сталин, Н.Л.) согласился с Генеральным штабом, который решительно возражал против проведения крупной наступательной операции группы советских фронтов под Харьковом». Однако, уступая настояниям Тимошенко, как, никак маршал, и Хрущева, все-таки член Политбюро, он дал разрешение «на проведение силами юго-западного направления частной наступательной операции». [Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2, М.: Олма-Пресс, 2002. С.62] А.М. Василевский уточняет: «Б. М. Шапошников, (читай Генштаб, Н.Л.) учитывая рискованность наступления из оперативного мешка, каким являлся Барвенковский выступ для войск Юго-Западного фронта, предназначавшихся для этой операции, внес предложение воздержаться от ее проведения. Однако командование направления продолжало настаивать на своем предложении и заверило Сталина в полном успехе операции. Он дал разрешение на ее проведение и приказал Генштабу считать операцию внутренним делом направления и ни в какие вопросы по ней не вмешиваться». [Василевский А.М. Дело всей жизни. М.: Политиздат, 1978. С. 194]
Наступление началось 12-го мая. Вначале оно развивалось успешно, но уже 17-го немецкий генерал фон Клейст нанес контрудар в тыл нашим наступающим войскам. Катастрофы можно было еще избежать, если бы наступление прекратилось, а войска развернулись для парирования нанесенного удара. Но Тимошенко с Хрущевым вновь заверили Ставку, что операция идет вполне по плану и ничего угрожающего не происходит. Версия о якобы тревожных сигналах поступавших от Военных советов Южного и Юго-Западного фронтов полностью опровергается Жуковым, который категорично заявляет: «Хорошо помню, что Верховный (по телефону, Н.Л.) предлагал С. К. Тимошенко прекратить наступление и повернуть основные силы барвенковской группы против краматорской группировки противника.
С. К. Тимошенко доложил, что Военный совет считает опасность краматорской группы явно преувеличенной и, следовательно, наступательную операцию прекращать нет оснований.
К вечеру 18 мая состоялся разговор по тому же вопросу с членом Военного совета фронта Н. С. Хрущевым, который высказал такие же соображения, что и командование Юго-Западного фронта: опасность со стороны краматорской группы противника сильно преувеличена и нет оснований прекращать операцию. Ссылаясь на эти доклады Военного совета Юго-Западного фронта о необходимости продолжения наступления, Верховный отклонил соображения Генштаба». И далее: «Я это свидетельствую потому, что лично присутствовал при переговорах Верховного». [Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2, М.: Олма-Пресс, 2002. С.64]
В плане понимания сложившейся тогда ситуации представляет большой интерес Директива Верховного Главнокомандующего № 170464 от 26 июня 1942 г. Вот ее фрагмент:
«Тов. Баграмян не удовлетворяет Ставку не только как начальник штаба, призванный укреплять связь и руководство армиями, но не удовлетворяет Ставку даже и как простой информатор, обязанный честно и правдиво сообщать в Ставку о положении на фронте. Более того, тов. Баграмян оказался неспособным извлечь урок из той катастрофы, которая разразилась на Юго-Западном фронте. В течение каких-либо трех недель Юго-Западный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18—20 дивизий.
Эта катастрофа, которая по своим пагубным результатам равносильна катастрофе с Реннекампфом и Самсоновым в Восточной Пруссии (намек на 1914 год, Н.Л.). После всего случившегося тов. Баграмян мог бы при желании извлечь урок и научиться чему-либо. К сожалению, этого пока не видно. Теперь, как и до катастрофы, связь штаба с армиями остается неудовлетворительной, информация недоброкачественная, приказы даются армиям с запозданием, отвод частей происходит также с опозданием, в результате чего наши полки и дивизии попадают в окружение теперь так же, как и две недели тому назад.
Понятно, что дело здесь не только в тов. Баграмяне. Речь идет также об ошибках всех членов Военного совета и прежде всего тов. Тимошенко и тов. Хрущева. Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе — с потерей 18—20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто».
[ЦАМО. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 107. Л. 199—203].
И так, на лицо тягчайшее воинское преступление – осознанное введение в заблуждение своего непосредственного командования. Это преступление карается в условиях военного времени отдачей под трибунал. Но отдать под трибунал своего предшественника на посту наркома обороны, а вместе с ним члена Политбюро, и это в условиях разразившейся катастрофы? Сталин слишком хорошо знал историю и понимал, какую зловещую роль в исходе битвы при Ватерлоо и судьбе самого Наполеона сыграло недоверие солдат к его маршалам и генералам. Как тут не вспомнить знаменитое высказывание Сталина о том, что «других генералов у меня для вас нет». То есть, надо уметь воевать с теми, кто есть в наличие. Обратим внимание, что во время войны через командование фронтами прошло около двух десятков человек, и лишь один Константин Константинович Рокоссовский как был назначен на этот пост, так и оставался на нем до конца войны.
Таким образом, хрущевские историки, описывая харьковскую трагедию, наводили «тень на плетень» в попытке обелить ее истинных организаторов командующего Юго-Западным направлением Тимошенко, его начальника штаба Баграмяна и члена Военного Совета направления Хрущева. Пройдет всего два дня после отдания указанной директивы и страна смогла во всей полноте оценить услугу, которую оказала немцам, а так же стоящими за ними кругам, эта «великолепная тройка». Но это еще не все. Зловеще выглядит и простое совпадение дат – в мае 1942-го года устраивается побоище под Харьковым, и, практически, тут же, в начале июня Черчилль дает добро на разгром арктического конвоя PQ-17, сформированного в Исландии для доставки стратегических материалов и оружия для СССР. Получается, что страну душили скоординировано: одни изнутри, другие извне. Сказанного достаточно, чтобы утверждать: не будь Харькова, не дошли бы немцы до Сталинграда, а ход войны был бы другим, не столь кровавым.
Ведь вот то, что готовилось. 28-го июня 1942-го года, взяв месяц паузы после Харькова, немецкая 4-ой танковая армия генерала Гота совершила прорыв Брянского фронта, ведя наступление с выходом к Дону в районе Воронежа. Через два дня после этого, 30-го июня 1942-го года, немного южнее перешла в наступление 6-ая армия Паулюса уже в направлении Сталинграда. Общее руководство обоими армиями, составившими группу армий «Б», осуществлял фельдмаршал фон Бок. А еще чуть позже перешли в наступление на Ростов войска группы «А» фельдмаршала Листа в составе 1-ой танковой и 17-ой полевой армий. Так обозначился стратегический план гитлеровского командования по разгрому всего ослабленного харьковской трагедией южного крыла советского фронта.
Этот план пред¬усматривал мощное наступление на Воронеж, уничтожение советских сил в большой излучине Дона, выход к Волге и взятие Сталинграда, дабы в дальнейшем направить основную массу привлеченных войск на за¬хват нефтяных промыслов Кавказа. На первом этапе Воронежу и Сталинграду уделялось особое внимание, так как их захват и создание в них опорных пунктов позволяло развернуть по реке Дон мощный естественный оборонительный рубеж, под прикрытием которого, можно было смело проводить операции на Кавказе и Закавказье. Вот почему Гитлер столь упорно требовал от своих генералов очищения от русских войск волжского правобережья у Сталинграда и почему ряд соединений 4-ой танковой армии генерала Гота, вроде бы начавшей передислоцироваться на Кавказ, вынуждены были по приказу фюрера вернуться и надолго застрять на Волге.
Здесь уместно заметить, что ОУН, организация украинских националистов, существовала с середины 30-годов под непосредственным патронажем Абвера, немецкой военной разведки, и лично адмирала Канариса. Ее мечтой было провозглашение самостийной Украины «от Сана до Кавказа» с границами по Волге и Дону [Микола Міхновський. «Самостійна Україна»]. А это удивительнейшим образом совпало с территориальными планами Гитлера на летнюю кампанию 1942-го года. Сейчас уже трудно сказать, готовился ли к своему созданию новый протекторат, самостийная Украина в границах украинских националистов, или фюрер блефовал, заманивания самостийников своими обещаниями.
А теперь присмотримся внимательно к событиям 1936-го – 1938-го годов, годам так называемого «Большого террора» или, по-другому, «ежовщины». Это было время, когда английская разведка организовала массовый «слив» своей отработанной и уже неспособной ни к чему агентуры влияния. Большую помощь Сталину по подбору обвинительных документов на Каменева, Зиновьева, Бухарина, Рыкова и прочих оказал сам Троцкий. Он, не еже сумятясь, все присылаемые от этих людей материалы открытым текстом перепечатывал на Западе в открытой печати. Чего стоил его своеобразный некролог осужденным: «Десять лет они качались между жизнью и смертью, сперва в политическом смысле, затем в моральном, и, наконец, в физическом». Как всякие оппозиционеры они были чрезвычайно говорливы, и вечно интриговали как против существующей власти, так и друг против друга, не брезгуя доносами в НКВД. Они засветились почти со всеми разведками мира: немецкой, японской, польской, французской, турецкой и так далее, то есть в любой, способной хоть что-то заплатить за предоставляемую ими информацию. Хотя круг их источников уже был исчерпан, а предоставляемая ими информация имела запах протухшего сыра.
Сливать отработанную, а тем более ненадежную агентуру, прием всех разведок мира, но… Все, кто имеет дело с англичанами, должен отдавать себе отчет, что, во-первых, они всегда и всюду придерживаются принципа, озвученного еще Пальмерстоном в 1858 г: «We have no eternal allies and we have no permanent enemies; eternal and constant our interests. У нас нет вечных союзников и у нас нет постоянных врагов; вечны и постоянны наши интересы». То есть, эти джельтельмены всегда были хозяева своего слова. Как дали обещание, так и взяли его обратно. А откровенное предательство, в которых их, на протяжении веков, постоянно уличали, с их точки зрения, является чисто английским достоинством. Второе, будучи страной небольшой, Англия, для защиты своих распространяющихся на весь мир интересов, всегда придерживалась идеи balance of power, баланса сил. То есть, предотвращая чье либо чужое доминирование, она всегда стремилась действовать на опережение. Достаточно кому-то на европейском континенте проявить силу, даже не проявляющей к Англии враждебных намерений, она тут же шла на создание равного ему по силам соперника. И, наконец, третье, для англичан являются аксиомой слова из пьесы Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе»: «Der Mohr hat seine Schuldigkeit getan; der Mohr kann gehen», что с немецкого означает, если «мавр сделал своё дело, мавр должен уйти».
Следуя своим принципам, британцы тщательно отслеживали политические процессы, происходящие у традиционного их противника, России. Хотя Троцкий, этот ставленник Варбургов, Шиффов, Морганов и прочих американских финансовых воротил, их явно не устраивал, но боясь вызвать гнев этих магнатов, они в русскую сумятицу лезли чрезвычайно аккуратно, ограничиваясь небольшой поддержкой вечно колеблющейся группировки Каменева, Зиновьева, Бухарина. С осторожностью они встретили появление и выдвижение на лидирующие позиции Сталина, учитывая его патриотический и государственнический настрой. Им даже импонировала идеологическая и политическая победа Сталина над Троцким. Но, следуя своим принципам (balance of power), они стали готовить в Европе ему в противовес – Гитлера. Тем самым, эти всемирные профессиональные грабители мира, эти предатели и поджигатели кровавых воин вновь попали в свою стихию. У них появилась возможность распалить Версальское перемирие во всемирный костер, а заодно поджарить на нем свои «каштанчики».
Отношение британцев к Америке напоминает старинную детскую сказку об умном карлике и его могучем, но глупом брате. Лондон, с их точки зрения, это и есть умный карлик, а США – богатый, но глупый, мировой громила, любитель поиграть своими могучими мускулами. Используя этноязыковую близость, и дергая при этом за тонкие, едва различимые веревочки, англичане всегда пытаются направлять действия американцев так, чтобы основные дивиденды от устраиваемых ими погромов доставались именно им. Об этом достаточно красноречиво пишет известный американский политик Линдон Ларуш.
Но не всегда у них все получается. Так, например, 14-го августа 1941-го года У. Черчилль вынужден был подписать «Атлантическую Хартию», одним из важнейших пунктов которого был роспуск Британской Империи. Но уже в конце войны, когда к ужасу британцев на горизонте явно замаячил американо-советский альянс, британцы сорвали его, заодно отомстив Ф. Рузвельту. Они досрочно отправили его в «лучший мир», а на его место посадили, Трумэна, пробритански настроенного невзрачного адвокатишку из захолустного Арканзаса. Именно с его помощью Черчилль и начал «холодную войну». С тех пор британцы ставили перед собой в качестве главной задачи не допущение к власти американских патриотов. Не по тому ли были уничтожены такие как Джон и Роберт Кеннеди, Ричард Никсон.
Правда, к нашему рассказу все это имеет слабое отношение.
Для достижения своих целей на германском направлении британцы на свои деньги привели к власти Гитлера, «умиротворили» его, сдав с необыкновенной легкостью и с помощью подковерных интриг Австрию, Чехословакию, Польшу, а напоследок и Францию. На их же деньги Германия была перевооружена и натравлена на Россию. Чего только стоят слова Черчилля, сказанные им во время войны, что, мол, его совсем не волнуют разговоры, что он собирается воевать до последнего русского солдата. Его, как премьер-министра, волновало другое. Чтобы британская финансовая братия, прежде всего королевский дом Виндзоров и их банкиры, не потеряла бы своих доходов, и чтобы война не закончилась раньше, чем это необходимо для олигархов.
На русском направлении, британцы, замыслив стравливание Германии и России, ставку сделали на Сталина, так как почувствовали его силу как руководителя и организатора, способного успешно противостоять не только Троцкому, но и Гитлеру. А это значит, что длительность войны была обеспечена. В реализацию сделанной ставки, они тут же преступили к выполнению крупной замысловатой комбинации. Ее общая суть заключалась в списании уже вконец им обрыдшей, вечно ноющей и клянчившей подачек то у них самих, то у немцев, то у французов бывшей «ленинской гвардии», с использование своих немецких связей в лице Канариса, а через него, немецкие связи с ОГПУ и НКВД, с Ягодой, Ежовым, Фриновским. Большая роль отводилась так же прямым связям с группой первых секретарей обкомов, таких как Эйхе, Кабаков, Постышев, Косиор, Чубарь. Списанию подлежала так же группа военных заговорщиков Тухачевский, Якир, Гамарник, связанных с немецкими генералами фон Бломбергом и фон Фричем. В результате организованной чистки все перечисленные были уничтожены, а сама чистка, как и было задумано, превратилась в кровавую вакханалию, дабы посильнее забрызгать кровью самого Сталина и его окружение. С тех пор и гуляет по всему миру миф о нем как о параноике и «кровавом тиране», старательно раздуваемый подвластными британцам средствами массовой дезинформации.
И вот здесь мы подошли к самому главному в нашем рассказе. Англию, Альбион, недаром называют туманным. Британцы не те люди, чтобы убирая уже ненужных им агентов влияния, не оставить других, еще не засвеченных, хорошо законспирированных, более хитрых и пронырливых. Кто? Как сказано в Евангелии [Матфей 7.20] «Итак по плодам их узнаете их».
С.К. Тимошенко, первого из трех главных авторов харьковской трагедии, в качестве агента и заговорщика необходимо исключить. После произошедшего, он оказался на второстепенных ролях. Свою честность Тимошенко доказал хотя бы тем, что в послевоенных политических играх не участвовал и мемуаров не оставил. Даже тогда, когда Жуков на всю страну заявил, что это он «привел немцев к Сталинграду», он остался глух и промолчал.
И.Х. Баграмян, вероятно, так же не подходит на роль агента и заговорщика. После убийственной характеристики данной ему Сталиным, Иван Христофорович неплохо командовал армиями, фронтом, и даже стал маршалом. В своих мемуарах старался быть честным и свою роль в Победе особо не выпячивал. Да и вообще, чтобы оказаться среди заговорщиков, вовсе не обязательно быть самому заговорщиком. Достаточно быть невеликим умом и обладать какой-либо слабостью. Например, быть честолюбцем, властолюбцем, сластолюбцем, да и просто карьеристом. Важно, чтобы рядом находился человек готовый потакать этой слабости, а заодно исподволь подсказывающий, что и как делать.
Так мы приходим к нашему «дорогому» Никите Сергеевичу Хрущеву.
Троцкий, получивший для проезда в Россию в 1917-м году американский паспорт из рук самого президента Вудро Вильсона, а деньги на революцию – от Варбурга, того самого, который создал в 1918-м году «Совет по международным отношениям» (Council on Foreign Relations CFR), предтечу Трехсторонней комиссии, Бальдербергского клуба и прочих подобных организаций, смотрел сквозь пальцы на контакты своих сторонников с английской и немецкой разведками. Может даже и подталкивал их к этому. Немцы же, не будь дураками, заостряли свое особое внимание на троцкистах-националистах, прежде всего украинских. Обратимся к материалам процесса правотроцкистского блока Бухарина, Рыкова и др. На утреннем заседании 2 марта 1938-го года А.Я. Вышинский зачитывал показания некого Гринько, бывшего наркома финансов СССР:
«В конце 1932 года я (то есть он, Гринько, Н.Л.), на почве моей националистической работы, вступил в изменническую связь с г-ном N (германский шпион Норден, Н.Л.) Мы встречались с ним в моем служебном кабинете, куда г-н N являлся по делам германской концессии». И далее: «Во второй половине 1933 года г-н N мне прямо сказал, что германские фашисты хотят сотрудничать с украинскими националистами по украинскому вопросу. Я ответил г-ну N согласием на сотрудничество».
А на вечернем заседании того же дня уже сам Гринько дополняет свои показания:
Постепенно расширяя свои связи с правотроцкистским центром и знакомясь с его участниками, я составил себе в начале 1934 года представление о том, что из себя представлял правотроцкистский центр.
На основании ряда разговоров, связей и заданий, которые давались Рыковым, Бухариным, Гамарником, Розенгольцем, Яковлевым, Антиповым, Рудзутаком, Ягодой, Варейкисом и целым рядом других людей, для меня стало ясным, что правотроцкистский центр в это время базировался, главным образом, на военной помощи агрессоров. Это было общей позицией и для троцкистов, и для правых, и для националистических организаций, в частности для украинской националистической организации. Это означало: подрыв оборонной мощи Советского Союза, подрывную работу в армии и оборонной промышленности; открытие фронта в случае войны и провокацию этой войны; это означало расширение связи с агрессивными антисоветскими элементами за границей; это означало согласие на расчленение СССР и на компенсацию агрессоров за счет окраинных территорий СССР» [Стенограмма 2-го марта 1938 года].
Был ли Хрущев троцкистом? Несомненно, несмотря на все его старания отмазаться от этого факта. В середине 20-х годов он, будучи одним из партийных руководителей в Юзовке (ныне Донецк) вполне официально поддержал троцкистскую оппозицию. Ни для кого не является секретом, что во время нахождения у власти он проводил откровенно троцкистскую программу. Здесь и ускоренная «пролетаризация» страны, разгон МТС, преобразование колхозов в совхозы, изъятие у крестьян приусадебных участков, гонения на православную церковь, уничтожение «неперспективных» деревень, перевод на хозрасчет хозяйственной деятельности предприятий, приведший к банкротству ряда важнейших отраслей народного хозяйства и к прекращению выполнения многих государственно важных проектов, таких как строительство железнодорожных магистралей, крупных промышленных предприятий и объектов. При нем началась массовая безосновательная реабилитация большинства троцкистов осужденных в 1936 – 1938 годах. Но в первую очередь были реабилитированы такие страшные палачи, главные организаторы массовых репрессий как Эйхе, Косиор, Кабаков, Чубарь, Постышев и другие.
Был ли Хрущев украинским националистом? Несомненно. Достаточно указать крымскую эпопею. Имел ли Хрущев связи с международными финансовыми кругами или, как сейчас часто говорят, закулисой? Несомненно. Достаточно указать его активную переписку с такими видными ее деятелями как миллиардер Сайрус Итон и «физик-философ» Бертран Рассел, активными членами уже названного выше «Совета по международным отношениям». План сдачи войск Южного и Юго-Западного фронтов был замыслен, естественно, в Лондоне. Через Канариса и ему подшефных украинских троцкистов информация дошла до Хрущева, который принял сей замысел к исполнению. Канарис уведомил о намеченной операции и Гитлера. «Голубой» план, соответствующий апрельской директиве Гитлера №41, план наступления на юге, уточнился и конкретизировался не ранее завершения харьковской операции. Это доказывается временем доведения его деталей до высшего командования лишь в середине июня, в районе 17-20-го чисел. Отсюда и месячная оперативная пауза.
Урон, нанесенный Хрущевым Красной Армией, был огромен. Сотни тысяч убитых, раненых, попавших в плен. Неисчислимое количество уничтоженной техники. Был нанесен и огромный психологический удар. Далеко не все командиры Красной Армии смогли ровно выдержать его и не надломиться. Так, стал достоянием широкой известности следующий факт. 29-го июня в районе Горшечного, где располагался командный пункт командующего 40-й армии генерала Парсегова, появилась небольшая группа немецких танков. Возникла паника. Командующий потерял управление боевыми действиями и бежал вместе со своим штабом.
В том же плане необходимо рассматривать и ввод 5-й танковой армии в сражение с танками Гота. Генерал Лизюков, командующий этой армии, 4 июля получил директиву Ставки нанести контрудар с севера на юг, в общем направлении на Землянск, во фланг и в тыл группировки немецких войск, наступающих на Воронеж. Другими словами, ставилась задача сорвать переправу через Дон танков Гота. Для обеспечения успеха, армия была усилена 7-м танковым корпусом генерала Ротмистрова. К сожалению, операция была слабо подготовлена. И командующий фронтом генерал Голиков, и Генштаб, в лице Василевского, который был специально командирован на фронт для ввода армии в бой, под благовидными предлогами самоустранились. Вот что сообщает по этому поводу сам Александр Михайлович:
«По поручению Ставки мне пришлось срочно отправиться в район Ельца, чтобы ускорить ввод в сражение танковой армии... На рассвете 4 июля я прибыл на командный пункт фронта. Уточнив обстановку, выяснив, что можно было бы дополнительно привлечь из фронтовых войск к участию в контрударе, мы вместе с начальником штаба генерал-майором М. И. Казаковым направились на КП командующего 5-й танковой армией генерал-майора А. И. Лизюкова. Здесь, произведя вместе с командармом и начальником штаба фронта рекогносцировку, я уточнил задачу 5-й танковой армии: одновременным ударом всех ее сил западнее Дона перехватить коммуникации танковой группировки врага, прорвавшейся к Дону, и сорвать ее переправу через реку. С выходом в район Землянск — Хохол 5-я армия должна была помочь войскам левого фланга 40-й армии отойти на Воронеж через Горшечное, Старый Оскол.
В тот же день я получил указание Верховного Главнокомандующего не позднее утра 5 июля быть в Ставке в связи с тем, что осложнилась обстановка на правом крыле Юго-Западного фронта. [Василевский А.М. Дело всей жизни. М.: Политиздат, 1978. С. 202]
А ведь только срочная передислокация более трехсот танков своим ходом из-под Ельца к Воронежу — сама по себе была крупной самостоятельной операцией, в которой штаб фронта обязан был принять участие. Из-за неподготовленности удар получился не кулаком, а растопыренными пальцами. В спешке, так как истекали сроки отданной директивы, корпуса вступили в бой без предварительной разведки, по частям, по мере их подхода к передовой. Первым 6 июля пошел в бой 7-й танковый корпус. Через два дня — 11-й танковый корпус. Наконец 10 июля — 2-й танковый корпус. Армия понесла большие потери. Говорить, что она не выполнила поставленную перед ней задачу, не приходится, так как Гот и не собирался форсировать Дон. Но бои с 5-й танковой армией задержали его танки у Воронежа больше чем на неделю, чем, в сущности, сорвали и без того «напряженный график» его наступления на юг. А это было немало. Другими словами, был заложен первый камень в победу под Сталинградом.
В том же плане надо рассматривать и гибель самого генерала Лизюкова. 15-го июля 5-я танковая армия директивой Ставки была расформирована. Генерал Лизюков, согласно той же директиве, назначался командиром 2-го танкового корпуса. Конечно же, это было понижение в должности. Но учитывая, что осенью 1942 года туже судьбу едва не разделила и 3-я танковая армия, то в этом действии Ставки нельзя видеть что-то направленное лично против командарма. Верховному командованию в этот момент показалось, что время таких крупных танковых образований еще не подошло. Но для Александра Ильича, по-видимому, это было сильным моральным ударом.
А на это его состояние дополнительным грузом лег тяжелый разговор, состоявшийся утром 23 июля 1942 года с временно исполняющим обязанности командующего Брянским фронтом генералом Чибисовым. Никандр Евлампеевич тоже не сумел удержать себя в руках. Прибыв на командный пункт Лизюкова, он набросился на него со словами: «Где Ваши танки генерал! Вы или трус или предатель!» Действительно, утром 148-я танковая бригада из корпуса Лизюкова ушла в бой в направлении села Медвежье, и связь с ней была потеряна. Стало известно, что эта бригада попала в окружение, и ей на помощь Лизюков выдвигал 27-я танковую бригаду. После произошедшего разговора с командующим Александр Ильич дал указание ускорить введение в бой 27-й танковой бригады, а сам вместе с полковым комиссаром Ассоровым сел в танк KB и без всякого сопровождения пошел на прорыв к своим окруженным бойцам. Впоследствии выяснилось, что танк Лизюкова попал в противотанковую засаду у урочища Сухая Верейка, был подбит и генерал Лизюков погиб.
Сказалась Харьковская трагедия и в действиях войск в оборонительной операции Юго-Западного и Южного фронтов в большой излучине Дона и в Донбассе, проходившей с 7-го по 24-е июля 1942 г. Бои вновь завершились крупной неудачей у Миллерово. Здесь погибло около 6-ти дивизий.
Вот тогда-то и появился приказ № 227 от 27 июля 1942-го года, известный как «ни шагу назад». Этот приказ был прямым порождением Харькова. Он подводил под произошедшим жирную черту. Ибо начиналась битва за Сталинград.