Питер заливал дождь, но не пенсионных выплат, как вы понимаете. Бесконечность серых туч напоминала стабильность. Грязные, темные дворы-колодцы не оставляли следов коррупции. Яркий и шумный Невский обсуждал повышение штрафов во благо нарушителей. Метрополитен усердно копал новый туннель к станции “повышение стоимости проезда”. Дороги строились и разрушались волнами. Стадион строили годами, а бабушки просили милостыню. Но по окраинам этого интеллигентного беспредела все еще селились люди.
Плакаты источали уверенность, но их сильно шатало от ветра. Исторический фонд хвастался подсветкой, но пах гнилью. Многие москвичи любили этот город, но все равно приезжали в гости. Губернатор что-то говорил, но с трудом вспоминалась его фамилия. Эмигранты не считались, но не прятались. Гомосексуалисты, проститутки и наркоторговцы спокойно жили за чертой закона, но в черте города. А люди с окраин искали счастья, но не в городе, а в жизни.
“Алые паруса” пытались удрать в Европу. Каждый год. В Неву сливали обещания, отсюда и запашок. Мадонну ждали суды за проповедь. Георгиевские ленточки моментально разбирали и вешали на немецкий автопром. А на окраинах у людей отбирали деньги, телефоны и жизни, а они берегли частички тепла. Но только в их печальных улыбках почему-то и отражался этот серый город.