По вышеозначенному закону нас добротно и от души попотчевали качественными немецкими деликатесами. Должна сказать, что во время пребывания в гостях в потустороннем мире меня не раз одолевали смутные сомнения: а не растолстеем ли мы от такой сытой и привольной жизни? Ехидный Сашка утешил, сказав, что толстеть мне как бы уже дальше и некуда. Но нет, вес после обильных пирушек не прибавлялся, скорее даже наоборот.
На данный момент подавались вкуснейшие мясные деликатесы, в том числе свиные ножки с чудной тушёной капустой, устроившей даже моего гурманистого благоверного, и настоящим живым пивом. К несказанной радости профессионального рыбоеда герра Маркиза, в чести в гостеприимном доме была рыба во всех мыслимых и немыслимых вариациях: от супа и заливного, до жареной, солёной и копчёной. Чувствовалась близость моря. Елись разнообразные шпиги, колбасы, рулеты, пироги, а также всяческие морсы, кисели и наливки. Да, умели жить и кушать наши предки. Со вкусом и не спеша. К концу обеда все люди расслабились и, обняв друг друга за плечи и покачиваясь, пели что-то сентиментальное на мотив знаменитой песенки «Ах, мой милый Августин». В то же самое время не менее расслабившаяся компания хвостатых вдохновенно исполняла – что бы вы думали? Ну, конечно же, «Варшавянку». Ганс солировал басом, кацхены были на подпевке, а Мышъ с Маркизом, как всегда, неподражаемы…
После традиционного послеобеденного сна народ собрался в компьютерном помещении замка. Это оказался тот же зал для приёмов с парадными портретами предков, доспехами, камином и готическими стульями, который мы впервые увидели на экране в момент знакомства с герр Паулем. Зал был чист, уютен и не так уж и велик, как показалось вначале. В камине мирно потрескивали дрова из каких-то явно хвойных растений. Стулья, против ожидания, оказались довольно удобными и мягкими. А вот тамошний мастер компьютерного дела ничем (в том числе, по-моему, и в умственном смысле) не отличался от нашего Яськи – такой же длинный и белёсый молодой парень, мало что замечающий в мире, кроме своего компьютера. Правда, выдержан и дисциплинирован он был на славу – как и все жители данного образцово–показательного феодального хозяйства. Яськину копию звали Вилли. «Есть же на свете нерушимые понятия», - подумалось мне. Не удивлюсь, если в жаркой Африке нас встретит у местного компьютера такой же белобрысый и худощавый молодой человек высокого роста. К сожалению, проверить мою гипотезу не удалось по той простой причине, что ни у кого из нас в Африке родственников не нашлось.
- Классный у тебя домик, грандпапуля, - восхищённо сказала Маринка, - прямо, как с картинки.
- Ага, реклама на тему: «Приезжайте к нам в средневековье. На экскурсию». Никаких пятизвёздночных отелей не надо, - снова прокомментировала я.
- Павлик у нас молодец, - заметила Эльжбета, - хозяин отменный. Его замок всегда был достоин всяческих похвал – и в том и в этом мире.
- А ведь ты могла быть хозяйкой этого замка, Лизхен, - печально ответил герр Пауль.
Дядюшка с тётушкой переглянулись и, потупив глаза, вздохнули.
- Извини, Павел, что так получилось, - ответил Кошмарский, - видать, такова наша судьба. Ты уж не обижайся. Что произошло, то произошло…
Мы живенько навострили уши. Романтической тайной в атмосфере средневекового замка запахло более отчётливо. И тут я традиционно влезла со своей идеей.
- Ребята, а давайте вспоминать вместе. Всё равно надо налаживать историю, так сделаем это сейчас! Как Ваше мнение, Пауль Генрихович?
Надо отдать должное моим родственникам – другие бы подумали. А они взяли, да и согласились. Видать, шибко наболело. Вилька согнал хвостатую компанию с клавиатуры и начал с оным приспособлением колдовать. Причём, работал он своими длинными пальцами очень красиво, что твой пианист…
На сей раз на экране появилась миленькая лесная полянка с мягкой зелёной травкой, цветами и алой россыпью ягод земляники. Светило солнышко, пели птички. Было тепло и дул лёгкий ветерок. Издалека послышался детский говор и смех. Смолк птичий щебет. На опушку выбежали две девочки лет двенадцати с корзинками, наполовину заполненными душистыми лесными ягодами.
- Гляди, Дануська, какая прелесть! – себряным голоском пропела девчушка в сбитой на затылок алой косынке, под которой виднелись золотые косы.
- Да, ягоды тут отменные, - подтвердила вторая девочка, ростом повыше, в аккуратно повязанной поверх длинных пепельного цвета кос голубой косынке.
- Казик, Павлик, где вы, идите сюда, тут так красиво! – прокричала золотоволосая девочка.
- Мы здесь, Лизхен, - выходя из леса, отозвался высокий худощавый паренёк.
- Паненки, здесь родничок, - следом за ним вышел крепенький парнишка ростом пониже.
Мальчики были в кожаных сапожках, меховых шапочках и – мужчины всё-таки – на поясах имели в ножнах охотничьи ножи. Девочки явно тоже не из бедных семей. Откуда взялись в диком лесу эти юные отпрыски богатых родов без охраны, неясно, но чувствовали они себя на лоне природы весьма комфортно. Дети с азартом занялись сбором ароматных ягод, причём далеко не каждая из вышеозначенных ягод попадала в корзинку, чисто автоматически меняя направление и оказываясь во рту…
- Странное занятие для детишек из богатых семей, - пожала плечами Марина, - считается, что дворянские потомки должны блюсти себя в специально отведённых для них помещениях и – ни-ни. Какие там могут быть скаутские развлечения да походы.
- Ну, зачем же так жестоко, - снова влезла я, - ни к чему лишать детей естественных радостей. Конечно же, кому много дано, с того много и спросится. Обучение дворянских детей было серьёзное, блюсти себя они умели. Но отказывать себе в скаутских радостях не было никакой нужды, тем более что такая красота кругом. Не правда ли?
- Истинная правда, - подтвердили предки, - и насчёт обучения и насчёт красоты.
- Мы тогда так затейливо убежали от нянек, - рассмеялась Эльжбета, - через окно, через забор, и давай бог ноги. Тот день многое решил в нашей жизни…
- А что, что произошло? – любопытству потомков не было границ.
- Смотрите.
Солнце вошло в зенит и грело всё сильнее. Дети – вы, конечно, догадались, кто были эти дети, - расположились на отдых у ручейка рядом с наполненными, на сей раз с верхом, лукошками. Не спеша закусили принесёнными из дома пирожками и кусочками варёного мяса, запили водичкой из родника. Вода была сказочно прозрачна и чиста. Она звенела и переливалась подобно хрусталю. Солнце, птички, облачка, чудное голубое небо – всё это уже неоднократно описывалось, но от того не стало менее красивым и романтичным.
Я несколько неверно выразилась, сказав, что дети были без охраны. В походе и особенно в ланче деятельное участие принимал огромный молодой дог с добрейшим выражением фэйса.
- Гансяра, это не ты ли? – полюбопытствовал пан Мышъ, поигрывая свежеотгрызенным от скатерти помпоном, - уж больно похож. Вон, даже шрамы на боку те же.
- Яволь, - ответствовал Ганс, вот только скатерть портить не надо. Поскольку орднунг всё же есть орднунг.
- Да ладно тебе с твоими орднунгами, - сказал пан Мышъ, не съем я тот помпон, не надейся. Потом его Гретхен пришьёт на место. А мне думать намного удобнее, когда погрызёшь что-нибудь. Вот.
И уложил предмет спора вместо подушки под голову.
- Грызун – он и в Африке грызун, - констатировала Маринка.
Пан Мышъ не повёлся.
- Ты на экране весь такой из себя юный и ретивый, - зевнул Маркиз, - а сейчас…
- Все мы не молодеем, - примирительно буркнул Ганс, - смотрите лучше на экран.
- Там всё так мило и симпатично, - вздохнула я, - погода, природа, и детки такие славные. Юной Эльжбете очень идёт алый цвет. Это такая редкость у светловолосых. Обычно нам подходят холодные тона.
-Это Дануське шли голубой да зелёный цвета. Она всегда была очень выдержанной особой.
- Кстати, кто она такая? Сестричка?
- Двоюродная. Но роднее родной.
- Вы всегда хорошо дополняли друг друга, - подтвердил пан Тадеуш, - веселье и печаль, лёд и пламень, золотое солнышко и серебряная луна. Обе юные и прекрасные в своей юности. И – не разлей вода.
- Да, это редкость у молодых. Молодость, красота, интеллект – и без зависти.
- Именно потому без зависти, что присутствует интеллект, - как всегда точно подытожил наш бытовой философ пан Маркиз.
- И долго ли вы воспитывались вместе? – полюбопытствовали мы с Мариной.
- Лет с десяти, - ответила, подумав, Эльжбета, - Павлик с Данутой – сироты, и появились они в нашей жизни практически одновременно.
- Опять какой-то мор? – задала пофессиональный вопрос «доктор Катажина».
- Можно сказать, что и так. Дануська выжила одна из всей семьи во время холеры ясной. Её привезли еле живую, страшно исхудавшую – одни глаза остались от паненки, - вздохнул пан Казимир, - Эльжбета тогда больше всех выхаживала бедняжку. И получила добрую сестру.
- А Пауль Генрихович? Тоже жертва эпидемии?
- Та история ужасна, но в своём стиле…
Мы отшатнулись от экрана, настолько чудовищным было пламя. Пылала главная башня замка, донжон. Пламя неумолимо съедало остатки хозяйственных построек, но население было занято отнюдь не тушением огня. Люди в панике метались по двору, и было от чего. На стенах всё ещё храбро сражались остатки защитников замка, а в высаженные ворота лезли остервенелые захватчики с искажёнными от дикого крика харями. Я не оговорилась – именно харями, не лицами. Вот уж кто полностью соответствовал нашим ранним представлениям о мрачном средневековье. Рваные, вшивые, годами не мытые особи наперегонки стремились «прихватизировать» то, что осталось от образцового хозяйства герра Генриха Гутенберга. Сам бравый рыцарь чудом держался, отбиваясь из последних сил от двух дюжих молодцов, тупо пытающихся прорваться в семейные покои хозяев. В прежде уютной, а ныне чудовищно задымлённой комнатке находились трое: большой чёрный пёс, остервенело лающий на закрытую дверь, миловидная фрау и рыжеволосый мальчик лет девяти. Несмотря на испуг, парнишка сжимал в худеньких руках боевой меч.
- Уходи, Пауль, простонала женщина.
- Найн, мутер, найн!
Оставшиеся в живых израненные защитники замка отбивались из последних сил уже в верхних комнатах башни. Ребёнок дрался наравне со старшими, причём достаточно профессионально для своих лет.
- Пауль! – позвал отец.
Герр Генрих, благородный рыцарь, белокурый, голубоглазый, косая сажень в плечах, вид имел воистину королевский, несмотря на тяжёлые ранения и усталость от длительного рукопашного боя.
- Да, фатер?
- Бери Ганса и уходи.
- Найн, найн, фатер, как можно! Идёмте вместе, мы ещё успеем…
- Нет. Мы с матерью ранены и далеко не уйдём. А ты ещё можешь спастись.
- Да, сынок, - из последних сил добавила фрау Гертруда, - иди и живи. Вырастешь – отомстишь за нас.
- Ты последний из рода Гутенбергов и должен остаться в живых. Благословляем тебя на жизнь и на месть, - отец коротко обнял сына и толкнул его к стене, - Ганс, вперёд!
Со скрипом открылась потайная дверь. Большой дог с обгорелым боком потащил испуганного мальчишку в спасительную темноту. Пауль нехотя повиновался, не выпуская, однако, из рук, при всём своём испуге и стрессовом состоянии, боевой меч…
В башне тем временем геройски погиб последний из оруженосцев герра Гутенберга–старшего. Забаррикадированная дверь трещала под ударами нападающих. Герр и фрау Гутенберг из последних сил выбрались на подоконник, и в тот момент, когда в помещение ворвались злобные вооруженные скоты, шагнули вниз. В дым и пламя. И в вечную память.
- Я этого не видел, - печально сказал нам герр Пауль.
- Мы не могли сделать иначе, - ответили герр Генрих и фрау Гертруда, пойми нас, сынок.
Мы даже не вздрогнули. В мире, где живут наши предки, ещё и не такое бывает. Вместо ненужных страхов мы вежливо раскланялись с появившейся из ниоткуда парой. На редкость славными и даже романтичными оказались родители маринкиного предка. Чем-то они напоминали знаменитую чету феодалов Уоденбургских, известную всем по неплохо сохранившейся скульптурной группе.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
http://www.proza.ru/2012/11/09/1327