http://www.proza.ru/2012/10/07/2679
Всё-таки решил рассказать, хотя это и не из дневника…
В дневнике за день 22.08.65 мною было записано: «…и, ведь, где-то здесь похоронен Глеб тоже, а где - не знаю. Да и могила-то, наверное, если и сохранилась, то, конечно же - неухоженная»... Написал я это искренне, не подозревая, сколько боли мой отец носил в себе почти до самой смерти…
Они с моей мамой расстались в августе сорок четвёртого сразу же после его приезда на побывку. После отъезда… Почему? Сначала я не знал, не догадывался и долго надеялся, что мы всё-таки будем снова все вместе. Но у обоих оказались сильные и упрямые характеры. Они пытались разобраться в своих отношениях, и я не в праве судить, кто из них был более пострадавшей стороной.
В 73-ем умерла тётя Наташа, сестра отца. Подхоранивали её прах в могилу Дедушки на Охтинском кладбище (он умер 17.11.41 во время Блокады). Нас присутствовало четверо: её сыновья, мой отец и я. Когда урну опустили, отец откуда-то вынул банку, запаянную банку, очень похожую на обыкновенную консервную. «Это – пепел Глеба», сказал он...
Я узнал её. У нас в комнате на Кирочной в нише старинного дубового буфета всегда стоял небольшой бюстик Ленина, совсем маленькая ажурная шкатулка каслинского литья (в ней находилась миниатюрная библия на английском – подарок того английского капитана, что помог Дедушке с Бабушкой вставить в нормальную жизнь моего отца, распущенного беспризорника Гражданской войны. В память этого человека я и получил своё имя)… И в дальнем углу углу ниши - консервная банка. Я спрашивал у мамы, что в ней, она отмалчивалась и не позволяла её трогать. Буфет это уцелел во время Блокады, не был сожжён, потому что почти до самой эвакуации мы с мамой жили у Бабушки на Лазаретном. И эта банка простояла в буфетной нише всю Блокаду, всю войну.
Стояла она на месте и позже, когда мы с мамой вернулись из эвакуации в Ленинград. Родители несколько раз встречались у нас дома и всё обсуждали свои проблемы; меня на это время отсылали куда-нибудь. Один раз мама даже пообещала, что отец на днях придёт к нам жить, и он, действительно, пришёл, принёс вещи, но что-то у них не сложилось. Меня в тот раз никуда не отсылали, и я слышал, как разговор становился всё более громким. А потом отец, вспыхнув, забрал свои два довоенных костюма, синий и серый (они так и висели в шкафу с довоенного времени), несколько любимых книг - помню там были «Испанский дневник», «На Западном фронте…», стихи Кирсанова и Асеева, ещё что-то… И эту невзрачную банку.
И ушёл от нас навсегда! Потом мы изредка виделись с ним, но мама почти всегда была против.
И в 73-ем настала, видимо, пора отцу расстаться с прахом сына… Он рассказал, что тогда в 39-ом они с мамой были потрясены смертью младшего. Решили во что бы то ни стало нелегально перевезти тело сына в Москву, чтобы кремировать (в стране был только один крематорий) и подхоронить в могилу Николая, брата отца на кладбище Александро-Невской лавры. Но согласование затянулось, а потом была война… Теперь представилась удобная возможность подхоронить прах к Дедушке, да и чувствовал отец себя уже неважно. И мы эту банку, нигде не зарегистрировав, тоже опустили вслед за тётинаташиной урной в дедушкину могилу…
Умер отец через два года...
http://www.proza.ru/2014/01/21/2130