ОН и ОНА

Валерий Зиновьев
Рассказ

        Всё началось банально и просто. Они встретились на вечеринке у общих знакомых — ОН и ОНА. Никто из них не мог бы сказать тогда, что встреча эта будет иметь продолжением бурный роман, затянувшийся надолго. Компания веселилась и шумела, а они как встретились взглядами, так и не могли оторваться, будто заколдованные. Словно волшебная сеть из серебряных нитей опутала их и закружила и понесла прочь от реального мира. Едва пробивались к их сознанию шумы званого вечера: разговор и смех,  звон бокалов с искрящимся шампанским и звуки танцевальной музыки. Сергей пригласил её на танго.
        Первые прикосновения к женщине — словно шаг в мир неизведанный и загадочный, таинственный и прекрасный. Лёгкий аромат парфюма Наташи, слегка повлажневшая её ладонь в его руке и застёжка, таинственным и заманчивым бугорком, таившаяся  посреди спины  под  прохладным атласом платья,  которую он ощущал подушечками пальцев правой своей руки. Два упругих и нежных мячика касались его груди, волосы цвета каштана щекотали ему лицо — эта близость зрелой, но молодой ещё женщины тёплой волною нерастраченной нежности окатила и слегка помутила разум Сергея. Странное это было чувство. Хотелось окунуться в него с головою, не противиться, ощутить блаженство и негу, обогреться в тёплых лучах счастья случайного и мимолётного. Но в глубине сознания какой-то тревожный колокольчик звенел и звенел непрерывно и настойчиво: Не надо!
        «Что это со мной такое? Давно уж не юноша — сорок лет скоро, семья у меня. Она, я слышал, несвободна тоже!» — Думал он.
        Влипнуть, словно мухе на липкую ленту, Сергею совсем не хотелось. Но охватившее чувство было сильнее его.
        — Давай отсюда сбежим! — Прошептала она, когда закончилась музыка их танго.
        — Давай! — ответил он.
        Смеркалось. Солнце закатилось за корпуса местного заводика и, на прощание сверкнув одиночным лучом,  вовсе скрылось. Влюблённые бродили по июньским улицам городка, взявшись за руку, словно одержимые страстью юноша и девушка. Беззаботно шутили и смеялись. Мужчина был красноречив и остроумен — ни тени смущения или зажатости. Иногда они замолкали и сливались в долгом поцелуе. Редкие уже в эту пору прохожие останавливались и смотрели им вслед — кто с восхищением, кто с грустью в глазах о собственной несостоявшейся любви, а кто и головой качал осуждающе. Женское сословие наблюдательно весьма и любовную парочку от всех прочих отличит сразу. Головой-то качают, а в душе у них что — кто ж ведает….
        Незаметно подступила ночь. Зажглись уличные фонари, и засветились окна в домах.
        — Пора прощаться, а как не хочется! — проговорил он, прижимая к себе женщину.
        — Да, пора. Вон и дом мой виднеется. И окна мои светятся. — Голос женщины прозвучал чуть взволнованно.
        «Никогда не вернуть дней счастливой молодости, когда всё только начиналось. И дружба и любовь, и семья. То чувство всегда будет казаться настоящим и правильным. Оно не подвергается сомнению и осуждению. Не то, что теперь. Мы словно воры, нам нужно прятаться, изворачиваться и врать. Мы готовы украсть ещё немножечко счастья, но не готовы отвечать за кражу». — Роем кружились беспокойные мысли в голове мужчины, покуда открывал он ключом свою дверь.
        — Привет, па! — шлёпая босыми ногами, с каким-то куском в зубах, шмыгнул в свою комнату сын-старшеклассник.
        Сергей разулся, вступил в свои растоптанные тапочки и направился в гостиную. Жена сидела на диване перед гладильной доской и что-то гладила. Она едва подняла на мужа глаза и молча продолжила своё занятие.
        «Боже мой! Какая скукотища! Похоже, меня здесь и через месяц никто не хватится — дом мой будто стоячее озеро. Когда же это началось, и есть ли причина этому равнодушию?» — подумал Сергей, присаживаясь на край дивана. Его жена всегда была спокойной и тихой женщиной. Были в их жизни и радости и огорчения, но никогда не было нервозности и шума. Он слышал от знакомых мужчин, какие «стервы» порой встречают их дома. Скандалы, битая посуда, траченные нервы и даже рукопашные схватки — чего только не бывает в семьях. Ему друзья завидовали даже… И вот, эта холодная тишина стала тяготить его.
        — Ты бы хоть спросила, Женя, где твой муж шлялся, за поздний приход пожурила!
        — За что я, Серёжа, должна тебя ругать, ты у меня мальчик положительный, и я тебе верю.
        — Ты хотя бы оживила как-нибудь домашнее это болото! Тошно ведь сюда возвращаться! — Начал «заводиться» муж.
        — Танцевать и петь — таланта у меня нет. Что положено делать женщине для уюта домашнего — делаю. А характер менять…не требуй от меня невозможного.
        Сергея удивляло раздражение, клокочущее в его груди. Раньше такого не было. Так и ушёл, обозлённый муж спать «к себе», громко хлопнув дверью маленькой спальни. Давно они с женой спали поврозь — вечно у неё что-то болело, и к близости никогда не выказывала она ни желания, ни настроения.
        Он долго не мог уснуть. Стояла перед глазами зеленоглазая красавица Наташа, с соблазнительной своей фигуркой. И даже когда задремал тяжёлым беспокойным сном, она не исчезла, а манила его к себе рукой, и звала грудным своим голосом…
        После встречи с Наташей Сергея словно подменили. Он сделался нетерпимым и грубым. Придирался к мелочам, чем изводил жену и сына. Женя часто плакала по ночам, женское сердце чувствовало соперницу. Да и городок небольшой — доброхоты быстро нашлись, доложили. Жена словно автомат передвигалась по дому, что-то делала по хозяйству, не особенно вникая в суть. Лицо её сделалось припухшим и серым. Сын однажды сказал Сергею:
        — Бать, перестань издеваться над мамой, на ней лица нет!
        — Не твоего ума это дело. Сопли утри! Отца учить вздумал!
        Вскоре он, забрав какие-то вещи, ушёл из семьи….

        После прощания с Сергеем Наташа долго ещё выжидала во дворе, не шла домой. Надеясь в тайне, что вечно пьяный её муженёк угомонится — уснёт, погасив свет. Но так и не дождалась, подниматься стала к себе на третий этаж с бьющимся, словно молот, сердцем. Прихожая встретила хозяйку сорванной вешалкой и разбросанными по полу её вещами и шубой. Муж сидел за столом в ботинках, «трениках» и рваной футболке. Перед ним стояла бутылка с синюшного оттенка жидкостью, надкусанный огурец, корка хлеба и мутный стакан.
        — Что, нагулялась, стерва? — Не отрывая от стола взгляда, прохрипел муж. Похоже, у него уже не оставалось сил воевать с супругой.
        — Ты почему, погань запойная, мои вещи раскидал?
        —А п-потому, что п-порвать и разрубить всё хотел, — язык его заплетался, и глаза сделались совсем потухшими.
        И тут она с ужасом разглядела при бледном свете прихожей, в каком состоянии находились её вещи, — рукав от норковой шубы лежал отдельно, дорогие блузки и платья были разорваны и имели вид жалкий. Тут же растрёпанным и грязным ворохом лежало её нижнее бельё — видимо в бессильной злобе затоптанное грязными его ботинками. В углу прихожей лежал небольшой плотницкий топорик. Муж потянулся для чего-то к нему, опустившись на корточки, но так и замер — уснул в сивушном забытьи, ткнувшись лицом в угол.
        — Мразь, какая же ты мразь и ничтожество! — прошептала женщина. Ноги вмиг налились свинцовой тяжестью, и она присела на пуфик возле раскрытого настежь шкафа-прихожей. По щекам её катились крупным бисером слёзы. Она будто не замечала их и не утирала.
        Воспоминания об их непутёвой и никчёмной жизни хаотично сменяли друг друга в её голове. Он работал электриком на стройке, она медицинской сестрой в кардиоцентре. Наташа никогда его не любила. Познакомили их, как это часто бывает, знакомые знакомых какой-то дальней родни. Ей было уже под тридцать, и на «последний свой поезд» Наташа могла опоздать, оттого и не противилась и не раздумывала долго. Поначалу всё было вроде неплохо, но проходили годы. Перспектива иметь ребёнка становилась все призрачнее. Муж стал сильно пить, и с работы его уволили. Последние года три он сидел на её шее. Она терпела его подле себя потому, что по-бабьи жалела. Да и деваться ей было некуда. Квартиру купить не на что, да и их «однушку» не разменять. Она уходила из дома, иногда на несколько месяцев, когда было совсем невмоготу. Жила у подруг и знакомых, иногда одна, иногда с мужчиной. В последний раз это было около года назад. Она, возвращаясь с дежурства, встретила своего благоверного с двумя дружками затрапезного вида, выходящими из её подъезда.
        — Там дома под столом друг наш Васька лежит. Он чё-то помер. Ну, ты, Натаха, знаешь чё делать. — Молвил муж и удалился восвояси со своими товарищами. Тогда она собрала свои вещи, позвонила кому следует и ушла, оставив незапертой дверь квартиры с покойником на полу…. 
        Помня женское свое предназначение и не видя перспективы, она стала терять под ногами почву. Весёлые компании и вечеринки отвлекали её от жизненной неустроенности, а комплименты и восхищённые взгляды мужчин поднимали самооценку. Ей было жаль увядающей своей красоты, и в новых знакомствах она находила себе утешение. Но новые её знакомцы серьёзных намерений не выказывали, и она понимала, что долго так продолжаться не может.
        Вот и сейчас, собрав в дорожную сумку самые необходимые вещи, что ещё оставались целыми после вандализма мужа, она созвонилась с подругой, вызвала такси и уехала.
        Вот уже два месяца встречались влюблённые где придётся. И если бы не пылкая страсть, давно им всё уже надоело бы. Отношения, не подкреплённые материальным достатком, домашним уютом, а приносящие всяческие бытовые неудобства, не бывают долговечны. И у людей не очень молодых — тем более. Иногда совершали они поездки за город на машине Сергея. Останавливались где-нибудь в лесочке, ворковали и любились, словно выброшенные на обочину жизни бездомные люди. Здесь всё было неудобно: ни умыться, ни расположиться; ни простыней, ни душа, ни полотенца. И только красота природы начала осени восхищала и радовала, но и напоминала тоже о приближении суровых зимних холодов, и что надо бы куда-то прибиться, где-то устроиться.
        Ночевать у друзей-подруг вдвоём было неудобно. Это походило на какую-то случку. Никогда не знаешь, где у людей всякие необходимые мелочи типа пакетика чая или кружки. Каким полотенцем можно пользоваться? Где хранить и как постирать собственное бельё, а потом где его посушить? Как пройти в туалет, не столкнувшись в коридоре с хозяевами? Как принять душ и чем вытереть мокрое тело? Нужно было с собой таскать кучу необходимых мелких вещей, типа зубной щётки, бритвы и крема и т.д. и т.п. Сергею, например, всегда не хватало его растоптанных домашних тапочек. Приходилось затаптывать по чужому полу носки, которые потом где-то и чем-то стирать. В общем, хотелось бы взглянуть на того умника, кто придумал пословицу «С милым и в шалаше Рай».
        Они сняли небольшую квартиру на окраине городка и стали потихоньку налаживать быт. У Сергея были кое-какие средства — он имел небольшой бизнес; и Наташа несколько раз неназойливо подбивала его купить квартиру. Но мужчина, видимо чувствуя каким-то внутренним чутьём, что их отношения могут быть недолговечны решение этого вопроса откладывал.
        — Поживём какое-то время здесь. Присмотримся друг к другу, а дальше решим. — Говорил он.
        Любовное их безумие так и текло стремительным потоком. Чувство, внезапно нахлынувшее, растеклось половодьем и никак не входило в спокойное русло житейских буден. Словно чумные молодожёны во время медового месяца не видели они никого вокруг себя. Будто какой-то неведомой силой были запущены эти безумные страстные ночи. Лишь у Наташи нет-нет да и мелькала тень грусти в зелёных глазах. Ей нравилось быть на людях в центре внимания, женщине нужен был флирт и жгучие взгляды мужчин, Сергей же хотел тишины и уюта домашнего, и чтобы она вся принадлежала только ему.
        Дважды она настояла на посещении шумных компаний — ему ВСЁ не нравилось в этих вечеринках: похотливые взгляды мужчин, лицемерие и фальшь присутствующих, слишком громкий ненатуральный смех…. Однажды, бросив случайный взгляд в полумрак прихожей, он увидел свою Наташу в затяжном поцелуе с одним из гостей. Он не стал устраивать скандальные сцены — просто настоятельно потребовал тотчас вернуться домой. И тогда, наверное, в первый раз за эти месяцы он вспомнил свою жену: «Женя этого себе никогда не позволила бы».
        Была середина ноября. Белыми хлопьями носились гонимые порывистым ветром снежинки. Мокрый асфальт лежал тёмен, на газонах же белел снег, словно покрывалом покрыв кое-где ещё зелёную траву. Снеговая чёрная туча нависла над городком. Погода путала мысли Сергея, медленно бредущего по тротуару в сторону временного своего жилья. Какое-то тревожное чувство, с утра поселившееся где-то за грудиной, так и не покидало своего места.
        — Сергей!.. К подруге торопишься? — словно резанул слух знакомый голос. Он повернул голову. На газоне, прислонившись к тополю, и опершись двумя руками о рукоять трости, стоял его тесть. Порывистый ветер срывал последние листья с кроны дерева и теребил седые длинные космы непокрытой головы старика. В его фигуре и в снежной круговерти вокруг, и в свисте разбойничьем ветра было что-то зловещее. Он подошёл и протянул деду руку для рукопожатия. Но она так и осталась сиротливо висеть в воздухе.
        — Я не подам тебе руки, зятёк! Ты подлецом оказался и негодяем! За полгода ни разу не удосужился поинтересоваться — как там твоя жена и сын. Женя моя сейчас в онкологии, она умирает, и смерть её на тебе пятном несмываемым ляжет!
        Потемнело в газах от хлёсткой отповеди старика. И с момента этого пошёл у Сергея «обратный отсчёт».
        Приехав в больницу, и приоткрыв дверь палаты, он долго смотрел и с трудом узнавал  осунувшееся лицо жены. Потухший взгляд Жени, разрывал ему сердце. Сергей вошёл и упал на колени у кровати женщины. Слезами и поцелуями покрывал жёлтые иссохшие её руки и молил о прощении и о спасении тихой жены своей. Никого роднее с этой минуты на целом свете для него не существовало!
        — Что ты, Серёженька? Я ведь давно тебя простила. Знала, муж мой человек хороший — перебесится и вернётся к Женьке своей! Только уж теперь не жилец я… — слова эти, сказанные полушёпотом с хрипами, кашлем и паузами, отняли у неё последние силы. Она замолчала, и только глаза на бледном измождённом лице её жили и светились лучами радости, да застыли слезинки в скорбных складках у рта.
        Был долгий разговор с лечащим врачом. Шанс на спасение жены у Сергея был, но требовало это немалых расходов и немедленных действий — нужно было везти больную в хорошую клинику, с современным оборудованием, показывать столичным светилам. 
        Оставив Наташе право жить как ей хочется, Сергей вернулся домой. Он занялся  продажей своей фирмы. Поиск покупателя, переоформление, бумажная волокита отнимали немало времени. А вечерами ехал в больницу. Женя уже не могла говорить. Он часами сидел подле неё и держал за руку. В тёмных и впалых глазах жены стояла боль. Доктор сказал, что её уже никуда везти нельзя…. Чуда не случилось. Она угасла на его глазах — просто перестала дышать….

        На дворе снова осень. Шелестят пожелтевшей листвой во дворе тополя. Кружат над асфальтом, разноцветные хороводы. Но солнце ходит ещё высоко. Дарят тепло последние погожие деньки бабьего лета. Припарковав машину, Сергей неторопливой походкой, направился в сторону своего подъезда. Открыв дверь квартиры, вошёл, и устало опустился на стул в прихожей.
        — Деда, деда, привет! А мы будем сегодня играть с тобой в мячик? И что ты мне сладенького купил? — подбежала к нему белокурая красавица-внучка и быстро забралась на колено. Поёрзала, устраиваясь поудобнее, и тут же нашла себе занятие — стала наматывать на пальчик седую прядку  волос у его виска.
        — Мама, давай дедушку пострижём. Смотри, он оброс как! — На выходе из комнаты стояли сын и невестка и улыбались сцене их встречи.
        — Па, мы Женьку с тобой оставим до завтра, у нас дел полно. — Проговорил сын, надевая куртку. — Мы тебе там картошки пожарили и посуду помыли. Через минуту молодые уже выпорхнули за дверь, наказав на ходу своей дочке, дедушку слушаться.
        Так и остались сидеть в прихожей ОН и ОНА.
«Мне есть для кого жить» — подумал Сергей, прижимая к груди девчушку. — «Жаль, только, что бабушка не дожила».
        — Деда, снимай курточку, пойдём играть! — загадочным, женской природы чутьём, угадала его настроение внучка, отвлечь старается. Гладит ладошкой по щеке его да в глаза заглядывает.


Валерий Зиновьев.