Никто не должен прийти. Окна разбиты, распахнутая шершавая и разбухшая от влаги дверь обветшалого дома переливчато скрипнула, задетая ветром, завывающем в пролете между стенами этого и соседнего дома. Опустив меч, я пробирался среди зарослей пыльной полыни, сочно скрипящих лопухов, на стене, вблизи земли, «расцвел» мох, его мягкое зеленое тело стыдливо прикрывало осыпавшуюся штукатурку.
Под ложечкой перекатывалось жаркое лихорадочное дыхание, а кадык временами дергался. Крохотные камушки под моими ногами стукнули. С водосточной трубы сорвалась ворона и каркая взвилась вверх, заставив меня отшатнуться назад.
Сегодня была назначена первая битва с Ловцами снов. И я героически пробирался у окон логова врага, оставаясь до этих пор незамеченным. Из окна над моей головой послышался шум, а после вынырнула темная голова, с внимательными черешневыми глазами. Проницательный взгляд обшарил узкий пролет, затем устремился вверх, а после, я услышал , как вновь щелкнул шпингалет окна.
Лежа в лопухах, укрывавших меня, я закрывал себе рот рукой.
Айвенго загнала их в ловушку. После утренних боев на крыше и среди улиц и на торговой площади, у нас уже был один трофей, висевший теперь на поясе у Тео.
Бешенный бег оборвался. Тео обвел глазами гудящую вокруг него толпу, Аластора и след простыл, затерявшись за спинами монотонно живущих людей. Тео проталкивался сквозь толпу, прижав к себе меч, наконец, темные неряшливо растрепанные волосы и темно-синяя футболка с воротником-стоечкой. Парень опрометью бросился вперед, вызывая негодование у деловитых старушек и румяных домохозяек.
- Не торопись уходить, Аластор! – Крикнул Тео и клинки их вновь скрестились.
- Тео, ты всегда был превосходной ищейкой. – Брюнет вскочил на двухколесную, неустойчивую повозку. Доски жалобно спружинив, застонали. Поднявшийся передний борт задел Теобальда по сжатому локтю. Рука отнялась и всепоглощающая нечувствительность разлилась до самого плеча.
- Только глупой, лишенной воображения ищейкой.
- Это мы еще посмотрим, - Тео ударил себя по руке, возвращая чувствительность, тут же в лицо Аластору полетела горсть зерен, а пружинистые сильные ноги взвили тело вверх и с оглушительным глухим звуком обрушились на тележные доски. А меч занесенный над головой, опустился вниз, приобретая все больший разгон. Аластор пригнулся и откачнулся в сторону, а его меч, отведенный назад, понесся по диагонали вверх, останавливая клинок Теобальда. Вибрация текстолита на мгновение лишила подвижности запястье. Тео тут же перехватил меч в другую руку и с силой рубанул горизонтально, заставив Аластора отступить, телега накренилась, и тут Тео оказался выше своего противника. Рубящий удар по плечу заставил его выронить меч, но свист подрубил ему колени, и, побежденный, он рухнул, коснувшись болезненно острым кадыком клинка Теобальда.
- Прости, Аластор, сегодня не твой день, ты же левша, зачем дерешься правой рукой.
- Сириус, - сказал Аластор, - он левша. Ты до сих пор не различаешь нас, а ведь столько лет прошло.
- Тем не менее, это не мешает мне побеждать вас обоих.- Веревка на шее Аластора лопнула и Тео поднял к солнцу Ловец, смотря на блеск багровых бусин, вплетенных в ажурную сеть.
- Беги домой, Тори, к братцу. – насмешливо бросил удовлетворенный Тео, оглядев толпу зевак, состоящую из мальчишек лет десяти, собравшуюся вокруг помоста на двух шатких колесах.
- Прикуси язык. – Зло огрызнулся Аластор, вызвав волну хохота и свиста. Но Тео наслаждался овациями. Темноволосый подпрыгнул и в одно движение вскарабкался на кирпичную стену, отделявшую рынок от вьющейся улочки, ведущей прочь от площади.
В затылок ему прилетел камешек, пущенный кем-то из гоготавшей публики.
- Да, проваливай! – прокричал огненноголовый худенький мальчишка с голубыми, чуть навыкате большими глазами.
- Нехорошо так, малый. – Тео спрыгнул с телеги и взял пацаненка за плечо.
- Ты ведь победил, победителей не судят.
- Победитель обязан быть великодушным.- Тео присел на корточки, в одно движение вернув меч в ножны за плечом. – Но, знаешь, у меня есть для тебя боевое задание.
- Правда? – Мальчишка улыбнулся, мелкие зубки, как у хорька, на алой десне.
- Да, проследи за ним и доложи где их штаб. Я буду ждать тебя на углу Рыбачьей и Портовой улиц. Идет?
- Проследить, где его братец? – Спросил мальчишка, смешно почесав голову.
- Не надо грубостей. – Тео погрозил ему пальцем. – Беги, не то уйдет. – шутливый хлопок по спине заставил мальчика взвиться со своего места и юрко нырнуть в толпу, избегая торговок с корзинами и торговцев с подносами.
- Малыш Жебюс, - долетел до Тео его чуть хрипловатый, с носовым переливом голос. Он усмехнулся и, кинув продавцу пару монет, взял с прилавка алое яблоко и вцепился зубами в сахарный плод.
Так что герцогство Ловцов Снов было обнаружено после трех дней тщательных поисков и ожесточенных стачек.
Я выкарабкался из лопухов и с сожалением посмотрев на свой расцарапанный живот (футболка задралась, когда я упал ничком на влажную землю). Над головой плыли разорванные кучевые облака, будет дождь. Настоящий ливень, а пока звуки нарастали, будто дергалась в мучении ожидания грозы виолончель, отдавая дань Вивальди.
Перебравшись сквозь низкий покосившийся забор, я вступил в ограду сада, заросшего высокими сорняками и бурьяном. Впереди стоял темноволосый парень, Сириус, кажется; младший брат Северуса. Я занес меч и прокричал пафосное приветствие, возвещавшее о моих намерениях, но вдруг кто-то схватил меня за локоть и притянул к себе, крепко зажав рот жесткой, но влажной тканью. Я задергался, но старался не дышать, из моих рук тут же был выбит меч, а после властная рука резко надавила на кадык, заставив меня глотнуть воздуха, вместе с хлороформом. Мир в моих глазах мерк, последнее, что я видел, были чьи-то худые загорелые ноги в асфальтово-серых бриджах.
***
- Где Нэмо? – Айвенго резким движением выкрутила руку парню чуть выше нее, Джаспер, запрокинув голову, зажимал пальцами разбитый нос.
- Думаешь, скажу? Не дождешься, инфанта.
- Хватит меня так называть. – Нога ее уперлась в его поясницу и резко надавила, выгнув руку еще сильнее. – Это было подло, Бони, сколько их было, Джаспер?
- Трое, прости, Айвенго, у меня не получилось их остановить – прогнусавил Джаспер, - один остался, а двое поволокли его куда-то.
- Вы думали, что это наш штаб? – усмехнулся пленник. Шляпа свалилась с его русых волос, челка, спускавшаяся на право, до брови, колыхалась от его болезненного дыхания. Орлиный нос с тонкими, раздувающимися ноздрями тоже слегка кровоточил.
- Бонифаций, прекрати дерзить, тебе не к лицу. – Поморщилась она.
- Глупые мартышки, - он в сердцах сплюнул на усеянную осколками стекол землю, - малыш Жебюс, которому так любезно доверился Тео никто иной, как мой кузен, тактик из тебя никакой, Алина.
- А вот мое имя произносить вовсе необязательно. – Он захрипел от боли. – Тише-тише, где он? Вы нарушили правила, никаких химических веществ.
- Война это война, в ней нет правил вежливости, Айвенго. – На землю рухнули перерубленные резким движением длинной, обоюдосторонней косы, стебли малины и крапивы.
- Северус. Какая встреча. – Она лукаво улыбнулась и отпустила, тут же рухнувшего на колени Бонифация. – Твои люди…
- С чего ты взяла, что это мои люди? – Северус усмехнулся краем рта. – Юнатану стало скучно, неожиданность – его конек, разве не помнишь наших детских игр?
- Ты так давно его знаешь? – Кровь, наконец, остановилась, перестав обагрять все вокруг, капли на листьях бурьяна отражали солнечный свет, становясь будто бы черными. Джаспер еще раз усиленно хлюпнул носом.
- С самого детства. Мистер Кульминация, Бога переживет, но лишь бы последнее слово было за ним. – Айвенго приблизилась к Северусу.
- А ты, как и была так и осталась маленькой недотрогой, корчащей из себя королеву. – он усмехнулся. – Возобновить войну, бросить вызов мне и Юнатану, не слишком ли далеко это зашло, Алина? Ты хоть раз проливала кровь, пачкала руки, чтобы говорить о нечестной игре? – Зрачки его сузились, руки напряглись, а к ладоням прилил жар.
- Я знаю, что такое благородство, и этого достаточно. – Гордо вскинув голову, она не мигая смотрела ему в глаза, снизу вверх, но ничуть не робея.
- Дерзость. Может, стоит научить тебя учтивость, юная леди.
- Может стоит обрезать тебе язык? М, Северус.
- Северус! – За его спиной возникли две одинаковые головы, говорящие в унисон. – Алина?
- Аластор и Сириус. Надо же, старинные противники снова в сборе. – Из-за кустов на площадку шагнул Тео.
- Теобальд, не обижайся, но ты чрезвычайно глуп. – Северус погладил по голове рыжеволосого Жебюса, ухмылявшегося тонкими огоньковыми губами.
- Это ты так думал. – За спинами их возникли Артурия, Пифагор и Скандр, Шерлок уже навис над Бонифацием, занеся меч.
- Северус, неужели ты думаешь, что я не распознаю твоей уловки, вспомни наши детские игры. – Язвительно передразнила Айвенго.
- Значит, поединок? – Северус усмехнулся. Айвенго кивнула. – Но, я не хочу драться с тобой, Алина, это слишком большая честь, – ехидство ему не удалось, что изрядно польстило ее самолюбию, - грек будет моим противником. – Он ткнул в грудь Пифагору.
Бронзовая кожа грека блестела от пота, меч без устали плясал в его ладонях, Северус сначала лишь уклонялся, но после сделав резкий выпад вперед, поддел ногу брюнета мечом, заставив его покачнуться и удержаться о землю. Кровь обагрила стекла.
- Говорят, до первой крови. – Северус отнял меч от горла Пифагора. – Но я не требую твоей жизни, вместо этого, - его взгляд устремился на Тео, - отдай то, что взял у моего брата.
- Алина?
- Пусть забирает.
К ногам Аластора был брошен его ловец, он поспешно поднял его, на щеках вспыхнул кратковременный румянец.
Жить в тени старшего брата и делить существование с близнецом – не завидная участь. Аластор испытывал жгучий стыд, за то, что не посмел потребовать вернуть ловец самостоятельно, правила не запрещали, но с каким презрением на него смотрели Каменные клены, все, как один, статные, прекрасные в своей гранитной решимости и слаженности действий. Но сколько всеобщего презрения, сколько искрящейся насмешки в глазах Айвенго. Горячая волна воспоминаний, с горьким привкусом обиды разлилась по вискам.
Тишину коридора нарушило прерывистое, частое дыхание, срывающееся с пухлых детских губ. Аластор и Сириус, взявшись за руки бежали по устилающему пол плотному, не пропускающему звука шагов ковру с персидскими узорами, похожими на невиданные вьющиеся цветы с золотыми листьями. Аластор вдруг остановился, вскрикнув сквозь зубы, схватился за грудь.
- Аластор! – Отбежавший на несколько шагов Сириус вернулся и заглянул в лицо брата. – ты как?
- Нормально. – Аластор пытался отдышаться. Воздух стал вдруг жестким, царапающимся, казалось, что высокий, сводчатый потолок сейчас обрушиться на головы близнецов, сминая под собой стены с древними гобеленами на которых, помимо изображений карт островов Тихого океана и побережий Атлантики, сверкали расшитые золотом звездные небеса, круша палисандровые шкафы с резными створками и узкие столики, уставленные безделушками. Стены качались, а пол норовил уйти из-под детских ног, обутых в легкие лаковые туфли, поверх белых гольфов. Мир шатался в глазах Аластора, а кружащаяся голова гудела.
- Аластор? – Вновь прорвал толщу воды голос Сириуса.
- В порядке. – Коротко бросил брат. Однако продолжал жалко хватать ртом воздух, скрипя горлом и тряся головой.
Шагов слышно не было, однако они почувствовали его приближение. Гримаса вечного раздражения свела его брови на тонкой переносице, волосы, напоминавшие розовое золото, только более нежного белесого оттенка, рассыпались по плечам, делая его похожим на маленького пажа, тонкие пальцы сжались в кулаки.
- Вот вы где. – Северус вопросительно посмотрел на растерянного Сириуса. – Опять опаздываете, малышня, - сколько презрения он выражал в этом «малышня», хотя сам был старше всего на три года, - отец послал меня искать вас, а теперь идем.
- Нет, Северус, ты ведь видишь, Аластору плохо. - Сириус отчаянно вцепился в руку старшего брата.
- Снова? – Брови Северуса дрогнули, он опустился на коленки, спиной к Аластору. – Садись, я тебя отнесу.
Аластор повиновался, а покачивающийся девятилетний Северус осторожно встал и. довольно уверенно, зашагал вперед.
- Эй, а я? – Сириус поспешно бросился за ними.
В гостиной было тепло, несмотря на холодный дождь, льющий за окнами. Его струи бежали по стеклу словно извилистые корни прозрачных деревьев. Небо, затянутое низкими облаками, приникало к земле, проливалось на нее, влажно дыша густым туманом. Камин уютно потрескивал, в креслах у огня расположились хозяин дома и его гости. Они тихо говорили, временами посмеиваясь и подбрасывая в жадный огонь сухих и трескучих поленьев. Дверь отворилась, и вошел Северус, слегка растрепанный и раскрасневшийся, держащий за руки близнецов.
- Подойдите. – Сильный, но хриплый голос отца заставил сыновей повиноваться. Северус вновь свел брови; он ненавидел отца, ненавидел его власть и силу, ненавидел требования, предъявляемые к старшему из братьев, как к идеальному ребенку.
- Северус, Аластор, Сириус, - он мельком указал на близнецов, - познакомьтесь, это Граф Д., его сын – Зарксис и, ну не прячься, очаровашка, Алина.
Северус хмуро смотрел и на улыбающегося графа, отечески подтолкнувшего вперед милую, девочку восьми лет, в стально-сером платье чуть выше колен, с розовыми лентами. Гладкие русые волосы, разделенные прямыми пробором, напоминали прическу Северуса, но по бокам заплетены две косы, спрятавшиеся под волосами, придавали ей больше миловидности.
Девочка Северусу была симпатична, но она была как все обычные девочки, только дочка графа, брат ее, пятнадцатилетний подросток с аристократически-жестким лицом, был болезненно бледен, лишь лазурные глаза неистово горели на скуластом лице.
- Вы можете пойти поиграть, Северус, проводи Алину в оранжерею, думаю, ей понравится.
- Идемте, миледи. – Северус кивнул и, механически повернувшись, посмотрел на семенивших за ним близнецов.
Он шел молча, чеканным шагом, не глядя на своих спутников, вдруг на фоне окна показался сгорбленный, вздрагивающий силуэт.
Юнатан заплаканными глазами смотрел на дождь, водя пальцем по стеклу. Мать умерла почти полгода назад, но отделаться от ненастья не получалось. Его солнце было скрыто пеленой низких, лиловых облаков, через которые не проникало ни капли света.
- Что это с ним? – Поинтересовалась Алина.
- Он плачет. – Отрезал Северус. Она негодующе фыркнула, но тут вмешался Аластор.
- У Юнатана мама умерла. Полгода назад, его отец отправил погостить к нам, а младший брат попал в больницу с воспалением легких, он очень одинок, только…
- Только что?
- Он не хочет играть с нами, не хочет быть не одиноким.
- Юнатан – слабак. – Заявил Северус, настолько громко, чтобы Юнатан мог услышать, тот поднял голову, и встав с подоконника, направился к Северусу. Подойдя, он несколько секунд смотрел на него в упор, потом с силой ударил задиру кулаком по скуле. Северус покачнулся и отлетел к стене, над ним уже нависла тень Юнатана.
- Не смей называть меня слабаком! Не тебе это говорить, ты никогда ничего не терял. Тебе и терять нечего, тебя ведь даже отец ненавидит.
Видно было, что слова Юнатана задели Северуса. Он вскочил, ощерился, и набросился на мальчика, тряся его за ворот рубашки. Юнатан пытался отодрать его руки, но только неловко повалился на спину, ударившись затылком.
- Прекрати. Северус. – Она, раскинув руки, стояла над Юнатаном, заслонив его своим хрупким телом.
- Отойди. Отойди сейчас же! – Рявкнул тот, но Алина лишь холодно посмотрела в его глаза.
- Северус, что ты докажешь, причинив ему боль? Что тебе больно от его слов? Что он прав?
Что-то под ее кожей дрожало, напряженная, как струна, ловящая дрожь пальцев, она была проводником незримой, подчиняющей сознание силы. Сине-стальные глаза удивительно пронзительно, но в то же время ледяно притягивали его взгляд.
- Сопляк. – Бросил Северус, вытерев рукавом кровь с разбитой скулы. Юнатан, в свою очередь, хлюпнул разбитым носом.
- Бесчувственный чурбан.
- Прекратите, Северус, разве ты не должен быть идеальным примером для Аластора и Сириуса, а ты, Юнатан, что сказал бы твой брат.
- Моя мама умерла, и мой брат тоже скоро умрет! – Юнатан сжался в комок и заплакал.
- Чем больше слез, тем меньше действий. Тебе жаль не их, а себя. Это эгоистично, Юнатан. – Она повернулась к нему и присела рядом, поджав ноги в светлых колготках.
- Вот и нет!
- Да. – Ее пальчики погладили светлые кудряшки Юнатана. – Моя мама тоже умерла, но я знаю, что если я буду плакать, я никогда не смогу вернуть ее.
- Мертвые не возвращаются. – Фыркнул Северус.
- Смотри. – Она провела рукой по шее, и сняла длинную серебряную цепочку, на ней болтался медальон, с мраморным женским профилем – камеей. Он раскололся на две половинки с легким сухим щелчком, внутри была крохотная фотография, вырезанная из моментального снимка, красивой женщины в лиловом платье, на ее шее висел тот самый медальон. А в другой створке лежал русый локон ее волос.
- Это же волосы? – Сириус заглянул в медальон из-под ее локтя.
- Это ее волосы, ее ДНК, из них, я создам маму.
- Это будет всего лишь клон, она не будет настоящей, она даже тебя не узнает.
- Мои воспоминания и воспоминания моего отца – ключ к ее памяти.- Она коснулась двумя пальцами виска.
- Бред! Ты этого не сделаешь, не сможешь, ты вообще девчонка…
- Думаешь, я хуже тебя, раз я девочка? – Она сердито вскинула бровки.
- Думаю, ты сломаешься, ты даже не сможешь на дерево влезть.
- Уж поверь мне, по деревьям я лазаю прекрасно.
- А стена? Стена для папиных тренировок! – Воскликнули близнецы хором.
- Решено. Идем, - Северус бесцеремонно схватил ее за руку и потащил за собой.
- Ты с нами, Юнатан? – Спросили близнецы, одинаково склонив голову влево.
- Я… - Он посмотрел на Алину, поманившую его за собой и, вздохнув, побежал следом.
Стена уходила куда-то в непомерную высь, искусственные выступы, служившие для замены каменных горных уступов, образовывали неравномерный, но разнообразный рельеф.
- Вперед. – Северус гостеприимно показал на нее рукой. Алина кивнула и подошла ближе.
- Она же в платье. – Выдохнул Аластор.
- Одну минуту.- Юнатан куда-то убежал и спустя несколько минут вернулся со свертком одежды в руках.
- Вот, - он протянул девочке сверток, - возьми мою, ты ведь не против?
- Спасибо Юнатан, очень великодушно с твоей стороны. Может, вы отвернетесь?
Они послушно повернулись к ней спиной, слушая, как шуршит ее платье, скатываясь по гладкой коже, Северус ощущал бег мурашек по своей. Странная она, очень странная…
- Все, можете смотреть. – Алина закатывала рукава великоватой рубашки Юнатана. Бедра ее обхватывали узкие черные брюки.
- Ну давай или слабо? – Подзуживал ее Северус.
- Нет, Алина, - На ее руке повис Сириус, - это опасно, а если ты упадешь? А если ты разобьешься?
- Возьмешь один из моих позвонков на память. – Она подошла ближе и ухватилась руками за выступ несколько выше ее головы, поставила ноги, перебросила сначала левую, потом правую руки. Метр за метром она поднималась вверх, оставляя разинувших рот мальчишек.
Она была уже в пяти метрах над землей, когда распахнулась дверь, резко хлопнув о косяк, в комнату влетел Граф и отец Северуса, впереди несся Зарксис, но их присутствие сыграло с Алиной злую шутку: от резкого хлопка, заставившего ее обернуться, тело непроизвольно дернулось.
Длинное, ужасающее мгновение, захлестнуло зал, оборвалось ее коротким вздохом и разбитым движением белых пальцев, так цепко схвативших воздух. Северус замер с широко распахнутыми глазами в их черешневых глубинах клубился терпкий ладан, разогнанный дуновением ветра смерти. Он явно видел стальной проблеск страха, слышал отчаянный крик всего мира, терявшего ее, ускользающую сквозь воздух в Страну Чудес Боли…
Грубая и властная рука оттолкнула его, сильное тело рванулось вперед, напрягшись словно пружина. Запах нередкостной силы, хитрости, грации, неуловимо проскользнул мимо. Алина падала головой вниз, расслабив тело и закрыв глаза, на которых дрожали еле уловимые слезинки. Эти сильные грубые руки протянулись к ней и нежно схватив, притянули к себе, остановив падение.
Зарксис тяжело дышал, прижимая к себе дрожащую девочку, сжимающую его шею тонкими ручками.
- Боже мой! – Воскликнул Граф и бросился к своим детям, стиснув их в объятиях. Он целовал лоб дочери, бормоча что-то несвязно-теплое, искреннее.
На плечо Северуса легла жесткая отцовская ладонь, он повернулся, и удар по щеке обидным звоном рассек его напополам. Северус чувствовал себя не просто уязвленным, униженным, разорванным, втоптанным в грязь. Боль чувствовалась удивительно остро, раскаленной проволокой горели нервы, в глазах пульсировали слезы.
- Я разочарован в тебе, Северус. – Коротко бросил отец и не смотря на сына, подошел к своему другу, осторожно взяв его за локти, предложил пойти наверх и дать девочке оправиться от потрясения.
- Алина,- голос Зарксиса был мягким, влюбленным, - можешь отпустить мою шею, все хорошо.
- Угу. – Алина уткнулась ему в плечо, но послушно отпустилась, брат аккуратно поставил ее на пол, потрепав по голове.
- Алина, что на тебе надето? – Граф Д. удивленно разглядывал неподобающий наряд дочери. – Где твое платье?
- Вон там. – Она указала на аккуратную стопку одежды, лежащую на полу у ног близнецов.
- Идемте.
- Да-да, Альбус. – Рассеяно кивнул граф Д., Альбус повел гостей, но остановился подле сына, еще раз презрительно посмотрев на его мучения. Северус кусал прыгающие губы, изо всех вил стараясь не плакать, лицо его раскраснелось, влажное с хрипом дыхание опаляло рот.
- Я запретил тебе входить сюда. Ты подверг Алину опасности… Уходи, я запрещаю тебе появляться мне на глаза, ты будешь наказан, после ужина Маргарет отведет тебя в подвал.
- Но…
- Я все сказал! – Рявкнул Альбус.
- Нет! – Звонкий голос Алины заставил его замолчать, - господин Альбус, не наказывайте Северуса, это я предложила. Я… - она виновато посмотрела на отца, - хотела доказать, что смогу, у меня почти получилось долезть до конца.
- Дело не в этом, дорогая, - Мягко сказал Альбус, удивительно коварный голос его звучал басовой струной, горел, словно свеча, даря совсем немного скупого тепла. – Северус знал, что полагается надеть страховку, но не сказал тебе ни слова о ней. Это безответственно и низко.
- Но если бы вы использовали страховку, она бы висела рядом с тропой. – Заявила Алина.
- Прелестное дитя, - усмехнулся Альбус, - ты так не хочешь, чтобы я наказывал его?
- Не хочу. Наказание жестоко и бесцельно. – Твердо ответила она, Северус знал, что никогда не посмел бы так говорить со своим отцом, он не смел просто говорить со своим отцом, доказывая свою точку зрения. Слепое подчинение, вечно двигавшее им, вдруг отступило, испуганно сжавшись, уступив полумраку свободы, почти вырвавшейся из-под контроля.
- Что же мы тогда будем делать? – Серьезно спросил Альбус.
- Пойдем ужинать все вместе, а после, забудем об этом инциденте, Северус, ты ведь с удовольствием проводишь меня в оранжерею, так ведь?- Она слегка подмигнула ему, хотя радости в глазах не читалось.
- Да, конечно, миледи. – Северус глубоко вздохнул, принимая обыкновенное каменное состояние.
- Вот и славно. – Хлопнул в ладоши Граф Д., - я чертовски голоден!
Взрослые ушли, Юнатан и близнецы двинулись следом, Аластор оглянулся и посмотрел на Алину и Северуса, стоящих рядом.
- Не нужна мне твоя защита. – Зло прошипел Северус, направляясь наверх.
- Я ненавижу цветы. – Небрежно бросила она, - и ненавижу неблагодарных трусов, которым так сложно признать свое поражение.
***
Дверь захлопнулась, оставив меня в гордом одиночестве. Прокисшие тени на полу подвала в который меня привели, толкая в спину чем-то острым и неприятно холодным, дрогнули, уловив кошачий силуэт за маленьким зарешеченным окном. Я огляделся, это было довольно просторное, но пустое помещение, цунами лунного света лилось квадратами на каменный пол, такие же стены и потолок, с кольцами для цепей. Как сказал некто из моих тюремщиков – это был потаенный зоопарк, где его хозяин держал тигров. Запаха не было, но отчетливое чувство неволи щемило в груди. Я сидел на привязи, как дикий тигр – руки стянули за спиной, предварительно зверски обмотав большие пальцы – не вырвешься - от них шла длинная веревка, прикрепленная к кольцу в стене.
Масляная тишина, пахшая полынью и горьким пасленом, разорвалась под волнообразным колыханием моего вздоха, в который раз я подергал руками, стараясь не стонать от боли, мои воспаленные, искусанные губы болели невероятно, но я все равно пытался, хотя понимал, что пара суставов моей кисти уже вывихнуты.
Солнечную улицу, ставшую цельнолитой полоской света, вдруг скрыла, натянутая низкая тьма грозовых облаков. Отдаленные раскаты разразились совсем близко, и уютные терракотовые домики содрогнулись, скученно сбившись и нахохлившись. Тишина на секунду оглушила мир, а после улица опрокинулась единым серебряным потоком, разлитый солнечный свет превратился в бурный водяной поток, хлынувший со ската под ноги мне и Айвенго. Дождь нещадно хлестал меня по спине, покрытой невесомой тканью рубашки. Айвенго прикрывало лицо и голову ладонями, я почувствовал ее плечо, слегка задевшее мое. Схватив ее за руку, я притянул ее к себе и сжал, нависая над ее телом, укрывая от плетей дождя. Бешенные сердца стучали в унисон так жарко и исступление, проникло внутрь моей головы. Мокрое живое тело в моих руках вздрогнуло, руки медленно поднялись и обхватили мою спину, но я уже круто развернувшись, притиснул ее к стене.
- Зачем это? – Настороженно спросила она.
- Даже ты не знаешь причины своих поступков. – Я пожал плечами, но получилось плохо, тяжесть рубашки и воды казалась свинцовой. Раскаты грохотали где-то на моих плечах.
- Не знаю или не задумываюсь. – Я вдруг поймал ее губы на своих губах, пальцы ее обхватили мое запястье. Она считала мой пульс, я знал, она не могла позволить мне действовать бесконтрольно. Но опьяненные нежностью, чувствуя струи дождя на лице, мы парили, не касаясь ступнями гладкой мостовой. Моя рука ощущала биение ее крови под тонкой кожей на шее, а шоколадный запах ее волос, блаженно струился между моими пальцами. Мокрая насквозь ладонь оборвала сладость, разлившуюся по языку.
- Это всего лишь дождь. – Прошелестела она мне на ухо.
- Дождь не может длиться вечно. – Печально кивнул я.
На секунду передо мной вдруг мелькнул ее образ в моей длинной футболке с Джимом Моррисоном и правом белом носке, теплый и утренний. На запястье переливалась солнечными щербатыми бликами серебряная цепочка, обвившая ее запястье в два кольца. Судорожный блеск на лице серебряного ангелочка и кружка молока в красивой ладони. Моя Алиса. Моя собственная, но не телесно, нет, как-то иначе. Бессонная ночь разговоров и виолончельных поцелуев на крышах, облитых сахарной глазурью лунного света. Или нет. Луны нет, мы лежим на траве, а в наших глазах сгорают летящие кометы, и трава щекочет сцепленные пальцы и ее щека так близко. Мы уязвимы для друг друга и всех остальных, душевно обнажены, но боли не существует, мы смеемся, отвечая на удар и эта наркотическая меланхолия трав…
Но это лишь секундная ложь моего воображения. И вот, моя Алиса в саду. Положив голову на мои колени, читает вслух стихотворения Гумилева… Я не могу слушать, я слышу ее голос, дыхание, в которое они вплетаются. И вновь она тает.
Белые ленты в наших волосах и фейерверк, тысячи несуществующих радостных лиц, освещенных мгновенной вспышкой небесных страстей, реинкарнирующих вновь и вновь цветными искрами на бархатном небе. Сцепленные мизинцы.
Вновь тает жжено-карамельный вкус видения. Дождь почти перестал, и золотые солнечные струи стекают с крыш, разбиваясь на атомы капель.
Волосы, развеваемые ветром, беспорядочно высыхают, придавая ей еще больше свободного очарования. Кеды, ставшие кораблями в золотых водах Ганга, стекающих по крутой улице, разрезают испаряющуюся воду. Она тихо идет рядом, не спешит, не рвется вперед. Между нами нет бреши, она заполнена, она надломана…
Я остановил ее, задержав за запястье.
- Нэмо?
- Я хотел, хотел сказать, что… может...
Она терпеливо слушала мои перебивающиеся речи, скомканные слова никак не хотели быть сказанными.
- Я влюблен, Алина…
Она стояла в трех шагах от меня и вдруг сверху, с карниза на крыше сорвался и полетел вниз тяжелый горшок с кровавыми розами. Тень его скользнула по ее лицу и тут же, повинуясь моему грубому движению, она приникла ко мне. Глина жалобно раскололась за ее спиной, а кровавые бусинки, похожие на розовые лепестки уже сочились из царапины на ее щеке.
- Больно?
В ответ она сначала энергично помотала головой, а после сдавленно кивнула.
- Прости.
Я гладил ее по голове, смотря вверх. Мои глаза уловили кошачье движение силуэта и блеск глаз за пластиковой оправой очков.
До меня донесся шум, короткий ответ на требовавшийся пароль, и в отворившейся двери вновь показался человеческий силуэт.
Констанция небрежно закрыла дверь ногой. В руках она несла пластиковую бутылку воды. Я зажмурился, представляя как ледяная до дрожи жидкость стекает по моему позвоночнику вниз.
Но пытки не последовало, вместо этого, она шикнула крышкой и опустившись подле меня поднесла к моим губам горлышко.
- Пей. – Короткий приказ, произнесенный как просьба, требующая неукоснительного повиновения, заставил меня подчиниться. – Хорошо. – Она отняла от моих губ бутылку. – Ты ничего не собираешься им говорить?
Я помотал головой.
- Тогда я посижу здесь.
- Почему?
- Я не они, а значит, заставлю тебя сказать мне правду. – Она пожала плечами. Я смотрел на ее короткие растрепанные волосы, на красивую тонкую линию, очерчивающую шею, на кожу, под которой перекатывались шарниры костей.
- Где я?
- Секрет.
- Меня все равно найдут, рано или поздно…
- Ее уже ждут, будь уверен, она никогда не оставляет своих друзей в беде. Ты наживка, на которую клюнет золотая рыбка.
Я помолчал несколько минут, но после мне в голову пришла гениальная идея. Люди не задумываются, не подбирают слова в дружеских беседах. Непринужденный разговор раскрепощает, а значит, я смогу узнать нечто полезное о своем местонахождении и их дальнейших планах.
- Констанция, раз ты здесь, расскажи о себе, мы ведь никогда толком не говорили. – Попросил я, включив все свое очарование.
- Хитер лис. – Она улыбнулась, ей был приятен вопрос, приятно то, что задавал его я. – Что ты хочешь узнать?
- Как ты попала в игру?
- Меня пригласили, как и всех, через интернет, Юнатан собрал нас всех. Странно, что мы в разных командах, но так даже интересней.
- А кого-то еще ты знала до участия? Например, в вашей команде, такой, высокий брюнет в очках…
- Альфред.
- Так и знал, вместе в музыкалке учились, он скрипач.
- Не знала, что он играет. – Она чуть смутилась.
- Может, пригласишь его в бар? Он ведь тебе симпатичен. – Мое очарование било через край.
- С чего ты взял? – Констанция вспылила, но тут же успокоилась.
- Я просто предположил и, как видно, оказался прав. – Констатировал факт я. – Здесь так сильно луна светит, пустынно наверное…
- Ну, почему же. Нэмо, ты ведь не воспринимаешь это всерьез? Ну, не считаешь, что если мы в разных командах, то мы враги, что до первой крови…
- Не считаю. – Кивнул я. – Это война за честь, не за жизнь. Красивая игра в рыцарей, в войну взрослых людей.
- Разве мы не взрослые? – Вдруг как-то особенно спросила она, встала, выпрямившись во весь рост, подошла ближе, покачивая бедрами.
- Нет, не думаю. Взрослый тот, кто прирос к одному месту, тот, кто извещен и ответственен за то, что он прожигает жизнь. Столько трат сил и времени и пустота и безызвестность взамен. Разве в это можно верить?
- Ты веришь в то, что ты не заплывешь жирком, не прирастешь к одному месту, заведя кота, дом, девушку… Ты веришь в то, что ты в любой момент сможешь сорваться с иглы уюта и уйти прочь, бросив все. Это ребячество.
- А зачем становиться взрослым, что изменится от того, что я стану себя так называть?
- Ровным счетом ничего, кроме готовности.
- К чему?
- К чувствам, настоящим, не инфантильным.
- Прости, Констанция, но ты немного не по адресу, - залопотал я. Но она уже присела подле меня, и я почувствовал ее дыхание на своей щеке. Она жарко что-то говорила, но я не слушал, в голове пульсировала презрительная ухмылка Айвенго, быть может, уже знающей о моем «предательстве», измене ее образу, выжженному на моих веках так четко и ясно, будто она была из воска или стекла.
- Извини, Нэмо, но я лишу тебя прекрасной ночи в компании с твоей очаровательной знакомой. – Знакомый, гортанно произносящий мягкую «р» голос вывел меня и транса, заставил Констанцию отпрянуть и напороться на острие меча верхними позвонками. Она так жалко свела лопатки, растерянно хлопая глазами. По ее лицу пролегала полоска белого лунного света, дрожащего на ресницах.
- Я бы не дергалась. – Айвенго нарочито равнодушно уронила эту фразу, мельком глянув на меня. – И не кричала, прости, Конни, но мой друг с битой непременно ей воспользуется. Знаю, пошло, но не хочу повторяться, не выношу хлороформа. Старомодно. – Позади нее стоял Тео, но биты не было, Айвенго нарочно не давала ей обернуться.
- Встань, милая, - Айвенго едва достала ей до лопаток, но крепко зажав меч обратным хватом, толкнула ее к стене. Веревки на моих руках были перерезаны, и я уже растирал затекшие, побагровевшие запястья, смотря на то как монотонно Тео затягивает руки моей тюремщице.
- Так-то. Уходим, пока они еще не оправились от возможности пожара.
- А герб? – Спросил я, - вы его забрали.
- Не торопи события, зачем мне это делать? Юнатан прекрасный игрок и скучно будет лишать его удовольствия сыграть с таким сильным противником, как я. – Нескромно заявила Айвенго.
- Мысли вслух. – Буркнул Теобальд, и девчонка потерла затылок, по которому только что ударили его тонкие мелодичные пальцы.
- Не смей фамильярничать в присутствии…
- Не продолжай, уходим, они не знают, что мы здесь. Утечка информации нам на руку… – Тео толкнул меня к окну, решетка была сорвана им за считанные секунды, Я подпрыгнул и подтянулся на руках, протискивая свое тело в прямоугольник окна, оказавшегося больше, чем казалось сначала. В коридоре нарастал рокот голосов и коротких приказов, раздаваемых затрещинами терпким медовым голосом с привкусом меди.
- Знают. – Коротко сообщила Алина, повернувшись на носках, и положив руку на рукоять меча.
- Не смей ввязываться.
Дверь открылась, и в мою уютную камеру влетел Юнатан и еще двое, Альфред и Тристан.
- Только ее. – Отрывисто крикнул он и ринулся вперед, но Тео уже перехватил его удар гардой своего двуручного меча.
- Айвенго, уходи немедленно! – Крикнул он, отбивая атаки сразу двоих противников, за их спинами замаячил щуплый силуэт еще одного подростка.
- Скандр. – Тео выжидающе смотрел на него, но тот замер в прострации, наблюдая за изменениями выражений на лице Теобальда. – Помоги мне! – Тео отбросил Тристана, но тут же налетел на мощный, с замаха, удар Альфреда, Скандр неловко ринулся в бой, но толку от его жалкой попытки не было.
- Черти что. – Айвенго соскользнула вниз, хотя она почти выбралась, оставив в моей руке лишь упругий сжатый воздух. На лету выхватив меч, она круто повернулась, и ее стремительная атака подкосила колени Альфреда, следующий удар, направленный на Юнатана, заставил его меч вибрировать, травмируя кисть и пальцы.
Они сошлись в схватке. Лев и пантера, волосы, покрытые блестящим воском луны бешено танцевали вкруг голов, крылатые мечи пели мелодию битвы из треска и перестукивания, громогласные воинственные кличи полнили и пьянили воздух.
Айвенго вдруг отпрянула и выставила перед собой меч.
- Дай мне уйти. Забрав пленника. Вот, моя жизнь. – Она сорвала с груди кулон в виде кленового листа, ржаво-желтого с багровыми и рыжими закатными отливами.
- Нет. – Вдруг сказал Юнатан. – Не нужно.
- Великодушно с твоей стороны, но я не прошу свободу, как подачку.
- Взять. – Короткий приказ пронесся стрелой у ее глаза, Юнатан не разжимал губ, лишь полуповернул голову. Констанция вдруг рванулась и сгребла Айвенго за шею, отбросив голову назад и накрыв ладонью лоб. Тео был сбит с ног и скручен, появившимися из ниоткуда двумя парнями с одинаковыми выражениями лиц. Я рванулся было вновь в окно, но хрип Айвенго остановил меня.
- Не сметь! Я справлюсь. – Она оттягивала сильное предплечье Констанции от своего хрупкого кадыка, сучила ногами и дергалась, пока милостивый Юнатан не прижал к ее лицу марлевую повязку с хлороформом.
- Юнатан. – Альфред вылезал в окно.
- Пусть идет.
В коридоре прошелестели удаляющиеся шаги Скандра.
- Не преследовать. – Никки стоял у двери, его губы разомкнула лисья полуулыбка. Темные веснушки задвигались, обнажился золотистый лоск виска. Маленький принц, мальчик с самой кромки солнца. Ощущение вечности притуплялось при взгляде на его прямоугольные скулы, покрытые рыжими, золотистыми, красноватыми и (самыми отчетливыми) баклажанными крапинками. Оранжевый портрет в фиолетовую крапинку. Но сейчас его личико фавненка исказила гримаса удовлетворения, почти плотского, но с долей беспокойства.
- Прекрати прижимать эту гадость к ее лицу. – Взвизгнул он и набросился на брата. Голова Айвенго качнулась на грудь. – Она так беззащитна, когда спит. – Тоненький пальчик Никки проскользнул по ее щеке.
- И будет в ярости, проснувшись. – Юнатан уже сматывал ее руки.
- Нет, ты обещал отдать ее мне! – Никки бесцеремонно отпихнул старшего и обнял ее, приникнув спиной, заслоняя руками. Все его тело напряглось, колебания, проходившие по рукам, передавались всему телу волной мурашек. Бархатная кожа, натянулась, кудри, яростно растрепанные, образовывали медный ореол вокруг головы.
- Забирай. – Юнатан послушно отступил. Констанция отпустила горло Айвенго, бездыханное тело повалилось на каменные плиты.
- Тристан, отнеси девчонку, куда он скажет. Вы двое, скрутите Теобальда, я жажду с ним побеседовать. – Пригнув голову, он вышел из подвала, задев ладонью гибкую спину Конни, шедшей впереди.
Ресницы Айвенго дрогнули, руки нашарили рукоять собственного, оброненного меча, острие чуть чиркнуло по плитам. Ноги вспружинили, взвив тело в воздух, руки оглушительно замахнулись и свист, обвивший клинок, врезался в грудь Тристана, переломив его пополам резкой болью. Никки пятился, заслоняясь руками.
- Великодушно с твоей стороны, Николас. – Ее насмешливый голос напряженно закручивался в спираль, как из крана вино, он пьянил мальчишку, не давая опомниться.
- Ты не сбежишь. – Тихо сказал он, склонив голову, пальцы сжались в кулак. – Ты пойдешь за Тео, ты ценишь даже балласт…
- Нет настроения, выслушивать твои откровения на мой счет. – Перебила она.
- Придется. – Кровожадная улыбка опалила милое личико мальчика. Рука взметнулась в воздух и в грудь девушки, на расстоянии метра прямого попадания, в ночь уперся холодный ствол пистолета.
- Ах, банально и грубо. – Цинично заявила она и приблизилась. – Стреляй, Никки, ну же… нет, кишка тонка.
- Ну, почему же. – Пальцы неслышно спустили курок, воздух рассек гладкий патрон, начиненный снотворной сывороткой. Айвенго схватилась за плечо, колени подломились. Этот рыжий котенок превзошел ее, да как он смеет… Губительная одержимость.
Она несколько раз моргнула слепыми глазами и дернувшись рухнула на пол.
- Слабость скоро пройдет. – Никки присел возле нее, гладя лицо и волосы. – Теперь ты моя зверюшка. – Он улыбался, и блеск его ровных зубов, обрамленных апельсиновыми губами выдавал истинное счастье, тянувшееся из глаз золотым, нитяным светом.
***
Тео безумно хотелось курить, до дрожи в пальцах. В присутствии Айвенго он держался, зная о ее аллергии, о ненависти к тому, что по ее мнению убило ее мать – рак легких. Голова, мокрая и тяжелая скатилась на бок, стянутые ремнями руки болели, синие рубцы расползались по запястьям. Напротив сидел Юнатан.
- Как ты? – Весело спросил он.
- Закурить есть? – Вопросом на вопрос ответил Теобальд.
- И это твое желание. Ей не удалось уйти, хоть Тристану и досталось, но, с твоей подружкой всегда так, не знаешь, чего ждать, вот Никки и решил подстрелить ее, как несчастного птенца.
- Тварь. – Заскрипел зубами юноша, рванувшись вперед. Сигарету, тонкую смертоносную бумажную трубочку со смолами внутри, с успокаивающим танцующим дымом, с мелодикой музыкальной шкатулки…
- Я этого не хотел. – Просто пожал плечами блондин, и вновь занес бутылку с плававшими внутри айсбергами. Тео не посмел зажмуриться.
- Ну, и где же резиденция твоего высочества? Тео, не упрямься.
Теобальд молчал, отведя изрезанный ресницами взгляд. Юнатан хмыкнул, выражающие искреннее сожаления глаза не моргнули, бутылка накренилась, ледяная жидкость потекла по волосам, обжигая пробор, лоб… стекая на шею и вниз на спину. Зубы стучали, дрожь раскачивала его тело, острая нужда в никотине остро приникала к любой боли, делая ее острее, а тело уязвимей.
- Морозно. – Юнатан присел на корточки, заглядывая в глаза Тео снизу. – Боишься выглядеть в ее глазах предателем. Куда же делся тот Тео, что боялся жуков, щекотки и ледяной воды? Паж Алины, приносящий ей крашеные в голубой розы. Это было мило. Особенно растоптанные лепестки и твое мокрое лицо, заплаканное и разбитое на осколки. Ты все еще ненавидишь ее за это?
- Нельзя защищать того, кого ненавидишь. – Прохрипел Тео. На голову ему упало махровое полотенце.
- Я за жуками. – Бросил Юнатан. – Шучу, я знаю, что ты не скажешь мне ничего, но есть тот, кто скажет, не противясь, даже с большой охотой. Тебе интересно?
Вновь молчание.
- Александра Рене Рейхенбах III. У милой Айвенго все еще есть враги, кроме меня, единственного, достойного ее противника. – Он говорил это с гордостью, без иронии и фальши.
- Что же ты отдал ее? – Зло прошипел Тео, электронные переливы, ночное колыхание воздуха, горькое звучание далекой гитары. Пауза, нескончаемая, пугающая.
С лица Тео все еще стекали струи воды, испаряясь, приносили жгучий холод, сужающий сосуды и зрачки.
- Ты боишься даже не ее, нет, что-то проще, собственного брата, младшего. Никки сильно вырос, а ты вскормил его собственной безусловной любовью. Он пожирает твое сердце, Юнатан, а ты забираешь его боль, сражаясь за него. Но ты не чувствуешь его боли, и не почувствуешь… Он тоже не почувствует, потому что когда ему делают больно, ты забираешь его боль. Никки знает, что больно не ему, а кому-то другому.
- Что ты несешь? – Лихорадка признания охватила просторный кабинет, посреди которого стоял стул с привязанным к нему пленником, стены глубокого зеленого цвета, уставленные книжными шкафами из вишни, стол у зашторенного окна, в щели пробирались полосы света, задерживающиеся на металлических поверхностях растекшимися бликами. Рояль у стены справа от двери, глянцево-черный, словно закрытый алтарь, на изящных ножках.
- Какое дело тебе до меня и моего брата? – Унять дрожащую челюсть было нелегко.
- Ты слеп, Юнатан. Как бы ты ни старался, тебе не выиграть этой войны… Ты не можешь быть королем, ты не способен на жертвы и одиночество. Ты не привык быть ненавидимым. Она знает это, поверь мне, знает прекрасно.
Они не проверили запястья. Комната на третьем этаже, прыгать высоко, но руки Тео уже упрямо пилили веревку ножом для бумаги, схваченным им в порыве схватки с массивного стола. Безрассудство на грани болезненного падения… но нужен лишь момент. Юнатан уже повернулся к двери и хлопнул ей, оборвав его речи. Руки расслабленно упали позади него, пальцы сами растирали запястья, разгоняя колющие молекулы кислорода, наполняющие бесчувственные ладони.
Тео склонился, изогнув гибкую поджарую спину, перерезал веревки, сдерживающие лодыжки. В воздухе повеяло яблоневым садом, сахарными плодами. Легкие раскрыли грудь, под окном кто-то курил, Теобальд приник к шелке между шторами.
Длинный зеленый шарф обвивал шею юноши, рубашка в клетку пузырилась на спине от налетевшего с садов ветра, густые каштановы волосы сдувало с безучастного лица.
Тео выругался. Юнатан все-таки не оказался глупцом, поставив охрану, но он знал еще нечто такое, что не позволило бы Теобальду уйти. Алина оставалась здесь. Где-то в поместье, скрученная ремнями, терроризируемая Николасом, жаждавшем ее взаимности.
Ручка двери наклонилась сама собой. Не заперто. Часовой стоял слева, так что дверь, отлетевшая в него, оставила грандиозный синяк на его лбу. Тео вырвался. Он несся по коридорам, виляя по знакомым поворотам. Нет, это не штаб, это лишь прикрытие,… но как продумано их расположение, где Айвенго? Где она?
Айвенго очнулась. Дрогнули ресницы, наполнилась резким свежим воздухом грусть, абсолютная толща тишины навалилась на тело, подвешенное к крюку в потолке за связанные над головой руки. Под действием силы тяжести ноги, чуть касавшиеся носками развязанных кед, пола, тянули вниз, но не давали опоры.
Нет ножа на запястье.
Медленно, стараясь не повредить запястья, она начала раскачиваться. Кровь стучала в висках: надрывно и напряженно вела свою мелодию скрипка, внезапно ее прервал тупой звук барабанов. Бесполезно. Веревка крепка.
- Черт. – Алина склонила голову к плечу, и дернула зубами воротник. Еще раз, сильнее, резче.
Черную ткань пропорол острый и тонкий блеск лезвия. Такие используют в резаках, не оставляя некрасивых прорывов; они ранят бумагу на ровные прямоугольники. Розовый мороз проскользнул по шее пленницы. Мягкие губы поцеловали сталь, лезвие уже приятно холодило прижимавший его язык.
Напряженно прислушиваясь, Айвенго замерла, пропуская сквозь себе тихие шорохи, мягкие порывы ветра. Дробь света занялась предрассветным лиловым всполохом. Даже птицы петь перестали. Грядет пламя. Где же Тео?
Задрав голову, она напрягла руки.
«Никогда не умела подтягиваться…»: досадно поморщилась она и сделав рывок, зафиксировав рычаги предплечья и локтя, девочка передала губами лезвие, оцарапав пальцы.
«Получилось!»
Ликованию ее не было предела, веревка поддавалась, становясь с каждой секундой все уязвимее, тоньше.
Открылась дверь. Задвигались тени, и на пороге возник Никки.
- Рад, что ты очнулась. – Он мялся у двери, неловко заламывая руки.
Алина всегда думала, что это символичный, нереальный жест, но волнение Николаса, шорох маракасов, ромовые глаза с двумя собственными черными лунами зрачков…
- Ты обижена, но я не просил их делать этого…
- Они перестарались.
- Ты ведь сама говорила, что это война! Значит то, что хочешь нужно брать силой. – Он будто бы притопнул ногой.
- Не меня.
- Я одержим…
- Громкие слова.
Презрение, сплошное презрение.
- Твоя библия – это меч, моя это ты.
- Ты жесток, Никки, ты не был таким.
- Не захламляй свое сердце жалостью ко мне. – Передразнил он.
- Это грубость. – Устало откликнулась она.
- Ты разбила мне сердце!
- Какая жалость. – Веревка оборвалась, как только ступни коснулись пола, девушка рванулась вперед, обвела Никки, задев лезвием его плечо, облаченное в рубашку, поверх футболки. Брызнула кровь, и алые слезы закапали по янтарной капле жизни, уносимой ей в темноту.
Глаза цвета мокрой стали хладнокровно проскользнули по его всхлипам.
Ники сидел на коленях, зажимая ладонью порезанное плечо. Из глаз капали частые-частые слезы, оставляющие расплывающиеся следы на каменном полу.
***
Я нырнул в подворотню, собственные лихорадочные шаги отдавались в горле и затылке тяжелыми ударами. Этот страх подворотен, почти по-итальянски небрежно-уютных, паруса белых простыней раздувались. Я слышал шаги моих преследователей, их дробные перестукивание сухих клинков. Подло, со стороны Юнатана.
Ища путь, отрезавший бы им дорогу, воспользовавшись секундной задержкой (я сбросил на них чью-то простынь) и приставной лестницей, и взлетел вверх, скрипя черепицей и роняя ее вниз, я бежал прочь.
В памяти вдруг всплыли осколки того вечера в баре на набережной. Я не помню, что перебрал тогда, нет, я не был пьян, я был счастлив иначе.
Айвенго почетно опустили во главе стола. Тео сел справа, я ревниво примостился слева. Стив подошел к ней и, бросив насмешливый взгляд на меня, спросил:
- Земляничного вина? – Спросил он, и, дождавшись ответного кивка, заявил. – За счет заведения.
- Расщедрился, Стив? – Подзадорила его она.
- Брось ты, в прошлый раз ты здорово выручила нас, на поэтическом вечере.
- Ты пишешь? – Мои брови чайками взвились вверх.
- И прекрасно. – Ответил Стив и удалился.
Через несколько минут на столе сияли свечи, а в высокий бокалах плескалось алое, полупрозрачное вино. Аромат земляники вплетался в волшебную канву этого вечера. Ее локоть остро коснулся моего.
- Извини. – Проронила она. Но я жаждал увидеть удушливый румянец на ее щеках. Увы.
- Айвенго, - Тео вдруг притянул ее за руку. – Пойдем, потанцуем.
- Хорошо. – Она встала, не качнувшись, впрочем, и вино она пила не морщась. Мне оставалось только смотреть, как мой конкурент бережно и тепло кружит ее по залу. Изысканно они выглядели. Он – высокий, стройный, с развернутыми плечами, она – милая, гармоничная, с тонкой доверчивой линией шеи от самого подбородка, до самой яремной впадинки и ниже, почти на шесть сантиметров (я правда пялюсь). Как подпрыгнуло, к самому горлу, мое сердце, когда его пальцы тыльной стороной нежно убрали локон с яблочной щеки.
Это было не похоже на ветер, но я ощущал это вино именно так. Встав, я твердо направился к танцующим, обогнув Пифагора и Пендрагон, кивнув Шерлоку, я коснулся его плеча.
Теобальд был разочарован и раздражен, этот осадок будто испуганный моим быстрым движением.
- Что?- вопроса я не ожидал. Айвенго не сдержала снисходительный смешок.
- Я бы хотел…
- А если нет. – Лукаво констатировал он.
- Извини, - вмешалась она и выскользнула из его рук, тонкие, пропитанные жасминовым дымом пальцы, чуть придержали рукав, но наткнулись на искрящийся взгляд, и какая-то позволительная улыбка озарила его лицо. Он только потрепал ее по голове и насмешливо клюнул губами в затылок.
- Веселись.
Это действие заставило Алину пригладить волосы и метнуть раздраженные стрелы в его спину. Тогда я хмыкнул, но теперь, я знал, он лишь защищался.
- Вот так всегда! – Она повела плечами, моя рука, лежащая чуть ниже плавных лопаток, задвигалась, вместе с ее спиной. Боже, какой непозволительно человеческий жест. Так, такой осторожный, так может это делать невольник, страшащийся одного лишь взгляда свободных, впрочем, ее свобода была всем естеством мира, неотъемлемой его частью. Но этот жест…! Как он чудовищно прекрасен в искренности этих плеч, в наивной необдуманности, он просто прекрасен.
Когда болит сердце - поводят плечами.
Мой плавящийся взгляд бежал по ее лицу и глазам, повинуясь музыке. Это было что-то довольно быстрое, но тут, мелодия оборвалась, среди пестрых неформального вида лиц, я увидел Стива и его малиновую шляпу, воспарившую над одной из макушек.
Медленно, трогательно, что-то довольно старое, от этого прибредшее более терпкий оттенок всеобщих чувств тех, кто вслушивался в строки, в фортепианные повторы мелодии, в это гортанное придыхание.
Я был так одинок, держа ее в объятиях, я умирал ради нее, и она это знала, я знал… Мне хотелось дышать ей вечно, но воск моих рук плавился, касаясь ее тела. Я был оставлен в своем одиночестве, потерян, не найден.
Мое сердце билось в такт движению ее ресниц и Forevermore (Dream Evil) играющим из мощных колонок. Музыка была живой, она была исполнена ради нас (существующих лишь в моем воображении), а значит, оживала, превращая в асфиксию мои вдохи и ее выдохи.
- Что бы ты сделал, если бы знал, что тебе осталось жить совсем немного, что тебя казнят… но ты не узнаешь даты своей смерти до самой предпоследней секунды.
- Ты умираешь?
- Нет, а может быть… впрочем, нет. – Она посмотрела мне в глаза. Черничная сладкая абстракция, как поцелуй в глаза, как звук гильотины, сносящей голову. Черт, утонешь и не выплывешь и трупа не найдут, как в открытом океане в шторм. – Ну так что?
- Припечатал бы тебя к стене и в глаза смотрел мучительно долго… - Прошептал я.
- Мне было бы больно, - она чуть было не отпрянула. Не отдал.
- Прости...
Но нет, не простила, попятилась, вырвалась, нашла глазами Тео и не отпускалась от него до самой полуночи.
Я запустил пальцы в карман, извлек телефон и, распахнув окно сообщения, послал короткое: «Набережная. 15» на номер Шерлока.
Ответ не заставил себя ждать.
«Буду. Остальные тоже. Взять тебе водички?»
Ирония вывела меня из себя и, повинуясь недоэмоции раздражения, я прибыл к месту уже через пять минут.
Меня усадили за стол и Нина (она и не думала идти домой, торчала чуть ли не с обеда там, болтая со Стивом, бывшим не то ее близким приятелем, не то дальним родственником), опустила передо мной кувшин наполненный, почти до краев, лимонной водой со льдом. Желтые солнышки лимона батискафами опускались на дно источая сок.
- Пей. – Повелительный тон маленькой Пакохонтас, заставил меня поперхнуться, но послушаться. Умеют же женщины людьми манипулировать.
- Что произошло? – Джаспер подпрыгивал на месте.
- Тео и Айвенго… - мой немногословный рассказ прервал судорожным глотком воды, осушившим половину высокого стакана, я поперхнулся лимонной цедрой, оцарапавшей язык, поморщился и продолжил, - они у Львиного сердца… - и вновь те же действия, но еще более поспешные, - стоп, пригнитесь.
Все как один мы нырнули под стол. Мои острые колени задели загорелые ноги Нины, Пифагор пихнул рыжего локтем и вопль Артурии заставил всех заткнуться.
- Там двое, высокий темноволосый и второй, в красной кепке, они преследуют меня. – громко прошептал я.
- Уходим. – Быстро сказала Нина, махнув гремящей рукой, переступив кедами из лиловой шотландки, она резво выскочила из-за стола и понеслась к Стиву. Заставив его перегнуться через стойку, девочка что-то влажно зашептала ему на ухо. Я следил глазами за реакцией бармена, брови, похожие на мохнатых гусениц съехали на переносицу, затем взмыли на лоб, а после заговорщик кивнул и встрепав черные тяжелые волосы Нины, поманил нас рукой
- Счет. – Гаркнул Пифагор молодой стройной официантке, реакция была мгновенной.
- Но куда? – Джаспер тянул Артурию, еле успевшую схватить большую кожаную сумку.
Терракотовый джазовый мир растаял, обнажив лазурный предрассветный каменный покой. Нина прошмыгнула вперед и повела нас по запутанным улочкам, оглядываясь и таясь, приникая временами к золоченным солнечными лучами стенам.
Показался знакомый длинный проулок, горшки с геранью и гирлянды носков. Столпившись у обшарпанного крыльца антикварного магазина, как робкие пилигримы, ожидая приюта и горячего травяного чая, чей аромат полз из-под дверной щели. Нина вдруг исчезла в полумраке, остановив нас раскрытой светящейся ладонью. Над головой завел свою скрипучую песенку старый сверчок, волосы потревожил пахнущий лавандой ветерок, все стихло, прислушиваясь к шорохам и перестукиваниям.
Ожидание затягивалось и мне уже в серьез казалось, что я слышу быстрое щелканье шагов, сбивчивый вопрос и короткий ответ сквозь сжатые зубы.
Распахнулись зеленые решетчатые ставни, выпустив наружу волну рыжеволосого света, пахшего мандаринами, из него, почти по пояс, перевешиваясь над пропастью улицы, высунулась Нина, и призывно махнула, сбросив веревочную лестницу, ударившуюся о крашеную стену дома, сбив осколок штукатурки.
Лезть было довольно легко, главное – держать узкие веревки в натяжении, ухватившись за подоконник, я подтянулся, на секунду завис, греясь в скворчащем живом свете керосиновых светильников.
Мансарда, на которой располагалась детская Нины, напоминала и лавку древностей и прибежище колдуна, с гирляндами оберегов и пестрых книжных переплетов с золотыми вензелями, игрушек, разноцветных подушек с бахромой и без, красок и мутных граненных флаконов с прозрачными пахучими составами внутри.
- А отчего не по лестнице? – спросил я, вертя в руках странное полосатое существо с кошачьими ушами и двумя разнокалиберными пуговицами вместо глаз.
- Дедушка спит. – Нина вырвала игрушку и прижала к себе.
В ее комнате царило вечное осеннее равноденствие, в восточном углу, лицом к окну была натянута палатка из простыни. Заброшенная пустая чашка с кислыми цветами каркаде опрокинулась.
- Садитесь. – Ее гостеприимство бросила в нас подушками.
Рассевшись, мы продолжали озираться, уютный полумрак теплым пледом ложился на плечи, овсяное печенье с пряностями и крепкий чай с мандариновой цедрой и корицей, принесенные ей, были проглочены в единый короткий миг.
- Что мы будем делать? – вопрос повис в пустоте. Лишенные предводителя, словно выводок желтых утят мы вошли в рекурсию, двигаясь по кругу, преследовали каждого из нас.
- Их нужно вытаскивать. – Засуетилась Артурия.
Мой телефон вдруг призывно вздрогнул.
«Где ты? Мне нужно с тобой увидеться. Площадь Братьев Гримм. С.»
- Личное? – Спросил Джаспер. – Что еще за С? – Он выхватил из моих рук телефон и поднес его близко к глазам.
- Это от Скандра, - я протянул руку, но он задрал телефон над головой, так что мое тело провалилось в пустоту, Джаспер развеселился.
- Среди ночи. – Хохотнул Пересмешник, - Нэмо, ты нужен мне!.. – он приложил ладонь ко лбу. – Мне и ночи не пережить…
- Эту ночь ты точно не переживешь! – прорычал я и навалился на него, повалил навзничь и, оседлав его брыкающееся сотрясающееся от смеха тело, сдерживал руки, покрытые сверкающими золотистыми волосками.
Он больно пнул меня коленом в основание позвоночника, не желая оставаться в долгу, я схватил его за грудки и встряхнул так, что ему осталось только зажмуриться и рванувшись, сбросить меня с себя…
…
С минуту мы еще боролись, как вдруг два толстых пыльных тома Шекспировских трагедий хлопнули нас по затылкам.
- Как маленькие! – Раздраженно заявила Нина, вырывая у Джаспера телефон.
- Что еще за площадь Братьев Гримм? – Спросил я, ни к кому в особенности не обращаясь.
- А ты не знал? У заброшенной ратуши, недалеко от Urban Fairyland. – Пифагор странно подвинул пальцами кадык, жуткий, механический жест, сопровождаемый треском фольги.
- Прекрати так делать. – Артурия отняла его руку от шеи. – Пока мы здесь сидим может… может произойти все что угодно.
- Айвенго не могла так просто попасться. – Нина положила подбородок на острое колено, вторую ногу она протянула вкруг, щекоча пальцами горячее, пропитанное запахом керосина стекло. Индианка сидела, глядя в черное пространство между раздувающимися шторами в узоры из отпечатков птичьих следов. – Либо это ее уловка и нам не о чем беспокоиться, либо все слишком серьезно и они используют нечто посильнее хлороформа.
Столь разумные слова девятилетнего ребенка меня испугали. Она была почти живой, почти реальной со своими изящными дикими изгибами конечностей и позвоночника, ей хотелось пришить птичьи крылья и смотреть, как это стройное тело, поборов нерешительность, разбежавшись, спрыгнет со скалы, вслед за солнцем, пронесется через простор прерий к предзакатной розовой кромке…
Меня заставил очнуться камень, попавший в створку окна, встав, я чуть покачнулся, и на цыпочках подойдя к окну, выглянул.
На меня устремились две пары торжествующих глаз.
- Алина! – Не выдержав, воскликнул я.
- Мне ты рад гораздо меньше. – Заявил Теобальд, он приобнимал девочку за стройные плечи. Я все мешкал, негодуя и разрываясь на части. – Сбрасывай уже волосы, Рапунцель.
Я повиновался, но только сейчас заметил, когда она пропустила его вперед, поддерживая за пояс, что это были отнюдь не объятия, правая лодыжка Тео была неловко поджата, а на ступеньках лестницы оставались расплывающиеся скользкие следы.
Айвенго взобралась следом, вид у нее был менее потрепанный, но порванный воротник рубашки и исцарапанные запястья пробили брешь в моем спокойствии.
- Нина, лекарства, Тео ранен. - Она усадила его на подушки и стащив кеды вместе с носками, закатала джинсы до середины мускулистой голени. Короткий глубокий порез на щиколотке, сзади, кровоточил и не давал ему покоя.
- Алли, не стоит, я сам.
- Молчи. – Быстрые и точные движения ее приковывали всеобщий взгляд.
Линдси тоже приказывала мне молчать, обрабатывая мои порезы и ссадины, ненавидела оправдания и причитания, но больше всего мою детскую ложь: «Мне не больно!».
Повязка была наложена в мгновение. Нина принесла для них чай с пряностями, дымящиеся выпуклые кружки с глянцевыми синими боками, в которых расползались махровые оранжевые блики.
Айвенго благодарственно кивнула и опустила голову, вдыхая аромат корицы и кардамона, цедры апельсиновой цедры, бергамота и гвоздики. Лицо ее совсем приникло к чашке, когда на подернувшуюся выщерблинами натянутую поверхность капнула, прорвав гладь кольцами соленой боли прозрачная капля, не отпив и глотка, остервенев от собственной чувствительности, она отдернула кружку.
- Обожглась? – Забота в его голосе убивала, заставляя кивать и притворно прикусывать губы. – Нина, пожалуйста, принеси еще печенье, и стакан молока…
Алина вскочила, и фальшиво улыбнувшись, вылетела прочь из комнаты, шатко хлопнув дверью.
- Сама…
В глазах плясали мокрые звезды, расползался по швам привычный мир и темные кляксы наполняли пустоту разводами ржавого сожаления.
Она сбегала вниз по скрипучей лестнице мимо антикварного старья, поднимая в воздух ночную сонную пыль, цвета кофе с молоком. Мимо шкафов, комодов, стульев, мимо, мимо, мимо… Остановилась, очнувшись от звона дверных колокольчиков и прикосновения ночного волшебства к кости бедра. Нет, не убегать. Она дала себе слово. Но так… так… Караван всплесков нежданных эмоций схватил за горло, удушье собственной виной, диагноз АА. Неизлечимо.
Вздохнув, девушка отпустила покрытую облезшей позолотой ручку, и дверь закрылась, дрязгнув стеклом.
Маленькая уютная кухня, располагавшаяся углом, утопала в дымчатом запахе трав и вскипевшего чайника. На окошке, располагавшемся с нагретой, солнечной стороны дома, на узкой кромке подоконника, в керамических горшках росли, расправляя глянцевые, покрытые восковым налетом кустики клубники. Из холодильника пролился свет, молоко, булькая, наполняло высокий, тонкостенный стакан, всхлип, корзинка с имбирным печеньем (от овсяного остались лишь крошки) на непокрытом скатертью, исцарапанном столе, всхлип.
Печенья, аккуратно уложенные на тарелке опасно скатились к самому краю, рукав задержали тонкие пальцы гитариста, наиграв на запястье судорожную мелодию испуга.
- Тео… - Она обернулась, слишком близко, но не отойти, удержит, не отпустит. Он пах смолами, а горькие губы хранили пепелинки.
- Что случилось? Алли?
И от этого нежного, детского Алли только еще хуже, участливый, снисходительный взгляд, ранящий сильнее стекла и железа…
- Ничего. – Не вырвалась. – Отойди, отстань! - Шепотом, громким, беззащитно-бессильным.
- Мы это уже проходили, Алли.
- Не называй меня так. – Чуть не плакала, но не сопротивлялась. – Как ты не можешь понять… ты ведь больше не сможешь прыгать, из-за меня, из-за того что я слишком слаба, ты больше не сможешь видеть свои дышащие небеса, пролетая над границей пропасти, разделенной перекладиной. Ты понимаешь, понимаешь, что я наделала?…
Этот заплаканный взгляд крови языческих богов, синий, закрапанный черными прожилками.
- Мне совсем не больно, глупенькая. Алли…
- Твое «Не больно», что бумажный самолет, летящий в огонь. А мне не должно быть больно?
Он все медлил с ответом. Не найдя подсказок в странном выражении прилипшем к уголкам его глаз и губ, она рванулась вперед.
- Прости, подло, но я рад, чертовски рад, что тебе за меня больно… Это дикое сердце все равно бы не стало моим, … - Осторожно, двумя пальцами он коснулся ее груди, почувствовав быстрый ритм ударов.
Он не смог продолжить, лопатки девушки были прижаты к холодной, выложенной белой плиткой стене, а его локти нависли над ее запрокинутым лицом, удерживая собственное высокое тело. Тарелка с печеньем, зажатая в ее руках, накренилась и сладости посыпались на пол, разбиваясь на крапинки имбирного аромата и золотистого вкуса. Ее мокрая щека соприкоснулась с его щекой, искусанные губы казались сладкими, покорными. Несколь ко секунд он упивался ими, но вот, горький язык Тео коснулся ее губ и отпрянул.
- Посмотри, мы заблудившиеся игрушки, в мире потерянных вещей. – Он усмехнулся, выдохнув волну серебристого прокуренного жасмином шепота прямо в девичий висок, покрытый рыже-русыми волосами. – Не плачь обо мне, обещай мне, обещай не плакать.
- Обещаю. – Алина выговорила это, как собственный смертный приговор. Утраченное равновесие, падение, от которого не спастись.
Что-то детское, темное, как платяной шкаф, в котором, чужой, острый свет, проникающий сквозь щель, освещает тонкую линию на таком странно-серьезном лице детском лице. Она сидит, обняв колени, он, поджав ноги, гладя протянутую ему руку. Тео называл себя ее пажом. С самого детства, с незапамятного минутного каприза. Снаружи, где так много света, так много боли, так много смерти и несчастья и отец, улыбающийся светловолосой фарфоровой статуэтке с чудным острым носом и ангельски-бледным сыном.
- Они уйдут, не переживай, вот увидишь, он ведь знает… - Он подыскивал слова, но от этого делалось только больнее.
- Мне все равно. У меня уже нет мамы… Я знаю о потерях больше, чем можно себе представить. Тео, не отпускай меня, ладно, не теряй меня. Я не хочу в мир потерянных вещей, мама сказала, что там нас ждут те, кого мы так и не сумели встретить еще раз… Она говорила, что там Долли, потому что она не родилась… А еще она умерла, умерла, бросив меня здесь, в настоящем мире потерянных вещей и забытых снов. Мой отец блуждает с простреленной грудью и задергивает черными портьерами ее портрет в гостиной... – Она еще долго говорила что-то жестокое, недетское.
Пауза. Тиканье часов там, во внешнем мире. Пауза. Скрип половиц. Пауза. Голоса. Пауза. Тишина.
Тиканье. Тиканье. Тиканье.
- Я не потеряю тебя, Алли.
- Глупый. Я же не вещь.
- Ты мой друг и моя принцесса. Мы сбежим, вместе, прочь от них, за горизонт, я загадал желание на падающую звезду, я загадал, чтобы мы были вместе и вместе вернули твою маму.
- Нельзя говорить, не сбудется. – Она потерла рукой нос.
- Ну и пусть, загадаю снова, и снова, если не сбудется, я не устану, слышишь, не устану загадывать это желание, пусть до самого конца, не устану. – Твердил он, смешно потрясая кулачком и ее безвольной ладонью, зажатой в сбитых струнами пальцах.