Поэт сочинял стихи в далёкой стране, где никто не знал его языка. У поэта имелось только четыре старые книги на его родном наречии. Он уже не верил в то, что его стихи когда-нибудь окажутся на родине.
Но был он горд своим одиночеством и тщательно шлифовал свои рифмованные строчки. Он размышлял: «Если у меня здесь нет моих соплеменников, то ведь есть Господь. Бог и прочитает мои вирши. А то, что любезно Всевышнему, ниспошлёт он и людям…»
Порой поэту лихорадочно думалось:
«Если никогда не буду я популярным, то, значит, у меня есть шанс написать кое-что для вечности… Ведь всё наивысшее – не популярно… Но взамен всё высшее и гениальное – это, без сомненья, вечное, ибо без него не смогут обойтись очередные поколенья творцов, каким бы малым не оказалось их число…»
Опрятная бедность одинокого поэта вызывала у соседей уважение, а не жалость…