Как только наши перспективы на ближайшее время обрели ясность, последовало долгое и утомительное ожидание. Как бывает всегда, когда чего-то ждешь, с нетерпением отсчитывая часы. А вот где их провести – снаружи или в салоне аэролета – тут особенно было не до выбора. Разумеется, в салоне, и по вполне понятной причине – кондиционированный воздух здесь был для меня предпочтительнее, чем удушливая жара за бортом. Правда, приходилось терпеть общество Курляйутиса. Но после недавнего случая с неудачной посадкой он по большей части пребывал в рассеянных раздумьях и не был сильно разговорчив. Таким он меня устраивал больше.
А тем временем, пока мы с администратором вынуждены были бездельничать, пилоты, в отличие от нас не позволяющие себе подобной роскоши, вовсю суетились, снуя по аэролету в попытках устранить неполадки. Но, судя по репликам, которыми они обменивались друг с другом, им это пока не удавалось.
Незадолго до своего прибытия на пляж геологи уведомили нас по радио о том, что они уже близко. Любопытство пересилило мое стремление к комфорту, и я вместе с остальными заранее покинул аэролет. Оказавшись снаружи, я обратил внимание на то, что солнце, прежде привычно палившее в зените, клонилось к горизонту, сменив свой белокалильный блеск на сияние нежно-розового оттенка. Тени на песке заметно удлинились — день явно был на исходе. Подойдя к самому краю тени, отбрасываемой «Аврелием», но благоразумно не покидая ее пределов, я с нетерпением вглядывался в полосу «тростниковых» зарослей в попытке предугадать, откуда появится посланный за нами транспорт. Но пока ничто не нарушало безмятежности идиллического пейзажа, раскинувшегося вокруг: все также как и прежде с легким шелестом морские волны лениво лизали песчаный берег, да похожие на метелки верхушки «тростника» плавно колыхались под слабым дуновением ветерка. И вот когда мне уже надоело пялиться на эту неизменную картину, в ее содержании наконец-то наметились перемены. Вершины длинноствольных растений, там, откуда начинался лес, вдруг пришли в движение. Казалось, будто по верхам зарослей гулял ветер, раскачивая их из стороны в сторону, постепенно перемещаясь в направлении пляжа. Очевидно было, что какое-то крупное тело, скрытое от наших глаз высокой растительностью, близится к нам. А вскоре, раздвинув своими боками стволы «тростника», на открытое пространство выкатилась длиннокорпусная восьмиколесная машина. Повернув, она направилась в нашу сторону и остановилась в нескольких десятках метров от «Аврелия».
Я не мог поверить своим глазам! Со сдержанным восхищением я разглядывал легко узнаваемые обтекаемые формы машины. Это была настоящая классика среди машин подобного класса - вездеход-амфибия, принадлежащий знаменитой серии «Саламандра», разумеется, снятой давным-давно с производства. И между прочим, на мой взгляд, совершенно зря. Слишком уж многими достоинствами обладала эта машина, обязанная тому целому ряду удачных технических решений в своей конструкции. Стоило отметить в числе ее замечательных характеристик высокие показатели по проходимости, достигаемой благодаря независимой подвеске всех по отдельности ее восьми колес , каждое их которых приводилось в движение встроенным внутрь него собственным электромотором-аккумулятором. Конечно, у «Саламандр» был и недостаток — слишком громоздкие габариты, но это с лихвой компенсировалось оригинальным устройством корпуса, составленного из нескольких подвижных модулей, что обеспечивало ему необходимую гибкость при маневрировании на местностях со сложным рельефом. Но самым главным достоинством этой модели я все же считал ее невероятный запас прочности, чем не могла похвастаться современная техника того же класса. Даже те же самые вездесущие тредкары — да, многофункциональные, да, более изящные по формам и более легкие и удобные в управлении, но, чего уж скрывать, недолговечные по срокам эксплуатации.
В общем, «Саламандра» по праву считалась «рабочей лошадкой» для старшего поколения колонистов, в меру надежной и крепкой, не раз послужившей людям в самых тяжелых условиях при осваивании других планет.
Однако, если не принимать во внимание все мои предыдущие восторги относительно ее исключительных свойств, передо мной стояла прежде всего старая, порядком изношенная машина, немало повидавшая на своем веку. Прежде излучавший благородный матовый блеск корпус вездехода, по обыкновению выполненный из некорродируемых сплавов, был изрядно потускневший и носил на себе следы не одного капитального ремонта, а грунтозацепы на металлорезиновом покрытии колес были истерты до основания. Оставалось только удивляться, из каких музейных запасников колонистам досталась эта техническая реликвия. И кстати, кое в чем местная модификация «Саламандры» имела существенные отличия от своего оригинала. Так, я, к примеру, не припоминаю, чтобы у вездеходов данной серии было предусмотрено наличие на лобовой обшивке турели с орудием непонятных характеристик, с широким раструбом на конце дула. Эта новая деталь в облике машины придавала ей несколько грозный вид.
Когда дверная панель на боку вездехода отъехала в сторону, изнутри показался человек. Окинув нас долгим внимательным взглядом, он спрыгнул затем на песок и быстрым широким шагом направился к нам. Прибывший оказался высоким худым мужчиной среднего возраста, с короткой стрижкой, заросший многодневной щетиной по самые скулы. Благодаря последней черте его внешности, вид у него был немного диковатый и мрачный. Однако голубые глаза на темном лице смотрели открыто и приветливо. Из всей одежды на нем были только шорты и жилет со множеством карманов. Подойдя к нам, он поприветствовал пилотов взмахом руки, коротким небрежным кивком отметил присутствие Курляйутиса и остановился напротив меня.
- Полагаю, вы и будете тот самый посланец с Земли? - с добродушной усмешкой обратился он ко мне и, не дожидаясь утвердительного ответа, указал на вездеход. - В таком случае прошу занять место в машине.
И, оглядев остальных, добавил:
- Кстати, это касается всех. И поторопитесь, мы должны поспеть в лагерь до наступления темноты, а он, уверяю вас, находится отсюда неблизко.
Без лишних разговоров мы с Курляйутисом последовали приглашению, хоть оно изрядно и смахивало на приказ. А вот пилоты напротив заупрямились. Они ни в какую не хотели оставлять свой «Аврелий» без присмотра. По всему было видно, что аэролетчики рассчитывали на немедленную помощь в ремонте летательной машины со стороны геологов, и предложение отложить его до следующего дня их сильно разочаровало. Поэтому ими было высказано желание остаться и продолжить работы по восстановлению контроля над взбунтовавшейся противопожарной системой аэролета. И в ответ на все попытки прибывшего уговорить их переменить свое решение они упорно стояли на своем. В виду их категорического отказа принять гостеприимство от обитателей геологической базы человеку из лагеря не оставалось ничего другого, как только развести руками.
- Ну хорошо, - согласился он. - Оставайтесь, неволить вас не буду. Надеюсь, ваши попытки отладить системы аэролета увенчаются успехом. Однако советую вам не доводить дело до глубокой ночи. Помните, как говорится в одной древней земной пословице: утро вечера мудренее? На тот случай, если у вас ничего до завтра не выйдет, обещаю, как только рассветет, пришлем к вам в помощь парочку людей, смыслящих в электронике.
- Но вот с этим, - продолжил он, ткнув указательным пальцем в сторону покореженного шасси аэролета. - Боюсь, дело обстоит сложнее. У нас просто нет на базе необходимых для починки этого деталей. В лучшем случае поможем вам соорудить временную опору из подручных материалов. Но если удастся подготовить вашу машину к тому, чтобы она вновь смогла взлетать и садиться в вертикальном режиме, - большего и не понадобится. И, умоляю, не смотрите на меня так!.. Я знаю, вы вините нас в том, что потеряли шасси. Но вы бы видели, как выглядело это место тогда, когда мы только высадились здесь, - подобными каменными сюрпризами был утыкан весь пляж! Мы немало потратили сил и времени, чтобы очистить от них территорию под аэродром. А остальное оставили на потом... И напоследок, вот вам мой совет: постарайтесь по темноте воздержаться от вылазок из аэролета.
После этих слов геолог уже было повернулся к пилотам спиной, но тут один из них, по имени Йозеф, не выдержав, полюбопытствовал:
- Почему же? И чего нам стоит опасаться? Не крабпинчеров же?..
На что геолог невинно улыбнулся:
- Ну нет, что вы. Такие в здешних широтах не водятся.
И, выдержав небольшую паузу, добавил:
- Зато неподалеку на мелководье обитают другие членистоногие — раки-хвостобои. По виду они ничем не лучше, разве что помельче, но и пошустрее.
Далее последовал живописующий рассказ об отталкивающего вида существах, внешне напоминающих мокриц-переростков с длинным хлыстообразным хвостом, вооруженным двумя рядами ядовитых шипов. Подобно крабпинчерам они также не выносили солнечного света, и лишь с наступлением темноты покидали море и выползали на промысел на побережье. Вот тогда-то и следовало их остерегаться — при малейшем намеке на опасность они кидались в атаку на кого бы ни было, с легкостью пуская в ход свое ядовитое оружие.
- Так что, - подытожил геолог, - проявляйте осторожность, смотрите внимательней под ноги. И ни в коем случае не включайте наружное освещение — свет привлекает этих тварей.
Наблюдая через открытую дверь вездехода озадаченные лица аэролетчиков, пытающихся представить, чего им ожидать после захода солнца, мне стало их немного жаль. Уверен, в глубине души они уже пожалели о том, что поторопились с отказом принять приглашение геологов. В любом случае, даже если только что рассказанная история была всего лишь страшилкой, а у меня были такие подозрения, пилотам на сегодня была гарантирована бессонная ночь.
Распрощавшись с аэролетчиками, геолог забрался в вездеход и закрыл за собой дверь.
Критически оглядев, как мы с администратором устроились в пассажирских креслах, он уселся на свободное сиденье чуть впереди нас и громко распорядился в сторону водительского места:
- Поехали, Карл! Возвращаемся на базу.
Из-за высокой спинки водительского кресла показались крупный мясистый нос и пышные усы водителя, о присутствии которого в машине я до настоящего момента и не догадывался, и подтвердили распоряжение молчаливым кивком. После чего вездеход тронулся с места и направился в самую гущу желтых зарослей, удаляясь прочь от пляжа.
Развернувшись ко мне вполоборота, геолог представился:
- Ну, а теперь самое время познакомиться, партнер. Илья Рябцев, ваш сопровождающий по пути в лагерь, и в настоящий момент такой же скромный пассажир, как и вы. А самый главный человек здесь и сейчас, как вы сами понимаете - это тот малый за рулем, - Карл. Карл Танничек.
Также молча из-за кресла взметнулась рука водителя и помахала нам растопыренной пятерней. Сей однозначный жест мог означать только одно, а именно - что наше знакомство состоялось.
Преграждающая нам путь высокая растительность только на расстоянии казалась сухой из-за своего характерного цвета. Когда машина напролом двинулась через нее, с легкостью валя наземь сочно трещащие стволы растений и давя их широкими колесами, окна вездехода тотчас же покрылись мелкими брызгами маслянисто-желтого сока. К слову, вблизи местный «тростник» потерял всякое сходство с земным оригиналом. Впрочем, и на бамбук он при ближайшем рассмотрении походил мало. Трудно было сказать, на что вообще было похоже это высокое, пяти-шестиметровое растение со стволом, состоящим из продолговатых будто вздутых сегментов, из мест соединения которых росли вверх пучки длинных стреловидных листьев, а вершину венчала колосовидная метелка. Скорее, внешний вид роднил его с теми растительными формами, что некогда существовали на Земле в доисторические эпохи.
Спустя несколько минут наш транспорт, продравшись сквозь сплошную стену таких зарослей, выехал на относительно свободное пространство узкой просеки, проделанной им ранее по пути из лагеря к побережью. Следуя по этому своеобразному коридору, устланному поваленными и размозженными стволами, мы вскоре выбрались за пределы прибрежной растительности и очутились в тени высоких деревьев с зонтичными кронами. Подлесок у подножий их гладких светло-бурых стволов был образован стелющимися по земле кустами с плетевидными ветвями, покрытыми по всей длине подобно чешуе мелкими красноватыми листьями. Через неравные промежутки расстояния из скоплений кустарника тянулись вверх длинные побеги, сгибающиеся под тяжестью крупных алых гроздей то ли семязачатков, то ли спорангий. Точнее сказать было сложно, я не настолько силен в ботанике.
Постепенно местность вокруг заметно пошла на подъем. С изменением рельефа преобразился и характер окружающей нас растительности — она стала разнообразней и пышнее. Стволы деревьев сомкнулись плотнее, оставив водителю вездехода совсем немного места для маневров, а ветвистые кроны образовали над нами полог, почти непроницаемый для солнечного света. Сразу стемнело, будто над головой зависли грозовые тучи, а тени растворились в слабом рассеянном освещении, как бывает в пасмурные дни. Лишившись из-за этого четкости и глубины зрительной перспективы, пейзажи инопланетного леса теперь казались глазу смутными и расплывчатыми, и невольно приходилось напрягать взгляд, чтобы разглядеть их в деталях сквозь узкие окна машины. А поглядеть все-таки было на что. В конце концов, не каждый день удается так близко познакомиться с чужепланетной природой, что называется, на расстоянии вытянутой руки. Если, конечно, не принимать во внимание, что я был надежно отгорожен от нее в настоящий момент прозрачной панелью из прочного оптикорда.
Буйство растительного мира здесь поражало воображение, но опять же, в чем-то оно было сходно с тем обилием форм, что царило в дождевых лесах Земли в поясе субтропиков. Оно и было понятно — схожесть эта была продиктована одинаковыми климатическими условиями, в которых существовала природа обоих миров. Мне, конечно, не следовало бы так категорично об этом судить, учитывая, что я не вправе был считать себя большим знатоком природы собственного мира, поскольку имел, как и многие другие земляне, лишь поверхностное представление обо всем этом на уровне общеобразовательной программы. А мои любительские наблюдения по ходу движения вездехода по лесу немногого стоили. Разве что могли немного добавить в копилку моих личных впечатлений. Впрочем, мне довольно было и этого.
В основном лес по-прежнему состоял по большей части из уже знакомых мне деревьев, но плетущиеся по ним мохнатые лианы меняли их внешний вид до неузнаваемости. И теперь им приходилось делить территорию с другими представителями местной флоры. Зачастую рядом с ними произрастали и невысокие древовидные растения со слоисто-чешуйчатыми стволами и пышной кроной из веерообразных листьев, и могучие колонноподобные великаны в шубе из скрученных багровых волокон, чьи вершины были скрыты от взгляда лиственным покровом менее рослых своих соседей. Встречались здесь и совсем уж несуразные на вид растения — как, например, бугристые, в наплывах, точно оплавленные свечи, конусы, украшенные лиловым узором муаровых разводов и ощетинившиеся длинными черными иглами. Иглы эти, как мне показалось, будто бы даже слабо извивались, но я счел это результатом своего чересчур разыгравшегося воображения.
У корней деревьев змеились плети все тех же виденных мною ранее кустарников, порою уступающих место зарослям растений с крупными мясистыми, в бордовых прожилках, листьями, образующих подобие розеток, из центра которых пучками подымались кверху свернутые спиралью тонкие усики-побеги. В редких прогалах меж переплетений растительности, образующих подлесок, угадывалась поверхность земли, укрытая толстым слоем подстилки из павшей листвы и прочего лесного мусора. Таковая же устилала и нашу дорогу, но две широкие переворошенные в ней колесами колеи обнажали скрывающуюся под ней черную влажную гниль.
Удивительное дело, но вопреки логике, чем дальше мы забирались вверх по склону, тем лес становился гуще, все больше превращаясь в сырую непролазную чащу. Лесная дорога, по которой мы передвигались, отныне напоминала пестрый желто-красный туннель, где стенками служили близко подступающие деревья, плотно сцепившиеся меж собой ветвями, а сводом - низко нависающие сучья, увешанные длинными прядями грязно-бурых косм мха с сочащейся по ним влагой. Время от времени древесные ветви шумно скрябали по крыше вездехода, задевавшего их по ходу движения, а свисающие с них плети ползучих лиан подобно змеям с шуршанием проскальзывали поверху.
Иногда дорогу нам перекрывали стволы поваленных деревьев с неоднократно оставленными на их мшистой поверхности отметинами от колес в ходе предыдущих поездок. «Саламандра» достойно решала встающую перед нею проблему и преодолевала препятствие, высоко задирая и опуская нос, и ловко перебирая всеми восемью колесами. В такие моменты зачастую приходилось предпринимать немало усилий к тому, чтобы усидеть в креслах в раскачивающейся толчками машине и не оказаться на полу. Разумеется, после такого я не смог удержаться от язвительного замечания в адрес геологов по поводу качества этой так называемой «дороги».
- А ничего не поделаешь, - вздохнул в ответ Рябцев, - мы здесь находимся всего-то ничего — три с небольшим недели, и нам некогда заниматься устройством настоящих дорог. Вот и приходится для удобства пользоваться уже проторенными звериными тропами. Благо их большинство направлений совпадают с нашими.
Мне показалось, что я ослышался:
- Вы сказали — звериные тропы?.. Но, позвольте, кто же их... создатели?
- Гигантские ползунцы. Простите за название, все вопросы к ксенобиологам, побывавшим здесь вместе с первым отрядом геологоразведчиков. Небольшая популяция этих существ обнаружена только на Циркусе. И до тех пор, пока нет подтверждения факта существования им подобных на других островах, их впредь принято считать исключительно редким видом животных-эндемиков. В связи с чем, функции по их охране пожелала взять на себя наша доблестная администрация колонии, - и Рябцев бросил недвусмысленный взгляд на администратора.
Я повнимательнее присмотрелся к тому, что творилось снаружи за окнами вездехода. Интересно, это какой же величины должно быть животное, способное прокладывать в окружающих нас джунглях тропы, по которым может свободно перемещаться человеческий транспорт? Странно, что до этого момента никто из колонистов и словом не обмолвился о том, что у них на планете существуют подобные гиганты. А ведь, несомненно, они заслуживали того, чтоб быть упомянуты в качестве местных достопримечательностей, или хотя бы стать героями страшных баек про огромных чудовищ, которыми принято пугать новоприбывших в колонию.
Мое оживление и пристальное разглядывание местности в окна вездехода было понято Рябцевым несколько по-иному. Он снисходительно улыбнулся:
- Насчет этих зверюг вам не стоит беспокоиться, столкновения с ними здесь нам не грозит... по-крайней мере, при мне этого еще ни разу не происходило. Ползунцы на редкость пугливые существа и уступают дорогу, едва заслышав шум нашего передвижения по лесу.
Я поспешно возразил, что испытываемое мною чувство вовсе не беспокойство, а, скорее, любопытство, и совсем не прочь поглазеть на диковинных инопланетных зверей, если представится такой случай. На что Рябцев пожал плечами:
- Ну, думаю, шансов тут у вас немного. Конечно, не заметить столь крупных обитателей острова трудновато... но попробуйте что-нибудь толком разглядеть в этих зарослях!.. Уверяю вас, вы немного потеряете. Ничем иным, кроме как своими размерами, эти громадные туши, ползающие и пожирающие растительность на своем пути, не примечательны. Хотя, согласен, их габариты впечатляют — пожалуй, в этом они не уступают даже нашему вездеходу, ну, разве что «Саламандра» будет немного повыше.
- Да-да, вы и представить себе не можете, сколь удивительны эти животные! - с нетерпением вклинился в наш разговор Курляйутис. - По всей совокупности морфологических признаков они близки к нашим земноводным, но эволюционировали к полностью наземному образу жизни, хотя не исключено, что личиночную стадию все-таки проводят в воде, — здесь данных до сих пор недостаточно. Необходимые условия их среды обитания — влажные густые леса (уж чего-чего, а на Циркусе этого предостаточно), в тени которых они и прячутся от солнца, предохраняя свою кожу от губительного для них пересыхания. Большая масса тела и потребность в постоянном передвижении для обеспечения себя огромным количеством пищи обуславливают наличие у этих в общем-то примитивных существ развитой мускулатуры и, как следствие этого, сложной кровеносной системы, и сильного четырехкамерного сердца. Есть все основания полагать, что в настоящем случае мы имеем дело не просто с отдельным явлением устойчивой аберрации живых организмов, а с результатом эволюции нескольких миллионов лет. Возможно, это реликтовая форма жизни допотопной эпохи Кон-Диона, дожившая до наших дней!..
Все, о чем с таким восторгом сейчас вещал администратор было, конечно, глубоко познавательно, но мне-то хотелось знать о том, как выглядели эти животные, поэтому я несколько бесцеремонно перебил его, заявив об этом своем желании. Но вот при описании их внешнего вида у Курляйутиса возникли кое-какие затруднения.
- Вы знаете, показания очевидцев в этой части слишком разноречивы, на основании которых сложно делать выводы, - задумчиво проговорил он.
- Я так понимаю, вам лично их видеть не довелось? - я с трудом скрывал разочарование.
- Нет, к сожалению, но мною лично зафиксировано и задокументировано восемнадцать достоверных случаев столкновений людей с этими животными. И уже есть несколько вариантов реконструкции их облика.
- И что толку? - вступил в нашу беседу, ухмыляясь, Рябцев. - Стоило ради этого в прошлый раз три дня пытать расспросами всех наших парней, если у вас до сих пор нет ничего кроме предположений об их внешнем виде. Хороши же ваши методы сбора информации!..
Курляйутис с достоинством ответил на выпад геолога:
- А что вы хотели за такой короткий срок?! По рассказам ваших же людей можно сделать заключение о том, что это весьма робкие и осторожные существа, удирающие в заросли сразу как только завидят человека. Если бы не исключительные размеры, их вообще бы никто не заметил! Все сведения об их организмах получены косвенным путем благодаря показаниям биодетекторов и сканеров оборудования ваших же вездеходов, накопленных в ходе перемещения по территории острова. Ну и конечно, на основании результатов обследования останков одного единственного почти полностью разложившегося и полусъеденного падальщиками образчика этого вида. И да, что толку, если в большинстве случаев ваша братия не в состоянии составить полноценного описания увиденного животного, а лишь ограничивается упоминанием о том, что это «нечто большое»! Ни разу не удосуживаясь воспользоваться средствами видеофиксации!..Что, кстати, является грубейшим нарушением предписанной администрацией инструкции... Так что ваши насмешки здесь неуместны!
Геолог поморщился:
- Да поймите же вы, Зак!.. Вы пытаетесь навязать нам несвойственные для нас функции. Мы не можем себе позволить тратить свое время и тем более гонять попусту технику по всему острову ради вашей блажи. Наблюдения за местной фауной — не наша прямая обязанность... У нас здесь своя работа, которую мы обязаны выполнить в четко определенный срок. Да, мы не против того, чтобы оказать вам помощь, но вовсе не намерены подменять тех, в чьей непосредственной компетенции подобные задачи. Не наша вина, что малочисленного штата этих специалистов недостаточно для охвата осваиваемых зон Кон-Диона!.. Да и то добрая половина из них вместо того, чтобы, как полагается, заниматься своим делом в полевых условиях, отсиживается с комфортом у себя в Райзенвилле!
Не имея желания участвовать в перепалке этих двоих, по всей видимости, уже неоднократно выясняющих свои отношения на данную тему, я вновь перенес свое внимание к окну вездехода. Впрочем, ничего представляющего интерес за пределами кабины машины я не обнаружил. Все то же мельтешение разнообразных оттенков желтого, обильно сдобренное вкраплениями красного и бордового цветов. Пестрящее за окном обилие таких ярких красок поневоле раздражало взгляд, вызывая неудовольствие словно от безвкусно и аляповато декорированного помещения. И я лишний раз уверился в правоте Рябцева: возможность что-то разглядеть в этих диких джунглях действительно представлялась сомнительным. И представители местной фауны по-прежнему не спешили показываться мне на глаза. Но, как оказалось, здесь я поспешил с выводами, в чем мне и предстояло вскоре убедиться.
Спустя некоторое время рельеф местности вокруг нас начал обретать явно пологий характер. Это подсказывало, что наш вездеход достиг наивысшей точки возвышенности. Растительность имела здесь несколько иные формы — сумрачные тропические заросли незаметно сменились просторным светлым лесом вполне пристойного вида, если отбросить в сторону неестественную ярко-желтую расцветку игольчатой листвы образующих его деревьев. Внешне они гротескно напоминали помесь дерева баньяна и длиннохвойной сосны с узловатыми, причудливо изогнутыми ветвями. Их прозрачные кроны не препятствовали солнечному свету, и косые лучи предзакатного солнца свободно заливали жемчужно-розовыми волнами многочисленные поляны, разбросанные по всему лесу.
Вездесущие лианы присутствовали и тут, стягивая своими мохнатыми путами древесные ветви. Местами эти растения-паразиты разрослись настолько обильно, что под их весом нижние сучья «сосен» клонило к земле. Я рассеянным взглядом обозревал медленно проплывающий за окном пейзаж, как вдруг краем глаза уловил едва заметное шевеление в переплетениях лиан. Мигом насторожившись, я прильнул к оптикордовой смотровой панели, пристально разглядывая привлекшую мое внимание спутанную массу ползучих растений. У меня возникло сильное сомнение в том, что объяснение тому - внезапно затрепетавшая под дуновением шального ветра растительность. Об этом не могло быть и речи, - все говорило за то, что на данный момент в этом лесу не было ни малейшего сквозняка, способного поколебать и тонкой ветки. И, действительно, моя наблюдательность была вознаграждена.
То, что на первый взгляд казалось одной из лиан, обвившей толстый стебель другой, при более внимательном рассмотрении предстало червеобразным существом, чье узкое безногое тело было покрыто длинными листовидными щетинками. Частично оно было скрыто от моих глаз лианами и древесными ветвями, но и того, что оставалось на виду оказалось достаточно для того, чтобы судить о его размерах. По моим наблюдениям толщиной этот червь был, пожалуй, с добрую человеческую руку, а в длину достигал, наверное, не менее трех метров. Видимая мною часть животного оканчивалась безглазою головой-рылом в обрамлении венчика из коротких щупалец, коею оно самозабвенно обгладывало поверхность стебля приютившей его лианы. Своим внешним видом существо неплохо имитировало окружающую его растительность, мимикрия его была безупречна. Единственно, что выдавало его — конвульсивные судороги, время от времени пробегающие волной по студнеобразному телу червя. Причина такого странного поведения животного стала ясна, как только по мере продвижения нашего вездехода вперед моему взгляду открылась его задняя часть. Там, пристроившись к хвосту червя, цеплялись за лиану тонкими суставчатыми ножками двое паукообразных созданий, похожих на шипастые шарики величиной с крупный грейпфрут. Орудуя двумя парами передних конечностей, снабженных миниатюрными клешнями, они ловко и методично, кусочек за кусочком, разделывали мягкую плоть беспомощного животного. То же в ответ только лишь нервно вздрагивало, трепеща щетинками, и не предпринимало никаких попыток ни к сопротивлению, ни к бегству прочь от своих мучителей. Причем, ни на минуту не отрываясь от своей трапезы. Эта наблюдаемая мною сценка взаимного обжорства из жизни животных другой планеты, наверное, могла бы показаться забавной, если бы не была столь омерзительна по своему содержанию. Тем не менее я продолжал неотрывно следить за этими тремя представителями местной фауны, пока те не исчезли из виду среди деревьев.
Ощутив рядом с собой чье-то присутствие, я обернулся. Как я и ожидал, то оказался администратор. Ему, видимо, наскучило спорить с Рябцевым по поводу приоритетов в целях деятельности геологов на Циркусе, и он вновь решил обратить свое внимание на меня. Небрежно присев на краешек соседнего кресла, Курляйутис, оказывается, все это время из-за спины наблюдал вместе со мной ту самую картину в окно вездехода.
- Не очень приятное зрелище, не правда ли? - хмыкнул он, подтверждая невысказанное мною мнение о только что увиденном. - Эта парочка панцирных пауков ведет себя по отношению к древесному червю самым отвратительным образом... но с точки зрения экологических взаимоотношений тут все логично и последовательно. Червь слишком велик для этих мелких хищников, убить его они не в состоянии, единственное, что могут — только слегка укоротить. Что, впрочем, не причинит ему особого вреда. Как только пауки набьют свои брюха и оставят его в покое, он через какое-то время благополучно отрастит себе недостающую часть тела. И все. Пожалуй, это один из немногих случаев, когда и волки бывают сыты, и овцы целы...
Я же слушал его вполуха, задумчиво глядя в смотровое окно «Саламандры». Внезапно я проникся осознанием того, что окружающий нас инопланетный лес, безмолвный и недвижный, лишь на поверхностный взгляд чужака казался безжизненным царством растений. На самом деле он был полон затаившейся жизнью. Жизнью диковинной и непонятной, имевшей странные и непривычные формы. Отныне в каждом едва заметном шевелении ветки либо колыхании листвы мне чудилось проявление деятельности невидимых для меня животных, населяющих этот мирок.
Однако сколько я не вглядывался, виденные мною недавно примитивные существа по-прежнему оставались первыми и единственными обитателями островами, попавшимися мне на глаза. Лес вновь как будто вымер.
Следующая встреча с другим представителем животного мира острова произошла столь же неожиданно как и в первый раз, когда я уже отчаялся вообще увидеть что-либо новенькое.
Мы давно съехали с тропы ползунцов, и продолжали свой путь вдоль русла широкого ручья, чьи берега сплошь поросли красноватыми кустами высотой в рост человека. Их гладкие трубчатые стволы топорщились безлистными коленчатыми изогнутыми ветвями, оканчивающимися на концах чашевидными утолщениями. В тот момент мне повезло, что я занимал место у левого окна, из которого открывался вид на берег ручья. Именно благодаря этому обстоятельству, мне довелось снова стать свидетелем любопытного зрелища.
Я как раз наблюдал поверх зарослей за мутной, ржавого оттенка, поверхностью ручья, в ленивом течении несшего мимо нас редкий растительный мусор, когда ветки кустарника раздвинулись, и на меня уставилась массивная круглая голова, усыпанная крупными бородавками и белесыми выпуклыми наростами, схожих по виду на огромные кожные опухоли. Застыв неподвижно, это отвратительное существо с мордой, неприятно напоминающей застарелый гнойник, в течении тех нескольких секунд, что мы проезжали мимо, казалось, безо всякого интереса разглядывала нашу машину. Глаз у этой твари я не приметил, но, несомненно, таковые у нее были, - ощущение тяжелого холодного взгляда не отпускало меня в течение всего этого времени. Возможно, они прятались во впадинах меж мерзких наростов. Затем, будто спохватившись, животное одним быстрым движением выдвинулось наполовину из зарослей, выставив напоказ горбатое приземистое туловище, раскорячившееся на толстых коротких лапах. Бугристая голова приподнялась над землей, будто нацеливаясь на вездеход, и вдруг лопнула горизонтальной щелью, обнажив смолянисто черную пасть.
Обуреваемый любопытством, я приник к окну. Последующее стало для меня полной неожиданностью. В борт вездехода хлестко ударила струя темной жидкости, частично забрызгав смотровую панель кашеобразной субстанцией грязно-бурого цвета. Опешив, я отшатнулся от окна и в недоумении воззрился на своих попутчиков. И, судя по своему поведению, те также оказались застигнуты врасплох.
«Дуроголов!» - почти в один голос воскликнули оба после некоторого замешательства. Но если в голосе помощника управляющего слышался плохо скрываемый восторг, то геолог будто выплюнул это слово словно грязное ругательство.
Признаюсь, я поначалу принял услышанное на свой счет, хотя и не мог понять, чем заслужил подобное оскорбление. Но, чуть поразмыслив, решил, что все-таки речь идет о названии животного, только что совершившего на наш транспорт нападение столь необычным образом. Правда, я пока не знал, что это — обиходное ли прозвище данного вида существ, либо научное название, присвоенное им ксенобиологами. Но заранее склонялся к первому предположению. Впрочем, наименование этого животного, под которым оно значилось в классификационном реестре у ученых, не мог припомнить ни Рябцев, ни даже всезнающий Курляйутис. Но по мне это было и неважно, «дуроголов» вполне отражало суть увиденного мною безобразного существа. И к тому же существа далеко не безобидного, как могло бы показаться на первый взгляд любому, подобно мне совершающему безопасную поездку по незнакомой местности под надежной защитой брони вездехода. Под личиной медлительного и неуклюжего животного, пусть и весьма отталкивающего вида, таился смертельно опасный хищник, поражающий своих жертв на расстоянии с помощью слюны, содержащей ферментный яд.
Но на тот момент я не был в курсе об этих особенностях тактики охоты чужепланетного существа, поэтому меня несколько удивила резкая реакция Рябцева на произошедший инцидент.
- Карл! - геолог сверкнул гневным взглядом в сторону водителя. - Какого черта! Куда, спрашивается, смотрели твои глаза?!
На что Карл, по-прежнему невидимый для нас из-за высокой спинки водительского кресла, тут же беззлобно огрызнулся, поясняя свой досадный промах. По смыслу аргументов, приводимых им в собственное оправдание, стало ясно, что глаза его в это время как раз смотрели вперед, изыскивая удобный путь по царящему вокруг бездорожью, вследствие чего ему некогда было уделять особое внимание экранам мониторов, отражающих показания биодетекторов, равно как и других приборов второстепенного значения. И по завершении своей оправдательной речи он вдруг предпринял ряд действий совершенно неожиданных для присутствующих в машине. С резким толчком «Саламандра» затормозила, а в следующий момент ожила под его управлением орудийная турель на носу вездехода. Приподнявшись на телескопической опоре выше уровня крыши машины, она повела раструбом своего дула вдоль зарослей кустарника, росшего по берегам ручья. Впрочем, никакого видимого результата на окружающее это оружие не оказало. Разве что только вызвало полнейшее недоумение у Рябцева.
- Ну и зачем? К чему это теперь?.. - геолог явно был озадачен поступком водителя.
- Так, на всякий случай. Чтоб неповадно было... - последовал более чем лаконичный ответ от Карла.
Обескураженному Рябцеву только и осталось, что пожать плечами, и вновь вернуться к нашему с Курляйутисом обществу.
А наш вездеход тем временем продолжил свой путь.
Меня заинтересовал принцип действия только что примененного водителем оружия. Исходя из своих наблюдений я мог с уверенностью утверждать, что это был не огнемет, и не реактивная артиллерия, и уж, конечно, не микроволновый шокер — последним орудие никак не могло быть из-за отсутствия в своей конструкции такого обязательного элемента, как параболическое зеркало волнового рефлектора. Отгадка оказалась невероятно проста.
- А, это? - геолог небрежно кивнул в сторону видимого сквозь лобовое стекло кабины загадочного оружия, слегка покачивающегося в такт движения вездехода. - Обыкновенный ультразвуковой пугач... и только. Совершенно безобидная штука, бьет узким излучением до ста метров и парализует все живое, обладающее мало-мальской центральной нервной системой. Согласно последним распоряжениям администрации колонии из-за своего особого статуса этого острова ничем иным мы обороняться не можем. Вдруг мы ненароком завалим какую-нибудь особо редкую зверюгу навроде тех же ползунцов! Не сносить нам тогда головы!..
Тут он неожиданно улыбнулся:
- Хотя... признаю, эта штуковина выглядит довольно странно... Устрашающе, я бы сказал!.. Ничего удивительного, самоделка, как и многое прочее здесь, на Кон-Дионе. Собрана местными кустарями на основе генератора звуковых частот.
Как-то незаметно от темы дозволенных средств защиты людей от агрессивных представителей инопланетной фауны мы перебрались к обсуждению недавнего случая. И выяснилась любопытная подробность, каковая объясняла внезапную вспышку злости у геолога по поводу произошедшего.
Оказывается, помимо того обстоятельства, что в слюне дуроголова присутствовали биологически активные вещества, содержащие нейротоксины, она имела и другое неприятное свойство. А именно — сильный и устойчивый абсолютно невыносимый запах. Что, впрочем, было и неудивительно, поскольку яд являлся побочным продуктом пищеварительной системы зверя. Эта особенность данного животного, являющегося крупным и, в то же время, весьма неповоротливым хищником, позволяла ему охотиться на такую дичь, как гигантский ползунец. Который, кстати, в силу своих внушительных размеров не имел других естественных врагов. Кроме того факта, что дуроголов также принадлежал к виду гигантских земноводных, его объединяло с ползунцом и другое: обе эти разновидности живых существ были до невозможности медлительны. В основном, этим обстоятельством и обуславливался способ охоты одного на другого: используя засадную тактику, дуроголов долго и терпеливо дожидался добычу у тропы ползунцов, в соответствующий момент поражая ее ядовитым плевком. Подобно земным амфибиям, эти существа также осуществляли дыхание через большую часть поверхности своей кожи, поэтому яд довольно быстро проникал в кровь жертвы, однако, из-за огромной массы тела действие свое начинал оказывать на организм ползунца только через несколько часов. И к тому времени, как отрава окончательно лишала его способности двигаться, ползунец вполне мог добраться до другого конца острова. Поэтому, чтобы не остаться без ужина, хищник был вынужден преследовать постепенно слабеющее животное. А чтобы не потерять его след, он в полной мере использовал такое качество собственной слюны, как стойкий запах, разносимый по всей округе на многие километры. Это, можно сказать, была своего рода пахучая метка смерти. Помеченное таким образом животное было все равно что обречено, поскольку в процесс его преследования включались все оказывающиеся поблизости дуроголовы, почуявшие доступную добычу. И не оставляющие ему ровным счетом никакого шанса.
Таким образом, наличие в настоящее время на боку корпуса «Саламандры» липкой кляксы органического происхождения не сулило для обитателей геологической базы, куда мы держали путь, ничего хорошего. И чтобы избежать нашествия на лагерь орды хищников, желающих поживиться свежатинкой, кое-кому предстояло по прибытию туда взяться за ведра и щетки. И, согласно общим правилам, неприятные обязанности по мойке машины должны были быть возложены на лиц, допустивших случившееся. То есть на нынешний состав экипажа вездехода, а именно — Рябцева и нашего усатого друга Карла. Осознание подобного факта могло испортить настроение любому.
Впрочем, водитель по мере своих возможностей попробовал частично поправить ситуацию, для чего он, проломив естественное ограждение из кустарника, въехал на машине в русло ручья. Замысел его всем был понятен — смыть протечной водой прилипшую к броне дрянь, исторгнутую из пасти дуроголова. Как и следовало ожидать, ничего ему не удалось, - берега ручья оказались узковаты для широкого корпуса вездехода, а глубины его для этих целей недостаточно. «Саламандра» только замочила колеса.
Только сейчас я обратил наконец внимание, что за окнами нашего транспорта царят потемки. Солнце, подарив нам вдогонку последний угасающий луч, окончательно спряталось за грядой возвышенности. И глубокие сумерки сразу скрыли от наших глаз окружающий мир. Водителю данное обстоятельство нисколько не помешало, он продолжал вести машину, подсвечивая себе дорогу инфракрасным прожектором. А изображение, обработанное приборами ночного видения, как и полагается, проецировалось на лобовое стекло кабины, обеспечивая необходимое удобство при вождении в полной темноте. А где-то там далеко внизу по склону направление во тьме нам подсказывали огоньки освещения лагеря людей, едва видневшиеся сквозь кроны деревьев.
Спустя каких-то полчаса мы более без всяких приключений прибыли к месту назначения — на базу геологов.