Лёгкий морозец, ажурно-тонкий слой первозданно-белого снежка, ярко-холодные лучи позднеосеннего утреннего солнца и бесконечно голубая лазурь неба как бы умыли, причесали и приодели грязно-расхристанную осень, готовую (после бабьего лета и заливного разгула) уступить место злюке - зиме.
Пригородный поезд, мягко постукивая колёсами на стыках рельс, неспешно катился к своему конечному пункту – станции Шарья. Целью моей поездки был небольшой рабочий посёлок, раскинувшийся по обе стороны железной дороги старенькими особнячками, многоквартирными домишками и нитками грунтовых уличных дорожек, находящихся в большей части в непроезжем состоянии.
Сойдя на посадочную платформу, я сразу обратил внимание на старую, большую, рыжую собаку – гончара, одиноко стоявшего на маленькой привокзальной площади. Взгляд его грустных, усталых глаз был устремлён на неспешно удаляющийся электропоезд. Непроизвольно мелькнула мысль: наверное хозяине провожает,- но я уже шёл по мосткам через многочисленные пути и далее по тропинке к конторе ЛПК.
В хлопотах и заботах день пролетел незаметно, конец работы. По дороге купил несколько пирожков и пачку кефира в надежде, что успею перекусить на вокзале в ожидании электрички.
Железная дорога, проходящая по нашим местам, как известно, строилась в начале прошлого века. Станционный вокзал, хоть и был столь же почтенного возраста, но по-прежнему выглядел весёленьким, приятным для взгляда зданием, внутри было тепло и уютно.
Десятка полтора пассажиров, весело переговариваясь, оживлённо обсуждали местные новости, говорили о прошедших выборах и о том, что в последнее время жить всё же стало легче, хоть какая-то стабильность появилась. Можно себе представить, что стены этого вокзала слышали многое за минувшее столетие.
Скрипнув, приоткрылась входная дверь. В образовавшуюся щель просунулся собачий нос, а потом появился и его хозяин. Это был тот самый гончар. Он медленно пошёл меж рядов вокзальных диванов, останавливался перед отъезжающими, поднимал свою большую голову, тоскливо смотрел в глаза пассажирам, и устало опускал её долу, почти до самого пола, как бы смиренно прося о подаянии, но не приниженно, а с видом скорбного достоинства.
Люди, видимо, привыкшие к этому ритуалу, угощали его съестным, а один подвыпивший мужик, ради хохмы, предложил даже пива. Сунув нос в пластиковый бокал, пёс отпрянул, обиженно фыркнул и, игнорируя хохот мужика, с неизменным достоинством продолжил свой обход.
Дошла очередь и до меня. Угощая собаку куском пирожка, я спросил у рядом сидящей пожилой женщины: - А чей это пёс?
- Да ничейный, - ответила она, - хозяин в прошлом году помер, он вот и приспособился таким вот образом питание добывать. Люди теперь терпимее стали и куска хлеба не жалеют, если их об этом культурно просят. «Дежурный» - так меж собой называют пассажиры собаку, с завидной точностью и постоянством ходит к каждому электропоезду (это три раза в день) хоть часы проверяй, тем и живёт, чем Бог пошлёт и люди добрые подадут.
Женщина горестно вздохнула: -Эх-хе-хе… А мы, простые люди, вот так же с надеждой смотрим на Путина… Трудиться то достойно не позволяют, вот и ждём подачки.
И снова колёса поезда мягко постукивают на стыках, Дежурный проводил нас, как полагается, в путь.
А что же ждёт завтра? Пора, пора сделать правильный выбор…
Александр ЛЫСОВ