Время от времени в разговорах, по телевидению, в прессе возникает понятие «песни революционного подполья» или «революционные песни». И действительно, юному поколению они почти неизвестны. Я неоднократно слышал мнение даже людей взрослых, что авторы фильма «Собачье сердце», искажая действительность, карикатурно представили «спевки», проводившиеся Швондером. Суровы песни, звучащие с экрана, хор поёт истово, размеренно, и напев звучит угрозой тем, кто…:
Суровые годы уходят
в борьбе за свободу страны.
За ними другие приходят –
они будут тоже трудны…
и в другом месте того же фильма:
…утрите суровые слёзы
пробитым в боях рукавом!...
Среди публики бытует мнение, даже убеждение, что «революционная песня» это - энергия и призыв:
Наш паровоз, в перёд лети:
в коммуне остановка!
Иного нет у нас пути:
в руках у нас винтовка.
Мы в недрах наших мастерских
куём, строгаем, рубим
не покладая рук своих:
мы труд фабричный любим!...
или:
Мы – кузнецы! И дух наш молод,
куём мы счастия ключи.
Вздымайся выше, наш тяжкий молот,
в стальную грудь стучи, стучи, стучи!...
Не менее бодра призывная песня шахтёров:
Под землёй мы не видим друг друга,
наша жизнь – ряд бессменных ночей.
Но зато греет каменный уголь
ярче солнечных жарких лучей.
Тук-тук, тук-тук:
приударим, братцы, вдруг!...
На самом деле «песни революционного подполья» очень протяжны. Бывая у нас дома, товарищи отца, студенты нередко пели:
Замучен тяжёлой неволей,
ты славною смертью почил.
В борьбе за рабочее дело
ты голову честно сложил…
…Но знаем, как знал ты, родимый,
что скоро из наших костей
подымется мститель суровый,
и будет он нас посильней.
Очень популярной была:
Беснуйтесь, тираны, глумитесь над нами!
Грозите судами, тюрьмой, кандалами!
Мы первых восстаний и битв ветераны.
Позор, позор и смерть вам, тираны…
Совершенно непонятной для мальчишки была песня про «бритые лбы»:
…Идут они с бритыми лбами,
шагая вперёд тяжело.
В душе леденеет тревога,
на сердце раздумье легло.
Динь-дон, динь-дон: слышен звон кандальный,
динь-дон, динь-дон путь сибирский дальний,
динь-дон, динь-дон слышно там и тут…
Нашего товарища на каторгу ведут…
Прижавшись к коленям мамы, я слушал песню и чётко различил, что последние слова песни она спела иначе: «партию колодников на каторгу ведут». И я спросил, что такое «бритые лбы»? И она серьёзно объяснила, что при царях людям, осуждённым на каторгу выбривали лбы, чтобы их легче было узнать, если они убегут с этой самой «каторги». А студенты уже продолжали:
Что ж, братцы, затянемте песню…
Ещё была песня про «деспота», который пирует:
…а деспот пирует в роскошном дворце,
тревогу вином заливая,
но грозные буквы давно на стене
чертИт уж рука роковая…
Сложные, непонятные чувства вызывала песня про «тяжёлый труд». Стоило ей начаться, как слёзы уже сами собой наворачивались на глаза:
Слезами залит мир безбрежный,
вся наша жизнь – тяжёлый труд.
Но, день настанет неизбежно,
неумолимый грозный суд,
неумолимый грозный суд!...
недолго, однако, удавалось слезам этим наворачиваться: тут же их прогонял «клич борьбы»:
Лейся в даль, наш напев, мчись кругом!
Над миром наше знамя реет,
и летит клич борьбы, песни гром,
семя грядущего сея…
единственно, немного непонятно было, почему этот «клич» был «оно» (я уже понимал про «мужское» и «женское» и странное «оно»):
…оно горит и жарко реет!
То наша кровь горит огнём,
то кровь работников зовёт…
А в одном из следующих куплетов утверждалось, что «владыкой мира будет труд»!
Песни эти три четверти века тому (написал и - сам удивился!) пелись у нас в комнате. Возможно на мою память и наложилось что-то вычитанное где-нибудь или слышанное, но ведь саму-то песню про то, как "телега несётся", я точно помню! Запевали мама на пару с тем студентом-косовороткой, курившим махорку:
По пыльной дороге телега несётся,
в ней - узник и с ним два жандарма сидят...
И сразу же вслед за длящимся ещё последним звуком остальные за столом глухо, ритмично и всё ускоряясь, подхватывали...
Сбейте оковы, дайте мне волю -
я научу-уу вас свободу любить!...