Русская идея диалог

Игорь Модин
«Основная идея Апокалипсиса… состоит в понимании мирового и исторического процесса как трагедии, притом не призрачной, но вполне реальной борьбы двух духовных начал, причём злому началу принадлежит своя метафизическая реальность. Зло существует в мире как положительная, самоутверждающаяся сила, а не только как отсутствие добра или плод неведения и заблуждения. Согласно этому метафизическому дуализму трагедия не разрешается в истории, но лишь созревает в ней и потому к концу её достигает величайшего напряжения и полной зрелости».
                Сергей Николаевич Булгаков (о.Сергий)


     УЧАСТВУЮЩИЕ:

     ФИЛОСОФ
     ПАТРИОТ
     ЛИБЕРАЛ
     КОММУНИСТ
    

ФИЛОСОВ: Прежде всего, я хочу вас поблагодарить за то, что вы, наконец, нашли возможность принять моё приглашение и собраться здесь, в этом кабинете, для откровенного разговора о судьбе нашего Отечества, о его прошлом, настоящем и будущем. Я не столь наивен, чтобы тешить себя надеждой на то, что за несколько часов беседы нам удастся разрешить давние, глубинные разногласия,  но сам факт вашего согласия на такой диалог я расцениваю как важную попытку по крайней мере услышать друг друга. В России с этим беда, говорить научились, а слушать у нас не получается.
Готовясь к нашей беседе и продумывая её наиболее вероятные повороты, я подготовил цитаты, в основном из русских религиозных философов, которые и буду использовать в ходе диалога.

ЛИБЕРАЛ: Почему именно из русских религиозных философов?

ФИЛОСОФ: Потому, во-первых, что речь пойдёт о России, и, по моему мнению, никто не исследовал русскую новейшую историю, русскую культуру и русское мирочувствование так глубоко и верно, как это сделали они. Во-вторых, русские религиозные философы, от Сковороды до Лосева - это блестящая плеяда мыслителей, игнорируемых на Западе, несмотря на то, что многие из их работ были там (в эмиграции) написаны и впервые опубликованы; и, самое главное, они малоизвестны или почти неизвестны многим думающим людям здесь, в России. Потому-то большинство гражданских и идеологических дискуссий у нас проходят так, будто и не было у нас этих великих философов и их блестящих, глубоких открытий, которые проливают свет в том числе и на то, что происходит в нашей стране в настоящее время. 
 
Итак, 21-го августа 1991 года (декабрь был только следствием), начало трансляции Съезда народных депутатов Верховного Совета Российской Федерации ознаменовало поражение ГКЧП, и на глазах у всего мира рухнула «красная» Россия, Советский Союз, уникальный проект всемирного значения, продолжавшийся семьдесят с лишним лет. Не буду сейчас давать ни объяснений, ни оценок. Скажу только, что этот исторический факт, этот коренной перелом вновь поставил нашу страну на грань гражданской войны, которая уже начала разгораться вскоре после прихода к власти Бориса Ельцина с командой Егора Гайдара. Первой кульминационной точкой конфронтации были события конца сентября – начала октября 1993 года, второй – президентские выборы 1996 года. Многие считают, что «чеченские войны» были прямым следствием этих событий, и я с этим полностью согласен. 
Оставив пока в стороне оценку противоборствующих сторон в этой начинавшейся войне, выскажу, однако, своё глубокое убеждение в том, что, если бы она разгорелась в полную силу, это было бы наихудшим из всех возможных сценариев, который неминуемо бы привёл к полному разрушению уже Российской Федерации и к гибели российской государственности в целом. Однако этого не произошло…

ЛИБЕРАЛ: Этого не произошло благодаря мудрости большинства населения России; благодаря тем, кто не вышел на улицы, прорывая цепи ОМОНА в 1993-ем, или протестуя против результатов выборов в 1996-ом. Народ инстинктивно почувствовал, что нельзя идти за теми, кто раздувают пожар гражданского противостояния…

ПАТРИОТ: Да не было тут никакой «мудрости». В перестроечные годы наивно полагали, что стоит только свалить коммунизм, как сразу наступит западный рай, с неба посыплется сладкая жратва и шмотки в блестящих упаковках. Вот чего в сущности хотели, ради чего выходили сотнями тысяч на Манежную и аплодировали речам пламенных демагогов. И получили безработицу, тысячекратную инфляцию, невыплаты зарплат и грабителей-олигархов из бывших комсомольских комитетов. А дальше народ был ошарашен мощным вмешательством и железной хваткой неведомой ему дотоле силы, проводниками которой были наши «младореформаторы», и которая, располагая огромными мировыми финансовыми и информационными ресурсами, сумела направить антисоветскую протестную волну в русло разрушения русской государственности. Когда стали понимать, что к чему, было уже поздно, и просто впали в шоковое состояние, парализовавшее способность к массовому сопротивлению.    

ФИЛОСОФ: Хорошо, мы ещё об этом поговорим. А пока вернёмся к середине восьмидесятых. Тогда Горбачёв стал приоткрывать проржавевшие шлюзы, внутри которых скопилось много мутной, а то и ядовитой воды, замалчиваемая многие десятилетия правда о советской истории. Люди стояли в очередях в газетные киоски за «Московскими новостями» Яковлева и «Огоньком» Коротича, появились телепередачи «До и после полуночи» и «Взгляд». Мыслительный напор, сдерживаемый до тех пор этими шлюзами, прорвался наружу и стал заливать всё пространство страны – яростно, бурливо, сметая на своём пути многолетние табу. Такой свободы слова в России, пожалуй, никогда прежде не было. Сказано было много  – с митинговых и парламентских трибун,  на бесчисленных ток-шоу на радио и телевидении, много написано и прочитано книг. Единства не было, и нет до сих пор. Однако я полагаю, что оно непременно должно быть достигнуто, и верю, что будет достигнуто среди большинства населения страны, и только тогда «население» Российской Федерации вновь станет народом Великой России.   

ПАТРИОТ:  Ответа на какой именно вопрос ждёт наш дремлющий колосс?

ЛИБЕРАЛ:  Извечные проклятые российские вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?». Ответы на эти вопросы всегда пытается дать интеллигенция – немногочисленный, но деятельный, думающий, совестливый и неравнодушный слой образованных людей, призванный в этой стране  самой историей диагностировать раковую опухоль тоталитаризма, несвободы и произвола. Интеллигенция выявляет симптомы этой страшной болезни, бьёт тревогу и призывает к сопротивлению.

ПАТРИОТ: Интеллигенты?  Кто они? Чем освящена их деятельность? Оторванная от основной массы народа и её реальных нужд кучка людей, пропагандирующая утопические идеи в запале революционного фанатизма или вовсе преследующая свои собственные или групповые интересы.

ЛИБЕРАЛ: На начальных этапах своей просветительской деятельности интеллигенция часто не находит поддержки среди народных масс или даже наталкивается на их глухое сопротивление. Об этом, кстати, хорошо написал Тургенев в романе «Новь». Но в чём истинные нужды народа? В том ли, чтобы веками оставаться косными и бесправными в беспроглядной тьме абсолютизма и беззакония? Ослеплённые, обезличенные за долгие века угнетения тиранической властью, они не способны сразу осознать несправедливость, неприемлемость своего собственного положения. Да, и в 19-ом, и в 20-ом столетиях интеллигенции понадобились десятки лет, чтобы раскачать эту косную массу, чтобы разъяснить народу, что существует другая жизнь, другие, демократические порядки, другой, свободный путь развития, проторенный цивилизованными странами за то время, пока мы, весьма довольные собой и своими дикими, средневековыми традициями, хулили Запад и называли себя «Третьим Римом», принявшим якобы некую мессианскую эстафету от покорённого Константинополя.

ПАТРИОТ: Лучше бы, право, автор «Дворянского гнезда» упомянутый вами роман не писал. А «наделённая высокой миссией» интеллигенция, как она была впервые очень верно идентифицирована в знаменитом сборнике «Вехи», том самом, в котором участвовали упомянутые Философом мыслители, - это некий орден неглубоко мыслящих людей с фанатической верой в то, что все беды идут от монархической (тогда) власти, со слепой приверженностью расхожим западным теориям. Образованная в России в результате волевого, насильственного петровского поворота в сторону Европы, она во все времена сохраняла свою искусственную природу, жила отвлечёнными умозаключениями модных западных теоретиков, игнорируя реальную жизнь простого народа, остававшегося в своём большинстве верным многовековым традициям, сохранявшему веру в Бога и в Высшую санкционированность власти. Становящаяся всё более атеистической, интеллигенция пыталась насадить в народе антирелигиозные настроения, и именно поэтому, а вовсе не из-за «косности», она получала отпор у простых людей. Г-н Философ говорил о цитатах. Вот, кстати, слова одного из русских философов, Павла Флоренского: «Первый русский интеллигент, первый нигилист и революционер – это Пётр Великий. Это он насадил у нас дух критиканства, дух неуважения к исторической данности, вкус к американизму, привычку расправляться (делом, а когда нельзя – хотя бы разговором) с историческим укладом по своему благоусмотрению и делать «преобразования» церкви, государства, быта по линейке».
Вы, либеральные интеллигенты, всегда жили чужими идеями и всегда насаждали чужие ценности. Вот что я называю «утопией». В своей поверхностной, агрессивной и фанатичной пропаганде вы винили во всём самодержавный строй и разжигали в народе костёр зависти и вражды. И, когда к концу германской войны в ней полегли самые верные, самоотверженные и патриотично настроенные военные, а народ был истощён этой длительной и кровопролитной войной, вам удалось, наконец, пробудить в нём тёмную революционную стихию, которая смела складывавшуюся веками православно-монархическую иерархию, и удерживавший зло Помазанник Божий отрёкся от престола и вскоре был расстрелян вместе с семьей и оставшимся верным окружением.
Характерно, что армия начала разваливаться сразу после известия об отречении. Не за что больше было отдавать свои жизни на полях сражений. Святыня рухнула. Вам, г-н Либерал, этого не понять. Ну а что было дальше, хорошо известно. Настала пора пожинать плоды вашей «свободы».

ЛИБЕРАЛ: Да уж куда нам понять! Вон у вас слова-то какие: «удерживавший зло», «святыня»!  Проникновенно. Для наших патриотов всегда было характерно свято верить в старорежимные мифы, да еще и передёргивать факты. Монархии существовали в своё время во всей Европе и, как устаревшие формы правления, были заменены правлением республиканским. И никто там при этом не говорил об «удерживавших зло» и прочих фантазиях. А царя, как известно, расстреляли вовсе не либералы, а пришедшие к власти большевики. Что же касается «свободы», стоит ли пенять на идеалы, к которым веками стремились просвещённые умы, если мы, приученные к рабству на протяжении своей тысячелетней истории, не способны их воспринять и воплотить? Лишь восемь месяцев свобод хватило России, и вот уже нас снова тянет к тоталитарному вождю, к  маниакально-универсальному «коммунизму». Я, кстати, считаю, что в учении Маркса было много верного, но мы и его учение «успешно» адаптировали под свой тоталитарный менталитет. 

ПАТРИОТ: Про «восемь месяцев свобод» вам бы, г-н Либерал, лучше помолчать. С какой эпохой русской истории не сравни, позорней не найдешь. Десять с лишним лет ваши предшественники, «просвещенные» кадетские ораторы, критиковали каждый шаг Государя, демонизировали власть, говорили о её неспособности, «глупости или измене» (слова Милюкова), оправдывали убийц-террористов, увещевали, просвещали и разоблачали. Каким восторгом захлёбывалась интеллигенция от «блистательных», «смелых», «прогрессивных» речей её сладкоголосых лидеров! Какой напор, какая убеждённость! Либеральный пафос заражал людей даже весьма умеренных взглядов.
Но вот Государь отрёкся. Загудел Таврический дворец. Большинство Временного правительства составили эти самые масоны-кадеты. «Проклятая самодержавная власть» больше не мешает. Давай же, «блистательный оратор», верши всё, о чём ты столько лет говорил! Утверждай  демократическую власть, веди победную войну, укрепляй экономику! Но тут-то и выясняется, что на деле-то он ни на что не способен. За несколько месяцев Временное правительство  разваливает армию, доводит страну до гиперинфляции и экономического краха, а главное – разрушает саму структуру власти. Наш отечественный либерал не способен к государственному строительству. Он может только болтать.
Что же касается большевистского вождя, выступавшего в апреле 1917-го с броневика на Финляндском вокзале, то у него и его партии, в отличие от кадетов, прогрессистов, трудовиков и т.д., хватило воли и умения обуздать распад страны, в короткие сроки создать новую армию и худо-бедно организовать экономику, пусть и ценой жестокого насилия…         

КОММУНИСТ: В насилии не вина большевиков. На повестке дня стоял вопрос о выживании страны. Патриот правильно сказал: за несколько месяцев своей власти Временное правительство привело страну на грань полной катастрофы. Развалена экономика, надо было остановить немцев, а затем и антантовских «гостей», внутри страны укреплялось белое движение, активизировались националисты всех мастей, вокруг молодой советской республики сжималась блокада. Перед новым, рабоче-крестьянским руководством страны стояло много жизненно важных, неотложных задач. Только с помощью жёсткой дисциплины, собравшей страну в твёрдо сомкнутый кулак, народная власть могла защитить революционные завоевания и отстоять социалистический анклав в агрессивном империалистическом окружении.

ПАТРИОТ:  В этом трудно не согласиться с Коммунистом. Как я уже говорил, большевики оказались единственной силой, способной тогда вновь собрать под своими красными знамёнами великую империю.  И для многих патриотов в то время это было неожиданным. Покидая осенью 1920 года в Севастополе свою родину, они с горечью думали о том, что России больше не существует. К власти пришла крайне левая партия, никогда до 1917 года не представлявшая собой серьезной политической силы, маргинальная, богоборческая, руководствуемая крайне анти-традиционалистским и антинациональным правительством Ленина-Троцкого. И вот эта маргинальная партия сумела выиграть гражданскую войну, прогнать интервентов и в краткий строй поднять экономику и организовать  эффективное государственное управление. Из года в год усиливалась центростремительная роль государства, возвращались такие понятия, как «патриотизм», служение Отечеству, пусть и «пролетарскому». И в то время, когда в эмиграции провалившиеся либералы хныкали, продолжая  ругать большевиков и сетовать на то, что им не дали и дальше проводить свою губительную для России политику, вдумчивые патриоты («Смена вех») стали внимательнее присматриваться к Красному Кремлю, и отчаяние стало уступать место осторожным надеждам.

ЛИБЕРАЛ: «Осторожные надежды», «крепко сомкнутый кулак»… Господа, о чём вы говорите? Страна-тюрьма, страна-ГУЛАГ, полное отсутствие прав и свобод, абсурдные обвинения, жизнь в ожидании приезда «чёрного воронка» и ночного стука в дверь. И так на протяжении десятилетий! Человеческая жизнь, свобода личности брошены в жертву чудовищного молоха тоталитарного государства! Вы же образованные, интеллигентные люди. О чем вы говорите?!

КОММУНИСТ: «Страна-тюрьма», «страна-ГУЛАГ» -  вот уже несколько десятилетий вы талдычите одно и то же. Односторонний разговор! Страна-созидатель, страна-герой, отстоявшая своё право на народную власть, покончившая с неравенством и эксплуатацией. Вы, г-н Либерал, говорите об отсутствии прав. А права на труд, социальную защищенность, а великая идея коммунизма, справедливости,  удовлетворения материальных и культурных потребностей человека? Была Доктрина, которая вдохновляла народ, вносила глубокий смысл в деятельность народных масс и объединяла их, давала надежду на будущее. В годины великих свершений, тяжелейших испытаний народная власть была обречена быть суровой, бдительной и беспощадной к врагам и изменникам. Без строжайшей дисциплины в тех труднейших условиях мы бы просто не выжили. Еще раз повторю, что не вина советской власти в том, что в условиях враждебного международного окружения, в условиях самой страшной в истории человечества мировой войны, основная тяжесть которой легла на плечи советских людей, нам удалось выжить и отстоять свою независимость. Да, ценой больших человеческих жертв. Да, в пылу борьбы партия допускала перехлёст, но и сама же, первая, открыто заявила об этом на своём двадцатом съезде, осудив «культ личности». Хотя отношение многих коммунистов к демаршу Хрущева было и остаётся неоднозначным. Но это отдельный разговор. Вы же, «демократы», лукаво воспользовались этим, многократно завысив число жертв, чтобы опорочить советскую власть, великого Сталина, представить наш народ «рабским»», искусственно раздувая чувство вины, требуя «покаяния», подрывая веру народа в свою историю и в своё будущее! 

ПАТРИОТ: Не будем оправдывать режим. Давайте лучше разберёмся и воздадим ему, как говорится, по делам. Он начинал как враг России. До и сразу после революции его пропаганда была антинациональной, перечёркивание всей великой дореволюционной истории, отказ от христианской веры и вековых национальных корней, разгром государственной и культурной элиты, ритуальное убийство Царя и его семьи, уничтожение храмов, террор и хамство с первых дней прихода к власти. И, хотя в любой свой период он оставался для нас, православных патриотов, чуждым, с годами, как я уже сказал, он эволюционировал в сторону государственности и восстановления исторических традиций. В результате предательства Царя и Веры Россия погрузилась в преисподнюю, в которой господствовала богоборческая Доктрина. Допустив к власти большевиков, тело народное приняло в себя смертельный яд безбожной, антинациональной утопии. Оно, образно говоря, умерло, проходя в этой преисподней страшные испытания репрессиями и войнами, и, пропустив Доктрину через кровь, переварив её в чреве новой, советской государственности, нашло в себе силы возродиться, восстановить, насколько это было тогда возможно, дух традиционной русской державности.
Центробежный «якобинский» маховик разрушения, раскрученный сначала Февралём, а затем в полную силу Октябрём 1917 года, подминавший под себя лучшие силы страны, постепенно изменял направленность движения от центробежного, якобинского к центростремительному, «имперско-наполеоновскому», если продолжить аналогию с французской революцией.  Антинациональная часть большевистского руководства, не понимающая и не любящая Россию, бывшая в своё время столь скорой на расправу, подпала под давление ей же созданного мощного репрессивного аппарата. Вот почему сегодняшние духовные наследники «троцких», «бухариных», «каменевых» и «зиновьевых» с таким негодованием вопят о 1937 годе, вот что они никогда не простят Сталину, не растрачивая понапрасну свой праведный гнев в отношении более ранних периодов репрессий, жертвы которых не вызывают у них  столь острого сочувствия.
Лукавит тот, кто говорит о советском периоде вообще, кто оценивает его как единый исторический феномен, не различая в нём очень разные этапы, имеющие, несмотря на формально единую идеологию, принципиально различное историческое содержание. В конце 1930-ых и в 1940-ых Сталин (вынужденно или убеждённо, об этом можно спорить) в условиях угрозы войны, а затем и самой войны возвращается к героическим моментам русской истории, ставятся фильмы о русских военных победах и о великих русских государственных деятелях и полководцах дореволюционной эпохи. Наконец, с 1943 года прекращается преследование духовенства, укрепляется статус Православной Церкви.

ФИЛОСОФ: В чём суть? В том, что бывший революционер, член радикальной партии, прозрел, преобразовался и взалкал державной мудрости? Да бросьте. Это закон любой революции. Севший во власть, будь он в своё время хоть трижды радикалом и революционером, либо подчинится закону этой власти, - т.е. будет укреплять государство и всё больше опираться на объединяющие моменты истории и национальные традиции  -, либо, как Робеспьер, будет отстранён от власти заговором, переворотом или каким-либо иным образом. Отрицание (революция), разрубив старые узлы, которые не могли уже быть распутаны эволюционно, неизбежно переходит к утверждению, к закреплению новой идеологии в государственной организации. Метаморфоза перехода от центробежного к центростремительному является знаковой и поворотной лишь для тех, кто оценивает историю и благо страны исключительно под этатистским (государственническим) углом зрения. Ужаснувшись трагедией слома государства и его опасными и унизительными для национального достоинства последствиями, такой «патриот» жаждет его скорейшего восстановления  и в этом только видит высшую цель дальнейшей истории. А так как за якобинцами неизбежно идут термидорианцы, а затем, столь же неизбежно, по закону маятника, раскачивающегося от одной крайности к противоположной, приходит Император с жёсткой диктаторской властью, пребывавшие до тех пор в удручении государственники начинают приходить в восторг и кричать «Vive L`Empereur!». В этом была коренная ошибка «сменовеховцев». Они не сознавали, что внешняя мощь государства  и «патриотическая» риторика – это лишь изменившаяся форма, внутри которой остаётся прежнее духовное содержание, которое никак не может быть существенно трансформировано усилением государственной машины и сдвигом официальной пропаганды в сторону традиционализма.

ПАТРИОТ: Так в чём же суть?

ФИЛОСОФ: А суть проста. Кто стоит у руля? Представитель аристократии (не столько в сословном, сколько в духовном смысле слова), опирающейся на высшие духовные ценности и традиции; или выходец из среды революционного вождизма, взявший верх в смертельной схватке за власть с недавними соратниками, в одночасье ставшими новой «элитой» на первоначальном, охлократическом этапе революции. Суть в том, какого духа он агент, что для него важно – действительно служение своему народу или неограниченная личная власть любой ценой, во имя или под прикрытием некой утопической идеи. Прав был Сергей Аскольдов, который написал: «Вообще, если Вл. Соловьёв «угадал» Антихриста, то Наполеон гораздо более на него похож, чем какой-нибудь Робеспьер или кто-либо другой из породы «тигров» революции, открытых гонителей Церкви». Это по поводу вашей аналогии с французской революцией,  г-н Патриот. Как можно называть себя патриотом и одновременно оправдывать одну из самых тёмных тираний в отечественной истории, принёсшей гекатомбы из миллионов человеческих жизней на алтарь ужасающе раздутого «человекобожеского» величия?! «Не сотвори себе кумира» - сказано в Библии, но люди из века в век нарушают эту заповедь, нетерпеливо желая достижения рая не в далёких эсхатологических перспективах, а в течение ближайших лет в результате некоего исторического рывка под руководством очередного «сверхчеловека».
Несмотря на существенные, вынужденные перемены в сторону укрепления государственности, суть власти, воцарившейся в результате революционного слома, как я уже говорил, осталась прежней, и в ней по-прежнему, только с новым, «державным» размахом, господствовало насилие, ложь и страх, ибо высшие духовные (абсолютные) ценности по-прежнему попирались «ценностями» относительными (конечными), но претендовавшими на абсолютность, и потому во имя их оправдывались любые жертвы. Переход от революционной анархии к государственнической деспотии – это неизбежный виток в спирали трансформации революционной власти. И так как антитеза такого отрицания претендует на неподобающий ей верховный приоритет, ей неминуемо придётся впихивать жизнь в «прокрустово ложе» своей «абсолютности»,  прибегать к тотальному насилию в практике и тотальному же абсурду в  пропаганде, ибо реальность, основанная на иных, вечных законах, сопротивляется. 
Насилие левого радикализма вызывает ответную реакцию консервативных, охранительных сил. Так было в начале века 20-го века, так было и в конце. И сопротивление это во многом справедливо, так как революционная претензия на «абсолютность» слепа, если не злонамеренна, и ей присуще «выплёскивать из ванны ребёнка вместе с грязной водой». Но вот что удручает. И в начале века, и в конце наши патриоты отвечают на безрелигиозный, рассудочно-схоластический радикализм либеральной, прозападной интеллигенции не менее безблагодатным этатизмом и слепым консерватизмом. В этом состоит главная беда нашего патриотического движения. Заявляя на словах о своей приверженности к традиции и уважении к истории, такие «патриоты» игнорируют или искажённо интерпретируют страшные исторические уроки, кладут высшие духовные ценности на алтарь государственности. А ведь это крайность не менее опасная, чем революционный радикализм. По сути, они порождают друг друга и замыкаются в порочном круге. И если вы действительно Патриоты России, если вам действительно небезразлична её историческая судьба, решите для себя, наконец: кто Бог ваш – Кесарь или Христос?

 ЛИБЕРАЛ: Вполне соглашусь в том, что касается оценки консерватизма. А вот  в остальном, г-н Философ,  что-то больно сложно. Я бы не стал примешивать религию в нашу земную социальную жизнь. Бог высоко, и нам самим нужно разрешать вопросы нашего общественного устройства. Вы говорите о «рассудочности» либеральной интеллигенции, а моя мысль как раз предельно проста и предельно практична: господа, стоит ли изобретать велосипед, говорить об «особом пути», «сакральности» и тому подобном? Существует реальный пример социального устройства, проверенный веками. Да, он не идеальный, у него много недостатков, но лучшего никто не придумал. Его непросто воплотить в российских условиях. И пусть на этом пути еще предстоит совершить много ошибок, набить себе много шишек, но что делать? Либо демократия, либо возвращение к тоталитаризму.

ПАТРИОТ:  В том-то и дело, что у вас всё «просто» и «практично». Только я бы назвал вашу «простоту» поверхностностью, а вашу «практичность» меркантильностью. Всё у вас с белого листа, всё с маленькой буквы. Нет Духа, Родины, Правды, Судьбы. Нет наций в глубоком метафизическом смысле слова. По существу, несмотря на ваш «индивидуализм», нет и личности, нет внутренних, сущностных  качеств  – примат духовной пустоты, безликого «равенства», бездуховной «свободы», господство количества,  рассудочные социальные схемы, устроение власти на «волеизъявлении» манипулируемых и презираемых вами электоральных масс. Вы всё время говорите о народе, а сами почитаете себя некой избранной кастой, носителями эзотерических (не в религиозном смысле) знаний.
Влюблён в себя либерализм, так влюблён, что в своём «просвещенном» нарциссизме не замечал и не замечает вокруг реальной жизни, истории, метафизики власти, глубины народных верований.

ФИЛОСОФ: Коротко это можно сформулировать как релятивизм, т.е. всё относительно.

ПАТРИОТ: Верно. Всё относительно – вот ваша религия. А потому у вас нет ничего своего, всегда вы тянетесь в хвосте текущих идеологических поветрий: то конституционная монархия, то демократическая республика, то социализм, то с «человеческим лицом», то в европеизированном «социал-демократическом» варианте. И в результате находите окончательное прибежище в «баксовом эдеме» Дяди Сэма, насаждаемом явно вырождающимся «новым порядком», в котором уже нет места декларируемым вами же пацифизму и гуманизму. Есть только власть денег и культ меркантильного «успеха». «Конкуренция!» - повторяете вы. Конкуренция чего? Профессионализма? Таланта? Созидания? Нет же. «Конкуренция» стяжательства, бессовестности, грабительства, цинизма!  Где же ваши «гуманистические принципы»? И где ваши радения о «простом народе»? Их нет. И, в сущности, никогда и не было.

ЛИБЕРАЛ: Соединённые Штаты одержали верх в холодной войне, так как  неэффективная советская экономика не выдержала гонки вооружений. Это общеизвестный факт. Вполне естественно, что победившая сторона преследует свои собственные государственные интересы в международной политике. Не наши же или китайские интересы им преследовать! Да я не оправдываю многое из того, что они делают. В мире вообще нет ничего абсолютно совершенного. Я лишь считаю, что у нас нет иного пути, кроме поддержания с ними нормальных отношений, при этом также преследуя свои  интересы. Путь конфронтации – гибельный путь, да мы их к тому же  гораздо слабее. Что же касается «радения о простом народе», если мы хотим  действительно стать сильными и проводить независимую политику, то нам ничего не остаётся, как принять саркастически упомянутый вами принцип конкуренции, каким бы жёстким он ни казался, так как только он реально стимулирует эффективность экономической и любой другой деятельности и является двигателем прогресса. Патриот тут говорил о том, что со временем либеральные взгляды претерпевают изменения. Да, это так. Мы не догматики. Не ошибался и не менял своих взглядов только тот, кто никогда всерьёз не размышлял, не сопоставлял своих представлений с диалектикой жизни.

ПАТРИОТ:  Диалектика, говорите? Знаем мы вашу «диалектику». Только на деле она весьма смахивает на обыкновенную конъюнктуру, встраивается в текущий идеологический «мейнстрим». В советские времена режиму поставлял ваш круг «сочувствующих», «попутчиков»,  а затем и «идеологических борцов» в публицистике, в живописи, в литературе, в кинематографе и т.д. Именно вы находились на острие самой пафосной советской пропаганды. Но по мере ослабления контроля сверху поэтика «комиссаров в пыльных шлемах» сначала трансформировалась в многозначительный, язвительный подтекст, фигу в кармане, а затем, – когда власть сама уже начала давать сигналы к демонтажу Доктрины и партийной системы управления,  – в открытую и столь же пафосную  критику, с тем самым до боли знакомым насмешливо-обличительным взором пламенного преобразователя, направленным в ревущую толпу на митинге, в зал заседаний съезда или в студийную телекамеру.
Как дружно, будто по мановению некой невидимой волшебной палочки, «прозрела» либеральная интеллигенция! Как непримиримо сменяла она насиженные места в редакциях идеологических партийных изданий и в комитетах комсомола на властные кабинеты, готовая вновь самоотверженно заменить собой закосневших правителей и возложить на себя нелёгкое бремя водительства к новым вершинам социального благоденствия!  Как сильно ей захотелось вдруг «рынка» и «свободы»!  Вот - недавний работник главного партийного идеологического журнала  со снисходительной улыбкой виртуоза энергично рассыпает перед притихшей аудиторией жемчуга макроэкономических терминов развитого капитализма. Вот театральный режиссер, еще совсем недавно поставивший пьесу о «ленинском политическом завещании», сжигает перед телекамерами свой партбилет. А вот историк – многолетний деятель ВЛКСМ и советской пионерии, неутомимый идеологический борец. Не успели ещё просохнуть чернила на рукописях его идеологических работ, не смолкло ещё в опустевших аудиториях эхо его принципиальных речей на партийных собраниях - а он уже прозрел! И в своём молниеносном, мужественном прозрении (по суровому, напряжённому лицу видать, как нелегко оно ему  далось) уже успел зайти на шаг дальше своих недавних коллег-идеологов, и громогласно предлагает - первым! - в присутствии генсека и всего политбюро! - вытащить вождя мирового пролетариата из капища-усыпальницы! Остальным «прозревшим» остаётся лишь с завистью, затаив дыхание, смотреть на этот дерзостный политико-исторический демарш, и наблюдать, как отчаянно вскинулись руки генсека в примиряющем жесте. Вот это сила! Вот это диалектика! «Дальше, дальше, дальше…».       

ЛИБЕРАЛ: Наш патриотический коллега сегодня преисполнен сарказма. Прямо-таки в ударе! А между тем, стоит ли растрачивать саркастические стрелы в связи с такой простой и естественной ситуацией? Да, большинство тогдашних сторонников демократии были в своё время членами партии и работали в идеологических изданиях. Как будто г-н Патриот не знает, что чего-либо достичь на гуманитарном или экономическом поприще в те времена можно было лишь будучи членом КПСС. Ему, наверно, также хорошо известно, что до конца 1980-ых годов ни экономическая, ни тем более идеологическая критика режима была попросту невозможна. В тоталитарных системах, будь то фашизм или коммунизм, безраздельно господствует только доктрина партии, находящейся у власти. Да, и у меня был партбилет, и я, представьте, когда-то верил в идею коммунизма. Но и после того, как я осознал всю пагубность тоталитарной системы, я не вышел из партии, чтобы сохранить влияние, чтобы иметь возможность пробуждать людей от долгой спячки, застоя и коммунистических догм, доказавших свою несостоятельность в исторической практике. В чём польза идеологической упёртости в отношении дискредитировавших себя социальных догм?
Господин Философ цитирует русских религиозных мыслителей. Позвольте и мне привести цитату из Герцена. Он писал в 1849 году, подчёркиваю – в 1849-ом: «Социализм разовьётся во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнётся смертная борьба, в которой социализм займёт место нынешнего консерватизма и будет побеждён грядущею неизвестною нам революцией».

ПАТРИОТ: Были же когда-то и мудрые демократы.

ЛИБЕРАЛ: Да и патриоты были не вам чета.

КОММУНИСТ: Прав Патриот, либерализму присущ  пустой, бездушный и циничный взгляд на историю нашей Родины. Я бы еще добавил – клеветнический. Сравнить фашизм и коммунизм! У вас, г-н Либерал, что-то с памятью, если вы способны видеть одно лишь зло в великой эпохе, протяжённостью в семьдесят с лишним лет, которой нет аналогов по значительности, драматизму и накалу борьбы. По трагизму и жертвенности. По делам и достижениям. Тогда я их напомню вам: одержав победу в тяжелейшей гражданской войне, советская власть восстановила государство, превратила бывшую отсталую аграрную страну в индустриально развитую державу. Транссиб, Магнитка, освоение целинных земель. Великая Победа в самой страшной войне за всю историю человечества!
Советский солдат с простреленным партбилетом, с именем Великого Сталина на устах умирал в ожесточённой схватке с фашистской ордой. Умирал в том числе и за вас, надменный Либерал. Так это он у вас фашист?! Фашистом я б назвал того, кто под лозунгами «свобод» и «демократии» путём циничного обмана народа разграбил страну, доставшуюся нам в наследство от наших героических предков, сделал ветеранов нищими, отняв их накопления и оставив их на вымирание с мизерной пенсией. Я бы назвал фашистом того, кто оболгал великую историю советской страны, кто выпячивал в ней ошибки и перегибы, которые были неизбежны в процессе созидании беспрецедентного социального проекта в тяжелейших исторических условиях. Мошенничал, грабил, клеветал и ни на секунду не почувствовал своей вины, а только цинично улыбался в ответ на брошенные в лицо справедливые обвинения и призывал своих подельников:  «Побольше наглости!».
А тем, кто скорбит о царях и дореволюционной России, скажу, что дал стране социализм: слабым – социальную защиту, сильным – цель труда, всем – пусть не роскошную, как у сегодняшних деляг, но достаточно обеспеченную жизнь, доступное для всех образование и здравоохранение, практически бесплатные путёвки в лучшие санатории страны, а детям – в пионерские лагеря, расцвет культуры и наук, мировой авторитет сверхдержавы, технологический прорыв в важнейших областях науки и экономики, запуск первых в мире искусственных спутников Земли и, наконец - полёт Гагарина! Мы до сих пор живём лишь тем, что проедаем построенное и созданное при советской власти!
О чём тут спорить? Извините, господа, я не вижу смысла продолжать этот разговор. 
(Коммунист уходит)

ПАТРИОТ:  Круто! Транс-сибирскую магистраль вообще-то еще до революции построили, большевики только достраивали.  И что, если бы жили при царях, до сих пор на лошадях бы ездили?

ЛИБЕРАЛ: Советский миф.

ФИЛОСОФ:  Да, миф. И что ж? Пусть он во многом утопичен и наивен, но в нём есть вера, мечта, цель. На нём базировалась идеология не только СССР, а почти половины человечества в течение десятилетий. В нём, хотя и искажённо, подспудно просвечивает идея соборности, стремление к справедливости и социальной гармонии. А либеральная демократия разве не миф? Разве не идол? Еще какой! Настоящий катехизис для западных бюргеров и отечественных филистеров. Да при этом, в отличие, скажем, от коммунизма, бескрылый и малосодержательный.

ЛИБЕРАЛ: Причудлив российский менталитет.  «Подспудно просвечивает» ни что-нибудь, а «соборность». Еще одна красивая упаковка для тоталитарной коммуны. В других языках поди и слова такого нет.

ФИЛОСОФ: А было. 

ЛИБЕРАЛ: Какое?

ФИЛОСОФ: Слово «кафоличность» в разные времена имело разные значения, в том числе и близкое к хомяковской «соборности».

ЛИБЕРАЛ: Термин устарел.

ФИЛОСОФ:  А, может, «менталитет» тот оскудел?

ЛИБЕРАЛ: Да что это значит? Никто толком не может объяснить. Какая-то славянофильская идиллия, вроде «Града Китежа».

ФИЛОСОФ: Боюсь, вам это трудно будет объяснить. Скажу, однако, что лично мне ближе всего определение, данное Сергеем Николаевичем Булгаковым, короткое и исчерпывающее: «соборность - жизненное единение в истине».          
    
ПАТРИОТ: А Коммунист во многом прав: в том, что касается паритета сверхдержав, технологического прорыва, да и про вас, либералов, тоже верно сказал. Фашисты – не фашисты, а новые большевики – так это точно. По амбициям и снобизму вы вроде смахиваете на кадетов, а по наглости, передёргиванию и демагогии –  вылитые большевики ленинского разлива. Такая же ненависть и презрение к России, ко всему национальному. Такая же инфернальная ярость и напористость. «Цивилизованные» пираты. Говорят о свободе и о народовластии, а на деле не гнушаются никакими махинациями. Хапнуть - да свалить за бугор, вот и вся ваша философия. В советские времена вы носили партбилет и фигу в кармане. В буржуйские – ксиву народного избранника и кредитные карточки. Коммунизм, капитализм  – по большому счёту лишь бы вам было хорошо. 

ЛИБЕРАЛ: В условиях свободного рынка успех приходит к наиболее умным и энергичным. Кто вам мешает зарабатывать? А что касается коммунизма, он сам себя изжил.

ПАТРИОТ: А что вы создали в стране, «умные и энергичные»? Коммунизм, может, себя и изжил, но и «мировая закулиса» (термин Ивана Ильина) тут немало потрудилась. Любопытно, как история всё вывернула наоборот: коммунисты по сути оказались консерваторами, правыми, а новые левые называют себя «правыми» и ратуют за звериный капитализм.

ФИЛОСОФ: Если речь идёт не о либеральной идее как таковой, а о тех, кто, прикрываясь ей, сознательно разрушали страну, я могу сказать, что злу маски не впервой менять. Оно может рядиться в самые разные идеологические одежды. Бердяев писал: «Антихрист может принимать разные, самые противоположные обличья, от самого католического до самого социалистического, от самого цезаристского до самого демократического».
 
ЛИБЕРАЛ: Зло – лишь отсутствие добра.

ФИЛОСОФ:  Да, зло можно охарактеризовать как отсутствие добра, но не в прямом позитивистском смысле, не так, как об этом говорили мыслители эпохи Просвещения, что «человек по природе совершенен и добр» да, мол, «среда заела» - но в глубинном метафизическом смысле, т.е. с одной стороны отрицая субстанциональность зла (первоосновность, т.е. способность существовать без некой другой силы), а с другой  - признавая его существование в качестве самостоятельной деятельной силы.

ПАТРИОТ: Ещё какая деятельная! И какая могучая мобилизация сопротивления духовному возрождению России внутри и вне её! Просвещенные русские люди в своё время мечтали об освобождении России от большевистского ига как о главном условии возрождения. Но вот Доктрина пала,  нет больше диктата КПСС, но само это падение погребло под обломками коммунизма  государство, экономику, и, главное, привело не к возрождению, а к новому духовному порабощению.  Как говорил Солженицын:  «Метили в коммунизм, а попали в Россию».

ФИЛОСОФ: Это не Солженицын, это сказал Александр Зиновьев.

ПАТРИОТ: А, вечно протестующий философ. А по идее должен был бы сказать автор "Архипелага...".

ФИЛОСОФ: Надеюсь, вы не пополните разрастающийся стан патриотических антагонистов писателя?

ПАТРИОТ: Нет. Несмотря на перегибы, Александра Исаевича я уважаю.
Так вот, возвращаясь к вышесказанному: появилась новая, глобалистская узда, и для неё нашлись и предатели, и прихлебатели, и развратители. Да сколько! Кто бы раньше мог предположить, что стольких можно подряжать на роль агентов и воров, шутов, поставленных во власть! Бог им судья. Но как, почему всем этим новым демагогам и необольшевикам удалось одурачить народ? Во второй раз за один век!  Ведь прямой агрессией Россию не победить, другое дело - сладкий демагогический туман!
Вспомните строки Блока в поэме «Возмездие»:
                «Но тот, кто двигал, управляя
                Марионетками всех стран, -
                Тот знал, что делал, насылая
                Гуманистический туман:
                Там, в сером и гнилом тумане,
                Увяла плоть, и дух погас,
                И ангел сам священной брани,
                Казалось, отлетел от нас…
                …Там – вместо храбрости – нахальство,
                А вместо подвигов - психоз».

Это же про нас сегодняшних. С каким воодушевлением народ доверяется иудам, призывающим его на очередной «пир богов», и остаётся глухим к предупреждениям тех, кто желает ему добра.

ЛИБЕРАЛ:  Такова уж, видно, извечная миссия патриота – повсюду выискивать врагов, от «мировой закулисы» на берегах Потомака, до её коварного агента-демократа – под собственной кроватью. Я, так же как и вы, являюсь гражданином России и, так же как и вы, люблю свою страну. Но любить свою страну вовсе не значит не замечать её пороков и недостатков, преувеличивать её достоинства и искать виновников  всех наших бед за её пределами.  Может быть, не стоит кивать на «дядю» за океаном? Может, вместо этого надо посмотреть на себя самих и признаться, что какой  культурный злак в российскую почву ни сажай, каждый раз на ней вырастают сорняки инертности, воровства, лени и рабства. Подай нам хозяина! Без него мы сиротеем. 

ПАТРИОТ:  Значит, сажать надо такой «культурный злак», который будет естественным образом воспринят этой землёй и даст положительные плоды. Вспомните слова Пушкина: «Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европой, история её требует другой мысли, другой формулы».
Кто вам сказал, что то, что хорошо для Америки, скажем, автоматическо хорошо и для нас? Все страны различны в культурном, историческом, наконец, в географическом отношении.  Кто сказал, что государственное устройство в такой молодой стране как США или в кантональной Швейцарии будет в равной мере благоприятно и для России? Да и не только для России, а, скажем, для европейских монархий, для Азии или Латинской Америки, где попытки насаждения «демократических» порядков оборачиваются нескончаемыми государственными переворотами. Вот в этом-то и проявляется ваш отвлечённый схематизм. Всех под одну гребёнку!

ЛИБЕРАЛ: Враги, кругом враги – у вас, да и у коммунистов. Они мешают вам, патриотам, свернуть на «особый», «исключительный» путь развития. Всё зло в либералах! Я вам напомню, господа, что нас во власти нет уже много лет. Так что всё в порядке. Как и прежде, там сидят всё те же аппаратчики и бюрократы. А «духовного возрождения» всё что-то не видать.

ПАТРИОТ: Те же, да не совсем. Та часть номенклатуры, которая была верна стране, сначала была отправлена в «Матросскую тишину», а затем – на пенсионную койку. Чтоб не мешали встраиваться в «новый мировой порядок». Если в 90-ых у власти и оставались прежние аппаратчики (типа Яковлева), так это те, кто в этот «порядок» лояльно встроились и не мешали его осуществлению посредством необеспеченных зелёных госзнаков, а также внедрению массовой глянцевой культуры в стране с богатейшими культурными традициями. Расчёт был верный – валить Доктрину, а вместе с ней валить страну, лишив её в одночасье идеологии и эффективной системы управления. Беспрестанно стращать напоминаниями о самых чёрных страницах советской истории, чтобы сам собой напрашивался выбор: или ГУЛАГ, или ваша «демократия».

ФИЛОСОФ: А патриоты им подыграли. Так и митинговали в 90-ых совместно под имперскими чёрно-жёлто-белыми и красными знамёнами. В результате вышла коммуно-патриотическая эклектика, которую тогдашние СМИ нарекли «красно-коричневой».

ПАТРИОТ: Пока у нас с коммунистами есть общий враг, отложим споры. Покончим с врагом – там меж собой разберёмся.

ФИЛОСОФ:  Нельзя играть с историей ради текущих тактических целей. Это  – не компромиссы, это  – отказ от убеждений.  Коммунистов понять можно, когда они идут с портретами Ленина и Сталина. Это их исторические лидеры. Но вы? Вы же называете себя «православными»,  «Святая Русь» «мы русские - с нами Бог!». А сами, ослеплённые ненавистью, вы готовы оправдать любого исторического деятеля, который, по вашему мнению, может быть противопоставлен ненавидимым вами разрушителям. Вы ведь сами себе не верите, когда восхваляете сталинскую эпоху. Но с безответственным юношеским ригоризмом возражаете вашим оппонентам: «Вы его не любите, вы его боитесь, даже мёртвого – так вот вам, великий он, великий!» «Враг моего врага – мой друг». Известная формула. И чрезвычайно порочная, да к тому же еще и неумная. Они ведь пользуются этим. Вы сами даёте им в руки козырного туза: «Смотрите, за кого ратуют так называемые «патриоты»! За убийцу, за палача, за тирана, превратившего страну в один большой концлагерь! ».
 “Extremes meet” («крайности сходятся»), как  говорят англичане. Сталин есть неизбежный конечный продукт именно деятельности либералов начала ХХ века, в какие бы державные одежды он ни рядился, с погонами или без погон. И если вы будете и дальше восхвалять Сталина, Грозного, хоть Сатану, в пику либералам, то вы можете, конечно,  называть себя «державниками», «государственниками», кем угодно, но только не патриотами и не православными, поскольку для истинных православных патриотов вера, церковь - не есть лишь некий традиционный атрибут державности, некий декоративный антураж для пущего государственного величия, а сама глубинная основа национальной жизни.
Говоря о героях Достоевского, Сергей Николаевич Булгаков писал: «Шатов (герой из романа «Бесы») поистине оказывается идеологическим предшественником того болезненного явления русской жизни, которое так же, как и он сам, порождено в известном смысле революцией: так называемое черносотенство или союзничество тем и отличается, что национализм становится в нём выше религии, а православие нередко оказывается средством для политики».
 Истинные православные патриоты не могут восхвалять то, что творили эти исторические деятели, жестоко попирая эту основу и встав на сторону зла ради мнимого укрепления государственности. Коли ты православный, тогда не криви душой и не сотворяй себе кумира. А если ты это делаешь, то не осеняй себя крестом и не говори «Святая Русь» и «С нами Бог!». Бог не с вами! Государство как таковое ни для одной страны не может быть абсолютной национальной ценностью. Государство – это главным образом насилие по свой природе, пусть и необходимое, но зло; компромисс, заключённый светлыми силами с силами зла во избежание внутреннего хаоса и внешнего порабощения. 
Говорят, что в столь суровых исторических условиях Сталин был необходим.  Пусть так. Но и предательство Иуды было заранее предусмотрено, и горе тому, кому выпадает такая тёмная миссия, ведь души, предопределённые для неё, были предопределены не случайно, а в силу своих личных качеств, соответствующих этой исторической миссии.
Многие избиратели, возмущенные беззаконием бандитского капитализма 90-ых, всё же не стали  голосовать за КПРФ, опасаясь худшего беззакония,  совершаемого в своё время теми «вождями», которым коммунисты возлагают венки на Красной площади. Говорят: «были времена страшнее, но не было позорней». Бросьте, были! Были, когда отдали на поругание и смерть Царя и его семью! Были, когда отреклись от своей веры, когда взрывали храмы и «народ-богоносец» не только этому не сопротивлялся, но ещё и злорадно улюлюкал, вынося из разрушенных церквей иконы и другие религиозные святыни! Когда на общественных собраниях из зала истерично кричали «Расстрелять как бешеных собак!», и когда здравицы и овации в честь «вождя всех времён и народов» переходили в параноидальную эйфорию, которую долго не мог остановить сам предмет обожания! Это не позор? Хотите повторения? Хотите жить в такой стране? С заводами и ракетами? Ради «могучей державы»? Ради того, чтобы не было упырей-олигархов и проплаченных демагогов? Говорите «да»? Не верю. А упыри и демагоги при этом всё равно будут, только не в европейских костюмах за тысячи долларов, а в чёрных плащах и с удостоверениями во внутренних карманах.   

ЛИБЕРАЛ: Да…

ПАТРИОТ: Неужели вы действительно думаете, что Зюганов, приди он к власти, начал бы проводить массовые репрессии, принудительную  коллективизацию и так далее? Те времена ушли безвозвратно. Уже хрущёвские и брежневские времена были относительно либеральными и терпимыми, и преследованиям подвергались только явные противники режима. А нынешние, если разобраться, вроде и не коммунисты вовсе, да и советская риторика у них скорее из-за протеста. Многие члены КПРФ, да и сам Зюганов, говорят, что они верующие, и что «Христос был первым коммунистом».

ФИЛОСОФ: Во-первых, не в свои сани не садись;  а во-вторых, что касается этого изречения, нет ничего более далёкого от истины. Коммунистическое учение прямо заявляло с самого своего зарождения о своей непримиримой антирелигиозной позиции. В христианстве во главе угла – дух, а в коммунизме – верховенство экономики, средств производства, производственных отношений, классовой борьбы. А потом уже «надстройка» - культура и «моральный кодекс строителя коммунизма», который часто сравнивают с библейскими заповедями. Само это сравнение выдаёт в нас чрезвычайно поверхностное понимание религии, глубоко засевший в нашем сознании материализм. В большинстве своём мы, ругая коммунистический материализм, так материалистами и остались. Включите любой телеканал, и вы увидите бесконечные рассуждения учёных мужей о цене на нефть, банках, ставках, процентах, уровне инфляции и т.д. На нескончаемых «ток шоу» вы редко услышите мысли о культуре, о современном духовном состоянии нашего общества, которое как раз и является главной причиной всех наших бед и пороков. Нет же. Пусть об этом говорят служители церкви в отведённое им для этого скудное эфирное время. Им положено. Мы их уважительно выслушаем и вернёмся к нашим ставкам и процентам.
Открываются новый храмы, в страну возвращаются национальные святыни, а мы, включая и тех, кто выстаивает службы и причащается в церкви, в реальной жизни остаёмся неисправимыми материалистами. И тщетно Патриарх Кирилл в который раз призывает правительство уделить внимание культуре, духовной стороне жизни. Есть проблемы поважнее. Пусть по центральным каналам в «прайм-тайм» голосит и хохочет изощрённый в своём убожестве «энтертеймент», пусть крутят пустые, никудышные сериалы. Ведь это всего лишь «надстройка». Нет, дорогие крестящиеся в храмах материалисты, это не «надстройка», это наша национальная жизнь, вскормленная на духовной жвачке. И мы ещё вернёмся к этой теме.

ПАТРИОТ: Да, всё это верно, только насчёт коммунистов ваши опасения напрасны. Не выберут. И патриотов не выберут. Наш народ не слышит тех, кто  действительно желают ему блага, и боготворит посланных ему в наказание за грехи. Складывает песни и легенды о Разине и Пугачёве, с трепетом произносит имена Грозного и того же Сталина. Народ будто сам себе не доверяет и, грезя время от времени о безудержной вольнице, будто сам боится этой своей тёмной, хмельной стихии, того, что встарь называли «баловством», а потому должен ощущать над собой узду, сильную руку,  которая властно поведёт его. Куда? На отчаянную ли дорогу разбоя или в душную темницу беспрекословного поклонения и покорности? Всё едино. Лишь бы рука была твёрдой да стать хозяйской. Такие нам любы. А такие как Александр II или Николай II нас не устраивают. Они чужие, мы их не понимаем. Не круто. Подавай нам Ленина с мировой революцией или, «понимаешь», Ельцина с безумной ломкой всего и вся! Вот это по душе. «Эх, дубинушка, ухнем!»

ЛИБЕРАЛ: Вот это так патриот! Ведь и я говорил о том же…

ПАТРИОТ: О том же, да не совсем. Вы, г-н Либерал, говорили с высокомерием, а я с досадой. Так что, г-н Философ, зло историю ведёт?

ФИЛОСОФИЯ: Во многом вы к народу несправедливы. Хотя, к сожалению, отчасти и правы. Есть в народе эта дремлющая тёмная стихия, и не дай Бог её пробудить! Но есть в нём и другие, светлые стороны. А историю и нашей страны, и других стран на Земле ведёт не зло, а Высшие Силы, Провидение, которое нельзя винить за попущения злу. Оно прозорливо, но не всесильно, в том смысле, что не может отменить народной воли, не может обойти нашей греховности и непонимания. Это для зла любые средства хороши. Богу же нужно, чтобы люди пришли к любви, добру и пониманию по собственной воле, сами, через пережитый опыт, часто трагический.   

ПАТРИОТ: И каков же конечный пункт такого движения?

ФИЛОСОФ: Конечный пункт известен – конец земной истории, время которого, несмотря на многочисленные «предсказания», является божественной тайной. И очень важно, КОГДА настанет этот конец, и в КАКОМ состоянии он застанет человечество на нашей планете. Вот за это ведётся многовековая борьба и в нашем мире, и в мирах других. И водораздел в этой борьбе пролегает не между коммунизмом и капитализмом, не между патриотизмом и космополитизмом или евразийством и атлантизмом, при всей относительной значимости этих идеологических установок. Главный водораздел всегда пролегает между добром и злом. С каждым веком исторический процесс ускоряется, время уплотняется, духовная борьба безмерно усложняется, и накал её усугубляется. И ради достижения своих целей зло, как я сказал, может рядиться в одежды любой идеологии.

ЛИБЕРАЛ: Один японский мыслитель говорил о уже наступившем конце истории в том смысле, что окончательным итогом её эволюции, по его мнению, стал принцип либеральной демократии.

ФИЛОСОФ: Вы имеете в виду американского политолога японского происхождения Фрэнсиса Фукуяму? Об уже воплотившемся на Земле идеальном устройстве и Гегель говорил. Но как его ни уважай, «прусское status quo» начала девятнадцатого века не стало, как известно, венцом земной истории.

ПАТРИОТ: В наше время многие говорят об эсхатологии. И для того есть основания. Слишком уж стремительны и существенны происходящие на наших глазах глобальные перемены.  Однако вернёмся в Россию, к рубежу тысячелетий. Сколько было предсказаний о наступающей эпохе Водолея, и о ведущей мировой роли России, находящейся под этим знаком Зодиака. Да видно, здравый Водолей махнул на нас рукой и готовит расцвет для какой-нибудь другой, менее доверчивой страны.

ФИЛОСОФ: В том, что произошло в нашей стране в начале девяностых, виноваты прежде всего мы сами. И не надо пенять на происки иноземных врагов и «пятых колонн». Мы – большая, сильная страна с великим потенциалом. И нас всегда боялись и продолжают бояться. Поэтому «происки» всегда были и ещё будут. А вши потому у нас и завелись в таком количестве, что организм был не здоров. И в августовских событиях 1991 года чуткий слух может расслышать метель февраля 1917-го. Вновь схлестнулись национально-патриотическ4ие силы с либерально-радикальными, о чём предупреждал любимый белыми философ Иван Ильин (впрочем, не он один). И вновь радикалы одержали верх. Слом коммунистической системы был неизбежен, но трудно было предугадать, что он примет настолько уродливые и разрушительные во всех отношениях формы (хотя тот же Ильин о такой возможности тоже предупреждал). Державники стали зваться «левыми», а крайне левые, т.е. ниспровергатели и «реформаторы» – «правыми». От перемены названий существо сторон, конечно, не изменилось, однако, если продолжить сравнение с 1917 годом, то можно с уверенностью сказать, что ситуация в целом изменилась кардинально. Если в 1917 году суть революционных перемен заключалась в отказе от исторического наследия, от веры, национальной истории и самобытности, то в 1991 году разрушающие силы, громя Доктрину и партийную структуру, хотели они того или нет, но неминуемо, от противного, в ближайшей же исторической перспективе разворачивали страну в обратном направлении, т.е. к её дореволюционным ценностям. Тем самым объективно они стали могильщиками своих исторических предшественников. Я допускаю, что в большинстве своём они этого не хотели и считали, что эти ценности за давностью лет стёрлись из памяти народа, а привязка их к гедонистическим установкам «общества потребления», к концепции так называемых «общечеловеческих ценностей» окончательно размоет историческую память и смешает все представления. Видите, г-н Патриот, и они также использовали принцип «враг моего врага – мой друг». А главный враг для них тогда был коммунистический строй, являвшийся опорой государства.
Первоначально так оно по-ихнему и получилось. Эта эклектика была с готовностью воспринята и проглочена большинством населения. А когда в 1996 году для них возникла опасность прихода к власти Зюганова, они по всем телеканалам крутили «Собачье сердце», будучи уверены, что используют это яркое произведение Михаила Булгакова в блестящей постановке Владимира Бортко в своих целях, т.е. против КПРФ. Вы, Патриот, верно заметили, что все духовные понятия давно уже представляются либеральным демократам – и западным, и отечественным - как отвлечённые, не имеющие реального жизненного наполнения демагогические инструменты, используемые как карты в сложной идеологической игре. Такая вот карта используется, если она удачно встраивается в текущую конъюнктуру игры, и, наоборот, придерживается, если её использование в данных обстоятельствах нецелесообразно. В этом была сила «реформаторов», особенно в конце 1980-ых годов, когда всё было в новинку, и у их оппонентов не было серьёзного полемического опыта. Один и тот же факт или аргумент могли замалчивать или, наоборот, его вытаскивали, как из рукава фокусника, и жонглировали им в зависимости от текущей целесообразности. Что могли противопоставить этому упорные и прямолинейные патриоты? Они были малоубедительны. Во-первых, потому, что не ожидали, что столкнутся с таким мощным, организованным напором и с такой адски изощренной демагогической фееричностью своих противников, недавней партийной идеологической «элитой». И религией у этой элиты является не коммунизм и не капитализм, а, как совершенно точно сказал Патриот, – релятивизм. И явление это далеко не новое. Владимир Соловьёв в своей работе о Платоне и его учителе Сократе писал о тогдашних, древнегреческих релятивистах, софистах: «Не только верования и законы городов, провозгласили софисты, но всё вообще относительно, условно, недостоверно, нет ничего хорошего или худого, истинного или ложного ПО СУЩЕСТВУ, а всё только по условию или положению, и единственным руководством во всяком деле, за отсутствием существенных и объективных норм, остаётся только практическая целесообразность, а целью может быть только успех. Никто не может ручаться безусловно за правду своих стремлений, за истинность своих мнений, но все без исключения одинаково ожидают успеха или торжества для своих стремлений и мнений. Вот, значит, единственное настоящее содержание жизни – искать практического успеха всеми возможными средствами, а так как эта цель для единичного человека достигается только при поддержке других, то главная задача – убедить других в том, что нужно для себя самого. А потому полезнейшее и важнейшее искусство есть искусство словесного убеждения, или риторика».
Патриоты, во-вторых, проигрывали ещё и потому, что самой их природе  была чужда эта беззастенчивая «гибкость». Условия соперничества были неравными. Релятивисты-софисты без зазрения совести могли передёргивать карты, как им вздумается, но патриоты действительно имели убеждения, которыми не собирались играть. И, как я сказал, было мало опыта в импровизационной риторике. Этому им еще предстояло научиться у оппонентов. И надо отдать им должное – многие из них оказались очень способными учениками, превзошедшими своих учителей. И за это господам релятивистам надо сказать «спасибо»! Закалили. 
Так вот, я убеждён, что нынешнее поражение либералов есть результат не только провальных и крайне несправедливых экономических реформ, но также, в большой мере, недооценки с их стороны идеологии как таковой, которой они заигрались, выгадывая в тактике, в достижении сиюминутных целей, и проигрывая в исторической перспективе. Народ можно обмануть, но этот обман рано или поздно всплывёт на поверхность. Безнаказанно врать нельзя. Обман перестаёт работать, ложь открывается и внушаемая ложная идея и репутация её пропагандистов рушатся навсегда. Этого господа релятивисты не понимают. А, может быть, и понимают, да на отдалённые перспективы им скорее всего было и наплевать («после меня хоть потоп»). Но оказалось, что их «технологии» обернулись против них самих неожиданно скоро. Внушаемая ими американская модель «просперити», спроецированная на российскую действительность, недолго смогла прикрывать свои идеологические пустоты. За годы своего господства она не смогла создать в России ничего, что укрепило бы её в душе народа. Гимн без слов, слова без вразумительных семантических основ: «ваучер», «секвестр», «эксклюзив», мертворождённые придумки заокеанских законодателей в области современной «лингвистики» - все эти «лизинги» и «лифтинги» - очень уж чужим, убогим и неподходящим всё это оказалось для нашего недостаточно «цивилизованного» отечества. А ведь в своё время смотрелось так привлекательно, сладко-запретно  из-за «железного занавеса». Но надо было разрушить этот «занавес», войти в этот мир успеха и нажив и пожить в нём лет десять-пятнадцать (а, может, и меньше), чтобы осознать всю меру его пустоты, пошлости и лжи. Не прижилось. Для России этот насаждаемый миф тесен. Не вкоренившись, а лишь скользя по поверхности российской жизни, он вызывал всё возрастающее отторжение, так как был искусственно имплантирован в неё как чужеродное тело, временно, ненадолго. Это  – не путь, а лишь транзитный пункт на рубеже эпох.
Зато постепенно, незаметно стали возрождаться освобождённые, в большой мере усилиями тех же релятивистов, из-под коммунистического спуда традиционные ценности. И прежде всего  - православная вера. Вот, в частности, что имел в виду Гёте, когда вложил в уста Мефистофеля слова: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». И в какой-то момент незадачливые тактики-технологи  начали осознавать, что вместо дряхлого и изолгавшегося врага в лице государственного коммунизма они получили другого, и его влияние только ещё начинает возрастать, и это возрастание грозит на 180 градусов развернуть все имплантированные представления о жизни. При этом, в отличие от коммунизма, на него нельзя предпринять лобовой атаки без ущерба для своей собственной репутации. Приходится действовать осторожно и опосредованно. Нужно постоянно повторять о свободе совести и о разнообразии конфессий в нашей стране, приводить примеры недостойного или глупого поведения отдельных православных священнослужителей (благо что такие всегда найдутся в любой церкви и других институциях), надо организовывать богохульные выступления, выставки и инсталляции. Надо мобилизовывать «общественной мнение» в защиту критикуемых или наказуемых за такие акции, вопия о нарушении «прав и свобод» (в том числе «права» и «свободы» на оскорбления чувств верующих).
Коммунизм в СССР был побеждён вовсе не потому, что такими ловкими оказались его разрушители, как многие из них сами про себя думают, а потому, что в основе его идеологии была ложь, а историческая его практика в течение длительного времени базировалась на насилии, за что коммунизму пришло время расплачиваться.
В дореволюционной истории православная церковь грешила обскурантизмом, закостенелостью, отходом от живого духа христианства, пресмыкательством перед властью. Об этом с горечью говорили в том числе и некоторые наиболее дальновидные представители самой церкви. В советское время ей пришлось пройти вместе с народом тяжелые испытания и гонения. Но в фундаменте церкви всегда лежит Истина, и каким бы временным гонениям или извращениям её сути она ни подвергалась, «врата ада не одолеют её». Наступило время её возрождения. Но ловкие релятивисты взялись за работу: «коммунизм свалили, дискредитируем и церковь», - думают они. Нет, господа релятивисты. Никакие провокации, тактические приёмы или «правозащитные» усилия «мирового сообщества», никакие «мадонны» и йоки оно помешать этому уже не смогут. Скорее наоборот. За подобной активностью уже привычно распознаётся либо злонамеренность, либо полное непонимание России. Всё это только мобилизует здесь защитников церкви, рекрутирует новых её сторонников. Этого господа релятивисты не понимают. Бог им судья.    

ПАТРИОТ: Чему же быть?

ФИЛОСОФ: Я не пророк. Хотя, история учит нас, что слабая  и униженная власть может впасть в другую крайность: восхотеть реванша, попытаться установить жёсткую централизацию и диктат…

ЛИБЕРАЛ: Увы, всё к этому идёт.

ФИЛОСОФ:  …и теперь уже может не получить на то народной санкции или молчаливого согласия, даже учитывая общую тоску по сильной и деятельной власти. А уж зарубежные «доброжелатели» не преминут этим воспользоваться для нового расшатывания государства.

ПАТРИОТ: Только этого и ждут, чтобы устроить нам российский «Майдан».    

ФИЛОСОФ: Да, такая опасность существуют, хотя, осмелюсь предсказать, что полномасштабной смуты не произойдёт. Да и диктатуры тоже не будет. Слишком много было за последний век революций, войн, анархий, тираний, цензур, демагогии и всеобщей расхлябанности. Пассионарный (как говорил Л.Гумилёв) запас народа очевидно иссяк после нового, антикоммунистического переворота и пережитых последствий. Народ устал. Он далеко не в восторге от власти, но всё еще связывает с ней свои ожидания. Он хочет сильного государства без тирании и перемен без революций. А вот каких перемен – это должна осознать и ясно сформулировать национальная элита. Но она  (часть её) хоть и говорит о необходимости идеологии и «национальной идеи» (что уже неплохо), но совершенно не ясно, что она вкладывает в это понятие. Ответы, как правило, слишком многословны и размыты. Что-то вроде «сильного правового государства» и «высокого уровня материального благосостояния». Но это не «национальная идея», это лишь условия существования любого нормального государства.

ПАТРИОТ: Что же тогда? Православие?

ФИЛОСОФ: Православие, ветвь христианства, являющаяся духовным ориентиром России. Оно оказало решающее влияние на формирование национального самосознание, культуру и на ход национальной истории. Но каждая эпоха человечества в целом и отдельной нации в частности имеет свои особенные отличительные черты и задачи. Задачи эти определяются  масштабом нации и международной ролью на данный момент истории.    

ПАТРИОТ: Каковы же они на современном этапе?

ФИЛОСОФ: Я говорил, что каждый исторический этап развития имеет свои особенности. Но современный этап особенно уникален. 

ЛИБЕРАЛ: В чём же его уникальность?

ФИЛОСОФ: Во-первых, в уникальности накопленного исторического опыта; во-вторых, в переломном характере современной эпохи в мире в целом; и в-третьих, в том беспрецедентном стоянии на идеологическом перепутье, которое мы, Россия, переживаем.
Идеология не может быть выдумана в академических кабинетах или выявлена в полемических диалогах. Её нужно искать в состоянии народной души и в историческом опыте нации. До сих пор нам было не до того. История постоянно подталкивала нас скорее к действиям, чем к размышлениям. Мы разрушали, воевали и восстанавливали. Настал момент глубоко и непредвзято осмыслить всё то, что с нами произошло.   

ЛИБЕРАЛ:  Да разве мало об этом уже было сказано?

ПАТРИОТ:  Верно, сказано было много.

ФИЛОСОФ: Сказано было много, но я предлагаю ещё раз посмотреть на наше историческое наследие, и на сей раз не с точки зрения, что было хорошо и что плохо, как надо и как не надо, а что было, и какое значение имеет для нас тот или иной этап нашего прошлого для будущего. Я предлагаю каждому из нас не вставать в непримиримую идеологическую позицию, не слыша и не пытаясь услышать оппонентов, как это сделал Коммунист, покинув наше собрание, и как это делаем все мы с конца 1980-ых годов и по сей день. Перебить, переорать, оскорбить, дискредитировать оппонента – это у нас необходимый полемический перформанс, признак «силы» и «правоты». На самом деле это всего лишь отсутствие полемической культуры и дисциплины. Большевики в своё время многое сделали для утверждения у нас этой традиции. А релятивисты своей безудержной демагогией сделали добросовестный диалог невозможным. Против лома нет приёма, окромя другого лома. Чем и объясняется успешная и длительная политическая карьера Владимира Жириновского. Но без полемической культуры и реальной заинтересованности, без искреннего желания понять и принести пользу, а не красоваться или «фигурировать», как говорил Ильин, никакой диалог не получится. А диалог этот, повторяю, необходим.

В самом общем виде я подразделяю нашу историю на три главных и неравных по длительности и значению этапа:
1) Дореволюционный этап (хотя внутри его, конечно, можно выделить свои этапы – киевский, московский, петербуржский). Самый длительный и самый важный. В течение именно этого этапа были сформированы основные ценности, национальное самосознание и национальный архетип. Это формирование базировалось прежде всего на восточном христианстве, на особенностях нашей истории, т.е. необходимости постоянно защищаться от врагов как с запада, так и с востока на огромном равнинном (т.е. не защищённом горами и морями) пространстве. На протяжении столетий главной задачей нации было отставание независимости, собирание земель и создание мощного централизованного государства (Московское Царство). Идеологическим ядром была сакральная и чрезвычайно централизованная власть, абсолютная православная монархия. Развитой культуры, как таковой, не было до конца 18 столетия, зато была очень мощная святоотеческая традиция. С конца 18 века литература, искусство и философия (последняя особенно со второй половины 19 века) стали бурно развиваться, дав России и всему миру блистательную плеяду гениев и создав за короткое время богатейшее культурное наследие, основанное прежде всего на православном мировосприятии.
2) Второй  этап – либерально-демократический. Первый раз либералы пришли к власти в России, как известно, в феврале 1917 года и потеряли её в октябре. Во второй раз – в августе 1991 года на волне слома коммунистической системы управления. Оба раза их приход к власти  сопровождался массовой эйфорией, крушением государства, анархией, экономическим крахом и разочарованием. В идеологическом плане в основе либерально-демократической концепции (в значительной мере протестантской по унаследованному архетипу) лежит космополитическая, опять же западническая утопия коммерческого благоденствия, которая является более жизнеспособной, чем коммунистическая в экономическом плане, так как опирается на материальную заинтересованность - прибыль любой ценой; но, в отличие от коммунизма, не является мессианской (хотя вполне глобалистской), и де факто со временем становится всё более безрелигиозной, рациональной и материалистической, хотя и не открыто богоборческой. Сильные стороны – участие народа в формировании  власти (в идеале), стремление к свободе, к защите прав личности от тиранических форм государственного правления, к защите собственности. В настоящее время, по мнению многих добросовестных аналитиков, данная парадигма находится на стадии упадка и завершения своего господства.
3) Советский этап (ноябрь 1917- август 1991) – короткий по историческим меркам, но с исторической же точки зрения чрезвычайно насыщенный и, как сказал Коммунист, драматичный. Мифологическое представление Коммуниста о советском этапе я, конечно, не разделяю, равно как и однозначно негативной его оценки. В нём было, как мы об этом говорили, много насилия, зла и лжи, но в нём была и своя правда, так как он возник не случайно, а как реакция на неправды дореволюционного этапа. В идеологическом плане он представлял собой рациональную утопию построения рая на Земле без Бога, мобилизую при этом трансформированную под свои цели религиозную энергию русского народа (Н. Бердяев). На пути построения справедливого бесклассового общества был взорван Божий Храм. А куда приводит «дорога, которая не ведёт к Храму» (фильм Т. Абуладзе «Покаяние»), мы  хорошо знаем. 

ЛИБЕРАЛ:  «Сакральный», «безрелигиозный», «мессианский». На дворе XXI век, господа. Всё это абстрактные и, используя ваше любимое словечко, «утопические» понятия. Конечно, человек во все века стремился к некому идеалу, но сам человек не совершенен, несовершенно и общество, в котором он живёт, в том числе и демократическое.

ФИЛОСОФ: Понятно, что вам по душе эти слова Черчилля, которые вы постоянно повторяете, как Коммунист о Гагарине. Не буду спорить и даже отчасти соглашусь. Действительно, заслуга Европы велика в том, что за века исторической борьбы и эволюции ей был выстрадан уклад, в котором реально воплотившимися ценностями стали закон, выборность органов управления, политическая и личная свобода граждан. Здесь я с вами, г-н Либерал, согласен. Свобода – драгоценный дар богов. Человек рождён быть свободным, чтобы через приобщение к мировой культуре, через опыт, мышление заниматься творческим трудом, искать высший смысл человеческого существования на Земле. Свободно! А не слепо следуя каким-либо догматам или насаждаемым установкам. Не под страхом преследований, тюрьмы или казни, удавки аутодафе Инквизиции или пыток в подвалах гестапо и НКВД.
Беда в том, что либерально-демократическая концепция считает свободу в самом обычном смысле слова, т.е. простую свободу выбора,  а не ту, о которой говорил Христос («Познайте истину, и истина сделает вас свободными»), абсолютной ценностью, тогда как она является лишь средством, пусть очень важным, для собственно выбора («познания истины»). И может ли быть средство выше цели? Иван Ильин писал, что «индивидуализированный инстинкт (т.е. свобода и возможность личного независимого выбора) нуждается в духовном руководстве». Необходимо направлять свою личную свободу на достижение высших духовных целей, иначе этот «инстинкт», будучи бесконтрольным, может привести к внутренней пустоте и деградации. Вы говорите, что человек всегда искал идеал. Верно, и в самом духовном строе человека что-то ведь подвигало его к извечному поиску сверхличных ценностей.

ЛИБЕРАЛ: «Духовное руководство», «идеал». Опять какой-нибудь догмат? Утверждение религиозных догматов в социальной жизни может привести к теократическому государству. Особенно в нашей стране, склонной к экзальтированному поклонению разного рода догмам.

ПАТРИОТ: Наш Либерал – убеждённый индивидуалист. «Сверхличное» ему претит.

ФИЛОСОФ: Про теократию вы сказали, не я, г-н Либерал. Я считаю теократию вредной и опасной. Духовность общества вовсе не в том, что у власти стоят церковные иерархи. Духовное состояние того или иного общества отражается прежде всего в качестве его современной культуры. Какому мировоззрению, каким ценностям она отдаёт приоритет…

ЛИБЕРАЛ: Вновь будем учреждать некий «моральный кодекс»? Может быть, уже достаточно? Пусть изменения в культурной жизни происходят естественным образом, с течением времени...

ПАТРИОТ: Вот-вот. И то, что за вас, либералов, сейчас никто не голосует, как раз и произошло вполне «естественным образом». Так что напрасно вы сетуете на «одураченность» электората и происки властей. Просто настали такие «времена» (как говорит ещё один Владимир Владимирович)…

ЛИБЕРАЛ: Да? А голоса на выборах кто «подсчитывает»?

ПАТРИОТ: Меня всегда умиляло ваше праведное лицемерие. Эта замечательная традиция – носить с заднего крыльца, не от вас ли пошла? Не вы ли украли победу у Зюганова в 1996 году? «Голосуй, а то проиграешь!» Так что пожинайте вами же посеянное и не жалуйтесь. Кстати, случись такая штуковина, что все голоса будут справедливо подсчитаны, и тогда, я уверен, вам мало чего перепадёт, скорее уж коммунистам и жириновцам. «Течение времени», г-н Либерал. Девяностые обратно мало кто хочет. Накушались.

ФИЛОСОФ: Да, что касается «изменений, происходящих естественным образом», я абсолютно не согласен. Ничто в государственном строительстве нельзя пускать на самотёк, особенно культуру.  А без государственного попечения культуру не поднять. Сам по себе вырастает только один сорняк. Посмотрите вокруг - он повсюду. Еще раз повторю: современная эстрада чудовищно низкого уровня заполонила центральные каналы. В кино полное засилье давно выродившегося Голливуда. А отечественные его эрзацы и бесконечные телесериалы отличаются безнадёжной художественной и идейной беспомощностью. Я не говорю о работах немногих оставшихся с советских времён мастеров, я говорю про современных подельников. Вот уж действительно «освободились» от идеологии. Из-за аллергии на коммунистические догмы, как чёрт от ладана, бежим от истин вечных. Как писал Владимир Соловьёв: «когда какое-нибудь частное верование или ограниченная форма верования утверждает себя как исключительно истинную, то необходимое отрицание этой формы становится отрицанием всякого верования».  Боязнь истины! Нет стержня. Отсюда - торжество мелькающей пустоты. Вымученные сюжеты. Бессодержательный «экшн». Роботоподобное суперменство. Ушли теплота, простота, печаль, мелодика и надежда советского кино. Великого советского кино - теперь это очевидно.
Ни в коем случае нельзя ставить культуру на коммерческие рельсы. Мы поставили. И что? Уверенно движемся в направлении планеты Плюк. «Мама, мама, что я буду делать?». Культуру необходимо культивировать. Без возрождения культуры подъём экономики, реальная борьба с коррупцией, возрождение великой страны в целом – невозможны! Это важно понимать.

ПАТРИОТ: Это верно. А мы всё обезьянничаем. Зачем искать и созидать?  Делай как на Западе, и всё будет в порядке. Раньше у них действительно было что перенимать. Феллини, Антониони, Бергман, замечательные французские комедии…  А сегодня? Что ни фильм – отчеканенная на конвейере стандартная поделка, гонялки-стрелялки. Или нудное и многозначительное ковыряние в фрейдистских комплексах. И все восхищаются, присваивают призы на пышных, транслируемых на весь мир церемониях, во всех СМИ отмечают выдающуюся игру актёров. «Лучшая мужская роль», «лучшая женская»… «Манная каша сама себя хвалит». И мы восхищаемся и вытягиваемся во фрунт.  Вот вы, либерал, говорите, что не любите догм. А это не догма?

ЛИБЕРАЛ: Разнесли Запад? Полегчало? Молодца! «Сам с усам!» Нашего патриота хлебом не корми, дай загнивающий Запад поругать! Красиво однако ж загнивает. И всё никак не загниёт. Повторю ещё раз: лучшего не придумали. 

ПАТРИОТ: Да бросьте! «Лучшего не придумали». Ну, я понимаю, лет пятнадцать-двадцать назад ещё были какие-то основания говорить подобное, но за последние годы многое изменилось. Вы не замечаете, г-н Либерал? Западный мир со своими ставшими уже хроническими кризисами, со своей неприкрытой агрессией и финансированием подрывных сил по всему миру сам идёт и всех остальных ведёт за собой в пропасть, к глобальной катастрофе. И всё это результат известной установки «прибыль любой ценой». Отсюда бесконечное стимулирование спроса, не важно на что, бесконечное умножение товаров и услуг, не важно каких. Истощение природных ресурсов и вечная погоня за ними по всему миру. Продажи, прибыль, деньги, деньги. Порой мне кажется, что Запад и сам чует впереди себя пропасть. Но идёт, не сворачивает. Да куда и как? Сам себя в тупик загнал. Не отсюда ли в Голливуде столь распространены апокалиптические сюжеты, все эти рушащиеся небоскрёбы и прочее?

ЛИБЕРАЛ: У вас и здесь своя подоплёка! Патриот большой мастак во всем углядеть «тайные знаки». Да просто киношный эпатаж для зрелищности и больших сборов. 

ФИЛОСОФ: Когда аморфность и гламур еще не вытравили серьёзную западную культуру, в ней была ещё надежда, и был ещё протест против канонов западной жизни. Еще слышен был крик отчаяния «над пропастью во ржи» (Сэлинджер), еще бежал куда-то апдайковский «кролик» в поиске выхода из замкнутого круга опустошённости, и на лице незадачливого Мика в известном фильме Андерсона «О, счастливчик!» еще была видна печать горького разочарования, сменившего благодушную улыбку. Еще наивно пел с протестом и мечтой  «Power to the People!» и “Imagine” гениальный Джон Леннон, вскоре убитый утерявшим битломанские иллюзии Чепменом, который после совершения этого убийства, в ожидании приезда полиции читал упомянутый роман Сэлинджера. Мечта не сбылась - и её убили. И протест без надежды стал не нужен.
Постепенно увядал на Западе удивительный музыкальный расцвет 1950-ых – 1970-ых, всё упрощаясь, повторяясь, чтоб в конце концов  благополучно уместиться в накатанный формат современной поп-музыки. Растёт количество жанров и форм, но по сути, - если это не одноаккордные, ритмоцентричные техно и рэп, - это всё новые и новые бездарные и унылые перепевки уже спетого тридцать-сорок лет назад. Разрастается одноклеточная культура - в политике, в идеологии, в социальной жизни, в самом мышлении, наконец, всё больше господствует «политкорректный» унисон. И вот, под бледный вой международной попсы, во имя «свободы» и «прав человека» бомбят Багдад, бомбят Белград, Ливию и Афганистан. Какофония в музыке, в искусстве и в жизни больше не коробит слух. Он уж глух. Нет надежды – нет протеста.         

ЛИБЕРАЛ: Образно, г-н Философ. Но что-то уж очень мрачно. Допустим, что всё это так, как вы говорите, но нам ли становиться в позу критиков и учителей Запада? Они своих костёлов не взрывали и прелатов не расстреливали. И слушать музыку, которую люди хотят слушать, не запрещали. И в конце концов, их проблемы – это их дело, пусть они сами их и решают. А меня больше волнуют проблемы моей страны, давайте говорить о них, тем более, что у нас-то их гораздо больше.

ФИЛОСОФ: Что ж, вы правы. И я не стал бы говорить об их проблемах, если бы не одно обстоятельство: в отличие от нас, постоянно занимающихся самобичеванием, они почитают свой меркантильный «парадиз» наиболее совершенным и единственно верным образом жизни. «Лучшего не придумали». Мы «жили по лжи», но очень многие это хорошо понимали и лжи этой не верили. Во лжи и они живут. Разве это сегодня не очевидно каждому думающему человеку? Об этом давно уже говорил Солженицын, да и добросовестные мыслители на самом Западе. Однако, в отличие от нас, в большинстве своём они совершенно уверены в своей правоте. Настолько уверенны, что считают возможным не только высокомерно поучать другие страны, как они это делали и раньше, но и бомбить и оккупировать те из них, которые по их собственному усмотрению провозглашаются «неправильными» («изгои»). Всем давно понятно, что агрессия со стороны «глобалистского» истеблишмента является  геополитическим расчётом, а вовсе никакой не борьбой за «права человека». Однако с официальным политическим и моральным оправданием агрессии у новых хозяев мира серьезных проблем более не возникает, ни внутри страны (вспомните Вьетнам), ни и со стороны «мирового сообщества».  Помалкивают и послушно поддерживают.

ЛИБЕРАЛ: Любую агрессию мы считаем злом и не оправдываем многих действий НАТО, пусть даже в целях свержения диктаторских режимов.

ПАТРИОТ: Какой-то у вас вяленький протест. Где же ваш обличительный пафос, г-н Либерал?  Или весь растратили на «пражскую весну», Афганистан и Чечню? Или «что позволено Юпитеру, не позволено быку»?

ЛИБЕРАЛ: Повторяю, меня больше беспокоит беззаконие, которое творится  в моей страной. За него, как гражданин страны, я испытываю стыд.

ПАТРИОТ: Да ладно вам, это мы уже много раз слышали. Весьма странная позиция – с благородным стыдом выкапывать из отечественной истории всё, что в ней было дурного, и кликушествовать об этом на весь мир, не замечая очевидных преступлений  Запада, происходящих сегодня! Мазохизм какой-то. Или раболепие? А, может быть, и не совсем бескорыстное? С вашей лёгкой руки достыдились уже и досамобичевались. Унизили национальное достоинство, развалили страну.   

ЛИБЕРАЛ: «Агенты влияния», вестимо.

ПАТРИОТ: Да, агенты влияния. И собственная дурость.

ФИЛОСОФ: Кстати, насчёт «прелатов». Верно, они не убивали своих священников и не взрывали соборов. И формально всегда оставались христианскими странами. Но де факто дух христианства в них давно уже выхолощен. Нельзя же в самом деле быть христианином и признавать примат наживы. Алексей Лосев писал: «Атеизм, рационально обоснованный, есть именно эманация капиталистического духа». Не безысходней ли их беспрерывное, но ставшее  формальным и выхолощенным христианство, чем религиозная ситуация в нашей стране, с семидесятилетним опытом открытого богоотступничества, оплаченного  богооставленностью, прохождением через круги ада в течение десятилетий? Наш страшный опыт призывает нас к религиозному покаянию, через которое страна призвана вернуться к подлинной вере.

ПАТРИОТ: Это, конечно, так, да что-то я пока не замечаю у нас больших терзаний раскаяния. Да и кто будет раскаиваться? «Братки», «лойеры», «менеджеры», «слуги народа»? Сомневаюсь. 

ФИЛОСОФ:  Много ли мы знаем о жизни нашей большой страны, смотря телевизор и читая московские газеты? Не вся страна состоит из перечисленных вами категорий граждан. Да и постоянные политические встряски, социальные и экономические проблемы не дают нам возможности осмотреться, всерьез задуматься над нашим прошлым, настоящим и будущем. Коррупция, местничество, финансовые пирамиды, тотальный обман – всё это давно постыло народу.

ПАТРИОТ: И что ж народ? Давится, но кушает. Как говорят «продвинутые», «пипл хавает». Подбирает объедки со стола «новых русских» и всё чего-то ждёт от властей…

ЛИБЕРАЛ: Браво! Вот снова слова истинного патриота!

ПАТРИОТ: Истинные патриоты не заигрывают с народом, чтобы потом его обокрасть и называть «быдлом» в «элитных» доверительных междусобойчиках. Истинные патриоты должны говорить ему правду о нём самом, пусть и не всегда приятную. Так вот я и говорю, что то отсутствие пассионарности, о котором говорил Философ, не есть ли результат фрустрации от грандиозного обмана, советского, а затем и либерального? А главное – результат отсутствия высокой цели, способной окрылить людей, наполнить их жизнь глубоким смыслом, значительностью. В России погоня за внешним успехом, достатком и комфортом может увлечь людей на какое-то время, но никогда не станет прочной и перспективной основой жизнедеятельности.

ФИЛОСОФ: Мы ищем цель и жонглируем идеологемами с обречённой отвлечённостью, постоянно говоря о «среднем классе» и инструментах «экономического развития». А суть, ещё раз повторю, не в экономике, при всей её важности, конечно. Экономика - лишь одно из колёс передаточного механизма в материальной жизни нации, которому в течение последних нескольких веков приписывается верховное главенство.

ЛИБЕРАЛ: А это не так?

ФИЛОСОФ: Не так. О философии истории написано много. История – не экономическая эволюция и не прогресс, ведущие к земному благоденствию, как многие полагают. История – это движение духа,  духовная диалектика сменяющихся эпох. И прав здесь Гегель, выхолощенный в своё время Марксом, или наш Лев Карсавин, а не коммунистические, буржуазные или другие материалистические или позитивистские теоретики. История - это путь духовного созревания, только не отдельной личности, а человечества в целом. И конечные её перспективы, как я уже говорил, эсхатологичны. По мере ухода от инстинктивно-общинных представлений, по мере духовного усложнения и взросления человечества, самостоятельность и личная ответственность сменяют общинную регламентированность, и это созревание происходит, как и у отдельной личности, ценой растраты целостного восприятия. Возрастает риск запутаться, заблудиться в этой нарастающей сложности из всё новых и новых понятий и явлений, осознаваемых на очередных исторических этапах, возрастает риск увлечься вновь открытыми знаниями и в этой увлечённости противопоставить их всем предыдущим. И тогда человеческая гордыня, окрылённая всё ускоряющимся  процессом своих открытий в социальной, технической и других сферах жизнедеятельности, уже мнит себя обладателем истины в последней инстанции и спешит передать древние знания и саму веру в Бога на хранение в кунсткамеру устаревших мракобесных или идиллических представлений.  Бердяев писал о смысле истории: «Настоящий смысл истории заключается не в том, чтобы она была разрешена в какое-либо мгновение, в какой-либо период времени, а в том, чтобы раскрылись все духовные силы истории, все её противоречия, чтобы было внутреннее движение трагедии истории и лишь в конце явлена была всеразрешающая истина. Только тогда конечное её разрешение бросит обратный свет на все предшествующие периоды истории, в то время как разрешение задачи в одном из мгновений не значило бы разрешения задачи истории для всех её периодов, на всём её протяжении». 

ЛИБЕРАЛ: Вы говорите, исторический процесс «ведётся». Кем ведётся? Никак «мировой закулисой»?

ФИЛОСОФ: Нет, г-н Либерал. Мировая закулиса, как показывает новейшая история, существует, но конспиралогическая теория вводит её сторонников в глубокое заблуждение, поскольку наделяет эту мировую закулису божественными функциями, считая её всесильной. А как же Господь Бог? Ведь теорию эту разделяют не только материалисты. Да и кроме того, а чего тогда сопротивляться? Глупо же. Тогда уж надо смириться.
На Земле не существует и не может существовать силы, способной контролировать глобальный исторический процесс. Как сказал булгаковский Воланд, чтобы управлять, нужен «план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем в тысячу». Никакая «закулиса» выработать такой еплан не может. Историю, повторю, ведёт Провидение, Промысел Божий.

ЛИБЕРАЛ: Что же этот «Промысел» так к нам суров?

ФИЛОСОФ: Плата, г-н Либерал, за столь ценимую вами свободу.

ПАТРИОТ: Наказание тех, кто, воспользовавшись этой свободой, выбрал путь преступлений или греха – это понятно. Но за что страдают безвинные?

ФИЛОСОФ: Предвидел, что цепь наших рассуждений неизбежно приведёт к теме теодицеи (оправдание Бога). Это очень тяжёлый и чрезвычайно сложный вопрос, в рамках нашей дискуссии точно не разрешимый. Лучшие умы бились над ним тысячелетия и приходили к разным выводам. И разрешить его в принципе невозможно, если не верить в то, что мир, в котором мы в настоящее время живём, не единственный, и что существование наше не заканчивается после ухода из этой земной жизни. В противном случае, в рамках только этой, земной реальности творящаяся несправедливость не может быть ни объяснена, ни оправдана. Поэтому бунт против несправедливости земной жизни исходит главным образом от неверия. Как писал Бердяев: «Весь бунтующий ход мысли Ивана Карамазова есть проявление крайнего рационализма, есть отрицание тайны человеческой судьбы, непостижимой в пределах и границах этого отрывка земной эмпирической жизни».

ПАТРИОТ: Хорошо, вернёмся к нашей главной теме, г-н Философ. Должна же быть цель, идея, иделогия?

ФИЛОСОФ: Когда в 90-ых слово «идеология» было ругательным, почему-то под этим словом имели в виду только марксистко-ленинскую идеологию, как будто на свете не было и нет никаких других. А между тем, всегда и везде люди жили и живут под властью какой-либо идеологии, т.е. текущих представлений о том, что такое хорошо, и что такое плохо, что такое этот окружающий нас мир и мы в нём. Так устроен человек. Расхожее представление о том, что не надо никаких идеологий, а надо просто жить и желательно жить в достатке – это тоже своего рода «идеология», только очень поверхностная и иллюзорная.

ЛИБЕРАЛ: Почему же «иллюзорная»? Иллюзорными мне представляются  как раз все эти ваши с Патриотом разговоры об «истине», «идее» и прочее. Выйдете на улицу и спросите у простых людей, нужны ли им все эти ваши «соборности» и «истины», и они вам скажут «нет». А ещё они вам скажут, что хотят просто жить и жить хорошо, растить детей, заниматься любимой работой.

ФИЛОСОФ: Скажут. Ну и что? Им это простительно, но не вам.

ЛИБЕРАЛ: Это почему?

ФИЛОСОФ: А потому, что, как вы говорите, они «простые люди», а вы – человек образованный, думающий, и должны понимать, что человек – существо сложное, многослойное. Тот его слой, который лежит на поверхности, виден всем. Его замечают, о нём говорят. Конечно, человек, как и животные, хочет просто жить – существовать, есть, пить, плодиться, заботиться о своём потомстве. Но человек – не животное. Ему этого мало, сознаёт он это или нет. А если бы это было не так, то не было бы ни песен, ни сказок, ни народных поверий и обрядов. Не было бы литературы, искусства, философии, морали, не было бы, кстати, любимой вами психологии, изучающей сложнейший и богатейший мир иррациональных, часто нам самим не понятных внутренних мотивов, ощущений, переживаний, умонастроений. Наконец, не было бы религии, своим многотысячелетним существованием свидетельствующей об исконном представлении человека о чём-то высшем, должном, совершенном. И это многовековое представление об идеале в земной жизни, всегда далёкой от идеала, должно же иметь какое-то метафизическое обоснование? 

ЛИБЕРАЛ: Религия необходима для человека, чтобы попытаться объяснить необъяснимое, пока еще не понятое наукой. Мораль и права человека нужны для необходимого ограничения проявлений личности, существующей в рамках социума. А творчество есть средство самовыражения.

ФИЛОСОФ: «Средство самовыражение». Слово-то какое. Что-то вроде отправления физиологической потребности.

ЛИБЕРАЛ: Если хотите. Вот нелюбимый Патриотом Фрейд весьма убедительно указывает на глубокую связь между сексуальной энергией и творчеством. 

ФИЛОСОФ:  Сначала нужно понять, что такое «сексуальная энергия». В представлениях древних эрос – изначально это тяга к восполнению утраченной цельности, андрогина (Об этом много писал Бердяев. Франц Баадер говорил: «Природа духа изначально андрогинна») или, в более широком и высоком смысле - тяга к совершенству, недостижимому на Земле, но глубоко в душе заложенному. Это мощная энергия, неисчерпаемый потенциал, который может подвигнуть человека к духовному совершенствованию и творчеству: сублимация, - но не в сниженном фрейдистском понимании, т.е. не как перенаправление репродуктивной энергии на социальные и творческие цели, - а как направление тяги человека к обожествлению, к восполнению своей временной ущербности к изначальному предназначению. Этот потенциал может быть профанирован, направлен не по предназначению, а к сниженной цели, к деградации, когда энергия эроса вместо того, чтобы вести вверх, к совершенству, тянет вниз, выхолащивается и растрачивается на сексуальные фантазии и животную похоть.
Что касается «самовыражения». А что это такое? Что такое есть в человеке, что может и должно быть выражено? Да всё тот же потенциал, всё то же напряжённое стремление к обожению и к духовному совершенству, и если речь идёт о творчестве, к сотворчеству с Богом и приобщению к божественной энергии.
Как видите, всё упирается в то, верите ли вы или нет, видите ли вы окружающую вас жизнь через призму этой веры, и если да, то насколько она глубока и не замутнена текущими предрассудками, ложными представлениями, общественными и личными, или поверхностным восприятием. Если верите, то такие понятия как «истина», «патриотизм», «родина», «соборность» не покажутся вам отвлечёнными и устаревшими. Если же нет, тогда на первый план встанет релятивизм и выгода, тогда вы будете глухи к восприятию качеств, в том числе духовных и национальных, поскольку всё это невозможно ни доказать, ни «научно» обосновать. Так вот в последнем случае, в безверии и глухоте проявятся, закопошатся бесчисленные фрейдистские «комплексы», берущие свои начала из примитивных животных инстинктов, «сублимированных в социальные проявления», или в такое же закомплексованное, безысходное творчество. Всё сведётся к преследованию своих эгоистических целей, или к пустым эстетическим играм в творчестве, к «самовыражению», а под «цивилизацией» при этом будет иметься в виду, что добиваться этих интересов будут не ударом каменного топора по голове, а, скажем, путём юридической казуистики в судопроизводстве, а «самовыражаться» - не путём выдалбливания изображений животных на камне, а изощряясь в пустых эстетских фантазиях с использованием , например, новейшей компьютерной графики.
В этом суть. Сможет ли мир переварить всю накопившуюся за последние столетия сложность мировоззрений, понятий, явлений, новых сфер деятельности, новых технологий и т.д., не потерявшись в этом обилии, а найдя в себе силы для восстановления утраченной внутренней цельности, необходимой для восприятия высших духовных энергий, - или он закопается в этих нагромождениях и комплексах, в непрерывно увеличивающихся технологических, экономических, юридических и банковских терминах, играя ими, наслаждаясь своей в них осведомлённостью, удовлетворяя свои потребительские и гедонические прихоти, опустошая свою душу и предавая своё исконное призвание к духовному совершенствованию.

ЛИБЕРАЛ: А если я атеист или агностик? Где же тут у вас свобода совести, г-н Философ? Имею я право не верить ни в какого бога? И потом, откуда вы всё это знаете? Чем вы всё это можете доказать? На чём базируется эта ваша уверенность? Это всего лишь ваше личное мнение.

ФИЛОСОФ: Ну, наконец-то, вы и перешли от аргументов к вопросу, столь исчерпывающе завершившему известную полемику между Балагановым и Паниковским: «А ты кто такой?». 
Конечно, это моё мнение. Вы ведь в данный момент со мной  разговариваете, моё мнение и слышите. А я ваше. Доказать в мировоззренческих вопросах, г-н Либерал, ничего нельзя. Это не точные или естественные науки, в которых принудительность доказательства обуславливается относительной, недуховной сферой доказываемого. В сфере неживой материи, энергии, времени и пространства, структурирующей среду того или иного мира, нет духа, а значит, нет фактора воли, духовного выбора. Эта сфера независима от нашей воли, а потому она принудительна, а значит, вполне доказуема одинаково для всех. В духовной жизни всегда есть место выбору между добром и злом, поэтому речь здесь может идти не о доказуемости, а об убедительности, не о рассудочности, а об онтологии (бытийности). Конечно, и в духовной сфере есть свои законы, но они имеют отношение главным образом к воле, к способности восприятия духовных энергий и к их диалектике, а не к рассудку.  Добавлю ещё, что то, о чём я говорю, не только моё личное мнение. Вся великая культура человечества всегда основывалась именно на примате духовности. 
 
ЛИБЕРАЛ: То было в прошлом. Дань времени, так сказать. Современная жизнь базируется на здравом смысле, на логике.

ФИЛОСОФ: Я не знаю, что такое «здравый смысл». А что касается логики, смотря какая логика. Есть логика рассудочная, есть логика спекулятивная (Гегель). Есть и понятие «металогическая предпосылка».

ЛИБЕРАЛ: Опять вы заводите нас в свои философские дебри.

ФИЛОСОФ: Вовсе нет. Нет ничего более реального. Философия, настоящая философия, говорит только о том, что имеет непосредственное отношение к реальности, а не к каким-то отвлечённым от реальности умственным представлениям. Но только к высшей реальности. К главным вопросам бытия.
Голая логика (рассудочная, ratio) позволит вам решить вопросы в математике, в криминалистике или, скажем, в шахматах (хотя и в этих сферах, конечно, не обойтись без матери-интуиции). Эта логика, о которой говорил, в частности, Шерлок Холмс (дедуктивный метод, который вообще на Западе был возведён в высший ранг миропонимания). С 18-го века с этим «ratio» вообще носились как с увлекательной и дорогой игрушкой, как с инструментом, способным открыть все двери для познания. От причины - к следствию, от новой причины (вытекающей из предыдущего следствия)  - к новому следствию. В философии это называется «дискурсивное мышление». В духовной сфере эта логическая цепочка «причина-следствие» бессильна. После очередного ответа, она задаёт очередной вопрос и так бесконечно, никогда не разрешаясь в абсолютном. Лестница, ведущая в никуда.

ЛИБЕРАЛ:  Почему?

ФИЛОСОФ: Потому что это «ratio» вообще иноприродно по отношению к духу. Оно может анализировать только отдельно взятые аспекты духа или результаты его открытий. Уповать на ratio в решении духовных вопросов – это, извините за сравнение, всё равно, что открывать Америку консервным ножом. 

ЛИБЕРАЛ: Я вижу, «ratio» вам не по душе.

ФИЛОСОФ: Не по душе, когда применяется не по назначению. Но я ничего не имею против самого этого «ratio» или, скажем, консервного ножа как таковых. Надо же чем-то открывать консервные банки.

ЛИБЕРАЛ:  Какое же должно быть мышление?

ФИЛОСОФ: Я уже сказал – «спекулятивное», «созерцательное», «интуитивное», «образное» - назовите, как хотите, но такое, в котором участвует душа, интуиция, которое оперирует не голыми логическими построениями, а эйдосами, образами. По этому поводу хорошо сказал современный мыслитель Виктор Тростников: «В общем, расстояние от выводимости до истинности настолько громадно, что, говоря в целом, ролью строгой логики в деле познания можно просто пренебречь. Похоже, она нужна лишь для придания результату общепонятной и убедительной формы, а механизм получения результата совсем иной». Или известный современный математик и физик Юрий Манин: «Выводимость находится на нижней ступеньке бесконечной лестницы, а истинность располагается где-то над всей лестницей».
Духовное может быть понято только духовным. Во всё же остальном, пожалуйста, довольствуйтесь вашим «ratio».

ЛИБЕРАЛ:  Спасибо. Будем, с вашего позволения. Вы вновь принуждаете собеседников к религиозному восприятию.

ФИЛОСОФ:  Вовсе нет. Я же сказал, что человек имеет свободу выбора, но и несёт за него ответственность. Как сказал Семён Франк: «различие между верой и неверием не есть различие между двумя противоположными по своему содержанию суждениями; оно есть лишь различие между более широким и более узким кругозором». Выбирайте, если хотите, вселенское бессмыслие, но не навязывайте его всем остальным посредством бездарной массовой культуры и ежедневной пропаганды культа денег.

ПАТРИОТ:  А что вы имеете в виду под «металогической предпосылкой»?

ФИЛОСОФ:  Я постарался объяснить. Это важный момент, и я здесь буду приводить много высказываний мыслителей, к мнению которых я отношусь с большим уважением. Те люди, которые думают, что доказать можно, на самом деле подгоняют (намеренно или невольно) свои аргументы и факты под некое уже сложившееся мировосприятие, которое они считают верным вовсе не потому, что оно кем-то «научно доказано», а потому, что оно им близко по их глубинному душевному предпочтению (на данном этапе, во всяком случае), потому что они в нём убеждены (в случае демагогии - из-за личной или групповой выгоды). Т.е. исходной точкой (осознанно или неосознанно) является некий априорный духовный выбор, потому и называется «МЕТАлогической предпосылкой».      

ЛИБЕРАЛ: Тогда, по вашим рассуждениям, получается, что релятивисты правы, коли доказать ничего нельзя.

ФИЛОСОФ:  Релятивисты неправы. Послушайте, доказать – значит принудить вследствие доказательной неотвратимости. Конечная Истина существует, но эта Истина не рассудочна, она духовна, а духовный мир очень сложен. Здесь возможны заблуждения, здесь к истинному может быть примешано ложное, и человеческая душа своей внутренней, духовной работой может лишь до какой-то степени вживаться в Истину, никогда не постигая её до конца. Замечательно сказал Алексей Лосев: «Истина не есть какое-то соответствие чего-то с чем-то, как думает рационализм, превращающий при этом и субъекта и объекта познания в двух меонов. Истина онтологична. Познание истины мыслимо только как осознание своего бытия в Истине. Всякое усвоение истины не теоретично, а практично, не интеллектуалистично, а волюнтаристично. Степень познания соответствует степени напряжённости воли, усвояющей Истину. И на вершинах познания находятся не учёные, а святые».
И действительно, как можно «доказать» духовный опыт? Его можно  только испытать, пережить как высшую убедительность, очевидность.
Вот еще одно замечательное высказывание, Памфила Юркевича, который в своё время был учителем Владимира Соловьёва и который создал свою  «философию сердца»: «Лучшие философы и великие поэты сознавали, что сердце их было истинным местом рождения тех глубоких идей, которые они передали человечеству в своих творениях, а сознание, которого деятельность соединена с отправлениями органов чувств и головного мозга, давало этим идеям только ясность и определённость, свойственные мышлению».
Вот еще одна цитата. Семён Франк: «вся наша жизнь основана на «вере» - на убеждениях, истинность которых не может быть доказана».
И таких высказываний выдающихся мыслителей я мог бы привести множество. Мысль о недоказуемости объективной истины – одна из основных в платоновском направлении философии. И вопреки господствующему в последние времена рационализму, она – очевидна. В самом деле, как Моцарт или Достоевский «доказали» истинность своей гениальности? Просто убеждаешься в ней, когда слушаешь или читаешь. С первых нот и с первых строк. Нет на их работах поставленного Богом или неким высоким художественным советом штемпеля или «знака качества».  Как сказал Коровьев: «Да я полагаю, у него (Достоевского) и удостоверения никакого не было!» 

ПАТРИОТ:  Признание может быть необъективным.

ФИЛОСОФ: Может, и надолго. Всё равно, рано или поздно время поставит всё на свои места. Вот это, если хотите, своего рода «доказательство» истинности, объективности духовных критериев. А вот вы, материалисты, если что-то не можете рассчитать на ваших счётах, или сослаться на некое официальное признание, вроде «Оскара» или Нобелевской премии, делаете вывод, что это «необъективно».    
Еще раз повторю:  вся суть именно в том, преодолеем ли мы наше безверие и духовную глухоту при формальном наречении себя христианами или приверженцами других конфессий. Что, в конце концов, возобладает - Вера или самодовольная рационалистическая пустота, Понимание  или слепые, пожирающие душу фанатизм и непримиримость?
В одной из передач «Гражданин Гордон» на первом канале как всегда собрались теоретики, философы, политологи и другие аналитики. Говорили о будущем России и о том, что следует понимать под её возрождением. Как всегда спорили, перебивали друг друга, сыпали терминами, выстраивали социально-экономические тактики, делали политические анализы и прогнозы. Как всегда всё это звучало очень, как раньше говорили, «докторально» и экспертно, много фактуры, терминов и аналогий. Говорили о тоталитаризме, о демократии, об империи. На передаче присутствовал эстрадный певец Александр Скляр, который почти всю передачу промолчал, слушая аналитиков. Когда же Гордон спросил его, какую империю он хотел бы построить в России, он сказал: «Империю духа». Всё. Так просто? Нет, господа материалисты-позитивисты-релятивисты, это совсем не просто. Это чрезвычайно сложно построить «империя духа» в противовес  безрелигиозному, меркантильному рационализму современного мира. И не только современного, так как такое противостояние между русской философией и западным мышлением началось не сегодня. В связи с этим приведу ещё одну цитату из А.Ф.Лосева: «Русская самобытная философия представляет собой непрекращающуюся борьбу между западноевропейским абстрактным  ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом и является беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижением иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом».

ПАТРИОТ: В связи с передачей, о которой вы говорите, мне вспомнился эпизод из книги британского писателя венгерского происхождения Джорджа Микеша «Как быть неподражаемым» («How to Be Inimitable»), в которой он с тонким и доброжелательным юмором, построенном на гиперболах, описывает национальные черты англичан. Автор, в частности, говорит о том, что англичане считают дурным тоном выказывать свою осведомлённость по каким-либо вопросам, чтобы не прослыть выскочкой-всезнайкой. Он вспоминает случай, когда он обедал в компании англичан, и один из присутствующих по имени Тревер никак не мог вспомнить название одного острова у берегов восточной Африки, а именно острова Занзибар. Хозяйка сказала, что она не в курсе и посмотрела в сторону одной из гостей:
«Я думаю, Эвелина может…».
Эвелина родилась и выросла в Танганьике (книга была написана в 1960 году), но она решительно покачала головой:
 «Не могу припомнить. Может быть, Сэр Роберт…»
Сэр Роберт был британским резидентом именно на этом острове в течение двадцати семи лет, но и он покачал головой с такой же твёрдой решительностью:
 «Мне тоже не приходит в голову. Ох уж эти странные африканские названия… ».
Г-н Тревер уже проявлял признаки нарастающего раздражения:
 «Это чёртово место недалеко от Дар-Эс-Салама. Оно называется… Сейчас, минутку…»
Автор, чувствуя, что название вертится у Тревера на кончике языка, попытался ему  помочь:
«Может быть, Зан…».
Один или два уничтожающих взгляда, направленные на автора, заставили его замолчать,  и название застряло у него в горле. Он продолжил с  задумчивым видом:
«То есть, я хотел сказать… может быть, это Чехословакия?»
Присутствующий вице-президент одного из географических обществ печально покачал головой:
«Я так не думаю, хотя, конечно, не могу сказать точно».
Было видно, что Г-н Тревер был готов прийти в отчаяние:
«Ну, к югу от экватора. Название похоже на…»
Но он не мог вспомнить. Тогда один пожилой джентльмен весьма благонамеренной наружности, с белой козлиной бородкой приятно улыбнулся г-ну Треверу и сказал уверенным гортанным голосом:
«Этат острав называться Занцыбар, да?»
В воздухе повисла свинцовая, неодобрительная тишина. Один отставной полковник, сидевший слева от автора, наклонился к нему и прошептал ему в ухо:
«Немец  - он и есть немец».
А епископ, сидевший справа, с грустным видом кивнул головой и сказал:
«И они ещё удивляются, что мы относимся к ним с предубеждением».    

Знакомая ситуация, не правда ли? Такое впечатление, что на наших публичных диспутах часто играют в игру «да и нет не говорить, белое и чёрное не надевать».

ФИЛОСОФ: А, может быть, в отличие от присутствующих на том обеде, ответа на самом деле не знают? Или говорить о духовных и метафизических вопросах почитается у нас неким моветоном?

ПАТРИОТ: Думаю, что знают, но он им не по душе. Или опасаются прослыть идеалистами, рассуждающими на «отвлечённые» вопросы при наличии насущных материальных проблем.
 
ЛИБЕРАЛ: А, может быть, ответ неверный?

ПАТРИОТ: (Либералу) Ну, разумеется. Правильный ответ – «рыночная экономика» и «права человека». И «лучшего никто не выдумал».
(Философу) Ну хорошо - вера, духовность. Это понятно, и я с этим согласен. Но вы сами сказали, что это высший ориентир на все времена, путь, от которого человечество отклонилось за последние столетия, и к которому необходимо вернуться. Но что отличает современность? В частности, каковы могут быть идеологические составляющие для современной России?

ФИЛОСОФ: Ещё раз повторю: никакая действительная идеология не может быть выдумана в академических кабинетах или где бы то ни было силой мыслительного напора или интеллектуального анализа. Надо просто очень внимательно посмотреть на свою историю. Идеологемы приобретают (a posteriori) жизненный вес тогда, когда они выстраданы национальной историей, проверены попыткой жизненного воплощения, когда они пережиты народом как его судьба. Я назвал три главных идеологических этапа в нашей истории: сакральный (царский), либерально-демократический и социалистический. В новейшей истории нашей страны эти идеологемы (назовём их, используя богословский термин, историческими «ипостасями») вступали друг с другом в непримиримые противоречия, вплоть до гражданской войны. Я специально начал наш разговор с темы гражданской войны, поскольку в наши дни ситуация принципиально другая.    
Так вот, если смотреть на историю не с точки зрения атеистического или релятивистского сознания, которое готово перечеркнуть целые эпохи как времена бессмысленных ошибок, заблуждений и катастроф; а с позиции веры, то видение истории не может не быть провиденциальным, а никак не бессмысленно хаотическим, конспирологическим или прогрессистским (смена экономических формаций и тому подобное).  Масштаб наших испытаний связан, с одной стороны, с масштабом наших несовершенств, а с другой - с исторической миссией страны на том или ином историческом этапе.
С этой точки зрения в истории нет ничего бессмысленного, нет эпох, от которых мы можем отказаться. Опыт каждой из них был по-своему важен, я бы сказал, необходим, и должен быть оценен страной как её национальное достояние, несмотря на все заблуждения и преступления прошлого.

ЛИБЕРАЛ: «Мои года – моё богатство».

ФИЛОСОФ: Вот именно. Другое дело, что, оглядываясь назад, мы должны осознать, что в той или иной эпохе было злом, от чего необходимо отказаться, а что можно признать историческим открытием и взять с собой в будущее. Т.е. отделить зёрна от плевел.
Повторяю, мы живём в уникальной исторической эпохе. С одной стороны, в самом воздухе разлита потребность в национальной идее, в осмысленной и мобилизующей цели, а, с другой, все попытки создания такой новой идеи обрекаются на неудачу. Почему?

ПАТРИОТ: Я думаю, мы ещё к этому не вполне готовы.

ФИЛОСОФ: И это одна из причин. Другая же, более важная, состоит в том, что, как я уже говорил, мы стоим на перепутье, на котором дороги не расходятся, как раньше, а сходятся, но мы этого еще не осознали. Это ситуация новая, непривычная.  До сих пор каждая новая ипостась боролась с предыдущей: вторая с первой, третья со второй, отстаивая своё право на воплощение в национальной истории. 

ПАТРИОТ: Вторая третьей не очень-то и сопротивлялась в 1917 году.

ФИЛОСОФ: Это потому, что она была наименее органичной для русского религиозного сознания. Большевистская же доктрина была хилиастична, тоже обещала рай, но уже на Земле и без Бога. Именно поэтому она была воспринята народом. Она имела схожую с христианством (да и с другими религиями) матрицу: рай – коммунизм, бог – вождь, катехизис - «единственно верное учение».

ПАТРИОТ: Зачем же тогда была февральская революция, а не сразу октябрьская?
   
ФИЛОСОФ: Нужен был переход. Февраль и стал таким переходом между двумя хилиастическими матрицами, как отрицание отрицания. Надо было пережить пустоту его либеральной фразы и политическую неспособность, чтобы возжелать нечто наполненного, но уже другой идеей, так как к старому возврата быть уже не могло.

ПАТРИОТ: Почему?

ФИЛОСОФ: Успешных реставраций не бывает. Если к чему-то и возвращаются, то либо ненадолго, либо оно прежнее только по форме.

ЛИБЕРАЛ: Вас послушать, так, вопреки вашим же словам, не видно смысла во всех этих революциях. Почему бы первой «хилиастической матрице», как вы говорите, просто не остаться было у власти, если она такая была для России органичная?

ФИЛОСОФ: Да, она была органичная, потому и просуществовала тысячу лет. Но, во-первых,  это вовсе не означает, что в ней не было фатальных для неё изъянов…

ПАТРИОТ: Каких?

ФИЛОСОФ: Очень сложный вопрос, заслуживающий стать темой отдельного  разговора. Но так как предмет сегодняшней дискуссии более широкий, скажу только, что изъянами этими были отсутствие социальной (сословной, прежде всего) справедливости и недостаточность гражданских свобод. А, кроме того, политическая неповоротливость, безынициативность, я бы сказал, духовная «расслабленность», некая «благостность» романовского правления на позднем его этапе. Для искусства такой закат исторической эпохи был благоприятной почвой, но исторически было очень опасно, учитывая предстоящие стране в 20-ом веке испытания на гране национального выживания. Важнейшие реформы 1905 года должны были быть проведены властью гораздо раньше, и не под напором революции. И тогда власть могла бы устоять в форме конституционной монархии. 

ПАТРИОТ: Так, изъяны. Вы сказали – это во-первых. Что во-вторых?

ФИЛОСОФ: Во-вторых, если бы не было октябрьской революции, то Россия скорее всего полностью встроилась бы в западный мир (уже начала встраиваться), и «железного занавеса» не было бы.      

ЛИБЕРАЛ: А это хорошо или плохо?

ФИЛОСОФ: И хорошо, и плохо. Изоляция или самоизоляция страны – это, конечно, плохо. Но иногда то, что является отрицательным в обозримом будущем, оборачивается положительным в более отдалённой перспективе.

ПАТРИОТ: Человек предполагает, а Бог располагает.

ФИЛОСОФ: За десятилетия «железного занавеса», хотим мы того или нет, мы остались другим, отличным от Запада социумом, и потому, как ни стремимся, не можем войти в их «цивилизованное» сообщество, разве что в качестве некого сырьевого придатка. Несмотря на явный прозападный (в смысле идеологии) курс руководства, и ельцинского и путинского, всегда чувствовалась искусственность, историческая неправомерность самого этого «встраивания». 
В известном романе Андрея Битова «Пушкинский дом» дед главного героя Лёвы Одоевца, дворянин, проведший долгие годы в ГУЛАГе, говорит: «Вот вы считаете, что семнадцатый год разрушил, разорил прежнюю культуру, а он как раз не разрушил, а законсервировал её и сохранил…  И авторитеты там замерли несвергнутые, неподвижные, там всё на том же месте – от Державина до Блока. Всё перевернулось, а Россия осталась заповедной страной. Туда не попадёшь».

ЛИБЕРАЛ: Может быть, этот мудрый дед был в чём-то и прав, но я думаю, главная причина в том, что у нас просто не получается. Рады бы в рай, де грехи не пускают. При чём здесь какая-то «неправомерность»?

ФИЛОСОФ: Неправомерность в том, что на данном историческом этапе мы призваны противопоставить себя Западу – такому, каким он является на сегодняшний день, а не пытаться в него встроиться. И в этом противостоянии мы можем опираться на «законсервированную» и таким образом сохранённую для нас сегодняшних дореволюционную культуру в её еще вполне не познанной нами силе. 

ЛИБЕРАЛ: Третий Рим и четвёртому не бывать! Поздравляю вас со свежей идеей!

ФИЛОСОФ: В идее «Третьего Рима» было много обскурантизма и необоснованного самодовольства, но было и зерно правды, в религиозном смысле во всяком случае.
Дело, конечно,  не в «Третьем Риме», а, как я уже говорил, в уникальности нашего исторического опыта. Эта изоляция стоила нам дорого в политическом, экономическом и культурном плане, но зато сегодня она позволяет нам, не будучи глубоко вовлечёнными в западный мир, несмотря на попытки «встраивания», смотреть на него не изнутри, а со стороны, и потенциально даёт нам возможность идеологически противопоставить  деградирующей западной парадигме нечто новое.

ЛИБЕРАЛ: Что же?

ФИЛОСОФ: Известный факт: в 1926 или 1927 году во МХАТ пришёл человек, который попросил передать своё письмо драматургу Михаилу Булгакову. Там в частности было написано: «В последнее время или под влиянием страстного желания заполнить душевную пустоту, или же, действительно оно так и есть, но я иногда слышу чуть уловимые нотки какой-то новой жизни, истинно красивой, не имеющей ничего общего ни с царской, ни с советской Россией…». Под письмом стояла подпись «Виктор Викторович Мышлаевский». По свидетельству Е.С. Булгаковой, Михаил Афанасьевич дорожил этим письмом и бережно его хранил.
Я думаю, предчувствие этого преданного России офицера не обмануло его, только это относится не к сегодняшней России, конечно, а к России будущей. И я хочу спросить: почему новая смена ипостасей в начале девяностых не сопровождалась крупномасштабным вооружённым противоборством, как это бывало раньше в моменты подобных смен? Во-первых, потому, что на этот раз инициатива шла от самой власти, а во-вторых, сменяющая ипостась не представляла собой ничего принципиально нового. Она господствовала тогда во всём остальном мире, да и исторически была нам известна (февраль 1917-го). С провиденциальной точки зрения, казалось бы, какой же смысл в возврате к парадигме, столь бездарно проявившей себя в своё время в истории? Ответ может быть понятен из того, что я уже говорил. Вновь, как и в  1917 году, эта неорганичная для страны социальная модель одержала верх для того, чтобы послужить переходом к новой хилиастической идеологии. Но только теперь в противоположном направлении, т.е. от атеистического «хилиазма» к новой, закалённой в опыте и испытаниях духовности.

ПАТРИОТ: Вы говорите «переход». В 1917 году либерализм просуществовал всего несколько месяцев. В наше время он господствует в стране уже более двух десятилетий. Зачем понадобился такой длительный «переходный период»?

ФИЛОСОФ: Чтобы на этот раз, в наше время, когда мы гораздо больше готовы к восприятию гражданских свобод и прав, эта, условно называемая «вторая ипостась», исторически наиболее неорганичная, как мы говорили, для России, не была устранена из жизни страны после выполнения её своей переходной миссии, чтобы она, пусть с большим трудом, прижилась, вросла в национальную ткань, но уже не в качестве господствующей идеологии, «лучше которой не придумали», а как одна из составных частей, как парадигма свободы, в качестве противовеса попыткам введения любых видов деспотической власти.

ЛИБЕРАЛ: Ничего не понимаю. На протяжении всего нашего разговора вы вместе с нашим другом Патриотом столь презрительно отзывались о демократии и либерализме, и говорили о необходимости построения некой «империи духа», которая, на мой взгляд, есть ни что иное как очередная форма как раз «органичной» для нас тоталитарной системы. И вдруг вы говорите о необходимости закрепления гражданских свобод во избежание новой деспотии…

ФИЛОСОФ: Вы действительно не понимаете, г-н Либерал. А необходимо понять одну очень важную мысль: НЕТ НИЧЕГО БОЛЕЕ НЕСОВМЕСТИМОГО, ЧЕМ ДУХОВНОСТЬ И ТОТАЛИТАРИЗМ. Тоталитаризм возникает на почве либо религиозного обскурантизма, враждебного подлинной духовности, либо  отвлечённой, рассудочной утопии, для которой нужен диктат, насилие, физическое и идеологическое, чтобы принудительно впихнуть жизнь со всей её разнообразием в её рассудочную концепцию. Власть же, базирующаяся на подлинно духовных основаниях (но не на фанатизме или бездумном охранительстве), порождает подлинную национальную элиту (аристократию) и в государственном управлении, и в культуре. А такой элите, по самой её природе, будет нужен не диктат и слепая лояльность, но участие и созидание. 

ЛИБЕРАЛ: А как же Инквизиция? Она ведь тоже «базировалась на духовных основаниях».

ФИЛОСОФ: Можно ли называть «духовностью» извращение духовности? Как говорили древние римляне, сorruptio optimi pessima (падение доброго – самое злое падение). Самый страшный враг подлинной духовности – не бездуховность даже, а духовность тёмная. В настоящее время, я полагаю, такой опасности не существует.

ЛИБЕРАЛ: Однако это уже было в истории, и где гарантии, что оно не повторится в случае такого «приоритета духовности»?

ФИЛОСОФ: Папоцезаризм, как вы знаете, никогда не был присущ восточному христианству, да и на Западе он давно изжил себя, и Ватикан покаялся в преступлениях Инквизиции. Это давно пройденный этап.

ЛИБЕРАЛ: А исламский фундаментализм?

ФИЛОСОФ: Он появляется как реакция на несовершенство христианского мира, который, претендуя на глобальное мессианство, сам при этом оказывается очень далёким от своих же христианских ценностей.      

ЛИБЕРАЛ: Вы всё время говорите «истинный», «неистинный». А кто будет определять истинность?

ФИЛОСОФ: Вы уже задавали подобный вопрос. А что, вам самим бы хотелось? Посягают на вашу прерогативу? Как нехорошо. Ведь именно вы, мировая либерально-демократическая «элита», определяете, что есть хорошо, а что плохо, вот уже несколько десятков лет. И снисходительно поучаете всех остальных. Посмотрите на американских государственных деятелей. Весь их вид указывает на недопустимость даже мысли о каких-либо возражений. А сами, как мы говорили, бомбят суверенные страны, вводят в них войска, внедряют в них массовую культуру, смуту и грабительские экономические механизмы, и при этом поют сладкие песни о «правах человека». А потом спрашивают: откуда берётся фундаментализм? Вы что же думаете, народы мира ничего не видят и не понимают? Посеявший ветер пожнёт бурю.   

ЛИБЕРАЛ: В чём же все-таки «идея»?

ФИЛОСОФ: Идея в Синтезе.

ПАТРИОТ: Трех ипостасей?

ФИЛОСОФ: Да. Посмотрите на кремлёвские башни. Двуглавые орлы соседствуют на них с рубиновыми звёздами.    

ЛИБЕРАЛ: Услышал бы вас сейчас Коммунист, разразился бы гневной тирадой по поводу ненавистной ему птицы.

ПАТРИОТ: Да и многим патриотам не по душе такое соседство, только в обратном смысле.

ФИЛОСОФ: Ох уж эта непримиримость борцов за чистоту позиций! Их, конечно, можно уважать за преданность идее (если она бескорыстна), но, если мы действительно хотим объективно понять современную ситуацию в России - а нам это сделать надо обязательно! - если мы хотим быть ответственными за судьбу нашей Родины, а не носиться в митинговой эйфории с знамёнами и символами ушедших эпох или с проплаченным протестом против «путинского тоталитарного режима» (что неправда), то нам, всем нам – и коммунистам, и демократам, и патриотам (искренним, конечно) - необходимо перестать видеть источник зла в неких «они»,  сделать над собой усилие, заглушить в себе подспудные духовно-идеологические предпочтения и ностальгии и понять, что причины наших катаклизмов в нас самих. Именно в нас самих. А иначе, что же это за «великий народ», если его история определяется усилиями внешних врагов.  Нам надо вдумываться, вчувствоваться в нашу историю, культуру, внимательно и объективно (что трудно) изучать открывшиеся с конца 1980-ых исторические факты и осмысления  – и тогда мы увидим, почему и зачем эти катаклизмы произошли, какие несовершенства и какое непонимание они позволили нам преодолеть и разрешить ценой больших страданий и потерь. Конечно, надо помнить, кто наш друг и кто наш враг (чего мы наивно не сознавали до 90-ых годов), но и понимать, что главный враг – внутри нас самих. Любой упрощённый взгляд на историю, либеральный или конспирологический, приведёт нас к хаосу и краху. Узкий взгляд на историю опасен, я бы сказал - катастрофичен. 

ПАТРИОТ: По-моему, г-н Философ, вы хотите невозможного. Нам куда свойственнее предаваться ненависти или эйфории, чем «вдумываться» и «вчувствоваться». Такая  уж страна.

ФИЛОСОФ: Надо научиться, если мы хотим перестать быть ТАКОЙ страной.

ПАТРИОТ: Что же «синтез»?

ФИЛОСОФ: Бердяев писал о коммунизме как теории: «Коммунизм должен быть преодолён, а не уничтожен. В высшую стадию, которая наступит после коммунизма, должна войти и правда коммунизма, но освобождённая от лжи». 
Сергей Булгаков пишет: «Однако, нападая на социализм за его мещанские черты, …. мы менее всего можем тем самым брать на себя защиту капитализма, отравившего своим ядом и социализм».
Так вот, звёзды соседствуют с орлами, на мелодию советского гимна старым автором написан новый текст, а в День Победы на Красную площадь выносится красное Знамя Победы, на которое с купола Большого Кремлёвского Дворца взирает Имперский Орёл на трёхцветном полотнище. К советским песням и фильмам испытывается ностальгия пожилых и интерес молодёжи, член КПРФ Владимир Бортко экранизирует произведения белогвардейца Булгакова и Достоевского, автора самого антиреволюционного романа «Бесы», и можно приводить еще много и много примеров, которые являются знаками эпохи, очевидными знаками, которые мы не хотим замечать.
В первый раз в нашей истории побеждённая ипостась не вызывает, как это всегда было раньше, категоричного неприятия, как со стороны властей, так и со стороны большинства народа. Напротив, вскоре после её поражения, после того, как справедливо были осуждены ложь, лицемерие и чудовищные преступления определённых и длительных её периодов, она всё-таки у многих, в том числе и у молодых, никогда в ней не живших, вызывает чувство ностальгии и внутренней симпатии в отношении многих других, положительных её исторических проявлений. 

ЛИБЕРАЛ: Старые ностальгируют по молодости, а молодые рассуждают по известному принципу «хорошо, где нас нет». А что касается властей, то я в этом вижу лишь идеологическую непоследовательность, вынужденный эклектизм лидера, который хочет угодить и нашим, и вашим.

ФИЛОСОФ: Верно - эклектизм. Пока нет осознанности, сформулированности, пока мы не поймём, что наша задача состоит не в отрицании той или иной ипостаси, а в их взаимодополнении, взаимообогащении, мы будем иметь примиренчество, эклектику, а не синтез. Нужно отделить зёрна от плевел в каждой из них и взять лучшее. ВЕРА - без догматизма и обскурантизма, СВОБОДА - без релятивизма и вседозволенности, СПРАВЕДЛИВОСТЬ - без богоборчества и уравниловки.  И чтобы эклектизм преобразился в синтез, каждая из ипостасей должна быть органичной частью гармонического целого, т.е. иерархией ценностей, в которой превыше всех (как на флаге – белая полоса) должна стоять первая ипостась – ВЕРА. Об этом в сущности писал Михаил Назаров: «Точка синтеза, конечно, ближе к славянофильско-почвеннической традиции, чем к западнической – это верно и для прошлого века, и особенно для нашего. Потому что синтез есть новая ступень познания целого, он возможен при осознании всего масштаба российской истории, а не одних лишь мутаций Нового времени».             

ПАТРИОТ: Ну что ж, звучит убедительно. По крайней мере, это что-то новое. Нет, я слышал о синтезе идеологий, но так, в общих словах. А тут у вас целая теория. Ну хорошо. Вот вы говорите, нет в истории ничего случайного. Тем более это должно касаться главы государства. К чему, по вашему, эта затянувшаяся путинская эпоха бездействия, некого нового «застоя»? Идёт уже второе десятилетие. Не слишком ли «щедрое» разбазаривание уплотняющегося, по вашим словам, исторического времени?

ФИЛОСОФ:  Я не могу ручаться, насколько верны или ложны утверждения руководства страны о постоянном экономическом росте. Что-то это в нашей жизни, в жизни простых граждан, мало ощущается…

ЛИБЕРАЛ: Да нет никакого роста. Всё это раздутые чиновниками показатели.

ФИЛОСОФ: … но с исторической точки зрения мне Путин представляется лидером, выступающим в роли некоего необходимого исторического баланса.

ПАТРИОТ:  То есть?

ФИЛОСОФ:  Он – Весы по знаку Зодиака. А для Весов характерна чрезвычайно взвешенная, сбалансированная позиция, неприятие крайностей. Сейчас мы особенно в этом нуждаемся. 

ЛИБЕРАЛ: Вы верите в астрологию?

ФИЛОСОФ: Что значит «верите»? Принимать астрологию за некую религию – это, конечно, заблуждение. Но отличаются же друг от друга мужчины и женщины, представители разных рас и национальностей, люди разных эпох и т.д. Существует и некий космический элемент отличия по времени рождения. 
Так вот, это свойство балансирования было, на мой взгляд, необходимо для лидера в стране, раздираемой очень жёсткими и, как мы говорили, непримиримыми идеологическими противоречиями.  Крушение идеологических, политических, экономических и всех других основ национальной жизни - дважды за одно столетие! Тысяча лет – Православие, Самодержавие,  Народность. И рушится в одночасье. Семьдесят с лишним лет – Светлое Будущее, Вождь, Народ  - Строитель Коммунизма. С гимнами, со своими святынями, мучениками, героями и поколениями, воспитанными в этой системе ценностей. И новый слом! Мало какая нация вообще это выдержит. В начале девяностых много людей сошло с ума в буквальном смысле слова. И все эти годы поруганные святыни, осмеянные ценности, надежды и ностальгии, предательство и верность - варились, бурлили в раскалённом котле безвременья. А еще смеют говорить, что на всё это простым людям наплевать, мол, всё, что им нужно, это семья, работа и устроенный быт. Только слепой может утверждать подобное.
Нужно было дать всему этому время выкипеть, вывариться, и при этом не взаимоистребиться в пламени нового социального взрыва. И, заметьте,  Путин, при том, что, как говорят, он убеждённый западник, не давал окончательного перевеса ни одной из противоборствующих сторон (сознательно или бессознательно). Либералы его ругают за восстановление государственности, пусть и частичное, за критику Запада. Патриоты и коммунисты - за эту частичность и за сохранение олигархического статуса кво. Статус кво сохранялся, изменения были постепенными и тактическими, а котёл продолжал кипеть, и сила кипения потихоньку уменьшалась. К концу нулевых противоборствующие стороны  полностью выговорились. Ни одной из них нечего больше сказать. Каждая новая схватка сегодня - очередное повторение многократно высказанных аргументов. Таким образом, подготовлено примирение ипостасей в той их части, которая доказала свою жизнеспособность в исторической практике и в предельно агрессивной полемической состязательности последних десятилетий.

ПАТРИОТ: И что же, так и дальше будем балансировать?

ФИЛОСОФ: Нет. Похоже, этот период заканчивается. И первый тому звоночек – недавние демонстрации в Москве. И дело тут, конечно, не только в выборах. Разве они раньше были справедливыми? Дело в том, что политика балансирования уже не устраивает ни тех, кто хочет, наконец, порвать с ельцинским наследием и вывести страну на некий позитивный и присущий ей курс; ни тех, кто хотел бы окончательно добить, развалить страну и полностью подчинить её зарубежному диктату. В демонстрациях участвовали в основном первые, а руководили ими в основном вторые. Переходный период очевидно заканчивается. Надо принимать важные решения.

ПАТРИОТ: А с принятием важных решений, насколько я слышал, дела у Весов обстоят не столь благополучно как с «балансированием».

ФИЛОСОФ: Посмотрим. Во всяком случае, другого выхода нет.

Сергей Аскольдов писал: «…революции способствуют РАЗДЕЛЕНИЮ добра и зла, выявляя и то и другое в наиболее яркой форме. И как процессы очищения добра от выявившегося зла, они и с религиозной точки имеют некую печать благодетельности и в сущности наиболее реализуют религиозный смысл истории, состоящий именно в разделении добра и зла в их созревших формах».
И далее: «И как пришествие Антихриста в силе знаменует собой и близкое торжество Христа, так и все взрывы злых сил в процессе революции являются провозвестниками новых религиозных подъемов и, быть может, даже преображений». 
По моему глубокому убеждению не только в России, но и во всём мире приближается эпоха такого духовного преображения. И главная роль в этой эпохе, по моему убеждению, отведена России. В этом и состоит суть РУССКОЙ ИДЕИ.

ЛИБЕРАЛ: Что-то мне в это мало верится. А как же Апокалипсис, г-н Философ, который, по вашим словам, венчает земную историю?

ФИЛОСОФ: Тот же Аскольдов утверждает: «Снова восстановятся нарушенные нормы жизни, снова окрепнут новые начала жизни, но окрепнет с ними и зло и, наученное неудачами, попытается по-иному овладеть всечеловеческим сознанием». Но это, по-видимому, относится уже к отдалённому от нас будущему. 
А сегодня: Синтез – примирение времён, идей, наций, религий под эгидой светлой духовности. Хватит разрушений! Настало время собирать камни, как говорится в Библии. 

ПАТРИОТ: Что ж, может, оно и так. Только слишком уж глубокие пропасти разделяют нашу национальную историю. Разрывы, начала ХХ века и его конца. Действительно ли возможно их преодоление, сращивание, о котором вы говорите? Не знаю. Во всяком случае, сначала нам нужно покончить с предательством и коррупцией.

ФИЛОСОФ: Ещё раз повторю, что главное зло не вовне, оно в наших сердцах. Срок испытаний не вечен. Когда сгустится плотно мгла, недалеко и до утра…    

                * * *   

          Призванье к вере - трудный путь
          Положит призванным народам,
          Не раз придётся им свернуть
          С пути в искании свободы.

          Сколь муки, горя приняла
          Судьбе трагической послушна,
          Она сгорала в горнах зла,
          Испепелённая в удушье.

          В плену у воина-орла
          Сквозь толщь брони ожесточенной
          Звучала песнь, едва слышна,
          Души России полонённой.

          Когда б иссякла власть меча,
          Спал гнёт безверья и измены,
          Могла б свободно прозвучать
          Та песня, вырвавшись из плена.

          Не от бессилья в кабале,
          А в полный голос песнь России
          С любовью бы провозгласила
          Расцвет всех наций на Земле!