Путник не открывал никому имени, используя прозвище.
Одинокий старик, приютивший его на ночь в старом сельском доме, принялся стыдить бродягу:
- Не уж то у тебя не было родных или близких, что тебя никак не назвали? А может, ты не хочешь опозорить свой род, шляясь по дорогам и более ничего не делая? Но тогда у тебя сохранились остатки совести, по крайней мере… Или тебя разыскивают за что-то плохое? Приличные люди не скрывают своих имён. Ты же ничего не нажил и носишься по земле, как сухой лист, никому не нужный, о котором никто не пожалеет…
И зашёлся в кашле.
Путник, привыкший к таким нападкам, сказал, когда тот пришёл в себя:
- Вот ты, уважаемый, дай тебе здоровья, прожил длинную и нелёгкую жизнь. В ней ты наверняка встречал немало людей, которым хотелось пожелать умереть мучительной смертью, ибо они того заслуживали, по твоему мнению.
И посмотрел на старика. Тот тяжело дышал, ожидая продолжения.
Тогда Путник продолжил:
- Ты это не отрицаешь, хорошо. Так неужели эта долгая жизнь тебя не сталкивала с теми, кто не скрывал своих имён, поступая гнусно и даже похваляясь этим, либо назывался чужим именем, чтобы не вызвать подозрений? Ведь было такое?
Старик опять промолчал, и его собеседник счёл это за подтверждение.
- Хорошо. А я не лгу тебе. Если тебе нужно какое-то имя, называй меня любым, хоть горшком, только в печь не ставь, смилуйся.
Старик усмехнулся.
- У меня было когда-то имя. Оно звучало красиво и величественно. Такое носят властители. Я не хотел его подтвердить жизнью своей, ибо никогда не желал повелевать никем, кроме себя. Поэтому сначала я стал называться: Никто, так как ничем не мог выделиться, ничего толком не зная и не умея, происходя их глухого селения, что вдали от больших дорог. Научившись десятку ремёсел, игре на разных инструментах, всяким фокусам, послушав мудрецов, повидав мир, и даже попутешествовав с мудрейшим человеком, пока не разошёлся с ним во взглядах, я возомнил о себе, сменив имя на… Некто.
Но повстречал немало таких Некто, сидевших на месте с важным видом и Нечто изрекавших, тогда как имя им было Никто, и Ничто -- имя словам их. Меня же, как перекати-поле, вечно тянуло в дорогу. Она приносила новое знание и кормила. Дорога дала мне всё, чем обладаю, всему научила, и, конечно же, я – её дитя, один из её путников. Чего ж мне стыдиться данного ей прозвища?
Вот ты наверняка веришь, что все мы – дети Неба, а значит и родственники. Однако и родичи смертельно враждуют. Ты прав, у меня нет ничего, на что можно было б польститься, а, значит, никто не солжёт мне из корысти. Нет никого, кто бы горевал, когда я уйду насовсем. Значит, я никого не огорчу уходом. Дорога подарила мне встречу с тобой, человеком, ближе которого в данный момент у меня никого нет…
Старик засмеялся:
- Конечно, я на расстоянии твоей руки… Покажи лучше фокус, если не зря хвалишься.
Путник тут же вынул у него изо рта монетку, а потом из левого уха. И… показал пустые ладони.
Старик улыбнулся:
- Молодец! Ты ничего не сказал обо мне, путник. Я стыдил тебя, когда сам -- беден и одинок. Жена умерла, а дети давно ушли в мир и не подают вестей. Оставить мне тоже нечего и некому. Я подумал, что ты такой же, вылетевший из родительского гнезда и забывший его…
Он взглянул на гостя. Тот молчал.
- Почему ты не возражаешь? Я же видел, как соседка направила тебя ко мне, всё обо мне рассказав…
Но Путник молчал.
- Ты, видно, неплохой человек, и я могу тебе открыться. Не от хорошей жизни некогда я ушёл из своего села. Кем только не работал! А когда стал слаб и стар, то пришлось нищенствовать… так, заблудившись, попал сюда, в это Богом забытое место, и с тех пор ты – первый странник здесь. А ведь порядком лет назад я, бродяга, попросился на ночлег у старика – владельца этой хижины. Он был одинок, схоронив жену, а дети не подавали вестей. Это его слова, сказанные мне, я повторил. Дело тогда было к зиме, как и сейчас.
Он предложил мне пожить, потому что чувствовал, что вот-вот оставит наш мир… правда, взял с меня слово, что похороню его и останусь здесь. Он надеялся, что сын всё же вернётся, и тогда я должен был передать ему слова старика. Я согласился… Сад совсем стар и почти не плодоносит. Но всё же что-то сможешь завтра собрать…
Никто не пришёл с тех пор, как старик умер. Ты – первый. И у меня к тебе та же просьба, что была у него. Похоронишь меня? Рядом с этим добрым человеком. Я скажу где. После оставайся и, быть может, дождись его сына.
Путник кивнул и отвернулся, прикрыв ладонью глаза.
- Я всё болтаю, а ты, конечно, устал с дороги. Будем ложиться, друг…
И старик попытался подняться, но не смог.
Путник отметил, что в доме, с тех пор, как он его оставил, мало что изменилось. Только обветшал совсем.
Укор отца настиг его, и, по-своему, тот был прав. Но Путник знал, что снова бы повторил свой поступок. Остаться жить в этом медвежьем углу, не ведая о том, что утратил и потому не горюя… Это -- не для него. Конечно, отец бы гордился им, если б Путник вернулся в дорогой одежде, при деньгах, выгодно женатый. Для этого достаточно было остаться при дворце, а не покинуть его вместе с учителем. Кто-то и ради такой мечты вылетает из родительского гнезда…
Есть ли на свете человек, который бы понял его? И уж точно это – не отец, увы. Вечный труженик, всё терпящий… как и мать. И, если самые близкие люди не находят общего языка, то как тогда это сделать остальным?
Прошло время, и он вырыл могилу для старика, который очень хотел умереть до холодов, чтобы земля не промёрзла, и Путнику легче было копать. Или боялся, что тогда не будет похоронен? Путнику не хотелось думать плохо об ушедшем, но слишком уж много видел он коварства и зла.
Потом Путник ушёл. Оставаться уже было не для чего, да и умереть он надеялся в дороге…