И снится Павлу Владимировичу странное, что он подсудимый на офицерском суде чести, а на дворе начало двадцатого века. Сидят за большим столом покрытым белой накрахмаленной скатертью девять офицеров, все подтянутые, опрятные, гладко до синевы выбритые и пахнущие не перегаром, а хранцузким одеколоном и обсуждают его, а он стоит перед ними навытяжку и слушает. А офицеры все обсуждают, какой Павел Владимирович вор, шулер, проходимец и как он честь офицерскую порочит. И главное все знают, все припоминают, и как он седла казенные списал, как малоценку, и армянам по дешевке продал, и как картами краплеными подпоручика одного так обыграл, что тот буквально в подштанниках через весь Петроград с Лиговки позорным ходом возвращался, и вспомнили, как он за мзду сына купеческого из строевого полка списал якобы по болезни и еще много чего вспомнили и тайн позорящих вслух произнесли. Ни один из девяти не сказал доброго слова в защиту Павла Владимировича. Тут поднялся один офицер, до этого все молчащий и больше слушающий и говорит:
- Господа, довольно уже об этом, тут и так все ясно! Думаю, выражу общее мнение и решение.
Тут он достал из кобуры вороненый наган, положил его на белоснежную скатерть и подвинул его в сторону Павла Владимировича.
- Исполняете штабс-капитан!
И все офицеры закивали в согласии головами.
А Павел Владимирович со спокойствием берет револьвер, идет в соседнюю комнату приставляет дуло к виску и спускает курок.
Осечка!
Поворот барабана, глухой щелчок курка по бойку и снова осечка и так пять раз, осечка за осечкой. Тут вспомнил Павел Владимирович, что это он закупал для полка патроны для наганов и это он деньги почти все в карты то проиграл, а на оставшиеся турецкую контрабанду самого негодного качества у знакомого румына то и купил.
И так стало обидно Павлу Владимировичу, что он такой мерзавец, что даже делом не смог смыть позор со своей чести, что расплакался и проснулся.
Мирно работает кондиционер, глубокий кожаный диван, стол заваленный бумагами требующими всяких одобрямс или отказатьс и на подоконнике лежит бутафорский револьвер-зажигалка, да пепельница.
Вот навеет же всякое!