Ветер на дворе, стуча от холода зубами, вылез из сугроба и кинулся за проходившей мимо него вьюгой. Взвыв, он цеплялся за её платье, лез под подол, как в шкаф за сладостями, а та, смеясь, махая руками и визжа, давала себя потрогать, и убегала от него. Он путался в её белоснежной юбке и, выбравшись, бежал за её смехом, скуля, как бездомный пёс на свою обездоленную судьбу.
Я открыл глаза. В доме было темно и тихо. Часы на стене молчали. Ночь текла мне в зрачок, накрывая мотыльки моих снов, мою боль чёрной смолой. Я лежал на полу. Перед собой я видел кусок затоптанного паласа, пару скрюченных окурков, старый прямоугольный стол с облезлыми ножками и валяющуюся под ним в пыли, алюминиевую вилку.
Я хотел подняться, но не мог пошевелиться. Кто-то невидимый крепко связал моё тело и глядел, усмехаясь, на меня сверху. Я хотел позвать на помощь, но из горла вывалился звук ржавый, скрипучий и затерялся в темноте, поцарапав остриём край тишины. Ужас охватил меня. Глаза затуманили слёзы. Безысходность сдавила мне горло, потом, пожалев, легла рядом, прильнула к плечу и замерла, слушая моё дыхание.
Поднялось утро. Свет, просочившись сквозь шторы, заполнил комнату. Время, растоптав моё будущее, вытащило из глубины души моё прошлое. Я закрыл глаза и увидел свою жену Татьяну. Она из вечности поглядела на меня грустными серыми глазами и тихо спросила:
- Как тебе живётся, Антон?
- Без тебя мне плохо. Вот видишь, парализовало. Прости меня, я обижал тебя, и вот теперь я безнадёжно одинок, а мог бы иметь сына. Ты видела нашего не родившегося малыша?
- Да. Это был мальчик, такой хороший прелестный мальчик. Ангелы играют с ним, а перед сном поют ему колыбельные песни. Ты убил его.
- Извини. Я ревнив. Я тебя бил, потому что пил много и не мог себя контролировать.
- После того у нас детей не было. Ты и меня убил.
- Я был горяч, не сдержан. Мне показалось тогда, что ты моему дружку глазки строишь, в гневе я ударил тебя головой о стену, так получилось. Я ж не знал, что на месте удара появится опухоль, от которой ты уйдёшь в вечность.
- Я же кроме тебя никого не замечала, я тебя любила, потому жалела и жила с тобой, а ты никого не любил. Страшно тебе теперь?
- Страшно, Танюшка, ой, как страшно. Ко мне давно никто не ходит, нет у меня никого. Остался один. Лежу как камень, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, даже на спину перевернуться, и вокруг никого, воды подать некому, скорую вызвать. Танюша, прости меня. Я жить хочу! Сделай же что-нибудь.
Татьяна подняла заплаканные глаза и растаяла в тумане забытья.
- Не исчезай, я же не сказал тебе, как я мучился, обвиняя себя в твоей смерти. Я стал нелюдим и угрюм. Судьба наказала меня.
Тишина, обглодав мои мысли, как голодная собака кость, прошлась по комнате, потом села на диван и безучастно стала глядеть в старый потрескавшийся потолок. Я потерял счёт времени. День сменяла ночь, на смену ночи приходил день. Я медленно умирал и уже ничего не хотел. Я желал только смерти, а она, оскалив свою волчью пасть, ходила вокруг меня, клацая зубами, и уходила. Потом появлялась снова, облизывала мои яблоки глаз и, сглотнув слюну, уходила прочь, чтобы вернуться.
На дворе кипела жизнь, выплёскивая радость, скуку, тоску, веселье. Вьюга уснула в сугробе, пахнущим морозом и звёздами, как в стогу душистого сена. Зима, затянув белым кружевом стёкла, заиграла на рожке, зазывая ветры на очередной шабаш. Я вслушивался в тишину в надежде, что кто-нибудь откроет мои запертые двери и войдёт в квартиру, но ожидания мои, осыпаясь, превращались в пыль.
Сколько я пролежал, не знаю, может неделю, может больше. Время ползло, как таракан, напившийся отравы. В голове шумело. Мимо поползли тени, исчезая в тёмном углу комнаты одна за другой, глядя груг другу в снину. Вот тень одна отделилась, в ней я узнал свою жену. Она подошла ко мне. Лёгкая бабочка грусти вспорхнула с её ресниц.
- Возьми меня с собой!- взмолился я.
- Зачем мне камень?
- А может я бриллиант, ты приглядись!
- Кусок породы никому ненужной.
- Тогда зачем пришла? Поглядеть, как умирать я буду!
- Я пожалеть тебя пришла.
- Ты меня простила?
- Как мёртвому простить живого? Сам себя ты наказал и у себя проси прощенье. Прощай.
Она скрылась за занавесом тьмы. Я, вдруг, увидел свою маму. Она вышла из тумана темноты совсем седая, без лица.
- Мама, ты пришла, чтоб пожалеть меня. Иди ко мне же, обними!
- Сынок, я так люблю тебя, ведь ты у меня один! Твои грехи взяла бы я себе, тебе бы легче стало. Я с тобою рядом, но так далека, как твоя тень, попробуй заключить её в объятья!
Она рукой прощально мне махнула и, примкнув к толпе теней, тихо скрылась за закрытой дверью. Ко мне вернулась смерть. Она тростью постучала по спине, как в запертые двери, склонилась надо мной и пальцы запустила в душу. От боли выпустил я крик, он вонзился в тишину и, разломившись, упал на дно глубокой ночи.
- Ты жив, а душа уж холодна и не трепещется в руках.
- Дай мне пожить! Разреши остаться на земле, но только излечи.
- Что ты такого сделал? За что тебе дарить такую ценность?
Смерть хлопнула в ладоши, я ослеп, всё разом потеряв, и камнем покатился на дно бездны.
Я ещё долго лежал, разлагаясь, издавая вонь. Трупный запах пролез в щель на лестничную площадку, покатался в лифте, потом, притулившись к двери, сел на корточки, оглядывая, проходящих мимо людей. Соседи, почувствовав запах, вызвали милицию, дверь открыли. Меня предали земле. Меня некому было жалеть, лишь метель выла и стонала над могилой три дня, засыпая бугорок свежей земли белым пушистым снегом, а потом стихла и забыла про меня.