В период юношеского максимализма мне казалось, что медики особенные люди. Те, от кого иногда зависит твоя жизнь, не могут быть обычными людьми, - думала я. Но в жизни, как обычно, все оказалось совсем не так. Об изнанке труда медиков,об особенностях своей профессии, о взгляде с «той» стороны рассказал мне мой знакомый, врач неотложки. Имени и фамилии он просил не называть.
«Положить» нельзя избавиться
- В нашей работе нужно любить людей. Иначе невозможно. Потому что пациенты бывают разные – и неадекватные и озлобленные, - огрызаются на нас. Бывает, что и с ножом кидаются. Мы понимаем, что им непросто. Одна из серьезных проблем, напрямую влияющая на отношении пациентов к врачам - неправильная организация работы связки «поликлиника - «скорая» - стационар». Любая работа с пациентом начинается с районной поликлиники, где терапевту дается всего двадцать минут на то, чтобы обследовать человека, заполнить карточку и назначить лечение. За такое время даже толком выслушать жалобы и осмотреть невозможно, не говоря уж о большем. Какие очереди там,- вы видели. Соответственно, в поликлинике вместо реальной медпомощи – конвейер. Там не доработали - неудивительно, что человеку становится хуже,- вызывают «скорую». А у нас своё: плохой техпарк, текучка и нехватка кадров, зарплата маленькая. Наша функция – оказать первую помощь и сдать пациента в стационар. Но часто случается так, что больного там не хотят принимать. Иногда, еще не успев зайти в больницу, такие маты слышим из приемного покоя, - почему привезли именно к ним, что перед пациентом стыдно. Мы-то уж ко всему привычные, не удивляемся. Конечно, такое происходит не везде и не всегда, в большинстве случаев коллеги из стационара трудятся качественно и оперативно, но негатив, нередко случающийся в приемных покоях, иногда перечеркивает всю их работу.
Например, привозим больного в больницу, его не принимают, хотя по показаниям должны, - говорят, - мест нет. Мы понимаем, что это не так,- если что, больного всегда можно в коридор положить. Если через 15 минут его не взяли, мы его просто оставляем в приемном и уезжаем – нам там больше находиться не положено. Отговорки в стационаре могут быть какими угодно - классический случай, когда больной хронический, и у него обострение. Вместо того, чтобы положить его и облегчить ему состояние, (а бывают очень тяжелые – с отеками, или пациент просто задыхается), его оформляют как «хроника», который знал о своей болезни, но предписаний врача не выполнял, лекарств не принимал, и обратно отправляют. Хотя помочь такому человеку можно. Еще сложнее ситуация с онкологическими больными. Тех вообще на порог пускать не хотят. Метастазы есть – везите обратно. А то, что он сидел кушал, и у него кровь горлом пошла, - это ничего. Все равно ему умирать, - чего с ним возиться. А я считаю, что пусть не спасти больного раком, но продлить ему жизнь и улучшить ее качество можно. Поэтому мы пишем такому в карту вызова не онкологию, а «внезапное заболевание» и везем все равно. А что уж там с ним будет дальше,- одному Богу известно.
И неврологическим больным (с ушибами головы, сотрясениями) часто отказывают, и с похмельным синдромом. Пытаются отправить обратно, даже не зная симптоматики. С порога разворачивают! Иногда больного приходится возить по нескольким больницам, потому что симптомы неясные, - вообще нигде не принимают. Говорят, не по профилю. Был у нас недавно вызов такой,- молодой парень, гастарбайтер, кричит от боли в голове. Повозили мы его туда-сюда, кое-как пристроили в неврологию. Оказалось, у него опухоль мозга.
Причем, этики, деонтологии (этическое отношение к больному) для коллег как будто не существует вовсе – диагноз пациента, его состояние и то, что помогать ему не будут по той или иной причине, врачами стационара в приемном покое озвучивается в присутствии самого больного. А он все это слушает. Неудивительно, что люди потом плохого мнения о врачах.
Давайте будем врать
- Пациенту, если его не долечили в поликлинике, самому попасть в больницу для обследования трудно. Возвращаемся все к той же схеме: «поликлиника – «скорая» - стационар». Больным в таких случаях мы всегда стараемся навстречу идти. Примеров таких масса: женщина с болями в ноге обратилась к терапевту. Пока ходила по врачебным кабинетам, ей стало хуже. Сидит дома, ходить почти не может. В итоге вызывает нас, а нам, чтобы отвезти ее в больницу, приходится заниматься приписками в карте вызова. Потому что,- ну не должны мы такую больную госпитализировать – ее болезнь может вылечить лечащий врач. А делать что-то нужно. Поэтому больной я вынужден говорить: «Давайте будем врать». И пишу ей такой диагноз, по которому могу ее госпитализировать. А она в приемном покое должна его подтвердить додуманными симптомами..
Продолжать можно сколько угодно,- у мужчины 39 лет произошел микроинсульт месяц назад. Вот он по поликлиникам мается, рука плохо работает, а он недолеченный и недообследованный, динамики положительной никакой, жена плачет. Ну жалко человека, у него самый продуктивный возраст, а он – полуинвалид. Я ему оформляю новую историю болезни, опять говорю фразу про вранье, пишу, что инсульт произошел 2 дня назад и увожу обследоваться в стационар. Потому что в поликлинике не помогли. И пациенты нам очень благодарны.
Но если же больной все-таки попал в больницу, его оттуда можно легко выписать. И возиться не хотят, и работать некому – там же катастрофическая нехватка врачей. После дорожно-транспортного происшествия привозим человека с сотрясением мозга. Его кладут в стационар, и на следующий день выписывают со справкой, что ему сделали компьютерную томографию, клиники не нашли, и делать ему в больнице нечего – пусть лечится амбулаторно. А мы потом на повторные вызовы к таким больным приезжаем, а там уже – кровоизлияние, мозговая гематома. Сосудик в мозгу лопнул, и человек может элементарно умереть.
Что такое «пустые вызовы»
- Мы сейчас обязаны выезжать на каждый вызов, который поступил в диспетчерскую. Часто выезжаем на «пустые» вызовы, где фактически выполняем работу участковых врачей. Из организации, занимающейся спасением жизни, мы превратились в извозчиков: катаемся туда-сюда, давление меряем и повышенную температуру снижаем, вместо того, чтобы помочь реально нуждающемуся в помощи человеку. Типичный случай, когда мамаша, у которой не первый (!) ребенок, вызывает нас, потому что у него температура 37,2 была, а стала 38,7. Приезжаем, видим, что это обыкновенная простуда, даем таблетку жаропонижающего, ждем 20 минут, температура начинает падать, уезжаем. Или бабуся с повышенным давлением звонит, - голова у нее заболела. То же самое – даем таблетку и сидим, ждем, хотя у нее полный комплект тех же препаратов, которые она сама уже не первый год принимает. Ей не столько плохо, сколько поговорить не с кем. В поликлинику ходила – за эти двадцать минут ее монолог никто не выслушал, все торопятся, она видит, что там со своими проблемами никому не нужна, и в итоге у нее это давление еще сильней подскакивает. Она приходит домой и накручивает себя. К вечеру решает, что умирает и вызывает нас. Ее не столько полечить, сколько пожалеть надо и выслушать. Иначе повторного вызова на тот же адрес не избежать. И мы сидим, разговариваем. Выслушиваем. И ей легче становится. А в это время кому-то нужна реальная помощь – людям с инсультами, остановками дыхания и без сознания. А мы с бабушкой сидим. Уговариваем.
Отдельная статья – выезды на «пьяных». Раньше у нас ими медвытрезвители занимались. А сейчас – мы. Вызовов к нетрезвым больным по отношению к трезвым – 70 на 30. Если больной просто с похмелья болеет, ставим укол и уезжаем. Если у него алкогольный сон, в котором он может, например, захлебнуться своими же рвотными массами, мы обязаны его госпитализировать. Мы перед такими пациентами, часто агрессивными, совершенно беззащитны. Берем его, он спит, а он в машине у нас очухивается и в драку лезет. Если такое случается по адресу вызова, то милицию можно вызвать. А в «карете» что с ним делать? Не высаживать же его. Иногда такому пациенту тогда и «по морде» выписать не грех. И такое случается, иначе он нам всю машину разгромит. Да и быть битым своим же пациентам тоже не хочется. Поэтому приходится помочь ему успокоиться. Все равно по его синей физиономии не видно, я его стукнул или собутыльники еще до меня. А представляете, если вместо меня – худенькая и миниатюрная женщина – врач? Ей как быть? Как справляться с буйным пациентом? – это никого не заботит.
С представительницами прекрасного пола в алкогольном опьянении еще сложнее. Они если в драку лезут, то дерутся беспощаднее и сильнее, чем мужики. Поэтому таких «дам» мы от греха подальше сразу вяжем. А потом сдаем токсикологам.
К смерти привыкнуть невозможно
- Я врач линейной бригады, которая выезжает на все - к беременным женщинам, на сердечные приступы, к больным детям (если детская «скорая» занята или далеко находится от адреса ребенка, едем мы), на аварии и прочее. Кроме линейных, существуют еще спецбригады – кардиологическая, реанимационная, психбригада. Самые тяжелые вызовы случаются когда, несмотря на все наши усилия, больной умирает. Неправда, что ко всему привыкаешь. К смерти привыкнуть невозможно. Это самое трудное в нашей работе – тяжелое состояние пациента. Если реаниматологи заняты, на «тяжелых» ездим мы. Если мы помочь не смогли и больной скончался, часто приходится подгонять документы к ситуации, и писать, что пациент умер до нашего приезда. И время прибытия подгонять. Иначе по судам затаскают.
Еще тяжело на дорожно-транспортных происшествиях работать. Грубо говоря, в крови неприятно возиться. Нам привычнее и проще на терапевтических случаях. На авариях - тяжелые травмы, открытые переломы, травмы позвоночника. Если такого пациента спасти, он потом остается, как правило, инвалидом, или превращается в «растение». Эмоции все равно испытываешь, и такого пациента жалко, потому что понимаешь, что его ждет. К счастью, серьезные аварии в черте города нечасто случаются – у нас пробки, все едут тихо, поэтому чаще ушибами отделываются. А на трассах за городом дежурит медицина катастроф – нас туда не вызывают.
Обычно на вызов выезжает два-три человека – врач и фельдшер, или фельдшерская бригада и санитар. Хотя санитаров у нас очень мало, младшего медицинского персонала всегда не хватает. Поэтому больных часто самим приходится транспортировать. Если сил не хватает, просим родственников помочь. Недавно вот бабусю больше ста килограммов с шестого этажа тащили. А часто бывает помочь некому, так не на носилках,- врачу одному приходится нести больного на руках.
Последнее время много говорится о том, что вместо тяжелых больных мы возим в больницы бомжей. Никто не думает о том, что бомжи тоже люди, и нуждаются в медицинской помощи. Если, конечно, он хочет попасть в больницу, чтобы просто там жить в тепле и питаться казенными харчами, мы такого не берем. Но уж если у него голова проломлена, или еще что-то серьезное – сразу госпитализируем. Конечно, противно. Перчатки надеваем. Ну и что, что он описался? А что делать? Бросить его из-за этого? Нельзя к бездомным как к людям второго сорта относиться. После госпитализации бомжа мы, правда, четыре часа машину моем. Ну а другим пациентам приходится ждать.
Что такое «криминальные» вызовы
- Криминальные вызовы в 80 процентах случаев – пьяные разборки. Травмы, огнестрельные, ножевые ранения. Мы приезжаем, а там агрессивно настроенная толпа, на ногах никто не держится. Милиции нет – они приезжают, когда мы уже уходим. Говорят, - кого-нибудь убьют, тогда и приедем. А так сами справляемся.
Часто приходится выезжать к наркоманам с передозировкой наркотиков в притон какой-нибудь. К платежеспособным «наркошам» дружки всегда скорую вызывают – его откачают, он еще у них будет наркоту брать, до тех пор, пока сможет. Когда они из него все деньги вытянут, оставляют умирать, - чего с ним возиться теперь уже. К таким выезжаем уже смерть от передозировки констатировать.
Если серьезно травмировался ребенок - родители не досмотрели, мы обязаны вызвать милицию, это тоже криминальный случай. Или если вызывают нас к беременной женщине с болями в матке, мы приезжаем, а она от госпитализации отказывается. Зачем тогда вызвали? У нас приказ каждую беременную с проблемами тут же госпитализировать, чтобы исключить угрозу прерывания беременности. Если она отказывается ехать, мы тоже должны привлекать милицию.
На одну ставку есть нечего, а на две — некогда.
- Заработать 30-35 тысяч у нас вполне реально, если работать сутки через сутки. Но это очень тяжело, такой график долго выдержать невозможно – от переутомления быстро перестаешь соображать. За норму платят, (по ставке сутки через трое) в зависимости от квалификации, в среднем 20 тысяч.
На ставку у нас никто не работает. Я работаю на полторы, получается 23 -25 тысяч в месяц в среднем. У нас сейчас действует национальный проект, по которому каждому врачу «скорой» доплачивается по 7 тысяч в месяц. Для того чтобы в нем участвовать, нужно подписать в начале года документ, что ты согласен. Не помню, чтобы кто-то отказывался.
Есть еще способ заработать,- все знают, что врачам дают деньги. А мы берем. Считаем, что при такой тяжелой работе не имеем права не взять. Но все равно всегда отказываемся, - если конверт суют тебе в карман, нужно отнекиваться, но денюжки припрятать, это на случай если где-то включен диктофон и нам захотят предъявить обвинение. Если дают в присутствии коллег, то делимся поровну. Иногда конфеты суют, с деньгами в коробке. Если купюр нет, мы тоже не в обиде – мы потом на подстанции сладости с чаем съедим. Если ничего не дадут, и тут мы не в претензии – деньги никогда не вымогаем.
Почему «скорая» долго едет
- Тому, что "скорая" долго едет, есть несколько причин. Самая распространенная - когда на подстанции нет ни одной свободной бригады. Диспетчер в таком случае говорит, машина выехала, ждите. Не может же она сказать, что сейчас приехать некому. А бригад не хватает, потому что население увеличивается, а персонал – нет. У нас сколько было станций скорой помощи при Союзе, столько и сейчас осталось. А город растет. Еще причина, - техника у нас плохая, часто ремонтируется: ездим на «Газелях» и «Соболях», иногда прямо по дороге на вызов "ломаемся". Есть, конечно, резервные машины, в этом случае их отправляют. Но пока она едет, время уходит. Ну и пробки, конечно.
На «доезд» всегда есть четко прописанное время, куда и когда мы должны приехать. Если есть на самом деле угроза жизни - инфаркт, остановка дыхания, бессознательное состояние, приедем и за 15 минут, - иногда приходится по тротуарам нестись. А если на температуру вызывают, то можем иногда и полтора часа добираться.
У нас вообще на каждый диагноз есть шаблон, – сколько на работу с пациентом, на каждое заболевание – что и как делать, что выписывать. Часто существующие требования выполнить невозможно – жизнь не совпадает с шаблоном. Это в нашей работе – обычная вещь. И тут на нас лежит очень большая ответственность, - нам важно не проморгать какие-нибудь симптомы и верно поставить диагноз, а не соответствовать документам. Поэтому, хоть мы и работаем по шаблону, но действуем по ситуации.
Текучка у нас большая. Сюда люди приходят с надеждами быть полезными, хотят выполнять свой врачебный долг. А как столкнутся с действительностью, так и бегут из «скорой». У нас тяжелее, чем в стационаре. Льгот никаких нет. Мы даже поесть на работе не успеваем, да что поесть – в туалет иногда сходить некогда. Раньше у нас был официальный обеденный перерыв в 45 минут. А сейчас нет. Можно сутки мотаться и ни разу не перекусить, потому что некогда. Способ улучшить качество оказания неотложной медицинской помощи, по моему мнению, у нас один: увеличить количество подстанций и персонала, и поднять им зарплату, чтобы люди пошли туда работать. Иначе горожанам так и предстоит дожидаться иногда «скорой» по часу, от работы которой иногда зависит ваша жизнь. И жизнь ваших близких.
К сведению
Отчего врачи бывают равнодушными
Профессии, связанные с работой с людьми, (в нашем случае – врачи) подвержены «синдрому эмоционального выгорания». Это когда работа и больные «до смерти» надоели, хочется в буквальном смысле их не видеть. По заключениям психологов, около 50-60% врачей в России имеют этот синдром в начальной стадии, а около 5-10% — в выраженной степени. Работа в постоянном нервном напряжении из-за недостатка времени, боязни жалоб, и на 1.5 ставки этому очень способствует.