Всю мою жизнь, а я еще прожил сравнительно не много – всего на всего 30 лет, на меня влияли разные люди. Не то чтобы я хотел с них брать пример, но как-то их слова и их поступки рисовали в моем воображении такие картины, что я в своей повседневной жизни мыслил и поступал, опираясь исключительно на их примеры.
Было ли у меня свое мнение? Даже не знаю, только вот чувствую теперь такую пустоту и бедность мысли, что даже не знаю, хороши ли эти люди были.
Кто это были: отважные курильщики подъездов, деревенские девки с красивыми глазами, некоторые школьные учителя (физкультуры и труда), хулиганы, ворье, некоторые музыканты, немногие герои крутых кино. Конечно же, немало на меня влияли духовные учителя из нашей синагоги, однако подражать им я совсем не стремился. Теперь во мне – просто каша какая-то. Кто я теперь? Как ходящий робот говорящий чьими-то фразами, повторяющий чьи-то движения?
Раз я теперь живу в центре города и в мансарде то смотрю на всю городскую суету сверху, по вечерам гуляю по крышам. Окно в моей комнате упирается в стену прилегающего дома так, что дневной свет напрямую ко мне не проникает. Я смотрю в сырые кирпичи глухой стены соседнего дома и кидаю мусор в глубокий проем под своим окном. Зимой я люблю лить между домов воду, замерзая она превращается в длинные столоктиты, и очень украшает серую безжизненную стену соседского дома.
Во мне есть жизненный стержень – правда мне мало понятно, откуда он взялся - но я хочу жить. Смысла мало, но теперь мне кажется что он и не нужен – достаточно просто легкого чувства бытия. На чем–то зацикливаться очень опасно, ведь перестаешь быть самим собой и вообще теряешь свое истинное божественное предназначение, которое изначально живет в каждом из нас.
Конечно, я могу напиться в каком-нибудь ресторане и в порыве бессмысленности начать все швырять, бить, крушить, однако сдерживаю себя во всем, как велел Муса.
Есть люди, которых я помню давно и у них много забот – все они вечно куда-то спешат и хотят покорить мир своими талантами, работоспособностью, деньгами
Мне плевать на них, их амбиции мне чужды, их стремления для меня глупы. Они осуждают меня, называя бездельником, а я смотрю на них с высоты своей мансарды. Я в своей жизни желаю немногого, и этого мне вполне хватит для счастья.
Кошерная пища, пожалуй, занимает первое место в моем обиходе, она как выяснилось для меня совсем не давно, важнее, чем все остальные потребности в еде.
Перед любой трапезой я взял себе за правило выпивать натощак бокал красного сухого вина – мне кажется, что пищеварение от этого улучшается, я становлюсь бодрее и одновременно спокойнее.
Поскольку моя комната находится в коммуналке, мне приходится прилаживаться к своим многочисленным соседям, особенно мне близка бабулька Любовь Прокофьевна, которая, как и я живет совсем одна. Пусть она и не еврейка, но я питаю к ней самые теплые чувства. Я немного ей помогаю по хозяйству: хожу за продуктами и лекарствами, убираю ее комнату, сдаю собранные пустые бутылки и макулатуру, которые Любовь Прокофьевна собирает на улице.
Поскольку пенсия у нее очень мала, я все время покупаю ей за свои деньги что-нибудь к чаю.
Она мне часто рассказывает о воине и помогает готовить обед. Мы вместе чистим с ней селедку и картофель, пьем долгими зимними вечерами чай.
Непосредственно за моей стенкой живет молодой парень Славик, он вечно таскает к себе каких-то баб и они вместе куролесят всю ночь.
Однажды он привел к себе девицу с четко выраженным большим носом. Я долгим взглядом провожал ее по нашему большущему коридору и она, заметив это, стала как-то нервно оборачиваться на меня и стыдливо моргать.
Оно и понятно, ведь я здоровый молодой мужчина в самом рассвете сил!
Ночь у Славика выдалась как всегда бурная: стоны, визиг, скрип кроватей и т.д.
По среди ночи, когда Славик угомонился и заснул, его большеносая мадам стала легонечко шуршать о мою дверь.
Как ни странно, но я сразу во всем разобрался, и, укрывшись одеялом с головой, твердо решил притвориться спящим не в коем случае дверь не открывать.
Еще чего! зачем мне нужна носатая баба да еще после этого грязного соседа.
Долго же она шуршала, затем перешла та тихий стук, словно бы сухим горохом сыпала на мою дверь как на деревянный стол.
Смущаясь, я раздраженно ворочался, а между тем внутренний голос мне говорил: «Открой, открой».
Я лежал и мучался сомнениями, не то чтобы я не хотел женщины совсем, нет, мне просто нужны были какие-то настоящие, истинные отношения, возможно даже и любовь.
Как меня учили с детства раввины, я читал разные молитвы из Псалмов, чтобы не впасть в искушение.
Но этот гороховый стук меня вывел из себя. Мне пришлось нервно сбросить одеяло и подпрыгнуть к двери, чтобы выругаться, или даже с усилием ее открыть, оттолкнув назойливую незнакомку, рождающую во мне греховную похоть. К двери то я подпрыгнул, но дальше словно оцепенел от стыда и смущения - пришлось просто притихнуть.
Я прижался к двери всем телом и мог четко слышать не только стук, но и дыхание девушки, ее запах струился во все щели и я словно бы врос в дверь, изнемогая от желаний и противоречий.
Закончилось все банально. Естественно я ей не открыл, она шуршала, стучала, переминалась с ноги на ногу и, наконец, ушла.
Прошло несколько дней и все повторилось: шуршание, дыхание, стук, запах. Я опять обнял дверь и замер на ней ни живой не мертвый, но так и не решился ее отворить.
Странное стечение обстоятельств, но так повторилось трижды и все, мое терпение лопнуло, – я заболел.
У меня был озноб и жар и больше ни о чем другом я думать не мог.
Только спал и видел, как я открываю эту треклятую дверь и наслаждаюсь вожделенной женской красотой.
Конечно, я понимал, что открывать нельзя, ибо это будет перебором, я нарушу все свои еврейские принципы в жизни и упаду в своих глазах до ничтожнейшего из убожеств.
И вот лежа в бреду и в жару, я обдумываю выход. Думаю все сильнее и сильнее, и вот мне уже кажется, что я схожу с ума. Кульминацией мысли стал удар, словно осенивший меня простотой и легкостью компромисса.
Я решил выпилить посреди двери треугольник, да так, чтобы через него можно было свободно смотреть, просунув руку осязать, а при надобности полностью просунуть в него голову для полного и естественного осознания своей сопричастности к стуку, дыханию и запаху ночной женщины.
Так я и поступил: выпилил приличный треугольник на уровне чуть ниже своего живота.
Потом сидел, проникаясь сутью проблемы, и вдруг понял, что ведь за дверью будет женщина, а не просто что-то безликое и бестелесное и одного треугольника на уровне гениталий будет мало, надобно выпилить на уровне груди еще два круга, чтобы можно было бы окончательно убедиться в женственности подруги моего соседа.
Так я и сделал. Выпилил два круга сантиметров по двадцать в диаметре на уровне предполагаемых женских грудей.
Опять сижу и думаю: «Чего-то не хватает!!!» Уже все: дверь почти как решето из геометрических фигур, а я все не спокоен, весь в тревоге о предстоящем свидании.
И вот, я, наконец-то решился на последний отчаянный шаг – выпилить круг на месте лица бедной девушки. Все же я не совсем еще животное, лицо это зеркало души и для него следовало выпилить круг в первую очередь, а я, как в прочем и всегда, думаю об этом в последнюю очередь – видимо так складывается моя «глубокая» духовность, привитая мне нашими раввинами в синагоге – «вначале низ, потом верх»!!!
Ну, вот и все. Готово! Осталось подругу только ждать…
Пришла ночь, Слава за стенкой пропыхтел, потом заснул, но никто к моей двери не приходил. В ожидании я был весь натянут как струна, мог только лежать, прислушиваться и мечтать о внеземном блаженстве ограниченным от крайностей и окончательного грехопадения симметричными отверстиями в двери.
Внутренняя борьба наполнилась во мне сомнениями, чтобы укрепиться в правильности своих мотивов, я прижал к груди требник и в полоумной истоме молился об окончании искушений.
Ничего не происходило, и я робко прислонился к двери обдаваемый сквозняком и тьмой коммунального коридора.
Наконец, обессиленный ожиданиями я просунул в треугольник ногу, повесил в отверстиях для грудей руки, голову с трудом протиснул в отверстие для лица и безжизненно повис на своих дверях, окончательно потеряв надежду.
К своему бессилию и разочарованию, я обнаружил, что мои уши застряли и голову обратно через отверстие мне не просунуть.
Несколько раз я повторил попытку и окончательно обессилев, после своих конвульсий обвис на дверях как тряпка.
Вдруг раздались хриплые стоны, это Славик с явного бодуна, проснулся зараза, видимо в туалет, и, выйдя в коридор, застал меня в столь неприглядном виде.
- А, еврейская рожа, - с сарказмом сказал он, - Совсем уже распоясался поганый жид, даже ночью за мной пасешь – грубо и быстро добавил Слава, и со всего маху ударил меня в нос, да так, что я влетел в свою комнату вместе с дверью.
Потом я оставшуюся ночь льдом останавливал носовое кровотечение и думал: «А была ли эта девочка с большим носом или мне все это причудилось?»
Наверно меня сочтут ненормальным, но я твердо убежден, что никому и в голову не придет, что пропилы в своей двери я сделал для ночной незнакомки, а потому мое спокойствие настоящее и главное, я уверен – кто-нибудь из прекрасной половины оценит мои искренние, чистые побуждения в этой области. )))