Там, за Гиндукушем. Книга IV. Главы 10-11

© Владимир П. Паркин

ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ
Историко-приключенческий роман
Книга опубликована в изданном Втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.
ISBN 978-906066-04-6

Историко-приключенческий роман
Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"

***

«Меч и крест ротмистра Кудашева»
Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.

Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –
                1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».
Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».
Книга третья: «Хиндустанский волк».
Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».
Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".

«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.

***    *****    ***

  Глава Х
Завтрак у Барратов. Русские кузнецы на свободе. Секретная переписка. Признание в любви по-немецки. Бриллиант в шесть каратов. Тревожная телеграмма. Кара Господня – энцефалит.

Июля 24. 1912. Исфахан.

С утра пораньше Кудашев поехал к Барратам. По русскому обычаю больных с пустыми руками не навещают. Поехал через «Бозорг». Оставил «Роллс» на прибазарной площади под присмотром фарраша. Дал ему кран. Фарраш от монеты не отказался, перестал прогуливаться и тут же присел на подножку автомобиля, поставив между ног берданку, всем своим видом изображая живое воплощение идеалов Порядка, Справедливости и Неподкупности.

Пройтись по базару простым неприметным покупателем Кудашеву не удалось. При его появлении у прилавка продавцы прекращали голосить, расхваливая свой товар и зазывая ранних покупателей. Кудашеву со всех сторон низко кланялись, здоровались:

– Салам алейкум, сахиб протектор!
– Ассалам алейкум!
– Эссалом алейкюм!
– Шнурагх алутюн, мелик-джан!

У прилавка, с которого его назвали по-армянски «князем», Кудашев остановился. Чуть было не ответил на языке Хачатура Джугаэци, автора трактата «История Индии». Вовремя спохватился. Приказал на фарси:
– Мацони, творог чор тан, масло, лаваш!

В минуту корзинка ивовых прутьев была наполнена свежими продуктами: мацони и масло только что с ледника, лаваш – из раскалённого тамдыра!

– Арцах, бастурма? – спросил Кудашев.

Нашлось и это. Хорошо, базар большой, бить ноги и глазеть по сторонам здесь до вечера можно.
– Мёд и лимоны! – закончил покупки Кудашев. Расплатился. Оставил медные шахи сдачи на прилавке. Вышел, провожаемый низкими поклонами. Уже на площади у самой машины его нагнал базарный староста в роскошном зелёном шёлковом халате. Вслед за ним бежал с большим коробом из тростника, покрытым белым платком, чёрный, как африканская ночь, слуга-арап.

– Саиб протектор! Саиб протектор! – зачастил старшина-базарчи. – Хочу пригласить вас на обед! Приготовим всё, что пожелаете – кебаб по-персидски или шашлык по-карски, барашка на вертеле, козлёнка в молоке! Халва, пахлава… Только прикажите. Если захотите, будет музыка, кеманча, сазандар. Красивые пери, совсем девочки. Гашиш кашгарский!

Кудашев жестом остановил поток слов. Спросил:
– Подвалы от мусора очистили? Крыс извели?

– Да! Мусор вывезли, мясной ряд кипятком два дня мыли, торговли не было. Ещё кошек взяли. Они с крысами разделаются. Ядом травить не можем. Народ узнает, никто ничего не купит! Бояться будут. Простите нас, будем чисто жить!

– Хорошо, – сказал Кудашев, тронулся с места. Арап не успел поставить свой короб в машину.

***

На звонок от парадного в доме Барратов Кудашева встретил грум-сипай Музаффар-джи. Кудашев приветствовал его на хинди, Музаффар-джи ответил с поклоном на английском. Принял протянутую ему корзинку, приоткрыл закрывающий её платок, довольно улыбнулся, поклонился ещё раз. Позвал кухарку, свою супругу – бахен Каришму. Увидев Кудашева, Каришма поклонилась, сказала «намасте», сложив ладони рук, поднесённых к губам в ритуальном приветствии белого сахиба.

К больному Уильяму Кудашева не пропустил ночевавший в доме полковой врач военный чиновник Роберт Олдвуд.

На первый вопрос: «Что с капитаном?», ответил:
– Будет жить. Но пять-семь дней – постельный режим. Вовремя начали лечить. Пропусти мы первые два -три дня, и за благоприятный исход ни один врач не поручился бы.

– Что прописали? Хинин?

– Слава Богу, что медицина, и полковая аптечка в частности, имеют хинин на вооружении. Пока других средств нет. Простите, сэр, я попрошу два дня к больному не входить, ничем его не беспокоить. Он еще тяжёл, сейчас спит, вечером будет приступ. Пользую капитана не по справочникам. У меня большой опыт работы с малярией и по Индии, и по Экваториальной Америке. Даю хинин. Но не в порошках, а для большей эффективности ввожу, как делают в Бразилии, сразу в кровеносную систему, внутривенно. Привёз из Рио капельницу. Вчера – ударная однократная доза в один грамм, через шесть часов еще пятьсот миллиграмм. Выдержал! Сегодня и до пяти дней – однократно по семьсот пятьдесят миллиграмм. На шестой день наш капитан будет, как новенький!  Ещё раз прошу – не тревожьте его ни сегодня, ни завтра. Послезавтра – видно будет!

На голоса из своей спальни вышла Кунигунда. Немного смущаясь врача, протянула Кудашеву руку для поцелуя.
– Доброе утро, доктор Олдвуд. Доброе утро, доктор Котович! Будем завтракать?

От завтрака джентльмены не отказались.
Врач Олдвуд взял Кунигунду за руку, достал из жилетного кармана часы, просчитал пульс. Попросил показать язык. Остался доволен.
– Хорошо. Могло быть хуже. Вас спасло здоровое сердце. Постарайтесь не подвергать его перегрузкам в ближайшие две недели. Однако, бледны, леди. Здесь не горная Шотландия. При таком цвете лица похожи на призрак, оставшийся от леди Кунигунды Баррат. Никаких голодных диет, конных прогулок, танцевальных вечеров и прочее! Рекомендую хоть первую неделю хороший стол, свежий лимонад и хоть глоток виски за завтраком!

Служанка миссис Ева раскрыла двери гостиной.
– Завтрак на столе!

– О, что-то новенькое в нашем меню! Никаких пудингов, яичниц с ветчиной. Но пахнет… Есть хочу!

– Сегодня у нас армянский завтрак. Я с утра побывал на «Бозорге», проверил работу санитарной службы. Не в претензии. Прошу: холодное кислое молоко с коричневой «томлёной» пенкой называется мацони, солёный сыр – брынза, лепёшки, тонкие, как писчая бумага – лаваш! Сливочное масло представлять не нужно, свежайшее. Яичница без свинины, но с жареным луком, брынзой и помидорами. Есть и горячее блюдо – долма! Это тефтели из молодого барашка с рисом в молоденьких листьях кишмишного винограда!
 
– С ума сойти! Вы что, специалист по армянской кухне?

– Я не повар, я, иногда, просто гурман. Если будет ваша воля, леди Баррат, завтра у нас будет ужин по-гречески или по-японски!

Музаффар в белых перчатках. Он прислуживает за столом. В три бокала плеснул на два пальчика тёмно-рубинового арцаха. Потянулся к ведёрку со льдом, хотел было насыпать в бокалы по ложке колотого льда, но Кудашев остановил его руку.
– Налейте нам лучше по второму бокалу лимонада из свежих лимонов!

Выпили. Кунигунда даже не ойкнула, но сразу запила огненый арцах холодным лимонадом.
Мистер Олдвуд опустошил свой бокал в три приёма, смакуя, распробывая каждый глоточек. Сказал:
– Вери стронг!
И после паузы:
– Вери гуд!

Кунигунда и Кудашев рассмеялись.
Мистер Олдвуд посмотрел на Кунигунду:
– О, леди Баррат! Порозовели. Я вижу, у вас есть собственный хороший доктор… биологии!
Встал, отёр салфеткой свои седые коротко подстриженные усы. Поблагодарил:
– Замечательный завтрак, сэр, леди! И вкусно, и сытно, и познавательно! Благодарю. Прошу прощения, Иду к сэру Баррату. Ему тоже не мешало бы позавтракать. Правда, этот армянский бренди мы разрешим ему не ранее, чем на шестой день!

В полураскрытую дверь постучали. В гостиную заглянула бахен Каришма, что-то быстро сказала на диалекте хинди своему мужу. Музаффар обратился к Кудашеву:
– Сахиб протектор! Из штаба полка прибыл вестовой с конвертом для вас!

В синем служебном конверте лежала короткая записка от майора Джеймса Фитц-Гилбера:

– «Уважаемый доктор сэр Джон Котович! Мои пожелания скорого выздоровления капитану Баррату. Со вчерашнего дня новостей от капрала Лаклака нет. Я принял решение, согласованное с большинством членов «IsMB» – получить необходимые подписки, в т.ч. и о добровольном сотрудничестве по «Делу», со свидетелей – кузнецов Архиповых из Джульфы. Если вы не имеете ничего против, напишите одно слово: «Согласен». Если есть иные планы, кузнецы останутся на гаупт-вахте. Майор Джеймс Фитц-Гилбер».

Что Кудашев и сделал. Расписался на обороте записки: «Согласен». Перезапечатал конверт и вернул его вестовому.

Лишь вестовой сделал свой манёвр «налево кругом», как Кудашев почувствовал на себе руки Уны и поцелуй в щёку. Повернулся к ней. Долгий поцелуй в губы…

– Мне нужно развеяться, – сказала Уна. – покатай меня по городу, пока жара нас под крышу не загонит! Верхом я, пожалуй, ещё слаба.
Кудашеву идея понравилась.
– На часик, не больше. Ладно? Доктор заругает! Одевайся. На всякий случай захвати свой маузер, постреляем в предгорьях!

Врач лёгок на помине. Вышел из спальни Уильяма, поманил Кудашева к себе жестом:
– Капитан Баррат просит зайти к нему, сэр. Прошу не волновать его, если у вас будут дурные новости. Я присутствовать при разговоре не буду, но через три минуты попрошу вас покинуть больного.

Капитан Баррат был плох. Лицо изжелта серо-белое в испарине. Губы белые, обмётанные лихорадкой.

Кудашев взял его за руку:
– Держись, Уильям. Мы с тобой! Уне легче, уже ходит, звтракали вместе. Сейчас часик покатаю её за городом, подышим воздухом, и домой!

Баррат с трудом разжал сухие губы. С одышкой, останавливаясь после каждого слова, сказал:
– Маме не сообщайте… Дайте от нас телеграмму: «Любим, помним, скучаем, целуем!», и всё.

– Хорошо.

– По работе новости есть?

– Скауты маршрут изучают. Пока без конфликтов. Кузнецов под подписку освободили. Я снова со своими белыми мышками и микроскопами!

– Есть просьба. Мы начали разбирать архивный хаос… Нужно довести дело до конца.

– Доведём. Работы на день!

– Поезжай без меня. Передай письмоводителю, я приказал. Поработайте сегодня вдвоём. Меня этот хаос в бреду преследует. Задыхаюсь в бумажной лавине…

– Как прикажете, сэр. Будет исполнено, сэр! Через час начну. Ближе к ночи закончим!

Без стука зашёл врач. Знаком показал Кудашеву на дверь.
– Выздоравливай, Уильям, – попрощался Кудашев с Барратом, легко пожал его слабую мокрую от холодного пота руку.

Прогулка с Уной тоже не задалась. Через полчаса она устала и попросилась домой. Однако, Кудашев успел отстрелять по сухому дереву пять патронов из маузера, подаренного Кунигунде фон Пенком. Гильзы собрал, сунул в карман. Уна к оружию не притронулась.

Через час Кудашев уже работал в библиотеке миссии. Вместе с письмоводителем военного атташе разбирали груду бумаг. Согласно классификации документов.
***
Документ № 66
 
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу,  Персия, Тегеран.
 
Донесение (Расшифровка).
Совершенно секретно.
Срочно.
«HW-1» – «SG-1».
Извлечение:

Настоящим имею честь передать следующие документы: копии с подлинных секретных и конфиденциальных документов.
А именно:
– информационные и организационно-распорядительные документы Правительства Соединённого Королевства и Правительства Индии;
– Военного министерства;
– Генеральных штабов Соединённого Королевства и Вице-Королевства Индии;
– Министерства иностранных дел – Foreign Office;
– отчеты, донесения, справочники, дневники, военные крупномасштабные карты территорий Персии и Месопотамии; списки личного состава подразделений экспедиционного корпуса Британской Индийской Армии в зоне влияния Соединённого Королевства в Персии; некоторая личная переписка всех субъектов упомянутых  инстанций.

Источник: военный атташе Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане капитан Уильям Гай Баррат.

Перечень:
1. Документы ведения Политической разведки.
Исходят из:
• Правительство Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Индии.
• Министерство Иностранных Дел – Foreign Office.
• Правительство Индии, Политический Отдел –Government of India Political Department.
• Иностранное Управление при Правительстве Индии.
• Генеральное консульство Соединённого Королевства в Тегеране. General consulate of the United Kingdom in Teheran.
• Генеральное консульство Соединённого Королевства в Исфахане. General consulate of the United Kingdom in Isfahan.

2. Документы ведения Военной разведки.
Исходят из:
• Генеральное консульство Соединённого Королевства в Исфахане. General consulate of the United Kingdom in Isfahan.
• Военно-оперативное Управление Генерального штаба Индии;
• Разведывательный отдел Главного штаба Индийской армии.
• Разведывательный отдел Штаб-квартиры Британской армии в Вице-Королевстве Индия.

3. Документы ведения Военного министерства.
Исходят из:
• Военное министерство Соединенного Королевства. Лондон. The Military Ministry of the United Kingdom. London.

В том числе:

• Из ежегодных – Политический Правительственный отчет Индии за 1910 год – раздел «Персия».
• Выборочные страницы из Консульских дневников из Мешхеда, Решта, Исфахана, Шираза за период с 1900 года по 1911-й.
• Новейшие географические справочники, книги маршрутов, военные отчеты военных атташе по Исфахану, Ширазу, Керманшаху.
• Справочник: «Биографии Ведущих Лиц в Персии».
• Ежегодные спправочники: «Кто есть кто в Персии» за период с 1905 года по 1911 год. Содержат информационно-разведывательные данные о внутренней политике Правительства Персии, достаточно подробные – об этнических меньшинствах народонаселения Персии, племенных группировках, лидерах, иерархии, о фактах соперничества в борьбе за влияние, за власть, о наиболее ярких личностях, потенциально способных к организации масс.
• Доклад о доходах туземного населения провинции Исфахан за 1910 год.
• Доклад о доходах иностранных концессионеров в провинции Исфахан за 1910 год.
• Меморандум информации  по делам межплеменных разногласий персов, курдов и арабов на берегу Персидского залива.
• Списки пропавших без вести подданных Великобритании.
• Поимённые списки личного состава военных частей Британской Индийской Армии:
А именно:
– 14-ый Бэкингемширский полк;
– 17-й Уланский Герцога Кембриджского полк;
– 1-ый Гуркский стрелковый пехотный полк в Варанаси;
– 2-ой Пешаварский полк пограничной стражи;
– 23-ий Пенджабский стрелковый пехотный полк;
– Отдельный батальон разведчиков-скаутов элитного кавалерийского полка Бенгальской кавалерийской бригады;
–  продолжение следует:……..……………………………
–  …………………………………..……………………………
• …………………………………..…………………………………..…………………………………………………………

Носители информации:
Копии сделаны с подлинных документов путём фотографирования аппаратом фирмы «Кодак» на синемаленту, светочувствительную, надлежащим образом обработанную. Всего тридцать лент, свёрнутых и упакованных в вощёную бумагу и фольгу. Всего восемьсот сорок изображений-кадров, хорошо читаемых при увеличении с помощью «волшебного фонаря».
Примечание: плёнки боятся влаги и открытого огня!
«HW-1»*.
______________________________________
* Кудашев.
______________________________________

***
Документ № 67
 
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу,  Персия, Тегеран.
 
Донесение (Расшифровка).
Совершенно секретно.
Срочно.
«HW-1» – «SG-1».

Извлечение:
Настоящим посылаю подготовленный мною «Предполагаемый План мобилизации Армии Индии (включающей чисто британские части и части туземные с английским командованием) и резервов на территориях Индостана и Персии на случай военных действий, затрагивающих интересы Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Вице-Королевства Индии».
Источник информации:
Документ составлен на основе компиляции сведений, полученных из разного рода подлинных источников – консульских дневников, списков личного состава, резюме военных ведомств, приказов по супер-интендантству. Ссылки указываются.
Носители информации:
Синемаплёнка. Всего восемьсот сорок изображений-кадров.

Резюме:
Армия Индии может быть увеличена в 2,8 раза призывом резервистов в срок двух месяцев – 60-ти календарных дней.
В срок четырёх месяцев на театр военных действий, а также на территории временной оккупации – может быть выставлено до одного миллиона военнослужащих пехоты, кавалерии и артиллерии.


 Территории дислоцирования войск: Персия по всей территории, в т.ч. важнейшая в стратегическом отношении зона Персидского залива; Турецкая Месопотамия, Северный Курдистан, Кавказский Апшерон и Закаспийская область Российской империи.

 «HW-1»*.
______________________________________
* Кудашев.
______________________________________

***
Документ № 68
 
Военный агент-резидент Владимир Георгиевич Дзебоев, Персия, Тегеран – начальнику РО Штаба Войск ТуркВО полковнику Джунковскому Евгению Фёдоровичу, Российская Империя, Туркестанский край, Ташкент –первому обер-квартирмейстеру Главного управления Генерального штаба генерал-майору Монкевицу Николаю Августовичу.
 
Донесение (Расшифровка).
Совершенно секретно.
Срочно.
«SG-1» –  «TS-8» – «AA-2»

 Извлечение:
… В качестве Советника Президента Русского Ссудного Банка в Тегеране Персии имел доступ к нижеприлагаемым в копиях банковским документам, которые должны заинтересовать наше ведомство.
Некий подданный Российской Империи, постоянно проживающий в городе Хива Хивинского ханства, по имени Иманулло-Сардар при посредничестве российскоподданного Александра Лисевич-Кутафьева, финансового консультанта Московской конторы Государственного банка России, постоянно проживающего в Москве, Тверская-Ямская, 6, открыл в Русском Ссудном Банке депозитный счёт на своё имя. Личность Иманулло-Сардара подтверждена Российским паспортом с отметками таможни Красноводск. На депозит наличными положено пятьдесят тысяч российских рублей золотом. Банку предъявлен Контракт на русском и немецком языках, в котором Иманулло-Сардар именуется «Покупателем», а «Продавцом» – некий подданный Германии Клаус Пенк, постоянно проживающий в немецкой слободе города Исфахан Персии, домовладелец. Предмет Контракта согласно «Приложению» орудия сельскохозяйственного труда – мотыги, серпы, кузнечный и слесарный инструменты, швейные машинки «Зингер». Товар должен поставляться пятью равными партиями. Соответственно оплачиваться по факту поставки пятью траншами переводом в Германию – Дойче Рейх – в Берлин на счёт, указанный Клаусом Пенком, принадлежащему  некоему «Обществу за немецкую колонизацию». Товар должен быть передан продавцом Клаусом Пенком покупателю Иманулло-Сардару на территории Персии в городе Мешхеде провинции Хорасан в каравансарае Хаджи-Кудрат-бия, что у «Новых Ворот». 
В самом договоре и вообще в подобных торговых отношениях нет криминала. Имею следующие основания предполагать, что настоящий Контракт является документом, гарантирующим оплату товара. Однако, есть сомнения, что предмет товара будет соответствовать описи. Уверен, это будет оружие. Иманулло-Сардар не является купцом. Иманулло-Сардар – Мюнбаши – «тысячник» – начальник войск хана Хивы, Его Высочества Мехмет Рахим-Бахадур-Хана Второго.

Прошу Вашего распоряжения Туркменской сотне милиции иррегулярного Закаспийского полка, дислоцированной в настоящее время в Хорасане, блокировать на предмет досмотра караваны двигающиеся из Турецкой Месопотамии в Мешхед. Только те, что будут гружены тяжёлыми деревянными ящиками.
В ящиках, несомненно, будут винтовки Маузера и боеприпасы к ним.
Источник дополнительной информации военный агент «HW-1».  (Ал. Кудашев – прим. авт.).

В его присутствии на званом ужине в Исфахане, в усадьбе вице-консула военного атташе Гай Генри Баррата ужинали Клаус Пенк, Лисевич-Кутафьев и Иманулло-Сардар, который был представлен как Начальник личной гвардии хана Ахал-Текинского оазиса Махтум-Кули-хана – подполковник русской армии Ораз-Сардар. Истинный Ораз-Сардар знаком «HW-1» лично. После ужина Клаус Пенк, Иманулло-Сардар, Лисевич-Кутафьев и полковник Баррат уединились в домашнем кабинете последнего. «HW-1» на разговоре не присутствовал. Через некоторое время они усадьбу покинули.
Поутру полковник Баррат решил лично проверить некий грот Великого Змея, упомянутый за ужином в разговоре Клаусом Пенком. Этот грот обозначен на картах, находится в восьми милях от Исфахана в предгорье Загросса и носит название «Ков-Ата», что по-курдски означает «Отец-Змей». Баррата сопровождали индусы кавалеристы-скауты (разведывательного батальона).

Предполагаю: Заключенная сделка на поставку оружия из Германии через Турецкую Месопотамию и Персию в Российский Закаспий не могла быть осуществлена без надёжного прикрытия. Таким прикрытием мог бы стать полковник Баррат. Возможно, Клаус Пенк имел какие-либо основания для переговоров с Барратом. Возможно, сам Баррат провоцировал его с целью получения информации. Игра не удалась. Что-то не сложилось. Баррат от участия в сделке отказался. Пенку пришлось Баррата ликвидировать. Подавая личный пример, полковник Баррат первым спустился в пещеру, где, возможно, рассчитывал найти склад контрабандного оружия, но был сожжён из огнемёта немецкого производства. Разведчики-скауты разбежались, будучи уверенными, что полковника поразил огнедышащий змей. В настоящее время проводится расследование. Состав военной коллегии, расследующей дело, утвержден лично генерал-майором Уилфредом Маллессоном. Коллегию возглавляет сын полковника Баррата драгоман консульства капитан Уильям Баррат, принявший должность отца – военного атташе. Наш агент «HW-1» так же является членом вышеназванной коллегии. Жду от него следующей информации по делу.

«SG-1» *.
______________________________________
* Дзебоев.
______________________________________

***
Документ № 69
 
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу,  Персия, Тегеран.
 
Донесение (Расшифровка).

1. Удалось отстрелять пять патронов из пистолета Маузер номер М712 1906, калибра 7,65 (шнеллерфойерпистоле), полученного от Кунигунды Баррат, ранее принадлежащего Вольфгангу фон Пенку. Стреляные гильзы собраны. Пробитые капсюли гильз отфотографированы. Фотографии отпечатаны с увеличением в 50 раз. К сожалению, вмятины – следы от ударника на гильзах, отстрелянных из  пистолета Маузер номер М712 1906 не идентичны следам от ударника на гильзах, собранных на месте расстрела в каравансарае на реке Атрек.

2. Версию присутствия фон Пенка в каравансарае на реке Атрек можно исключить. Там мог быть и иной офицер германского вермахта. Только в немецкой слободе Исфахана проживают более сотни мужчин немецкой национальности, способных носить оружие. Тем более, что кетхуда не опознал фон Пенка по фотографии.

Вывод: Расследование продолжается. Появляется ещё один подозреваемый – человек немецкой национальности на коне, клеймённом тавро «крест». Предполагаемый убийца полковника Баррата.

Посылаю фотографии.
«HW-1»*.
_____________________________________
* Кудашев.
______________________________________

***

Июля, 30 дня, 1912 г. Исфахан.

С утра в усадьбу к Кудашеву прискакала Уна. Верхом. В сопровождении своего сипая-грума Музаффара.
Крикнула на весь двор:
– Джон! Где вы? Уже позавтракали? Если «да», то собирайтесь, поехали кататься. Я в постели скорее зачахну, мне адреналин для нормальной жизнедеятельности нужен!

– Здравствуй, Уна! Поздравляю, «черная вдова» с тобой не справилась. Давай вместе хоть по чашке чая выпьем. Я один не буду, а без маковой росинки во рту до обеда – тяжко!

Кунигунда не отказалась. Болезнь ушла, молодой организм брал своё. Белые зубки перемалывали всё, что успевал подавать на стол Джамшид-баба. А розовые губки беззвучно шептали Кудашеву: «Люблю! Люблю! Люблю!»!!!
Кудашев молчал, но улыбался. Его сердце пело сладкой болью. Но губы не могли себе позволить ответить тем же словом.

– Как Уильям? – поинтересовался Кудашев.

– Для малярийно инфицированного – нормально. После обеда почти здоров, но его вечерние приступы и меня вгоняют в фамильный склеп! После прогулки навестите его. До шести вечера, не позже.

От ворот к веранде донёсся автомобильный сигнал, потом – стук в калитку. Кудашев и Кунигунда поднялись из-за стола, вышли встречать гостя. Им был знаком двойной сигнал в кварту клаксона «Мерседес-Бенца» фон Пенка.

– Бог мой! – не удержалась Кунигунда при виде старого знакомого.

Вольфганг фон Пенк впервые появился перед леди Кунигундой Барратт-Скотт, сменив свой неизменный военный мундир старшего офицера без погон на аристократический чёрный смокинг, а коричневые сапоги с белыми отворотами при шпорах – на лакированные туфли с белыми гамашами на чёрных кнопках. Он без оружия, без привычного стека, но и без джентльменской трости.
Свой цилиндр фон Пенк смиренно держал в руках.
Остановился за три шага до ступеней крыльца открытой веранды. Полупоклон леди Кунигунде, кивок в сторону доктора Котович.

– Что ж вы встали, Вольфганг! – Кунигунда рукой пригласила фон Пенка к столу. – Джамшид-баба! Ещё один прибор!

– Леди Баррат, доктор Котович! Прошу прощения, я к вам по серьёзному делу. Доктор Джон, если вы позволите мне поговорить с леди Баррат три минуты наедине, я буду вам очень признателен. У меня несчастье, я поделюсь с вами после…

Кунигунда Баррат-Скотт не была бы женщиной, если бы не ожидала от старого знакомого своего отца Вольфганга фон Пенка подобного завершения своих с ним дружеских отношений. Повернулась к Александру Георгиевичу, демонстративно прижалась к нему, поцеловала в щёку. Сказала Кудашеву на ухо:
– Немец пришёл свататься. Наверное, овдовел. Бедненький, долго ждал! Ты позволишь?

Что оставалось Кудашеву? Он ответил:
– Йес…

Уна спустилась во двор.
– Прогуляемся, Вольфганг? Рассказывайте.
Не позволила взять себя под руку. Пошли по дорожке, выложенной каменной плиткой, вокруг дома. Не позволила свернуть в сад.
– Здесь не выкошена трава. Боюсь змей. Никак не добьюсь красоты классического английского газона!

В три минуты немец не уложился. Его инглиш был тяжёл, как поступь гренадерского полка вермахта, фразеология сложна, как двигатель Дизеля. Через три минуты Уна устала его слушать.
– Господи, Вольфганг! Мы до вечера не управимся. Говорите, в конце концов, с чем пришли. Достаточно соболезнований. Я видела ваш миртовый венок, читала запись в траурном альбоме. Хотите меня снова заставить плакать? Вы за этим ко мне пришли?!

 Фон Пенк остановился. Вервые этот большой сильный человек с профилем рыцаря героя нордического эпоса выглядел жалким и маленьким.
– Я всё скажу. Простите маленькую хитрость, в три минуты не уложусь. Выслушайте меня, пожалуйста!

– Да.

Фон Пенк вздохнул. Он был похож на человека, готового броситься в холодные тяжёлые волны северного моря.  Начал говорить:
– Начну с главного. Не убивайте и не прогоняйте меня после моей первой фразы. Дальше для меня будет проще!

– Я слушаю вас, Вольфганг! Признавайтесь. Жизнь гарантирую!

– Леди Кунигунда Баррат! Я люблю вас! Это чувство – основа всех иных взаимоотношений, которые могут сложиться между нами в дальнейшем!

Увы, Кунигунда не та женщина, что была бы способна долгими вечерами сидеть над «Страданиями юного Вертера» со слезами на глазах. Этот труд Уна прочла на языке Гёте ещё в свои собственные семнадцать лет. Не без колкости спросила:

– А как же ваша гроссфрау Марта фон Пенк? Вы согласовали с ней это признание? Или успели в Персии сменить вероисповедание на то, которое позволит вам иметь четыре жены? Я не стану вашей любовницей. На этом предлагаю закрыть тему беседы!

Этот удар фон Пенк выдержал не напрягаясь. В бою он чувствовал себя легко, как альбатрос в штормовом небе. Кунигунда без труда вывела его из розового тумана. Сантименты закончились. Пошла деловая проза. Здесь он был в своей стихии.
– Одно ваше слово «да», леди Кунигунда, и фрау Марта получит развод. Ради вас я изменю не только строку в паспорте. Вероисповедание, равно как и участие в какой либо человеческой общности – ничто для меня не будет иметь значения. Сегодня я – самодостаточный человек. Мы сможем жить без забот в любой стране мира, наслаждаться тем, что нам сможет дать за наши деньги человеческая цивилизация либо госпожа природа. Мы можем заниматься творчеством, благотворительностью, писать книги, статьи, просто ходить под парусом между островами в вечно лазурном море, охотиться… У нас будут именные ложи в самых знаменитых операх мира! Я сватаюсь к вам!

Фон Пенк вынул из жилетного кармана коробочку зелёного сафьяна с выпуклой, как у старинного сундучка, крышкой. Нажал кнопочку. Крышка откинулась под музыку «Ах, мой милый Августин!». В коробочке сверкало бриллиантом платиновое кольцо.
– Шесть карат, амстердамская огранка Иосифа Асскермана, леди Кунигунда. Не волнуйтесь, не краденый. Я – акционер «Де Бирс»!

Леди Кунигунда поняла, что стоит в преддверии очень серьёзного испытания. Куда делся румянец с её щёк! Она не протянула руки за подарком.

Разговор, с таким трудом начатый фон Пенком, был прерван на самой серьёзной ноте.
– Мэм сахиб! Простите, мэм сахиб! – к Кунигунде бежал, размахивая листом бумаги, её грум Музаффар. – Вам срочная телеграмма из Англии, мэм сахиб!

Кунигунда распечатала телеграмму, прочла её и, не в силах стоять на собственных ногах, схватилась за столбик веранды. Фон Пенк поддержал её за локоть.
Кунигунда вырвала руку и решительно направилась к крыльцу веранды, где, неподвижен, как столб, стоял, облокотясь о перила, Кудашев. Она протянула телеграмму Кудашеву. Читала её второй раз вместе с ним, и не понимала её смысла:

– «… НАШ ДОМ ПЕТЛАНДЕ И ЗЕМЕЛЬНЫЙ НАДЕЛ ПРИ НЕМ АРЕСТОВАНЫ СУДЕБНЫМИ ПРИСТАВАМИ ЗПТ ВЫСТАВЛЕНЫ НА ТОРГИ КРЕДИТОРОМ  ПЕТЛАНД БЭНК ТЧК СУММА ИСКА ДЕВЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ШЕСТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ ТЧК ПАПУ ПОХОРОНИЛИ ОБЩЕМ КЛАДБИЩЕ ТЧК МАМА ТЧК».

 – Этого не может быть! – прошептала Кунигунда. – Мама не могла влезть в такие долги! А папа не имел никаких прав закладывать дом, дом – фамильная собственность мамы!

Тихо, не спеша подошёл к крыльцу фон Пенк. Достал портсигар, закурил. Сделал несколько затяжек. Обратился к Уне:
– Простите, леди Баррат, я догадываюсь о содержании телеграммы, что так вас расстроила. Прошу, не волнуйтесь. Эти сведения несколько устарели. Я уже выкупил у банка задолженность покойного сэра Баррата. Барристер, нанятый мною, улаживает дела в Эдинбурге. Леди Мария Эллен Баррат сегодня будет ночевать в собственном доме.

Фон Пенк повернулся лицом к Кудашеву:
– Простите меня, сэр, что не сразу обратился к вам. У меня большое горе и неотложное дело!
С этими словами фон Пенк протянул Кудашеву стеклянную рюмку, заклеенную по верхнему краю бумагой. В рюмке что-то чернело. Кудашев вынул из кармана лупу.
– Это клещ. Самка. Брюшко раздувшееся, напившееся крови… Где вы её раздобыли, герр оберст? Это что, подарок в мой «зоопарк»?

– Это не подарок, – уважаемый доктор Котович. – Мне сегодня не до шуток. Наш старый немецкий врач Краузе обнаружил эту тварь в паху моего сына. Сумел извлечь клеща живым без повреждения, обработав кровопийцу миндальным маслом. Мальчик без видимых причин  потерял сознание. Впал в кому. Я не могу сказать, где и когда он подцепил это чудовище. Прошу вашего согласия поехать со мной в мой дом. Наш врач не в силах назначить какое бы то ни было лечение!

Кудашеву не потребовалось много времени на принятие решения. Посмотрел на Уну.
– Прогулка отменяется, леди Уна. Я еду к фон Пенку. Возвращайтесь домой. Ещё созвонимся, увидимся!

– Нет, – решительно сказала Уна. Не обращая внимания на фон Пенка, добавила: – С сегодняшнего дня я всегда и во всём с тобой вместе!

Кудашев вызвал Гагринского, передал ему склянку с клещём. Вывел к воротам «Роллс-Ройс». Кунигунда поручила своего жеребца заботам Джамшид-баба. Села рядом с Кудашевым. Грум Музаффар не оставил свою госпожу, поехал следом. Впереди пылил «Мерседес-Бенц».

Фон Пенк был мрачен.
На глазах Кунигунды снова стояли слёзы.
Сердце Александра Георгиевича в кровь драли большие чёрные кошки.
Не было доброго настроения и у Музаффара, верного сипай-грума Кунигунды. Он не заблуждался, предполагая, что сытая жизнь его семьи без госпожи закончится очень быстро.
С этим грузом мыслей и ехали. И неизвестно, чей груз был тяжелее.

Чтобы попасть в немецкий посёлок, Исфахан нужно было пересечь с юга на север. Нормальной езды на второй скорости не более двадцати, двадцати пяти минут. Однако, попали в «пробку». Не в автомобильную, конечно. Исфахан – не Нью-Йорк. В менее опасную, но в более неприятную. Козьи стада с севера на юг, овечьи – в обратном направлении. Пыль, запах, шерсть, крики пастухов! Двадцать минут испытания. Однако, эта «пробка» дала возможность Кунигунде и Александру Георгиевичу переговорить без помех.
 
У хорошего журналиста, как у лингвиста, профессиональная память. Уна Скотт была хорошим журналистом. Журналистом «Таймс», а не какой-нибудь газетки в четверть листа типа «Челси Ньюс». Она пересказала предложение, сделанное ей фон Пенком, слово в слово.
С минуту оба молчали.
– Почему молчишь, Джон? Не веришь мне? – спросила Уна. – Мне не нужен ни сам Вольфганг, ни его бриллиант в шесть карат, ни его золотые горы, ни его имя!

– Молчу, не значит – не думаю! – ответил Кудашев. – Трудно поверить, но я предполагал многое из того, что Пенк подтвердил собственными словами. Виноват, сам себе не верил, сомневался в правильности собственных умозаключений. Давай так, сейчас смотрим, что случилось с этим несчастным мальчиком. Думаю, много времени это не займёт. Ничего по нашим делам не говорим, ничего не обсуждаем, в дискусии не вступаем, по всем поступающим предложениям берём на ответ тайм-аут! Тебя прошу особо: никаких активных действий. Постарайся успокоиться. Уверяю тебя, мы не тратили время даром, расследование продвинулось вперёд весьма успешно. На Пенка собран интересный материал, который может разрушить все его козни! Я располагаю необходимыми связями с весьма влиятельными персонами. Сегодня же по телеграфу обращаюсь к ним за помощью! Помни, ни одного слова, ни одного действия без моего ведома. Дело не в одном убийстве полковника Баррата, дело в серьезном межгосударственном противостоянии. В этой предвоенной драме цена живым отдельным людям, как цена фигуркам, вырезанным из бумаги. Будешь меня слушаться?!
Кунигунда прижалась к Кудашеву:
– Да, Джон, да. Да, мой любимый!

Дорога, наконец, освободилась. Автомобили двинулись. Вскоре свернули с пыльной дороги на улочку  немецкого посёлка, надёжно покрытую добротной каменной брусчаткой. Глинобитные мазанки и полуразрушенные дувалы сменились аккуратными одноэтажными домиками «фервахт» и яблоневыми садами. У этого маленького посёлка не было имени собственного, как у посёлков русских на севере Персии. Он был просто «немецким».

***    *****    ***
  Глава ХI   
Диагноз – «энцефалит». Цена «Плана мобилизации». Снова генерал-майор Уилфред Маллессон. Тайна «гулак-хана» Большого базара. Месть Матери-Нагайны.

В тот же день – июля, 30 дня, 1912 г. Исфахан.

В просторную детскую спальню на втором этаже дома старшины немецкой общины в Исфахане леди Кунигунда Баррат и Кудашев поднимались под «Отче наш» на немецком в лютеранском богослужении.

– Unser Vater in dem Himmel! – возглашал молодой сильный голос.
– Unser Vater in dem Himmel! – отвечал стройный хор, в котором угадывались  голоса как взрослых, так и детей.
– Dein Name werde geheiligt. Dein Reich komme. Deine Wille geschehe auf Erde wie im Himmel.
Unser t;glich Brot gib uns heute.
Und vergib uns unsere Schulden, wie wir unsern Schuldigern vergeben.
Und f;hre uns nicht in Versuchung, sondern erl;se uns von dem ;bel.
Denn dein ist das Reich und die Kraft und die Herrlichkeit in Ewigkeit.
Amen.
– Амен! – ответил хор.

В спальне четыре кровати. Три – детские, четвертая для взрослого. На ней в постели белоснежного белья, украшенного голубыми шёлковыми ручной вышивки васильками, юноша. Подросток.
У кровати стоят двое мужчин. Оба в чёрных парах, оба с белыми воротничками из-под сюртуков. В руках одного из них книга с простым без затей крестом на обложке – Библия. Это пастор. Второй со стетоскопом в одной руке и карманными часами в другой. Это врач. Фон Пенк называл его – доктор Краузе.
На коленях женщина. Фрау Марта фон Пенк. Она плачет, уткнувшись лицом в край подушки. Пытается своими руками согреть холодные руки своего сына.

Кунигунда подходит ближе к кровати, смотрит на больного. Знает его ещё с зимы. Наследник фон Пенка. Иосиф. Иосиф Прекрасный. Умирающий Иосиф.
Матово белое лицо. Синие полураскрытые губы. Дыхание почти не прослушивается. Восковые неподвижные руки поверх одеяла. Светлые давно не стриженые волосы, непокорный вихор, светлые ресницы и брови.

Тяжёлое зрелище. Кунигунда вспомнила лицо своего брата в беспамятстве в тяжёлом малярийном бреду. Тут же в сознании на миг всплыло и исчезло обезображённое лицо отца…
Из глаз Кунигунды брызнули слёзы. Она, не в силах сдержать себя, громко в голос зарыдала. Одна из женщин, находившихся у постели больного, поддержала Кунигунду.
– Гретхен, проводи фройляйн в умывальник, успокой её! – приказал фон Пенк служанке.
Они ушли.

– Что нового? – спросил фон Пенк у врача.

Доктор Краузе беспомощно развел руками.
– Медицина ещё не имеет противоядия от клещей! Пульс сорок четыре…

В разговор вступил пастор:
– Мужайтесь, Вольфганг!

Фон Пенк взорвался:
– Я только и делаю, что мужаюсь! Дальше некуда. Если можете, отдайте ему моё сердце, если нет – убирайтесь!

Кудашев сделал шаг к кровати. Те три минуты, что он провёл в этой спальне, его мозг старательно, слово за словом поднимал из глубин памяти и воспроизводил всё, что он читал о клещах и энцефалите в бесчисленных справочниках, энциклопедиях, лекциях и журнальных публикациях.
Круто повернулся к фон Пенку. Крепко взял его за руку. Спросил, глядя в его глаза:
– Если меня привезли для оказания помощи больному, я готов! Только напоминаю вам: я – биолог, не врач! Но у нас мало времени. Если доверяете – жду команды!

– Да! Да, доктор Джон! Работайте. Спасите Иосифа, сохраните мне сына!
Кудашев был рядом с больным. Приложил два пальца к сонной артерии, считал слабый пульс. Окликнул врача, собиравшегося покинуть спальню:
 Уважаемый доктор Краузе! Вернитесь! Действительно, пульс сорок четыре. Не обижайтесь на Вольфганга. Давайте работать вместе. Мы не дадим Иосифу умереть!

Краузе поспешил вернуться.
В сущности, это был просто пожилой человек, смертельно боящийся фон Пенка, которого в сами немцы в слободе за глаза с оглядкой звали «Der tollw;tige Stier» – «Бешеным быком»!

Краузе поклонился Кудашеву:
– Я готов, профессор, располагайте мною, как вам будет угодно!

Кудашев принял командование на себя:
– Стол к кровати! Чистую клеёнку. Таз. Большую миску. Холодную кипячёную воду, крутой кипяток, нашатырный спирт, раствор марганцовки, сердечные средства! Быстро, как можно быстрее!

Поднялась суматоха. Домашние засуетились. Действительно, немецкий порядок и дисциплина, как организационные факторы – в критической ситуации многозначимые. Без паники, без лишних слов и расспросов каждый из слуг и домашних, делал то, что был должен делать. Через минуту приказания Кудашева были исполнены.
Кудашев продолжал:
– Перевернуть больного на живот! Нельзя на спине. Доктор, очистить ему желудок. Быстрее! Аккуратнее! Вентилятор есть? Несите! Так. Воздух в лицо больному! Еще вентилятор! Очистили? Умойте его. Чаю больному. Крепкого чёрного с лимоном сладкого. Ни в коем случае не горячего. Тёплого. Из ложечки. Давайте, давайте. Он теряет влагу. Здесь дышать нечем! Пол стакана. Через час – ещё хоть четверть! Доктор, что у вас есть для поддержания сердечной мышцы? Зачем кипяток? В грелку. Грелку в ноги. Под одеяло!

Вольфганг фон Пенк стоял у кровати на коленях. Не отдавая себе отчёта в том, что он делает, не осознанно, впервые в жизни сам без принуждения читал вслух «Отче наш» на родном языке, так, как когда-то читал перед сном в приюте Святого Мартина Лютера! Заканчивая словом «Амен!», начинал сначала: – «Unser Vater in dem Himmel!»…

Очнулся от того, что кто-то достаточно крепко тряс его за плечо. Поднял вверх глаза. Перед ним доктор Краузе. Он серьёзен, но его глаза светятся надеждой:
– Вольфганг! Пульс пятьдесят одна секунда. Пятьдесят одна! Будет жить!

Фрау Гретхен, провожала Кунигунду к умывальнику, поддерживая её одной рукой за талию, а другой за локоть. Думала с простотой крепкой немецкой женщины: «Ох, уж эти англичанки! Красота лица без силы в теле! Как только они умудряются рожать мальчиков, которые вырастают в сильных мужчин?! Ведь, полмира, говорят, под английским флагом»… 
В умывальной комнате налила в таз чистой питьевой  – не речной! – артезианской воды. Достала из бельевого шкапа чистое полотенце.
– Битте, фройляйн!

– Данке шен, фрау Грета! – поблагодарила служанку Кунигунда. Перестала плакать. Начала умываться.
Гретхен прислушалась. Со второго этажа её явно звали:
– Грета! Фрау Грета! Где вы? Ставьте кипятить воду. Быстро!

Кунигунда подняла к служанке мокрое лицо:
– Идите, фрау Гретхен, вас зовут. Спасибо. Я теперь сама.
Умывшись, вышла в коридор. Попыталась понять, в какой части дома находится. Так, здесь кладовая. Туда – тупик. Вот дверь. Отсюда входили, нет? Вышла во двор. Понятно, чёрный ход для прислуги. Вернулась в дом. Значит, по узкому коридору дальше. Вот поворот в знакомый широкий коридор первого этажа. Наверху суматоха. Команды, беготня. Что-то делается!

На второй этаж лестница ведёт через гостиную. Правильно. Нужно быстрее. Нельзя оставлять доктора Джона одного! Кунигунда ускоряет шаги. Однако, у первой полуоткрытой двери в какую-то комнату останавливается.
Знать бы заранее, чем может обернуться простое женское любопытство! 
Заглянула в комнату.
По обстановке – письменный стол, стеллажи с книгами – догадалась: рабочий кабинет фон Пенка!
Словно кто-то невидимый подтолкнул Кунигунду в спину. Сделала шаг, другой… 
Не поверила своим глазам: у стены стальной сейф! Между дверцей и проёмом щель в палец. Ключ в замочной скважине. Обернулась – никого. Коридор и в одну, и в другую стороны пуст. Мгновенно просчитала: у неё есть не менее шестидесяти-восьмидесяти секунд. В Кунигунде взыграл журналистский кураж. Такой шанс может быть предоставлен Провидением только раз в жизни!

Вошла в кабинет. Протянула руку в белой шёлковой перчатке к сейфу. Вдруг, что-то пискнуло, звякнуло, потом ритмично застучало за спиной. Кунигунда вздрогнула, у неё перехватило дыхание. Оглянулась. В углу кабинета автоматом заработал телеграфный аппарат. Белая лента кольцами спускалась на паркет пола. Кунигунда потянула на себя тяжёлую дверцу сейфа. Открыла без шума. Первое, что бросилось в глаза – массивная папка синего коленкора толщиной в кирпич. На обложке аккуратно вырезанный листок с восьмушку листа писчей бумаги с надписями: «Vollkommen das Geheimnis. Den Plan der Mobilisierung...».*  Дальше читать было некогда.
____________________________________________
* «Совершенно секретно. План мобилизации...».
____________________________________________

Кунигунда сняла с себя куртку амазонки, вынула из сейфа и завернула в куртку папку. Толкнула плечом дверцу сейфа. Легко, на цыпочках, как танцовщица, выскользнула из кабинета. Пролетела, сдерживая дыхание по коридору.

Дверь во двор открыта. На крыльце сидит её грум Музаффар. Увидев госпожу, без слов принял у неё потяжелевшую амазонку.
Кунигунда шепнула в ухо сипая:
– Спрячь где-нибудь. В усадьбе. Понадёжнее! Сюда не возвращайся, жди меня на дороге!
И сделала резкий жест рукой, который можно было понять однозначно: «Убирайся!».

Поднимаясь в детскую спальню к постели больного, на лестнице столкнулась со спешащей с пустым чайником фрау Гретой. Увидев Кунигунду, фрау обрадовалась, спросила, как фройляйн себя чувствует. Не дожидаясь ответа, вручила Кунигунде пустой чайник, попросила срочно принести из умывальника чистой холодной воды. Повернулась и бегом поднялась наверх. Через три минуты Кунигунда поливала холодной водой деревянные полы в детской спальне. Фон Пенк лично отобрал у Кунигунды чайник.
Сказал:
– Фройляйн Уна! Я глубоко благодарен вам и за сочувствие, и за помощь. Но, поверьте, в этом доме полно бездельниц, кому я плачу серебром за работу! 

Подошёл Кудашев:
 – Вольфганг! Пульс пятьдесят четыре. Ровный. Я не знаю, сколько мальчик может быть в коме. Не имею  ни личного опыта, ни надёжного письменного источника с возрастными характеристиками течения болезни. Но при равных симптомах взрослый мужчина может быть в коме и десять суток, и двадцать. Индейцы Канады или индусы Индии вообще больше суток не болеют. Потом приходят в себя, живут полноценной жизнью. Я на сегодня под своим визитом подведу черту, завтра подъеду, может и меня умные мысли посетят! Отпускаете нас?

Фон Пенк протянул Кудашеву руку:
– Я добра не забываю, профессор. Жаль, придётся ужинать без гостей. Ну, не праздник. Приезжайте, когда сможете!

Кудашев завёл машину. Кунигунда помахала герр оберсту рукой.

Фон Пенк вернулся в дом. Зашёл на кухню. Коротко приказал повару:
– Горячих сарделек с капустой!
Сам открыл резной орехового дерева шкаф, достал бутылку виноградного шнапса. Плеснул себе в пивную кружку на четверть. Присел за столик у окна. Выпил, налил ещё. Повар принёс горячее, поставил на стол деревянный круг с хлебом.
Хороши истекающие ароматным соком скворчащие под ножом и вилкой сардельки. Баварским виноградом пахнет шнапс. Но фон Пенк не чувствует ни вкуса, ни запаха. Налил ещё. Выпил. Вытер руки о поданную поварёнком  салфетку. Заспешил на второй этаж.  К сыну.

Проходя мимо своего кабинета, услышал короткий звонок, а потом стрёкот телеграфного аппарата. Вошёл в кабинет. Увидел на полу целое бумажное облако, сложенное из ровных колец телеграфной ленты. Аппарат перестал трещать.

Вольфганг оторвал ленту, поднёс к настольной лампе. Последние знаки сообщения были ему хорошо знакомы и без шифровальной книги. Сами по себе они ничего не значили и с текстом по его смыслу или системе криптографии никак не соотносились. Для фон Пенка, и только для него одного, они означали: «Супер важно! Сверхсрочно! Совершенно секретно!». Следовательно, с этой горой телеграфных сообщений нужно было начинать работать, не откладывая дело до утра. Первое подтверждение получения информации должно было уйти тридцать минут назад.

– Чёрррт! – зарычал фон Пенк.

Старшина немецкой общины не имел своего шифровальщика. Всё делал сам. Зашторил окно кабинета. Пошёл к сейфу. Случайно задел локтем настольную лампу, опрокинул её. Получил ожог руки ниже локтя. Снова чертыхнулся. Потирая обожжённую руку, открыл сейф, вынул из нижнего отделения шифровальный блокнот. Запер сейф. Пристегнул ключ карабинчиком к цепочке, затянутой петлёй на поясном ремне. Опустил ключ в карман. На верхнее отделение сейфа даже не посмотрел. О тяжёлой синей папке с надписью «Vollkommen das Geheimnis. Den Plan der Mobilisierung...» не вспомнил.

Увы, такое может случиться с каждым. Человеческтй фактор. Сбой в работе головного мозга. Слишком велики были в этот день перегрузки!

***

Сипай-грум, выполняя приказание своей госпожи леди Кунигунды Баррат, добрался до усадьбы за пятнадцать минут. Увы, в усадьбу попасть просто так не смог.
Прошли старые времена, когда вместо забора стоял с проломами, оплывший за сотню лет, глинобитный дувал, а ветхие деревянные ворота никогда днём не запирались. Теперь нужно было постучаться в калитку бронзовым молоточком бенаресского литья. На стук сначала лениво пришли белуджские бассары. Залегли. Один у ворот, другой у калитки. Через пару минут из вивария вышел белый сахиб – ассистент профессора. Джамшид-баба не показался.
Музаффар понял, соблюсти требование секретности не удастся. Придётся посвящать в интригу мистера Саймона. А как иначе пройти по двору в сад со своей тяжёлой ношей?! Чёрт бы взял этих белуджских волкодавов!

Оставил коня у калитки, затянув узлом его повод на ручке-кольце. Вошел. Торопливо зашептал на ухо Гагринскому, ставя его в известность о требовании своей госпожи. Как-никак, мистер – будущий родственник хозяйки, об этом все знали! Гагринский мало понимал речь Музаффара. Смесь инглиш и хинди! Но согласно кивал головой. Прошли в сад. Музаффар беспрестанно оглядывался. Никого. Вышли на полянку, заросшую разнотравьем. Посреди полянки большой гранитный валун. Гагринский вспомнил, под этим валуном жила Мать-Нагайна, убитая полковником Барратом.

Музаффар встал на колени. Положил на траву свою тяжёлую ношу. Знаками попросил Гагринского отвернуться.
Гагринскому тайны сипая были не интересны. Повернулся в сторону своего вивария. К нему подошли его бассары. Прилегли рядом. Минут через пять мистера Саймона грум-сипай Музаффар потянул за рукав.

Руки сипая были в земле и в зелени травы.

***

«Роллс-Ройс» с доктором Котович и Кунигундой Баррат был встречен Музаффаром на дороге в миле от усадьбы. Сипай качнул своим тюрбаном с металлическим значком унтер-офицера 23-го Пенджабского полка в сторону своей госпожи. Поехал следом.

Кунигунда поняла. Несколько успокоилась. Румянец снова окрасил её щёки. Кудашев повернул к ней голову. Уна улыбнулась. Её глаза снова обрели свой лукавый блеск.
– Джон, милый! Я должна тебе кое в чём признаться! Только дай слово, что не будешь меня бранить!

– Бранить? Не посмею!

Кунигунда окончательно осмелела.
Её рассказ о своём последнем приключении не занял бы и пятидесяти строк в колонке «Ньюс» лондонского «Таймс». Правда, комментарии к новостной информации могли бы занять целый подвал! Именно эта мысль и грела журналистку Уну Скотт.

Но не комментарий, а сама сущность акции, совершённой леди Кунигундой Баррат, могла уничтожить тот зыбкий мир, созданный Кудашевым в Исфахане для собственной весьма непростой миссии!

«Роллс-Ройс» не свернул с тракта к воротам усадьбы. Кудашев гнал машину ещё мили две, пока из-под серебряной фигурки «крылатого гения», венчавшего крышку  водяного радиатора, не ударил фонтан пара. К счастью, остановиться пришлось у придорожного родника, затенённого вековым платаном или чинаром, как зовут платан по всему Востоку.

Кудашев, не говоря ни слова, вышел из машины, достал из багажника ведро. С опаской отвернул горячую крышку радиатора.

Уна поняла, её Джонни не на шутку встревожен.
– Джон! Что с тобой? Я была уверена, ты поймёшь и сумеешь оценить мои действия. Германский план мобилизации – это же сенсация века. За него «Таймс» заплатит сотню тысяч фунтов! В десять раз увеличит свой тираж. Мои статьи пройдут по центральным полосам всех европейских газет. Даже в Американских Штататах, даже в Японии будут знать имя Уны Скотт! Это паблисити, Джон. Сеншейшен!

Кудашев залил в радиатор холодной воды, завернул крышку. Сел на своё место. Молча смотрел на Уну. На секунду появилось желание остудить журналистку «Таймс» ещё одним ведром холодной воды.
Сдержался. Дождался, пока не закончился поток её восторженных слов.
Привлёк Уну к себе. Долгим нежным и сильным поцелуем сковал ей рот. Потом сказал:
– Глупая, глупая, глупая маленькая беленькая козочка! Ты совсем не понимаешь, в какую чудовищную яму вовлекла всех нас! Ах, Уна, Уна! Помнишь, в поэме «Королева фей» у Эдмунда Спенсера? Ну, шестнадцатый век, английский поэт?..

– И что?

– А то, что в поэме красавица Уна олицетворяет «Истину».

– Знаю. И сопровождает Уну лев, олицетворяющий «Рассудок»! И что?

– А то, что было бы не плохо нам с тобой хоть немного походить на этих славных героев высокой поэзии!

– Что нам мешает?

– Низкая проза. Кража!

– Ты расцениваешь мой поступок так?

– Моё мнение можно не брать в расчёт. Так его расценит весь мир. В первую очередь – Германия! Фон Пенк сегодня же примет меры к возвращению этих документов в свой сейф. Иначе, его голова слетит с плеч первой. Мы все в опасности. Я готов закрыть тебя своим телом от струи огнемёта, но, ты сама знаешь, это не спасёт ни тебя, ни Уильяма… Более того, если произойдёт чудо, и этот план станет информационным достоянием мировой общественности, мир не будет спасён. Напротив, этот факт только ускорит взрыв мирового баланса сил!

Кунигунду эти доводы привели в чувство не хуже ведра родниковой воды.
– Что же делать, Джон? Вернуть Пенку «План мобилизации»?

– Такой поступок – не выход из ситуации. Мы могли снять с него копию. В любом случае, мы свидетели, подлежащие ликвидации. Нужно думать не о гонорарах, а о собственной безопасности. Этот «План» подверг нас опасности, пусть он станет и крепостью, за которой мы могли бы укрыться. Есть другие предложения?

– Нет…

– Помнишь, перед тем, как приехать в немецкий посёлок, я просил тебя не совершать необдуманных поступков?

Вместо ответа Уна опять расплакалась. Кудашев невольно вспомнил Леночку. Как близко живут слёзы и у бедной сироты, вчерашней девочки-гимназистки, и у сильной, смелой, полной авантюризма, женщины –светской львицы!

– Что делать, Джон?

– Затаиться, положиться на меня. Молчать, как рыба. Из дома не высовываться. Беру всё на себя. Сейчас, по пути, едем в летний военный лагерь 23-го Пенджабского полка. Я обеспечиваю дня на три охрану вашего дома. В усадьбе управимся сами! Согласовываю дальнейшие наши действия с нужными людьми. По мере развития событий держу тебя в курсе дел. Умоляю, придержи собственные инициативы! Хорошо?

– Как скажешь, Джон. Хорошо.

Так и сделали.

Майор Джеймс Фитц-Гилбер охрану выделил. Правда, спросил, откуда у профессора такие опасения за жизнь детей покойного полковника Баррата, за неприкосновенность его усадьбы?

Кудашев воздержался ставить майора в известность по всем пунктам. О «Плане мобилизации» – ни слова. Пока. Ограничился тем, что сослался на появившееся с недавних пор пристальное внимание неустановленных лиц к дому Баратов и к усадьбе. Иначе говоря, на установленное наружное наблюдение. Предположительно – со стороны немецкого посёлка.

– Понимаете, сэр, – ответил на его вопрос Кудашев, – у меня есть опыт совместного проживания на спорной территории белых поселенцев и аборигенов, индейцев племени чипевайен. Мир между нами поддерживался не только взаимовыгодным сосуществованием, но и умением защитить наши фермы и фактории. Индеец в лесу знает цену каждому следу, каждой примятой травинке… Но не знает, что такое проволока, тонкая, как струна, связанная с консервной банкой или со спусковым крючком старого ржавого кольта!

Майор Джеймс Фитц-Гилбер улыбнулся. Простился с Кудашевым рукопожатием. Охрану выделил. Предупредил: через день – заседание «IsMB», должны быть новости. Пригласил присутствовать.

***
Эту злосчастную ночь Вольфганг фон Пенк провел в своём кабинете за расшифровкой телеграфных сообщений. Он не только расшифровал и прочитал тексты полученных телеграмм, но и уловил эмоциональный тон каждой.  Не всегда важно, что именно говорят, но всегда важно, как говорят! Тональность можно услышать и понять не только в звуковом режиме.
Если первая телеграмма была составлена в официально ровной тональности, то последняя – в тоне полного  раздражения!
Вывод был прост: качество работы фон Пенка перестало удовлетворять его работодателей!
Его работодателем, а попросту, хозяином, было  «Общество за немецкую колонизацию». Негосударственное объединение на деле было мощным рычагом немецкой мировой политики. Политики колонизации. Политики мирового влияния, мирового господства.
Клаус Пенк не справлялся с задачей, возложенной на него «Обществом». Немецкая слобода в Исфахане была поставлена на край финансового краха. Военная экспедиция Соединённого Королевства и Индии надёжно перекрыла каналы поставки оружия из Турции, про-германски настроенной, через Персию в Закаспий, Афганистан и Индию.
Дойче Рейх даром своих колонистов не дотировал.
При всей своей «самодостаточности» и при солидном сколоченном за последний год капитале Пенк далеко не был свободен так, как хотелось бы. Он не мог по собственной воле уйти от дел. Такое самоустранение в Берлине было бы расценено, как предательство. Наказание ренегату было бы скорым и неотвратимым!
Во исправление сложившейся ситуации, Клаус Пенк должен был что-то предпринять.

***
Документ № 70
 
Майор Отто Майер, отдел III B, цитадель, Кенигсберг, Дойче Рейх – Клаусу Пенку, Персия, Исфахан, немецкий посёлок.

«Stein» – «Albatros»
Ориентировка (Расшифровка).

Совершенно секретно.
Срочно.

Настоящим прилагаются словесные портреты русских ротмистров жандармерии:
1. Иоганна фон Кюстера, Ост-Зейского барона, бывшего помощника Начальника жандармского Управления Средне-Азиатской Железной Дороги. Закаспийская область, город Асхабад. Особые приметы: возможно, владеет эстляндским языком, не пьёт, не курит, сторонится любого общества, к женщинам равнодушен, с мальчиками не общается.
2. Александра Кудашева, бывшего помощника Начальника Особого отдела Управления полиции. Закаспийская область, город Асхабад. Особые приметы: возможно, владеет фарси, любит выпить, замечен в пристрастии к женскому обществу, музыкального слуха не имеет.

Общие черты: оба владеют в разной степени туркменским языком. В хорошей физической форме. Отличные стрелки. Оба почти одновременно исчезли из города в неизвестном направлении. Фон Кюстер был объявлен в негласный розыск силами Управления Ср-АзЖД. О Кудашеве неизвестно ничего.
С большой долей вероятности есть основания предполагать, что оба используются РО ГУГШ России в качестве военных агентов-нелегалов в Персии.

Приказываю: Произвести проверку силами своей оперативной сети всех лиц в Исфахане, независимо от рода их деятельности и значимости в обществе, которые могут соответствовать приметам, указанным в настоящей ориентировке. В случае установлении личностей установить за ними наблюдение, выявить связи, собрать как можно более объективную обширную информацию. Немедленно сообщить в Центр. Ждать инструкций.

«Stein» (Камень)*
_______________________________________
* Майор Отто Майер.
_______________________________________

***
Документ № 71
 
Клаус Пенк, Персия, Исфахан – майору Отто Майеру, отдел III B, цитадель, Кенигсберг, Дойче Рейх

«Albatros» – «Stein»
Донесение на № 00-хх.
Совершенно секретно.

Ориентировку изучил. Приказ принял к исполнению.

Лица европейской внешности независимо от национальности и рода деятельности, приближённые к элите  военной, политической либо экономической, проверяются на соответствие нашим ориентировкам постоянно.

Жду связного. Имею для передачи в Центр подлинные совершенно секретные документы.

Да здравствует Кайзер!
«Albatros» (Альбатрос)*
_______________________________________
* Клаус Пенк.
_______________________________________

***

Июля, 31 дня, 1912 г. Исфахан.

За двадцать минут до рассвета Кудашев разбудил Гагринского. Попросил проводить его к тайнику.
Через тёмный сад шли, не включая фонарей.
С необходимыми мерами предосторожности вскрыли тайник. Тяжёлая коленкоровая папка с бумагами так и была завёрнута в любимую Кунигундой шёлковую куртку амазонки для верховой езды. Прошли в виварий.
В рабочем кабинете Кудашева Гагринский помог завесить окна, приготовил штатив для «кодака», набор плёнок, пару электроламп. Оценив, на-глазок, толщину папки, озабоченно вздохнул:
– Не хватит плёнки.
– Хватит, мне коробку в триста метров ленты привезли! Работай, я подстрахую. Никуда не уйду, пока не закончишь.
Смахнул с обложки папки прилипший комочек сырой земли.
Гагринский прочёл надпись:
– «Ден План дер Мобилизирунг».
Спросил Кудашева:
 – Это что, план мобилизации Германии на случай войны?

– А-то! – ответил Кудашев. – Настроил? Давай, снимай обложку. Первый кадр!

Раскрыл папку.
– Продолжай!

Гагринский щёлкнул затвором. Прочел надпись на первом листе:
– «The plan of mobilization».
Растерянно посмотрел на Кудашева. Сказал:
 – Текст на английском. Это План мобилизации Соединённого Королевства. Часть третья. Вице-королевство Индия!
– Где?! – Кудашев наклонился к документу. Начал читать сам:
– «Военно-оперативное Управление Генерального штаба Индии»… Совершенно секретно. Номер 00-6. Шестой экземпляр!
Пролистал документ. Открыл последнюю страницу.
От того, что увидел, даже застонал!
Страница была исписана десятком чернильных росчерков. Каждый росчерк подтверждён либо личной печаткой должностного лица, либо соответствующего военного ведомства. План венчает большая печать Генерального Штаба Индии!
Кудашев в изнемождении опустился на свой стул. Помолчал. Гагринский боялся пошевелиться. Вдруг Кудашев резко встал. Он принял решение. Повернулся к Гагринскому.
– Владимир Михайлович, дорогой! Запомните это мгновение. И начинайте работать. Я иду во двор, буду стеречь, вернее, оберегать вас. Не пропустите ни одного листа. И поторопитесь!

***

 К десяти утра все шестьсот листов были пересняты на синемаленту. Тридцать рулончиков синемаленты, по двадцать кадров в каждом, в полной темноте были упакованы в чёрную светонепроницаемую бумагу, потом в фольгу.  Контейнером для фотокопий послужила пятифунтовая жестянка из-под индийского чая с красным слоном и синими танцовщицами. Свободное место в жестянке было засыпано сухим листовым чаем же. Жестянка поставлена в кабинете на полку рядом с подобными, полными и начатыми коробками и банками с чаем, кофе, сахаром и табаком.

Измятая, испачканная землёй шёлковая амазонка была передана Джамшид-баба для приведения в приличный вид.

Синяя коленкоровая папка упакована в двойной лист серой бумаги от мешка с сахаром, с трафаретной красной надписью «Sugar». Этот пакет «сахара» Кудашев забросил на заднее сиденье автомобиля и покатил в расположение 23-го Пенджабского полка на встречу с майором Джеймсом Фитц-Гилбером.
Передал пакет, шепнул на ухо Фитц-Гилберу имя адресата и распрощался.

У Барратов не планировал быть долго, но пришлось задержаться на час. Уильям с трудом, но приходил в себя. Приступов малярии больше не было, но жёлтые круги под глазами говорили сами за себя: тропический климат ему явно противопоказан. Как  Кудашев ни торопился, но пришлось присесть и отчитаться по делам, связанным с расследованием. О папке с «Планом мобилизации» не упомянул, не захотел волновать больного. Ещё успеется. Через час решительно стал прощаться. Кунигунду поцеловал лишь на выходе, в дверях!
– Лю! – сказала Уна Кудашеву на прощанье.

***
Торопился Кудашев напрасно. Он не опаздывал. В полдень на улицу немецкого посёлка Кудашев и фон Пенк свернули почти одновременно, но с её разных концов. Кудашев – с тракта, фон Пенк от Большого базара.

Фон Пенк с утра пораньше на базар ездил не за продуктами к завтраку для своей семьи. Не его уровень. Он ездил на плановую еженедельную встречу с человеком, который в силу своего служебного положения был обязан бывать на базаре.

Большой базар – «Бозорг» – это не просто площадь с прилавками, это целый город с купеческими просторными лавками, тесными нишами, широкими проходами для покупателей и праздношатающейся публики, проходами «чёрными» для разноса и развоза товаров. Посетитель, впервые попавший в этот сказочный мир товаров со всего света, может в этом лабиринте и заблудиться. Базар славен своими чайханами персидскими и индийскими, арабскими кофейнями, харчевнями персидскими и турецкими. Есть даже французская «Шоколадница»! О качестве продуктов можно не беспокоиться: базар славен складскими подвалами, ледниками, забитыми льдом и снегом с вершин Загросса.
 
Фон Пенку на базарные диковинки любоваться некогда. Он здесь по делу в просторной лавке самого базарчи – управляющего. Фон Пенк и здесь – не просто свой человек, а один из хозяев. Правдами-неправдами сумел приобрести восемнадцать долей из трёхсот в базарном капитале. Староста «Бозорга», сам уважаемый богатый купец Фируз Али-Исфендияр-бий, провел фон Пенка в отдельную комнату с европейской мебелью. Подал кальян с душистым мадрасским табаком, поставил чайник зелёного чаю, блюдо с халвой. Поклонился. Удалился.

Комната не простая, не каждый гость базарчи бывает в ней. Базарчи называет её «гулак-хана», что можно понимать как «прослушка»! В соседней комнате доверенный человек базарчи – перс Араш – беседует со своим осведомителем – поваром по имени Абу-Карим, служащим в богатом английском доме.

Араш с Абу-Каримом не церемонится:
– Плохо служишь, Абу-Карим! Не может быть, чтобы в такой семье всё было гладко. Сладко живёшь. Работы не много, поел плова, закусил пахлавой и спишь целый день! Мы найдем для инглизи другого повара!

– Уважаемый Араш! Под началом Джамшид-баба трудно быть излишне любопытным. Он, хоть и носит седую бороду, но рука его свою тяжесть ещё не потеряла! Однако, сегодня у меня есть кое-что интересное. Вчера после полудня прискакал на коне сахиб субедар Музаффар, слуга молодой госпожи. В его руках узел был. Тяжёлый. Узел в дом не понёс, пошёл в сад. С ним вместе молодой белый сахиб ходил, слуга профессора. Назад вместе вышли, без узла!

– Это всё?

– Всё!

– Нет, пора подыскать в этот дом нового повара! Ты никуда не годен. Сегодня же днём погуляешь по саду, будто траву собираешь на приправу или против поноса, сам решишь. Внимательно осмотришь весь сад. Найди место, где могли спрятать или закопать узел. Ночью проверишь тайник, посмотришь, что в узле. Завтра утром чтобы здесь был. С докладом! Не выполнишь приказ, прощайся со своим мужским достоинством! Все понятно?

– Понятно, Араш-ага!

– Пошёл вон! Забирай свою тележку.

Фон Пенк не пропустил ни одного слова. Залпом выпил пиалу холодного зелёного чая со льдом. Вышел из «гулак-хана» в приёмную комнату базарчи. Поднял вверх руку в знак прощального приветствия. Направился к выходу. Базарчи остановил фон Пенка.

– Прошу прощения, господин! С вами хочет познакомиться и поговорить очень высокий человек.

С этими словами базарчи покинул помещение. В комнату вошел европеец в форме персидского полковника полиции. Фарраш!

Несколько секунд мужчины, молча, оценивающе, разглядывали друг друга.
Первым произнёс приветствие фарраш. На хорошем берлинском немецком.
– Здравствуй, Клаус!

***

Немецкий посёлок. Дом фон Пенка.

В дом свой в немецком посёлке Клаус Пенк, он же Вольфганг фон Пенк, вернулся умнее, чем был раньше. Поднялся в детскую спальню на минуту раньше, чем Кудашев ступил на первую ступень крыльца его дома.
Доктор Краузе шагнул навстречу фон Пенку.
– Как Иосиф? – спросил шёпотом фон Пенк.

– Температура! – ответил врач, добавил: Можете говорить в полный голос. Бедный мальчик не слышит.

В спальню вошёл Кудашев. Не здороваясь, сразу подключился к разговору:
– Температура?! Сколько?

– Очень высокая. Тридцать восемь и девять!

Кудашев повернулся к фон Пенку:
– Он борется! Его организм сопротивляется! Это уже хорошо, Вольфганг. Есть надежда. Будет жить! Но мы должны взять температуру под контроль, не дать ей остановить сердце.
Спросил врача:
– Как у вас с аспирином? С Байеровским?
Доктор Краузе развёл руками.

Кудашев взял фон Пенка за рукав, встряхнул его:
 – Герр оберст! Дайте своим людям команду: пусть едут на реку, привезут пару веников молодых веток плакучей ивы. Снимут кору, сделают отвар. Это и есть аспирин! Доктор будет поить им больного. Температура должна продержаться максимум два дня. На третий день Иосиф должен придти в себя. Возможно, будет ещё спать неделю или дней десять. Но это уже будет сон, а не кома!

Пока Кудашев говорил, в спальне появилась стайка подростков. Как один в шортах и рубашках с засученными рукавами. На шеях одинаковые платки-галстуки.
Фон Пенк повёл рукой в их сторону:
– Это товарищи Иосифа, юные следопыты скауты. Скажите им сами про ивовую кору, через полчаса обдерут все ивы на Зайендеруд!

Скауты убежали.

Фон Пенк пожал Кудашеву руку:
– Мы не поздоровались, профессор.

– Времени не было, герр оберст.

– Да, да… Если позволите, я уйду к себе. Моего внимания требует не только моя семья. На мне ещё дела и проблемы всей нашей колонии. Будет в чём нужда, обращайтесь, не стесняйтесь. Я постараюсь принять пассивное, но реально участие в ваших научных изысканиях. Если назовёте сумму, постараюсь внести её на ваш счёт, профессор.

– Дорогой Вольфганг, я в вашем доме потому, что вам понадобилась моя помощь. Я не зарабатываю врачебной практикой. А научная работа уже оплачена на три года вперёд. Нам хватает, благодарю, вас. Лучше скажите, где Иосиф мог подцепить клеща. Знаю скаутов. Молодёжь любит приключения, таинственные места, дикие ущелья, тёмные лабиринты… Клеща мог подцепить не только Иосиф! Я уже знаю несколько мест, где они живут целыми колониями. Но изъятые экземпляры не были носителями энцефалита. Ни одна из подопытных мышек так и не заболела. Была сначала надежда на ваш экземпляр, но дохлая самка не предмет для исследования. Кстати…
Кудашев обратился к доктору Краузе:
– Не будете ли так любезны, сделать для меня пару стёклышек с образцами крови больного? Я хочу посидеть над ними с микроскопом!
Фон Пенк вышел из детской спальни.
Кудашев ещё минут пять поговорил с Краузе. Старый доктор охотно поделился с Кудашевым тем, что он уже слышал от юных скаутов.

Как и предполагал Кудашев, Иосиф Пенк заполучил клеща в одной из бесчисленных пещер в предгорьях Загросса, куда ходил в поход отряд из десяти подростков-скаутов двенадцати-четырнадцати лет. Юными следопытами-скаутами командует семнадцатилетний «вождь» Генриха Диде, которого все называют просто Беккер по профессии его отца. В пятнадцати километрах к северо-западу от Исфахана скауты исследовали небольшую пещеру с природным колодцем.  Грот небольшой, с объемом помещения неправильной формы размером двухэтажный дом. Второго выхода не имеет. Один раз в сутки – в одиннадцать часов семнадцать минут – из колодца четыре секунды бьёт гейзер тёплой пахнувшей серой воды высотой в пять-шесть метров. До самого потолка пещеры. Потом вода уходит. Колодец пересыхает. Камешек, брошенный в колодец, летит без звука восемь секунд. Возможно, эти гротом пользуются пастухи. Имеет место присутствовать овечий навоз. Летучих мышей нет… Вот и всё!

Кудашев про себя отметил: «бывают овцы, нет летучих мышей»... Вот предпосылки возможного присутствия в пещере клещей! Однако, скауты, они же следопыты, разведчики – идеальный инструмент исследования местности. Инструмент наружного наблюдения, инструмент связи. Правда, есть недостаток: в Персии белокурые мальчики в глаза бросаются, как павлины на глинобитных дувалах богатых вельмож!

***
Фон Пенк прошел в собственную спальню, что рядом с детской. Визит Кудашева успокоил его. Сказал профессор, «Будет жить!», значит, будет жить. Можно не волноваться, можно заняться делами.

Дел – выше крыши. С чего начать? С посылки для  майора Отто Майера. Сверхоперативно начали работать в Кенигсберге. Стоило ночью отправить донесение о том, что есть материал, как поутру, словно чёртик из коробочки, появляется связной, пожалуйте, ждём, карета для подарка готова! А помощь потребуется, получишь вразумление, что нужно самоотверженнее служить Кайзеру и Фатерлянду! 

Фон Пенк закрыл окно на шпингалеты, задёрнул штору, запер дверь. Напрягшись, с трудом отодвинул от стены тяжёлую дубовую кровать, убранную розовым покрывалом с вышитыми кошечками. Под кроватью тяжёлый старинный дубовый, окованный ажурными стальными полосами, сундук. «Кессоне» венецианской работы шестнадцатого века! Замки внутренние, с секретом. Сундуку лет триста, но этим запорам венецианских кузнецов фон Пенк доверял больше, чем цифровым замкам Мозера. Проверил пломбы, повернул ключ, нажал в нужном месте кованую орлиную головку, снова повернул ключ. Поднял крышку. Откинул пурпурное бархатное покрывало. С минуту смотрел в сундук. Потом закрыл крышку. Поглядел в окно, покрутил головой из стороны в сторону. Снова открыл крышку. Смотрел и не мог поверить глазам своим! Все, что там лежало годами, было на месте. Отсутствовало только то, что он своими руками уложил в сундук двадцать четыре часа назад – утром тридцатого июля!

Фон Пенк медленно, аккуратно уложил в сундук бархатное покрывало, прикрыв им бесчисленные ларцы, пеналы, коробки и коробочки, книги и карты, кремнёвые пистолеты, старинные секстанты и подзорные трубы. Опустил крышку кессоне. Повернул ключ. Вернул на место голову орла. Снова повернул ключ. Размял пальцами мягкий воск пломбы, сделал миниатюрный оттиск своей печатки, которой, может быть, скреплял царские указы ещё сам Хаммурапи.

Медленно, тяжёлыми шагами спустился со второго этажа на первый к своему кабинету. Его взгляд был страшен. Фрау Грета, выходившая из умывальника со стопой льняных салфеток, увидела этот взгляд. В ужасе прижалась к стене, пропуская своего хозяина.

Кабинет, как положено, был заперт на ключ. Фон Пенк отпер дверь, вошёл в кабинет. Медленно поворачивая голову осмотрел кабинет. От этого взгляда не укрылась бы ни одна мошка ни на потолке, ни в воздухе. Все предметы деловой обстаноки были на лицо и каждый на своём привычном месте. Обошёл свой письменный стол. Кресло на месте, не передвигалось. На столе полный беспорядок, но беспорядок хозяина! В том числе обрывки телеграфной ленты. Просто бумага без знаков. Фон Пенк знал цену шифрованным донесениям. Каждый клочок ленты со знаками был сожжён его собственными руками. Перевёл взгляд на очаг. Пепел не нарушен. Дымоход узок. Теперь – главное – сейф Мозера!
Увы, сейф никогда не опечатывался, если хозяин не покидал дом на длительное время. И никогда в этом сейфе не хранились серьёзные документы. Однажды, фон Пенку, правда в чужом доме, подвыпивший приятель на пари открыл подобный хозяйский сейф с помощью хрустального бокала и изуродованной серебряной вилки!

Так, может, искомое находится, всё таки, в этом сейфе?
Фон Пенк боялся прикоснуться к замочной скважине. Пот лил с него градом. Сердце колотилось, как у связанного борова, приготовленного к закланию. Ещё раз глубоко вздохнул, вставил ключ в замочную скважину, повернул его один раз. Взялся за головку цифрового замка, произвольно повертел её, поставил на риску, соответствующую цифре «71». Еще раз попробовал повернуть ключ. Ключ не поворачивался.

Фон Пенк коротким хуком ударил левой рукой в броню сейфа. Боли не почувствовал. Да, глупо, не «71», нужно «17»! Сердце успокоилось. Переместил на диске замка указующую стрелку на риску «17», повернул ключ, спокойно, медленно отворил дверцу сейфа. Ни на верхней полке, ни на нижней – коленкоровой синей папки с наклеенным белым листом  бумаги с надписью «Совершенно секретно. План мобилизации…» на немецком языке – не было! На верхней полке – несколько коробок с патронами, два пистолета «Маузер». Один пистолет в кожаной кобуре. Второй – в деревянной. Оружие накрыто гроссбухом домашних расходов.

На нижней полке бумаг больше. Сверху – шифровальный блокнот. Тоже вещь секретная, но ей необходимо быть под рукой. Телеграфный аппарат рядом.
Но коленкоровой папки в сейфе нет. Нет. А была? Фон Пенк не помнил. Память стёрта, будто мокрой губкой меловая запись на школьной доске!
Нужно вспоминать. Начнём с самого утра. Встал. Умылся… Завтрак. За столом нет Иосифа. Где? В походе. Вчера должны были вернуться. Ну, задержались. С ними вожатый, их много…
Оделся, поехал на встречу. Лично получил от связного посылку. Вернулся домой. Куда пошёл? Наверх, в спальню? Или по коридору первого этажа в кабинет?
Ничего не помнил.
Вот, вспомнил: он догоняет нескольких мужчин, несущих Иосифа в спальню! Да, так. Что было в руках? Была папка? Она тяжёлая! Вроде, нет. В спальне у кровати Иосифа сидел без папки. Это точно. Уже сидел без папки. Так, где и когда выпустил её из рук? Не помнил. Что потом? Потом доктор Краузе нашёл этого проклятого клеща, сказал, что медицина бессильна. В полной прострации поднялся, поехал в усадьбу Барратов за доктором Котович, специалистом по клещам. Привёз профессора и леди Уну.
Леди Уну? Да. И ещё успел к ней посвататься, кольцо дарил. Дарил, дарил! Это лишнее.
Папка где?!
Если по первому приезду был выбит из колеи, забыл папку в машине, то мог её увидеть, когда сел в машину во второй раз! Не увидел, значит, её там не было. Или «уже!» не было? Что потом? Потом суматоха в спальне.
Котович заставил всех двигаться. И профессор, и Уна были на виду. Краузе занимался Иосифом. Котович устанавливал вентиляторы. Уна поливала полы водой… Так, всё верно. Потом он сам лично проводил профессора и Кунигунду к машине. Они шли с пустыми руками.
Он сам? Пошёл вниз, на кухню, поужинал, выпил шнапсу, потом заглянул в кабинет, занялся телеграммами. Открывал сейф, доставал блокнот. Потом закрыл. Папки не видел. Именно так всё и было.
Вот и говорите после всего этого, что врага рода человеческого не существует!

Фон Пенк устал. Пошёл на кухню. Повар Марк, не задавая вопросов, накрыл хозяину маленький столик. Про себя подумал: «Бедный Вольфганг! Пить начал. С семьёй не обедает...».
Достал с полки бутылку шнапса и стаканчик. Взглянул на хозяина, встретился с ним взглядом. Голубые, почти белые от гнева глаза с расширенными зрачками смотрели на повара с лютой ненавистью. Повар Марк от страха уронил стаканчик на пол.

– Повар…– тихо сказал фон Пенк.

– Да, герр оберст! – так же тихо отозвался Марк.

– Повар!– закричал фон Пенк во всё горло. – Повар Абу-Карим! Музаффар! Вот где собака зарыта! В саду! Эй, люди, охрана! Все ко мне!!!

***
Ночь. Влажный горячий южный ветер несёт с океана нестерпимую духоту. Небо закрыто облаками, но эти тучи никогда не проливаются желанным дождём.

Повар Абу-Карим не любил ночные прогулки. Боялся. Боялся змей, тарантулов, скорпионов, грабителей, комаров, злых духов!
Повар Абу-Карим в сотый раз мысленно проклинал тот день, когда в поисках хорошего места обратился за помощью к базарчи. Работу в богатой семье Абу-Кариму нашли, но за услугу пришлось платить преданностью не хозяину, а своим поручителям! Попросту говоря, шпионить. Время от времени, не был обижен и хозяин. Для него всегда были готовы свежие базарные сплетни. Обязательно достоверные!
И в эту беспросветную ночь нужно было идти в сад, заросший травой выше колена, в которой может затаиться что угодно! Идти к камню, под которым десятилетиями жила огромная кобра – Мать-Нагайна! Абу-Карим был уверен, её дух жив и по сей день. Ведь сумела она покарать своего убийцу – полковника Баррата!
Нет, в своих бедах нужно винить свой собственный язык! Лучше бы его не было!
Проклиная всех и всё на белом свете, Абу-Карим, тем не менее, в полной темноте сумел отыскать в запущенном саду гранитный валун – жилище и памятник Матери-Нагайны. Опустился на колени. Потыкал сухой веткой в его подножие, отыскивая вход в тайник. Боялся духа Нагайны, но ещё более страшился кривого бебута дамасской стали в руках Араша!
Вот, нашёл! Ветка провалилась в глубокое отверстие.
Абу-Карим двумя руками разгрёб сухую траву, которой Музаффар забросал свой тайник. Нашёл старую достаточно широкую щель под гранитным валуном. Сунул под валун кисть руки. Ничего, кроме пустоты.
Хорошо, уже не страшно!
Пришлось лечь на траву, засунуть под валун всю руку до плеча. Тут же получил больной змеиный укус в ладонь. Вскрикнул не столько от боли, сколько от ужаса произошедшего. Выдернул из-под камня руку.

В следующий миг в саду раздался пистолетный выстрел. За ним – визг раненого бассара. Звериный рык второго. Звуки отчаянной борьбы разъярённого волкодава и человека, в несколько секунд закончившейся отчаянным воплем. За оградой сада, со стороны степи – ржание лошади, выстрел и ослепительная белая сигнальная ракета в чёрное небо!

Кудашев, вооружённый винчестером, кинулся в сад. Гагринский прижался к стене дома, готовый выстрелить из двустволки в каждого чужого, кто только мог появиться из темноты сада. Джамшид-баба с револьвером «Веблей» занял свой пост у ворот.

Кудашев бегом, не обращая внимания на шипы бесчисленных розовых кустов, в полной темноте пересёк сад по диагонали.
Не видел, только слышал, как у валуна корчится на земле и повизгивает от боли и страха повар Абу-Карим. Валун – это уже ориентир. Кудашев поворачивает к забору на лай собаки.  Спотыкается о трупы – собаки и человека, соединившихся в смертельной схватке. Вспышка выстрела! Это уже что-то. Хоть забор увидел, на который с хриплым лаем бросается второй бассар. От забора ещё вспышка выстрела. Свист пули над головой. Кудашев укрылся за стволом кокосовой пальмы. Веером семи выстрелов из винчестера провёл по верхнему краю забора!
Спокойно, но с быстротой опытного стрелка вогнал в магазин очередной боезапас. Передёрнул скобой затвор.
Всё тихо. Минутная пауза.
Бассар перестал бросаться на ограду. Вернулся в сад, пошёл на запах крови. На Кудашева не обратил внимания. Начал обнюхивать погибшего товарища, потом – труп человека.

От валуна снова донеслись стоны и причитания.
Кудашев, не таясь, пошёл на голос. Опустился перед Абу-Каримом на колени. Спросил:
– На пулю напоролся? Куда попали?

– Это змея, сахиб, змея! Мать-Нагайна отомстила, прислала свою дочь! Я не виноват, это базарчи… Базарчи! Он страшный человек, сахиб!

– Что делал ночью у валуна?

– Араш-убийца послал…

Пока Абу-Карим говорил, Кудашев перетягивал ему укушенную руку выше локтя его собственным поясом – узким плетёным ремешком конского волоса.
Подошёл Гагринский.
– Помочь?

– Беги в мой кабинет. В аптечке «скорой помощи» есть ампула «Анти-кобра», бери шприц и сюда!

– Поздно, – сказал Гагринский.

Кудашев оглянулся на повара. На его лице застыла предсмертная гримаса боли и ужаса. Глаза остекленели.

– Уведите волкодава, Саймон,– попросил Кудашев. – Потом ложитесь спать. Я отзвоню в штаб полка, вызову наряд скаутов. Не исключаю, возможно, у нападавших появится желание забрать труп своего подельника. Утром вызовем полицию.

***
Документ № 72
 
Военный агент Кудашев Александр Георгиевич, Персия, Исфахан – Военному агент-резиденту Дзебоеву Владимиру Георгиевичу,  Персия, Тегеран.
 
Донесение (Расшифровка).

1. Идентифицирована стреляная гильза патрона от пистолета Маузер номер М712 1906, калибра 7,65 (шнеллерфойерпистоле), изъятого на месте гибели лица, незаконно проникшего ночью 1 августа на территорию усадьбы принадлежащей семье Баррат. Стреляная гильза найдена в аршине от оружия. Пробитый капсюль гильзы отфотографирован. Фотографии отпечатаны с увеличением в 50 раз. Вмятина – след от ударника на гильзе, отстрелянной из  пистолета Маузер номер М712 1906 идентичен следам от ударника на гильзах, собранных на месте расстрела в каравансарае на реке Атрек.

Вывод: Человек, личность не установлена, предположительно, немецкой национальности, погибший от зубов волкодава, произвёл в собаку выстрел из оружия, которое было использовано при расстреле Войтинского и иных лиц в каравансарае на реке Атрек. Вполне вероятно, что человек, погибший на территории усадьбы в Исфахане, является убийцей – исполнителем карательной акции на Атреке.

Приложение: Фотографии.
«HW-1»*.
_____________________________________
* Кудашев.
______________________________________

***

Прибывший ближе к рассвету в усадьбу по звонку сахиб протектора доктора Котович, майор Джеймс Фитц-Гилбер внимательно выслушал Кудашева. Не перебивал,  вопросов не задавал, от комментариев воздержался. 
Лично осмотрел сад. Фотографировать трупы не разрешил. Приказал обыскать труп европейца, растерзанного бассаром. Забрал его оружие – маузер калибра 7,65. Оставил в усадьбе двух кавалеристов-скаутов. Шестерым, в том числе и Лаклаку, приказал следовать за собой.
Уже в воротах, обернулся к Кудашеву, сказал:
– Мы в «Бозорг». Постараемся взять тихо и базарчи, и Араша. Разговаривать с ними будем на нашей гаупт-вахте. Скауты, что остаются здесь, увезут труп нападавшего в горы. Своего повара хороните сами. В полицию не сообщайте. В саду наведите полный порядок, соберите гильзы!
Тронул коня стеком, обернулся ещё раз:
– Не забыли, доктор Джон? Сегодня в полдень совещание. Приезжайте!

***    *****    ***