Я ИЗ "ТРЕТЬЕГО СОСЛОВИЯ" СТРАНЫ СОВЕТОВ
( автобиографическая повесть )
ГЛАВА 9. ДОНБАСС - МОЯ "ИНДУСТРИЯ"
Летом 1976 года я тройным обменом переезжаю из Ростова в Донецк, индустриальное «сердце» Донбасса. Здесь живёт брат, который после окончания института остался жить и работать на Украине. При его положении и поддержке есть шанс заняться наукой в самом серьёзном смысле слова.
При первом же знакомстве с городом на улицах моя семья увидела автобусы с ростовскими номерами – это «туристы» приехали за продуктами. Этот промышленный и индустриальный регион снабжался по более высокой категории. Итак, квартирно-продовольственную проблему я решил. Меня взяли в институт на должность старшего научного сотрудника в отдел экспериментальной экологии.
Донбасс имеет сложный техногенный ландшафт с повсеместными экологическими проблемами на земле, воде и атмосфере. На этих проблемах научные сотрудники делают диссертации, как блины пекут. По моему профилю в институте дублёров не было – это хорошо.
Но для разработки исследований по тематике докторской диссертации необходим штат исполнителей не менее половины сотрудников института, включая дворника, сторожа и сантехника. У меня в химической лаборатории несколько лаборантов и младший научный сотрудник, без учёной степени.
Институт в составе Академии наук Украины, и она утверждает темы и финансирование исследований, я же здесь только рядовой исполнитель. Я включился в работу по фитомелиорации почв, исследованию прибрежной зоны Азовского моря с целью её освоения под курортно-бальнеологическое строительство, ездил по индустриальным городам с лекциями по экологии.
Вся эта деятельность продолжалась около трёх лет. В один из весенних дней 1978 года меня вызвали к директору института. Он сообщил, что в 1980 году в Москве будут проводиться Олимпийские игры и по решению Донецкого областного комитета партии надо провести реконструкцию стадиона «Шахтёр», как резервного для этих игр.
Футбол в Донецке любили все, и особенно – третий секретарь Областного комитета партии, который возглавлял эту работу. Местная футбольная команда была одной из лучших в стране. Мне поручили руководство и оказание консультативной помощи в этих делах от начала до полного завершения. Несмотря на то, что меня 5 лет в университете и 3 года в аспирантуре учили совершенно не этому.
Я лучше сам играл в футбол, чем понимал о чём шла речь. Мне, беспартийному ничтожеству, доверяют в приказной форме работу «кандидата футбольных наук», а я – кандидат биологических наук, к футболу, как и бабочкам-одуванчикам, отношения не имею. Нужен был «мальчик для битья»,и директор сделал правильный выбор. Стадион предполагалось перестроить по лучшим европейским образцам: подпочвенным подогревом и поливом.
Когда я узнал про эти новации, то проще мне было застрелиться. Ну как втолковать партийным руководителям, что в Европе климатические условия существенно отличаются от восточноевропейских? К авантюрной ,во всех отношениях, затее я не был готов ни практически, ни теоретически, ни морально. К разработке этой темы были подключены институты и крупные производственные объединения Донецка.
Всё это мне предстояло координировать и контролировать,а на себя брать всю исследовательскую программу, которой у меня не было и времени на неё не дано.
По чьей-то команде стали снимать верхний слой с поля стадиона и куда-то увозить, затем сняли и нижний горизонт и тоже куда-то увозили.
На первом совещании я высказал желание съездить за границу для знакомства с технологией строительства и эксплуатации стадионов подобного типа, особенно в зимний период. От секретаря обкома я получил жёсткий отказ, словно просил туристическую путёвку по Европе. Тут же встречный вопрос ко мне: с чего надо начинать строительство?
«Надо искать торф особого качества где-то в средней климатической зоне России и завозить сюда в первую очередь, затем уже эдесь уже подобрать чернозём с определёнными свойствами и крупнозернистый речной песок, и последнее – комплекс минеральных удобрений. Выполнение всех этих заявок должно осуществляться при моём участии и контроле».
Через день товарный состав из 20 вагонов из Донецка был отправлен во Владимирскую область за торфом. Я и начальник по грузоперевозкам объединения «Донецкуголь» в купейном вагоне выехали вслед за товарным составом, до станции «Гусь-Хрустальный».Там я выбрал торф нужного качества, оставил начальника осуществлять погрузку и отправку состава обратно в Донецк, а сам в тот же день уехал. В выборе чернозёма мне не пришлось долго раздумывать: мне представили почвенные карты области, и я указал нужное место.
Когда я туда приехал, там уже кипела работа: экскаватор загребал без разбора как верхний, так и нижний слой почвы, который нельзя было трогать. Эта самодеятельность мне доставила потом много неприятностей. В выборе песка мне помогли геологи, и это обошлось без неприятностей. На семена злаковых трав я сделал заявку. И их доставили из-за границы.
Когда все материалы прибыли в Донецк, на стадионе развернули широкомасштабные работы,поднявшие на ноги почти все организации города. Был установлен график работы людей в три смены, то есть круглосуточно. Поле стадиона ночью освещалось, как во время футбольного матча. Служащие различных организаций просеивали почву и торф, в бетономешалки в определённой пропорции загружался торф, чернозём, песок, удобрения даже гипс. Эта боевая операция продолжалась около месяца.
Каждую неделю я и другие участники совещания отчитывались за проделанную работу. Когда мне доставили семена для травосмеси газона, я сразу засеял экспериментальную площадку, чтобы успеть вырастить газонную траву до наступления осени и начать самую ответственную работу в лабораторных условиях. За этот раздел исследований я нёс персональную ответственность.
Пока трава подрастала, я попросил секретаря обкома командировку в Ленинград, в научно-исследовательский институт растениеводства, где был небольшой опыт по выращиванию на севере лука при температуре ниже О градусов и почвенном подогреве. Поскольку меня лишили возможности съездить за границу, то мне ничего не оставалось, как принимать опыт с луком за основу.
( на фото я за столом с аппаратурой для регистрации температуры воздуха в климатроне: в верхней части - ниже 0, в нижней - выше +15, 20 градусов.
Оптимальный температурный режим на поле стадиона создавался на почвенных монолитах с газонной травой стадиона "Шахтер", с различными температурными режимами: плюсовыми - для корневой системы, минусовыми - для поверхности травянистого покрова ).
После возвращения из командировки меня вызвали к директору института. Он сидел в дурном расположении духа: « Вы кто: научный сотрудник института или прораб на стройке !? Я вас направил как консультанта на реконструкцию стадиона, а вы не являетесь на работу в институт непделями и приходите только за зарплатой!»
Я не стал ничего объяснять, оправдываться было бесполезно. На первом же совещании – планёрке я доложил секретарю обкома разговор с директором. Он тут же связался с институтом и на высоких тонах отчитал члена-корреспондента Академии наук – директора моего, как мальчишку. Такую «развязку» я предвидел, но значительно позже, когда все работы по стадиону завершатся и я займусь экспериментальными исследованиями в Донецком институте «ПромстройНИИ проект».
Там уже шли монтажные работы по имитации конструкций подпочвенного полива и подогрева в большом климатроне, где амплитуда температур, от – 70 до +150 градусов. А на стадионе шли монтажные работы по укладке на поле труб для полива и подогрева горячим воздухом.
Под трибунами устанавливались мощные шахтные вентиляторы с подогревом воздуха и система насосов для подпочвенного полова. Последним этапом осуществлялось покрытие поля слоем почвенного субстрата. Последний «аккорд»- на поле вышла бригада из Департамента по озеленению и благоустройству, победители конкурса по озеленению среди европейских индустриальных городов.
Звучит амбициозно, а на поле вышли бабы,с задранными спереди подолами, с семенами трав, и стали разбрасывать по-крестьянски горстями семена. Когда семена проросли, поле выглядело ужасно. Лауреаты международного конкурса свою вину не способны были признать и всю вину свалили на меня: я неправильно приготовил почвенную смесь, на поле появились грибы и мох, а это якобы мешает росту трав.
Меня поражала наглость и упрямство бракоделов, но я убедил комиссию,что посев надо повторить, а грибы и мох траве не помеха. Мои слова позже получили подтверждение.
Наступила осень 1979 года, поле стадиона зазеленело густым зелёным ковром. Я уже вёл испытания монолитов газонных трав в климатроне при минусовых температурах и подпочвенном подогреве. Штат инженеров и лаборантов вёл непрерывные наблюдения и регулярные отсчёты времени и температуры, менялись монолиты с травянистым покровом.
Исследования длились непрерывно около двух месяцев, можно было делать предварительные выводы, термокамера не выдержала такой нагрузки и вышла из строя.К этому времени наступила зима, и поле стадиона оказалось под с негом. В последних числах февраля 1980 года я предложил во время совещания начать производственные испытания подогрева почвы на поле стадиона.
Согласовали это предложение с Донецким обкомом партии, и эксперимент начался. С двух сторон поля заработали насосы, и горячий воздух пошёл на поле. Снег растаял по краям поля, трава зазеленела и пошла в рост. Затем снег начал таять дальше от края, но с замедлением по времени и эффективности, а на расстоянии 5 метров от края процесс остановился.
В результате таяния образовалась ледяная корка: сюда воздушного тепла не хватило. Я взобрался на высокую осветительную мачту и сфотографировал всю панораму поля, как наглядный аргумент выполненной работы. Моей вины в проектных ошибках не было – я не теплотехник и не проектировщик. Все , что касалось моей компетенции - подговка оптимального состава почвы и обеспечение живого зеленого покрытия - было выполнено мною безукоризненно.
Результат эксперимента вызвал всеобщий переполох в донецком обкоме, из Москвы прибыла комиссия с проверкой. Я подготовил всю документацию о выполненной работе и докладную записку о проделанном на стадионе производственном испытании, все передал комиссии. Работать в институте, в отделе эскпериментальной экологии, было нецелесообразно, и я написал заявление об увольнении по собственному желанию - на этом и закончилась моя научная деятельность.
За истекшие 4 года после завершения строительства стадиона обо мне не вспомнили ни в Донецком обкоме компартии, ни в Донецком Ботаническом саду, где я работал старшим научным сотрудником.
История со стадионом в Донецке на этом не закончилась и получила продолжение, причем с самой неожиданной для меня стороны, хотя мне и придется забежать далеко вперед, чтобы о нем рассказать.
Прошло 28 лет и в июне 2012 года состоялся чемпионат Европы по футболу на Украине. По телевизору я внимательно наблюдал за ходом матчей и слышал хорошие отзывы о стадионе в Донецке.
В последнем матче, когда только началась игра, грозовой ливень вынудил прекратить игру почти на полчаса. Сразу же по окончании ливня игру возобновили, так как на поле не было луж и даже брызг под ногами футболистов, как это обычно бывает, - травяной покров остался таким же сухим и пригодным для продолжения матча .
Один из комментаторов матча, в связи с этим, задал вопрос другому: « Кто сделал такое великолепное поле?» Тот, не задумываясь, ответил: « Насколько я знаю, это был какой – то иностранец…, который уехал…».
Разумеется, я был польщен такой оценкой своей работы, которую получил даже по прошествии почти 30 лет, но меня несколько удивило то, что разве только иностранцы могут профессионально работать и у нас не может быть своих высококлассных специалистов?
Поразмыслив, пришёл к выводу: вероятно, я и есть тот иностранец ( по национальности – русский), который с голодухи в Ростове, в мае 1976 года, мигрировал в украинский город Донецк; там по заданию обкома компартии осуществил полную реконструкцию стадиона « Шахтёр» - как запасной вариант для Олимпийских игр в Советском Союзе 1980 года.
Государственная комиссия приняла мою работу без замечаний.
Вот так, спустя 28 лет, таким неожиданным способом, я неожиданно получил хорошую оценку проделанной мной когда -то работы.
А теперь мы снова возвратимся в 1980 год.В семейных делах было спокойствие и порядок: жена работала в каком-то институте, сыну было шесть лет, а дочь завершала школьный марафон и музыкальную школу по классу фортепиано. К нам по очереди приезжали тесть и теща.
Нанимаю репетитором преподавателя музыкального института, если дочь захочет поступать в училище, но 10-й класс был в школе на переднем плане и музыке дали «отбой». Я нанимаю репетиторов французского языка, физики, химии, биологии. Это подготовка экзаменов в гуманитарные вузы: Донецкий Университет и мединститут.
Для себя работу в Донецке было проблематично найти, кроме зональной агрохимической станции. На преподавательскую работу в красивом и богатом, но индустриальном городе шансов нет, а в других – дополнительные трудности со сменой местожительства. И все-таки я съездил в Крым, Днепропетровск, Луганск и Сумы. Предпочтение отдал агрохимической станции, пока у дочери определится учеба в институте.
Пришла пора и забирать из Ростова и 84-летнюю мать, и затевать еще и междугородный квартирный обмен. В таких делах инициатором всегда был я, а брат оказывал содействие. Так и на этот раз получилось: квартирная комбинация – и я забираю мать к себе в 4-комнатную квартиру в центре города. Теперь я отлично понимал, что необходимо время для продуманного решения дальнейших действий в своих интересах и семьи, пока остаются средства от заграничной работы.
Виктория собиралась поступать в университет на отделение французского языка. Я одобрил ее выбор и стал выяснять условия вступительных экзаменов и конкурс. На кафедре иностранных языков мне объяснили, что конкурса на приемных экзаменах не бывает….
Поступают дети номенклатурных чиновников Донецкой области – партийно-административной элиты, Министерства угольной промышленности, крупных предприятий, ведомств и объединений. Наглядный пример: дочь моего брата – главного инженера Донецкой железной дороги – закончила университет на кафедре иностранных языков.
Оставался шанс поступить в Донецкий мединститут, и репетиторами у дочери были все члены приемной экзаменационной комиссии. К нам в квартиру они неожиданно пришли с неприятной новостью: первый секретарь обкома издал негласный указ приемной комиссии медицинского института – не принимать документы девочек под любыми предлогами, а если это произойдет, то на экзаменах ставить самые низкие оценки.
Для сына моего брата двери института были открыты, а для моей дочери – закрыты. Так моей дочери вторично указали на низкое происхождение из «третьего сословия» Страны Советов. В другом городе документов не примут, потому что в своем городе мединститут есть.
За советом пришел к врачам, с которыми свел знакомство, когда собирался хирургическим способом избавиться от тонзиллита. Через день мне сделали операцию, которая длилась 5 минут, и через два дня я пришел здоровеньким и веселеньким в гости с тортом и шампанским.
Беседа была не будничной и не праздной, а деловой: о судьбе моей дочери и возможности ее поступления в мединститут, но не в Донецке, а в одном из городов Советского Союза. Мне сообщили, что это будет очень дорого стоить. «Сколько?» - спросил я. Цена была убийственной, это был весь резерв моей семьи, деньги за проданный «Москвич».
Я поехал с дочерью на первый экзамен, на второй поехала мать. Появилась надежда на положительный исход этой коммерческой сделки . Дочь была хорошо подготовлена к экзаменам и нам было не стыдно за ее знания.
К этому времени в Стране Советов стало происходить что-то неладное. На кремлевском олимпе начался мор богов: почин сделал секретарь ЦК по идеологии М.А.Суслов, прозванный в народе «серым кардиналом», за ним в 1982 г. Генеральный секретарь компартии Л.И. Брежнев, в 1984 г. – Ю.В. Андропов и в 1985 г. – К.У. Черненко.
Однако положение КПСС в стране оставалось главной руководящей и направляющей силой, ядром политической системы. Все эти предшествующие годы застоя по масштабам фарса, помпезности, славословия превзошли все годы хрущевской «оттепели».
Высшее партийно-правительственное общество и бюрократический аппарат в республиках и регионах страны обрастали все новыми привилегиями , в стране процветала коррупция, увеличивался разрыв в уровнях и условиях жизни между народом и командно –административной частью. Лозунги, призывы, указы, директивы - к примеру «продовольственная программа» - не стимулировали рост и развитие сельского хозяйства и промышленности.
Экономику страны спасли «нефтедоллары» и «газодоллары». А жизненный уровень при этом падал. В Политбюро ЦК КПСС не находили выхода из складывающейся ситуации, предпринимались попытки перестановки в руководстве страны.
В Донбассе «смертельная чехарда» генсеков не отразилась на условиях жизни в Донбассе, снабжение продовольственными и промышленными товарами оставалось вполне удовлетворительным , только заработная плата могла обеспечивать разве что прожиточный минимум. В моей семье так и происходило : на двоих детей – два кормильца , все сбалансировано и ни копейки лишней.
Бесплодные поиски другой работы в других городах и начавшийся «мор» генсеков породили в душе какую-то тревогу, неуверенность в благополучной жизни в дальнейшем. Свой выбор я остановил на переезде в Москву или Подмосковье. Уже 2,5 года занимаюсь поисками вариантов обмена. Иногда еженедельно езжу в Москву по этим делам, но безрезультатно.
Из Москвы мало желающих уехать в Донецк, а из Донецка в Москву желающих толпа готовых на любых условиях и за любые деньги идти на обмен. К 1984 году я имел великолепную квартиру в центре города, но и большую семью в придачу: дочь-студентка вышла замуж за сокурсника и молодая семья вместе с моей престарелой матерью жили с нами.
В случае удачного варианта обмена у меня не хватило бы средств на доплату. Оставался единственный шанс – пожертвовать метражом жилплощади моей квартиры. Этот шанс через 2,5 года наступил и я обосновался на подступах к Москве: в Одинцово и в Балашихе, где поселилась семья дочери. Москва осталась для нас неприступной.
Переездом в Подмосковье из семьи были довольны только я и сын – 9-летний школьник: однокомнатная квартира в «хрущёвке» на первом этаже и комната в коммуналке, тоже на первом этаже, в дряхлом трехэтажном доме в Балашихе – для дочери.
Здесь был повод для сравнения и недовольства, сожаления о содеянном переезде из Донецка. Я обещал семье лучшую жизнь в скором будущем, потому что сам надеялся на лучшее. К трудностям я привык, тяжелой работы не боялся, но того, что произойдет в моей жизни по всей стране , не ожидал и не поверил бы, если бы кто-нибудь предрекал столь ужасные перемены.
Москва встретила нас летом 1984 года пустыми полками магазинов и очередями за спонтанно появляющимися продуктами: колбасой, маслом или сыром, позже возникли очереди за вином и водкой – ну совсем, как в Ростове ( откуда я сбежал в 1976 году - там были очереди даже за макаронами).