Там, за Гиндукушем. Книга IV. Главы 8-9

© Владимир П. Паркин

ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ
Историко-приключенческий роман
Книга опубликована в изданном Втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.
ISBN 978-906066-04-6

Историко-приключенческий роман
Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"

***

«Меч и крест ротмистра Кудашева»
Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.

Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –
                1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».
Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».
Книга третья: «Хиндустанский волк».
Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».
Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".

«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.

***    *****    ***

  Глава VIII
Как расправляются с ворами в Персии. Проблемы юного атташе. Экзекуция как национальная традиция в британской армии. Военная Коллегия – Military Board. Первые результаты расследования.

 
Июля 15. 1912. Исфахан.
 
Как ни старался Кудашев попасть к библиотеку Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане с утра пораньше – не получилось.
 
Капитан, сэр Уильям Баррат, наследник покойного вице-консула военного атташе полковника сэра Гай Генри Баррата, не знал, что и думать. Он уже трижды звонил в собственную усадьбу, которую, по-привычке, все называли объектом военно-санитарной службы экспедиции, разыскивая, только что назначенного, исполняющего обязанности руководителя службы, профессора доктора Джона Котович. И управляющий усадьбой Джамшид-баба, и ассистент профессора мистер Саймон Котович уверяли, что доктор Джон и леди Уна давно покинули усадьбу. По второму кругу звонков услышал, наконец, Кунигунду. Она заверила брата, что Котович выехал по направлению к британской миссии, должен быть минут через десять. Но прошёл час, а Котович не появился. 
Александр Георгиевич застрял в своей машине в трёхстах метрах от Генерального консульства. Не по причине аварии, не по причине технической неисправности. Он ухитрился попасть в транспортную «пробку» – «in transport «fuse»! Случай для Исфахана, прямо сказать, из ряда вон выходящий.
 
Благополучно въехав с набережной реки Зайендеруд на предбазарную площадь, попытался развернуться, но автомобиль был остановлен нарядом конных фаррашей – исфаханских полицейских! Один из них поздоровался на фарси и спросил на ломаном английском:
– Машина полковника Баррата? Кто вы такой, почему за рулём?
 
Кудашев раскрыл английский паспорт, выданный ему в Колчестере, но в руки фаррашу не дал. Ответил на приветствие по-персидски:
– Я новый начальник военно-санитарной службы Исфахана.
 
Фарраш знаком потребовал паспорт в руки. Пришлось подчиниться.
Паспорт у фарраша надолго не задержался. Полистал документ. Вгляделся в фотографию. На первой странице с тиснёным золотом гербом Соединенного Королевства полицейский не задержался. Последняя – с фиолетовой печатью «Лев и Солнце» персидской таможни  и была предметом его затребованного внимания. Фарраш вернул паспорт и отдал честь растопыренной ладонью. Спрыгнул с подножки.
 
Кудашев попробовал ехать дальше, но не тут-то было! Его «Роллс-Ройс» оказался надёжно блокированным со всех сторон повозками, колясками, аробами. Кони, ослы, верблюды, овцы! Нескончаемые потоки людей, вливавшиеся на площадь со всех четырех улиц! Гудок клаксона «Роллс-Ройса» потонул в человеческом гаме, рёве животных и звуках больших труб двух карнайчи, поднявшихся на деревянный помост, сооружённый за ночь посреди площади. Ударил барабан.
Вокруг машины и по всей площади персы, курды, шахсевены, бахтиары, белуджи, арабы, армяне, мужчины, женщины! Кудашеву казалось, всё многотысячное народонаселение Исфахана вдруг оказалось на этом пятачке.
 
Мало радости попасть в стихию такой толпы. Особенно, когда не известны причины и цели её образования. Одно дело, если люди в добром настроении направляются на праздничные конные ристалища, и совсем другое, когда лидеры человеческих стихий гонят толпу на погром иноплеменников!
 
Кудашев встревожен, но его мозг холоден. Оценивает настроение толпы по лицам её отдельных составляющих. Вроде, нет причин для беспокойства.
 
В одну минуту босоногие полуголые мальчишки облепили машину. Они стояли на подножках слева и справа, мостились на багажнике и на бамперах, пытались залезть на крышу. Кудашев открыл дверцу, сам встал на подножке в полный рост. Детей прогнал только с крыши – продавят. За подножки и бамперы не беспокоился. Английская сталь выдержит.
Люди не только на площади. Они в распахнутых настежь окнах, на балконах и крышах домов, что вокруг площади. Все взоры обращены в её центр – на помост.
Так, что за зрелище уготовано в это светлое утро добропорядочным исфаханцам? Увы, не театральное.
Кудашев понял это, увидев, как через толпу к помосту пробивается взвод фаррашей, расталкивающих любопытных зрителей стволами и прикладами русских винтовок Бердана. Пробились, оцепили помост. Толпа сомкнулась снова. Первые ряды любителей зрелищ буквально упираются в стволы винтовок.
На помост поднимается благообразный старец с длинной седой бородой в синем халате на вате при зелёной чалме. Вслед за ним два фарраша поднимают молодого парня. Босого, обритого наголо, в рваной длинной ниже колена рубахе. Его руки не связаны. Парень не сопротивляется, он плачет, что-то пытается объяснить фаррашам, просит о милосердии.
 
Старец громко, хорошо поставленным голосом человека, имеющего опыт разговаривать с толпой, зачитывает свиток синей бумаги с болтающейся на шнурке большой сургучной печатью:
– … Таким образом, – достопочтенный справедливейший Шариф Сулейман-кази, судья  Большого базара «Бозорг», оказал милосердие вору Абдул Мирали из квартала медников и посчитал его не причастным к убийству и ограблению армянского купца Манук Мирзоянца, а виновным лишь в краже его одежды, в связи с чем, заменил смертную казнь на отсечение правой руки!
 
Кудашев лишь с высоты бампера автомобиля рассмотрел помост. Понял, что за пень воодружён в его центре. Плаха! У подножия помоста дымящийся мангал – старое ведро с дырками, обмазанное глиной. На мангале небольшой котелок. Из него на всю площадь запах раскалённого хлопкового масла.
По операции в Закаспийском Ков-Ата Кудашев вспомнил, для чего предназначается раскалённое растительное масло. Оно мгновенно сжимает пересеченные сосуды, не даёт человеку истечь кровью… Действенное, но изуверское средство. Боль, должно быть, адская!
 
На помост поднимается палач. Должность этого человека объявлять собравшимся не было нужды. Омерзительная мрачная личность. Грязные полотняные штаны, стоптанные армейские английские ботинки, шуба из собачьих шкур без рукавов на голом теле. На поясе большой широкий нож в брезентовых ножнах.
 
– «Мачете», – подумал Кудашев, – «и, небось, тоже с клеймом «S» – «Solingen» – «Золинген»!
Вернулся в машину, сел за руль. Помоста более не видел. Публичная экзекуция доносилась до Кудашева только своими звуками, приглушёнными поднятыми стёклами окон.
Бой барабана, рёв карнаев. Несколько секунд полной тишины, и отчаяннейший вопль! Снова ударили барабаны, заволновалась толпа. Всё закончилось. Мало помалу площадь пустела. Дорога освободилась. «Роллс» покатил дальше.
 
Кудашеву, как юристу по образованию, оставалось только осмыслить увиденное.
Законная смертная казнь и наказание в форме членовредительства – прерогатива только государственная, атрибут государственной власти. Завершающая форма процессов от розыска и расследования совершенного преступления, поимки преступника и доказательства его вины в судебном процессе. Сложности в этом государственном действе немалые. Самосуд, конечно, быстрее, но и судебных ошибок больше. Американцы "суд полковника Линча", сложившийся в экстремальных условиях Дикого Запада и Юкона, приравняли к узаконенным формам государственного права. В любом случае – публичность – это ещё и мера воспитательного воздействия на массы. Казни проводятся при максимальном собрании народа. В некоторой мере имеются и элементы зрелищности, театральности, закреплённые церемониально. Эти зрелища для жителей города привычны.
 
Кудашев при такой экзекуции присутствовал впервые. Но его память сохранила и другие обычаи другой страны. Обычай добивать раненых врагов на поле боя. Самурайские прославленные мечи с успехом обезглавливали тяжело раненных русских военнопленных! Без суда. Без театральности, без церемониалов. В рабочем порядке.

***
 
В библиотеке Кудашева ждал Баррат-младший. Осунувшийся, с красными от слёз глазами.

Появлению Кудашева обрадовался. Подошёл к нему, как к родному человеку, близкому родственнику.
– Сэр Джон! Слава Богу, вы живы! Я ждал вас. У меня бумага, совершенно секретная. В ней есть ваше имя! Вот, сейчас. Эта – о моём назначении временно исполняющим обязанности военного атташе консульства. Нет, не та… Нашёл! Читаю:

«…Капитан Уильям Гай Баррат назначается полномочным протектором – руководителем – военно-полевой коллегии при военно-полевом суде экспедиции с обязанностью организации объективного полного и всестороннего расследования обстоятельств преступления, а именно: убийства вице-консула Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане полковника сэра Гай Генри Баррата с правами:
• задержания подозреваемых в совершении преступления на территории провинции Исфахан, на иных территориях по согласованию с местными компетентными органами;
• содержания вышеназванных подозреваемых под стражей на гауптвахте 23-го Пенджабского пехотного полка, дислоцированного в Исфахане, с отнесением расходов, связанных с содержанием, на статьи расходов полка с последующей компенсацией согласно счёту из казны;
• формирования штата военно-полевой коллегии для расследования обстоятельств преступления и организации задержания преступников;
• проводить расследование в соответствии с законами Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Вице-Королевства Индии;
• материалы по результатам расследования передать в Королевскую Военную Прокуратуру Вице-Королевства Индии;
• срок расследования по времени ограничен быть не может, но желательно провести расследование с предельной быстротой, чтобы не дать возможности преступникам уйти от ответственности либо совершить новые преступления.

Приложение (имеет рекомендательный характер):
Примерный «Список лиц – членов  военно-полевой коллегии»…

– Сэр Джон! В этом списке стоит ваше имя. Подпись документа коротка, без расшифровки, без обозначения чина и должности, но она мне знакома. Это подпись Уилфреда Маллессона! Что скажете, Джон! Вы же не откажетесь?

– С какой стати? Я обязан полковнику Баррату собственной жизнью. Он не допустил ни меня, ни Кунигунду в пещеру. Нам так хотелось увидеть Большого Змея!

– В таком случае едем. Не будем терять времени. В час пополудни состоится заседание военно-полевого суда экспедиции. Познакомимся с его членами, с председателем суда – майором Джеймсом Фитц-Гилбером, командиром Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков.

– Кого судить собираются?

– Дезертиров. Увы, вас доктор Джон приглашают на суд в качестве свидетеля, равно, как и мою сестру.

– Что, достопочтенный майор Джеймс Фитц-Гилбер собирается судить собственных подчинённых? Два десятка сипаев, доблестных разведчиков-кавалеристов?!

– Похоже, что так, сэр!

– И что ждёт этих дезертиров?

– Минимум – лишение чинов, наград и увольнение из армии без пенсий с предварительным наказанием «кошками» на «треугольнике». Могут назначить до тысячи ударов, сэр.

– А без слэнга?

– «Треугольник» – конструкция из трёх пик вкопанных в землю со связанными в пирамиду наконечниками. К этой пирамиде привязывают за руки и ноги обнажённого приговорённого к экзекуции. «Кошка» – плеть из девяти просмоленных линьков с узелками. От пары крепких ударов иной человек теряет сознание.

– Уже не слабо. Полагаю, после тысячи таких ударов мало кто выживет. Хоронить придётся фарш из человеческой плоти… Вряд ли кого больно коснётся лишение пенсии! Ну, а по максимуму?

– По максимуму – расстрел из орудия картечью, сэр!

Вышли из консульства, поехали в расположение военного лагеря. Говорили по дороге.

– Что вы намерены предпринять в первую очередь, капитан Баррат? – спросил Кудашев.

– Не знаю,– развёл руками Уильям. – Не могу знать! У меня здесь нет ни друзей, ни наставников. Делал то, что приказывал отец. Я переводчик, историк-любитель. Я не самостоятелен. Это моя беда. Понимаете, не знаю, как в вашей Канаде или в Американских Штатах, даже в Германии, но в Англии военные должности со времён Генриха Восьмого, если не ранее того, переходят по наследству. В случае отсутствия наследников либо, если наследник отказывается пойти по стопам наследодателя, он может продать доставшуюся по наследству должность тому, кто заплатит. Ни образование, ни послужной список кандидата значения практически не имеют. Главное, он должен родиться в семье из приличного общества, сэр. Ежели не найдётся покупателя, вакантная должность будет доступна кандидату согласно Табеля о рангах…

– Про должности и о порядках в армии я понял. Как понял и то, что вы, капитан Баррат, от должности не отказались?

– Увы, род Баратов так сильно пострадал от английских гонений на шотландскую аристократию, что потерял даже своё древнее имя, принадлежность к клану Мак’Кензи. Мама из этого клана, папе очень дальняя родственница. Однако, кровное родство исключается. Но и на абсолютно чужих у нас не женятся. Маме принадлежит большой каменный дом в горах Петланда, дворовые постройки и сотни коз, которых пасут наёмные пастухи. Мак’Кензи род славный. Один из них – очень богатый человек, крупный предприниматель, хорошо известен и на побережье Персидского залива, и в Индии. Собственные пароходы. Папа с ним не общался. Гордость бедного полковника! Теперь  Мак’Кензи повезёт его тело в рефрижераторе своего теплохода в Шотландию. Маме и Кунигунде на борту бронирована лучшая каюта. Расходы возложены на фирму. Простите, что говорю так откровенно. Чувствую, вы уже не чужой в нашей семье. Не хотел бы, чтобы моя откровенность вернулась ко мне насмешками со стороны третьих лиц!

– Последняя фраза излишняя, Уильям. Вы знаете, я, хоть и получил право на обращение «сэр», но мой отец такого права не имел. Я не стану злоупотреблять вашей откровенностью.

Подъехали к военному лагерю.
Четыре мили от Исфахана. Сотня белых полотняных армейских палаток. Навесы конюшен. Плац. Флагшток. На флагштоке – Юнион Джек, и ниже – Военный Вымпел 23-го Пенджабского Индийского пехотного полка. Тридцать акров ровной, как стол, земли.  Безымянная речушка, бегущая из ущелья Загросса. По периметру – искусственные укрепления – полевые окопы зигзагообразной конфигурации с земляными брустверами, ходами сообщения, пулемётными гнёздами и подземным цейхгаузом, колючая проволока. Четыре деревянные вышки по углам. Тоже с пулеметными станками. Часовой только на одной из них. Изнемогает от жары.

Два сипая в ботинках с обмотками, в коротких штанах и застёгнутых под горло кителях с закатанными по локоть рукавами, стуча деревянными подошвами по прокалённой солнцем персидской глине дороги, увидев консульский флажок на машине капитана Баррата, без слов распахнули ворота.
Въехали, оставили машину, пошли по лагерю пешком.
На плацу группа сипаев по шнурку устанавливала пирамиды из связанных кавалерийских пик.

Кудашев пересчитал «треугольники» – восемнадцать. Подумал про себя: «В наряд на Ков-Ата было отряжено два отделения. Два командира погибли. Плюс – несчастный полковник Баррат. Восемнадцать разбежались. Эти «треугольники» – для экзекуции. Каждому дезертиру – персональный». 

Обсуждать происходящее на плацу не стали. Миновали его молча.
В десять ноль ноль по Гринвичу вошли в большую палатку полкового штаба, где капитана Баррата и его спутника майор Джеймс Фитц-Гилбер приветствовал командой: «Господа офицеры его Величества»!
Военный суд в полном составе поднялся по стойке «смирно»!
– Мои извинения! Господа офицеры! – приветствовал капитан Баррат собравшихся членов органа армейского правосудия.
Кудашев подтянулся, поклонился одним подбородком.

Капитан Баррат продолжил:
– Надеюсь, я не нарушу регламента военного суда, если предложу вашему вниманию, джентльмены, этот документ! На нём грифы «Секретно» и «Срочно»! Он адресован и председателю военного суда, и конкретно большинству его членов.

– Мы ещё не начинали, – председатель суда майор Джеймс Фитц-Гилбер протянул руку за документом.
Начал читать вслух. Офицеры по мере прочтения понимающе переглядывались. Зачитанная подпись произвела впечатление. Генерал-майор Уилфред Маллессон уже при жизни был живой легендой.
С именем доктора биологии профессора Джона Котович офицеры тоже были знакомы по застольным разговорам. Миф об учёном чудаке-энтомологе, «на запах»  дуплетом из «Веблея» завалившим в полной темноте двух тхаггов-душителей, подписью Маллессона обрёл свою реальную оболочку. Один за другим офицеры подходили, представлялись, пожимали Кудашеву руку.
Доставали портсигары, зажигалки. Один из офицеров приоткрыл противомоскитную сетку на распахнутой двери, приказал своему вестовому:
– Эй, бой! Бегом сюда из моей палатки виски и миску со льдом!
 
– Джентльмены! Джентльмены! – председатель суда забарабанил по дубовому кругу деревянным судейским молотком. – Мы должны определиться с назначенным на сегодня судебным разбирательством. Из двенадцати членов военного суда девять настоящим приказом определены в штат военно-полевой коллегии для расследования обстоятельств совершённого преступления и организации задержания преступников.

Капитан, посылавший своего ординарца за виски, уже держал запотевший графин за горлышко над своей головой:
 – Джентльмены! Мы все достаточно хорошо знаем друг друга, настроения сипаев внутри экспедиционного корпуса и сложившуюся оперативную обстановку на территории. Нельзя создавать прецедент, который может дать солдату не только законное, но и моральное право покинуть поле боя! Возмездие негодяям должно быть таким, чтобы не было соблазна другим! Предлагаю: трубить общий сбор, зачитать личному составу резолютивную часть приговора и приступить к экзекуции! Мотивировочную часть секретарь суда приготовит позже, мы подпишим протокол заседания. Согласны? К чему канителиться? У нас полно дел. От паршивых овец нужно избавляться немедленно!

Председатель суда вздохнул, промолчал. Офицеры переглянулись. Никто не произнёс ни слова.

Кудашев понял, настал его час. Нельзя допустить экзекуцию. На стороне артиллерийского капитана будут немногие. С Барратом согласовывать точку зрения времени нет. Взглянул на майора Фитц-Гилбера. А ведь дезертиры служили под его командованием! Решился, поднял руку:

– Джентльмены! Позвольте слово. Я, конечно, не член военного суда, но, как член военной коллегии по расследованию преступления, хотел бы высказать свое мнение. Позволите?

Кудашев увидел: председатель суда майор Фитц-Гилбер смотрит на него с некоторой надеждой, как на человека, пытающегося разделить вместе с ним тяжелую ношу. Услышал от него:
– Продолжайте, профессор!

Офицеры расселись по своим местам. Капитан Баррат и майор Фитц-Гилбер сели рядом.

Кудашев начал говорить просто, без тени претензий на ораторское искусство, присущее профессиональным барристерам, как говорил бы с друзьями за добрым застольем:

– Джентльмены! Волею недоброй судьбы мне пришлось стать свидетелем-очевидцем трагических событий в Ков-Ата. Уверен, вы о них знаете достаточно подробно. Скорблю о гибели ваших товарищей по оружию, скорблю о гибели полковника Гай Генри Баррата. Да, мне пришлось стать свидетелем того, как восемнадцать кавалеристов, как на конях, так и спешившихся бежали от поражающих огненных выбросов пламени из чрева пещеры. Вот что они кричали при этом, кто на хинди, кто на английском: «Аджгар! Бара Аджгар!!! Змей! Великий Змей! Дракон! Спасайтесь!!!». Никто из присутствующих в Ков-Ата не мог и предположить, что в пещере скрывались профессиональные военные с огнемётом, оружием, которого нет в армиях ни Британии, ни России, ни в каких иных. Зато знал каждый, в пещере скрывается Великий Змей, которому в ночь кочевники приносили по древнему обычаю в жертву коз. Свидетельством тому были десятки гигантских погадков, отрыгнутых животным. Хочу отметить, бежали не новобранцы, не юнцы, впервые надевшие военную форму. Бежали профессиональные военные, объятые ужасом. Многие из них имели на своих мундирах не одну медаль. Бежали лучшие из лучших индийских кавалеристов, что были отобраны в элитную часть разведывательного батальона. Думаю, их гнал не столько страх за свою жизнь, сколько невежество и вера в демонов и чудовищ, впитанная ими с младенческого возраста. В этом отношении их нельзя и сравнивать с европейцами. В этом отношении они просто дети. Я заканчиваю, джентльмены. Мне, как протектору военно-санитарной службы, нужны восемнадцать солдат для тяжелой грязной, опасной в бактериологическом отношении работы. Мне, как члену организованной военной коллегии, нужны опытные разведчики, способные читать следы на любой местности, передвигаться скрытно, уметь слушать, слышать, запоминать, докладывать, стать нашими ушами и глазами на базарах, в караван-сараях, в песках и на горных перевалах! Я готов с вашей помощью и под руководством опытных офицеров организовать военный отряд разведчиков, которые сумеют незаметно вписаться в местный многонациональный этнос с задачей поиска преступников. Не спешите «кошками» сдирать с них кожу. Они ещё должны принести пользу Соединённому Королевству, не щадя сил и своей жизни заслужить прощение и снять пятно позора со своего полка! И в заключение, юридическая справка: «Законом о воинской дисциплине» от 1881 года, принятом Парламентом Соединённого Королевства, отменено наказание солдат и матросов в форме порки плетью или палками.  Отдельным Парламентским Биллем 1907 года этот закон подтвержден и уточнён: не только в мирное, но и в военное время, и на всей территории Соединённого Королевства. Я закончил, джентльмены!

Кудашев сел на походный табурет, поискал глазами артиллерийского капитана, шёпотом попросил:
– Если можно, пол стакана воды, сэр!

Речь Кудашева произвела впечатление. Председатель закрыл заседание суда, предложил обсудить речь профессора Джона Котович.
Заговорили все одновременно. Не по-британски эмоционально. Сигары задымились сами собой. Графин виски пошёл по кругу. Что поделать, военный лагерь в колониальных тропиках – не Военное Министерство в Лондоне. Здесь свои обычаи!

«Прения» закончились резолюцией:

Первое: Стенограмму речи протектора военно-санитарной службы приобщить к материалам первого протокола заседания военной коллегии для расследования всех обстоятельств совершённого в Ков-Ата преступления и организации задержания преступников.
Второе: Перенести слушание дела о дезертирстве кавалеристов Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков на три месяца.
Третье: Передать в ведение военному чиновнику доктору Джону Котович, протектору военно-санитарной службы, для использования по всем вопросам деятельности вышеназванной службы восемнадцать кавалеристов Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков. Организацию оперативно-розыскной деятельности временно созданного подразделения возложить на него же.  Впредь подразделение именовать словом «группа». Сохранить военное командование группой за майором Фитц-Гилбером. Положенное содержание и места постоянного пребывания за вышеназванными кавалеристами согласно списку сохраняются.
Четвёртое: Составить план оперативных и организационных мероприятий, проводимых военной коллегией. Исфаханскую Военную Коллегию впредь именовать как в устной речи, так и в письменной форме, аббревиатурой «IsMB» - «Isfahan’s Military Board» - «Ис-эМ-Би».
Пятое: Протектором «IsMB» назначить капитана Уильяма Баррата. Делопроизводство и обеспечение секретности операций «IsMB» возложить на капитана Уильяма Баррата.

С резолюцией были ознакомлены все двенадцать членов военного суда, военный атташе капитан сэр Уильям Баррат и доктор Котович.
За резолюцию из девяти членов «IsMB» голосовали все девять.
Артиллерийский капитан остался недоволен. Он предпочёл бы расстрелять дезертиров из орудий.

В этот же день «треугольники» с плаца были убраны.
Проштрафившиеся кавалеристы-скауты были полны раскаяния, диктовали писарям прошения о помиловании, заверяли командование в своей готовности служить Англии и лично Его Величеству, не щадя сил и самой жизни, в любом своём новом качестве, на самом опасном рубеже!

Военный атташе капитан сэр Уильям Баррат был истёкшим днём доволен. Он входил во власть. У него появился почти официальный советник!

Кудашеву прибавилось забот. Его рабочий день теперь на многие месяцы вперёд будет начинаться с восходом солнца, заканчиваться поздней ночью.

Мышами и клещами Гагринский будет заниматься самостоятельно. Мыши исправно подставляли свои белые тельца кровососущим клещам, но болеть энцефалитом отказывались. Хоть плачь. Нет результата!


***

Июля 16. 1912. Исфахан.
Последний вечер пятнадцатого июля осиротевшая Кунигунда провела с мамой. Собирала вещи. Вместе со служанкой и домоправительницей укладывала  бесчисленные чемоданы, сундуки и саквояжи. Несколько раз звонила в усадьбу. Услышав голос Джамшид-баба, вешала трубку. В полночь трубку взял сам Кудашев. «Слушаю!»… Кунигунда не ответила. Зашла к брату, спросила, на ходу ли автомобиль. Услышав, что забота об автомобиле на плечах хорошо оплачиваемого техника, выписанного из Лондона, пожелала братцу «спокойной ночи»!


Ночь на шестнадцатое июля Кунигунда провела под антимоскитным пологом в постели Александра Георгиевича. Без сна. Наслаждалась каждой минутой близости. Каждым прикосновением. Под утро Кудашев ненадолго уснул. Уна, приподнявшись на локте, легкими поцелуями ласкала его грудь, плечи, веки закрытых глаз.
Ни он, ни она ни разу так и не заговорили о любви. Оба чего-то боялись. Наверное, боялись самих себя.

Поднялись с рассветом.
– Жди меня, Джон,– на прощанье сказала Уна. – Постараюсь вернуться в конце сентября. Если не смогу, будем общаться  по телеграфу. До самой весны…
Потом заплакала.
– Не хочу ехать. Не могу оставаться… Ничего не знаю. Ничего не хочу.
Кудашев проводил Уну домой. С парадного крыльца она обернулась, послала Кудашеву воздушный поцелуй.
Кудашев ответил тем же.
Уна сбежала с крыльца, подбежала к нему и, обняв своего Джонни, прижалась к нему всем телом. Кудашев поцеловал её в губы раз, другой… И вдруг, что-то в нем сломалось. В глазах потемнело. Долгий поцелуй горячей медовой волной наполнил всё его тело. Уна бессильно уронила свои руки. Ещё немного, и она потеряла бы сознание…

Их обоих привели в чувство чужие бесцеремонные руки. Вышедшие на улицу домоправительница миссис Браун и служанка мисс Ева с трудом пытались разжать объятия доктора Джона, в которых млела их дорогая молодая хозяйка. Тормошили Уну.
– Сэр Джон! Прекратите, отпустите леди Кунигунду! Леди Уна, хватит, остановитесь, ваша матушка спускается. Автомобили уже поданы, а вы не одеты для дороги!!!

Кудашев с трудом вернулся из райского состояния блаженства в бренный земной мир. Выпустил из рук Уну, которую женщины тут же увели в дом. Покачнувшись, чуть было не упал сам. Кто-то поддержал его за локоть. Это был Уильям.
Кудашев молча смотрел на молодого Баррата. Пытался понять, где он сам, и что он здесь делает.

– Не расстраивайтесь, Джон, – сказал Уильям. – Она вернётся. Никуда не денется! Мы будем ждать её вместе!

Кудашев помотал головой, словно прогонял наваждение. Окончательно пришёл в себя. Поздоровался с Уильямом.

– Мы берём обе машины, – предупредил Баррат. – За рулём одной я сам. Вторую ведёт наш техник мистер Стивенс. Под багаж и свинцовый гроб с телом папы Генеральное консульство выделило наш отечественный грузовой автомобиль «Кроссли» – «Crossley». Спокойно тянет более полутора тонн. Лишь бы выдержал дорогу. Едем в порт Бендер-Аббас через Шираз! К ночи, если ничего непредвиденного не случится, будем в порту. На борт поднимемся сразу, но теплоход уйдёт в море только семнадцатого в полдень. Так что завтра ближе к ночи я вернусь.

– На всё воля Всевышнего! – сказал Кудашев на фарси.

– На всё воля Всевышнего! – согласился Баррат на английском. Драгоман, Уильям владел фарси лучше Кудашева.

Кудашев протянул Уильяму ключи от  своего «Роллса». Грум-сипай Музаффар подвёл к Кудашеву взнузданного и осёдланного гнедого английского жеребца, на котором верхом обычно прогуливалась Уна.

Баррат сел за руль. Кудашев поднялся в седло, собрался уезжать, не хотел долгого прощания с Уной. Вдруг повернулся и спросил Уильяма:

– Скажите, появлялся ли в вашем доме фон Пенк со своими соболезнованиями?

– Да, появлялся. Ни с кем не встречался. Далее прихожей не пошёл. Оставил миртовый венок с черной шёлковой лентой и расписался в траурном альбоме.

Кудашев покачал головой. Молча повернул коня и галопом взял с места. Его путь лежал в лагерь 23-го Пенджабского пехотного полка. Его ждали кавалеристы-скауты.

Кудашев в новом качестве и с новыми возможностями продолжал свою партию в Большой Игре. Но и Большая Игра, казалось, сама вела свою собственную игру!

***

На плацу в назначенный час протектора военно-санитарной службы члена секретного подразделения «IsMB» Джона Котович ждал майор Джеймс Фитц-Гилбер, командир Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков и восемнадцать спешившихся сипаев – кавалеристов-скаутов, держащих в поводу своих коней. Кудашев, бессознательно спешился так, как его учил отец: сидя в седле, поднял правую ногу почти вертикально, перекинул её налево через голову своего жеребца и сошёл с коня. Тут же понял, в Англии такой приём экзотичен.

– Браво, профессор! – майор Фитц-Гилбер похлопал стеком о голенище своего сапога. – У вас посадка и приёмы верховой езды настоящего скифа. Вы, сэр, этому в канадском университете выучились?

– Не только, ещё – читать и писать!

– Не обижайтесь, доктор Джон, если позволите себя так называть. Я пошутил от зависти. Мне так не сделать. Как и всего остального. Пишу ещё время от времени рапорты и отчёты, но последний раз пробовал читать Диккенса лет десять назад!

Кудашев пожал майору руку. Вышли из-под тени полотнятого навеса на солнцепёк плаца.
Правофланговый в строю подал команду «смирно».

Майор Фитц-Гилбер лениво поднял руку, прикоснулся двумя пальцами к шлему.
– Скауты! Представляю вам вашего непосредственного начальника на ближайшие три месяца. Будете служить под его руководством. Мгновенно и добросовестно исполнять каждый его приказ. Малейшее неповиновение – и негодяй вернётся за решётку гаупт-вахты ждать своего смертного часа, когда его тело будет разнесено в клочья пушечной картечью! Понятно вам, дезертиры?!

– Да, сэр! – в одно дыхание выдали восемнадцать кавалеристов.

Кудашев сделал шаг вперёд, обратился к строю:
– Моё имя Джон Котович. Обращаться ко мне будете «сахиб протектор»! Понятно?

– Да, сэр!

– Прикажете сделать перекличку, доктор Джон? – обратился к Кудашеву майор Фитц-Гилбер.

– Я начну с индивидуального знакомства с каждым членом группы, – ответил Кудашев.

***
Документ № 55.

«Дневник»
Александра Георгиевича Кудашева.

Извлечение:

… «Осень, октября дня 29, года 1937 от Р.Х.
Княжество Киштвари.

… «Майор Джеймс Фитц-Гилбер поддержал идею использования в розыске опасных преступников своих скаутов – раскаявшихся дезертиров, подняв при голосовании свою руку. Но в глубине души отнёсся к этой идее скептически. В том числе и к моему персональному назначению начальником этой группы. Не в правилах опытного боевого офицера обсуждать распоряжения высокого начальства. Особенно такого, как распоряжение генерал-майора Уилфреда Маллессона. Фитц-Гилбер просто «умыл руки» – сбросил на меня восемнадцать дезертиров, участь которых была на тот момент практически предрешена – жестокое наказание плетьми и увольнение из армии. Выжившим после экзекуции, разумеется.

Таким образом, в моём подчинении оказались восемнадцать кавалерийских скаутов-разведчиков индийской армии. Сильных ловких молодых мужчин от двадцати семи до тридцати пяти лет. Каждый из них владел не только родным языком – хинди, урду, бенгали, но и английским, в разной степени разговора и понимания, конечно. Почти все были грамотны, но на инглиш могли написать толковое донесение только трое. Для майора Джеймса Фитц-Гилбера этот недостаток (или достоинство?) не имел значения. Фитц-Гилбер был способен прочесть донесение, написанное алфавитом санскрита хоть на языках сантали или кашмири!
Каждый из них был профессиональным воином.
Не просто воином – разведчиком. Эта военная профессия требует хорошей физической подготовки, мастерского умения обращаться с любым оружием, в том числе и с оружием противника. Быть смелым, находчивым, разумным в инициативах, хладнокровным во взрывоопасных ситуациях, уметь всё видеть и помнить, уметь быть невидимым самому, уметь читать, уметь считать, ориентироваться по карте и составлять кроки местности. Уметь разговорить собеседника и не проболтаться самому. Уметь быть обаятельным и привлекательным, и уметь нагнать страх на врага!
Одно дело, ходить в рекогносцировки на горячих конях, сеять панику в тылу врага и, вернувшись, править штабные карты, нанося на них реально существующие укрепления, батареи, пропущенные картографами естественные преграды для продвижения войск.
Совсем другое, быть своим среди чужих. Слышать то, что должен был услышать, увидеть то, чего не видят другие, найти то, что лежит у всех на виду, и ничего при этом не потерять, не потеряться самому, суметь вернуться назад, и ничего не забыть!

В чём именно и насколько серьёзно можно было положиться на этих людей?!

Начал с индивидуального знакомства. Двадцать, тридцать минут беседы, доверительного общения с каждым!
Солдаты, они только в строю кажутся одинаковыми. В штыковой атаке нет индивидуальностей. Есть строй, взвод, рота, батальон… Отдельный солдат тогда личность, когда она может проявиться не как элемент строя, а как индивидуальность. Как герой, поднявший Знамя. Как герой, закрывший грудью своего командира… Слава героям!
В разведке нужны индивидуальности. Чтобы каждый был героем в душе. Чтобы каждый в нужном месте и в нужное время совершил подвиг. Стал Героем! И совсем не обязательно – посмертно.

Были интересные индивидуумы и в боевой группе  «IsMB»! Работа должна была показать, чего на деле стоит каждый из них. Чего стоил я сам.


Мои беседы выявили скаутов, владевших как персидским, так и афганским фарси. Это порадовало.
В мои планы входило разделение группы на отделение «нелегалов», владеющих фарси, которые должны были быть заняты сбором информации под прикрытием рабочих, занимающихся очисткой колодцев. Это прикрытие одновременно лило воду на мельницу военно-санитарной службы! Второе отделение должно было исполнять свои прямые обязанности скаутов. Вооружённая конная группа должна была осуществлять силовое прикрытие «нелегалов» и самостоятельно проверить возможные караванные пути через Загросс, ведущие из Турецкой Месопотамии в Персидский Исфахан.

Разумеется, генеральной задачей обеих групп была обязанность поиска и задержания убийц.
Ключей или ниточек, ведущих к убийцам было немного. Почти их не было совсем. Обломок подковы с клеймом литерой "S" мог вывести на убийцу, но мог принадлежать и иному конному путнику. Версия о контрабандистах, использовавших пещеру, как склад хранения контрабанды, пока не имела под собой ни одного предметного доказательства. Доказательства нужно было искать и найти. А для этого слушать и слышать, осторожно направляя собеседника к интересующей разведчика теме. Это ещё и уметь нужно! А сколько может на такую работу уйти времени? В три месяца? Если просто повезёт.
Своим помощником и сахибом над остальными скаутами я назначил уже знакомого по трагедии в Ков-Ата индуса-раджпута Раджа Лаклака, капрала, что на хинди – ланс-дафадар. Время показало – в выборе не ошибся.

Восемнадцать скаутов были разделены на четыре мобильные группы по четыре человека в каждой. Две мобильные группы состояли из трёх, условно названных, «нелегалов», переодетых в поношенное персидское платье. «Нелегалы» находились под охраной одного конного скаута при оружии. Скаут был готов оказать силовое прикрытие или доставить в «IsMB» срочное донесение. Эти группы реально выполняли задания военно-санитарной службы экспедиции, имели на руках соответствующее письменное предписание. Исследовали источники городского водозабора на предмет пригодности к употреблению воды, чистили сами либо понуждали базарных управляющих очищать колодцы, клоаки, вывозить мусор.
Две другие группы на конях и при полном снаряжении и вооружении занимались проверкой селений и каравансараев, открыто опрашивая встречных, но тайно вели учёт проходящих караванов и отдельных личностей, занимающихся перевозкой товаров на линии, которую условно можно было бы назвать «Исфахан – Месопотамия». 

Двое оставались при мне. Жили в усадьбе санитарной службы. Капрал Радж Лаклак осуществлял общий надзор за группами, а самый молодой из скаутов грамотный пакистанец Риш Чинар переводил и переписывал ежедневно получаемые донесения в виде записок на языках Хиндустана.

Сам я каждую ночь принимал устные подробные отчёты от старших групп, работающих в городе. Время от времени получал донесения от конных групп скаутов, работающих в горах.

Днём, как правило, работал в библиотеке, помогал молодому Уильяму Баррату. Переведён из драгоманов в военные атташе Генерального консульства. Не освобождён от обязанностей переводчика.
Бумаг – море. Поступивших – не разобранных, написанных – не отосланных. А не написанных – и того больше.
Подумать только, будущий вице-консул без штата секретарей. Правда, есть две пишущие машинки, шифровальная клавишная приставка к телеграфному аппарату, два телефона. Посоветовал ему найти грамотного парня из рядовых англо-британской армии, оформить как прикомандированного! Увы, российские хитрости на английский ствол не прививаются.

Быстрого результата от работы не ждал. Такими мизерными средствами можно было управляться только на участке «наиболее вероятного нахождения противника». Но противник мог быть совсем в ином месте. Персия – страна большая и открытая со всех сторон! Увы.

Тем не менее, результат появился гораздо раньше, чем я мог предполагать.

***

Июля 18. 1912. Исфахан.

Во втором часу пополуночи в кабинете начальника – протектора, как подобные должности именуются в английской иерархии чиновников – военно-санитарной службы англо-британской военной экспедиции в Исфахане доктора Джона Котович горит свет. Опасения на этот счет ушли в прошлое. Усадьба надежно по всему периметру ограждена отремонтированным и поднятым на полуторный рост человека забором. По двору и саду ночью без цепей и намордников разгуливают два пса – огромные пастушеские овчарки Белуджистана – бассар. Они уже освоили свою территорию двора и сада, окружающих дом, познакомились со всеми его обитателями. На это не ушло много времени. Кормят бассаров двое – Джамшид-баба и Гагринский. Для собак они хозяева, пастухи. Остальные обитатели и постоянные гости – просто стадо, которое нужно охранять. Днём собаки спят. Не тронут, хоть на лапу наступи. Но с заходом солнца чужому в пределах усадьбы без сопровождения лучше не появляться. Нападение будет бесшумным, молниеносным, смертельным. Лаять собаки будут только на сильного хищника – волка, тигра. Вся остальная живность, не исключая человека, для бассаров не достойна голоса.

В кабинете Кудашева ночной гость.
С докладом подъехал  ланс-дафадар Радж Лаклак, капрал, помощник сахиба протектора и начальник боевой группы «IsMB». Пьет чай с молоком, сахаром и душистым перцем, заедает варёным всмятку яйцом и лепёшкой-нун с коровьим маслом. Отдыхает. Докладывает.
Скаут Риш Чинар записывает, сказанное Лаклаком на плохом инглиш вперемешку с хинди, по ходу исправляя донесение на правильный английский. По окончанию доклада этот документ будет подписан и подшит в дело.

Кудашев внимателен. Слушает, попусту не перебивает. Лишь иногда просит пересказать какой-либо эпизод. Вот, именно такой случай.
– С этого места далее поподробнее. Опишите внешность человека, потребовавшего у вас документы в немецком посёлке.

– Белый ференги. Красный волос. Усы маленькие смотрят вверх. Нос, как у орла. Сам большой, сильный. Немножко пузо есть, но на коне хорошо держится. Фарси не говорил, только инглиш. Своих позвал, на чужом языке кричал.

– Может, руси?

– Нет, руси знаю, здесь руси мало, все фарси говорят, умный, вежливый. Этот ференги сам на кинжал просился, я еле сдержался…

– Бумагу давали ему читать? В ней требование показать колодцы с чистой водой, места сбора мусора, уборные…

– Я знаю! Могу на память и на инглиш и на фарси всё повторить!

– Дальше!

– Ференги кричал по-своему. На крик бежали мужчины. Много. У всех винтовки Маузер! Я один на коне. Есть Веблей, сабля, кинжал. Мои трое – без оружия. У них два ведро, два метёлка, один багор, один лейка карболка. Мы ушли. Бумагу ференги мне не отдал. Я не смог забрать, прошу простить меня. Был приказ – ни с кем не ссориться!

– Правильно сделали.  Ссориться ни с кем не надо. Бумагу новую сейчас Риш Чинар напишет, я подпишу и печать поставлю. Рассказывай, что в посёлке ещё видел.

– Посёлок хороший, богатый, чистый. Двадцать три дом один этаж. Один дом – два этаж. Крыша красный глина, как горшок, крыт. Дорога – камень. Пыль нет. Деревья, цветы.

– Женщины, дети?

– Конечно, и женщины, и дети… Всё есть!

– Военных не видели? В военной форме?

– Все мужчины военная форма! Может один был просто рубаха.

– Только белые? Персы, курды?

– Только белый ференги. Персы, курды нет!

– Хорошо. Благодарю за службу. Распишитесь на донесении, получите новое «Распоряжение». Завтра что по плану?

– Завтра назначен встреча. Будем «Бозорг» чистить. Там работа много. Сами мусор трогать не будем. Базарчи заставим. Посмотрим. «Бозорг» много нищий есть, дервиш тоже. Поговорим. Они много видят, много слышат! Два дня. Меньше нельзя. Третий день за реку пойдём, Джульфа пойдём, армянский посёлок.

– Последний вопрос. В немецком посёлке хоть что-нибудь видели необычное? Ну, то, чего там не должно было бы быть? Постарайтесь меня понять. Ну, как сказать… Может овца на базаре кур продавать? Может собака по деревьям лазать?

– Понял! Видели такое. Араб верблюд любит. Персиян верблюд не боится. Военный англичан верблюд ездит. Тот белый ференги верблюд не любит. Только конь, только автомобиль.

Кудашев привстал над столом. Сделал «стойку», как сказал бы полковник Дзебоев.
– Радж Лаклак! Вы что, в немецком посёлке верблюдов видели?

– Нет, не верблюд. Верблюжий навоз. Свежий. Там чисто, а навоз убрать не успели. Караван был. Ушёл. Верблюд двадцать, может немного больше.

– Таак!... Ещё раз уточним. В какое время вы въехали в немецкий посёлок?

Радж Лаклак вынул из нагрудного кармана кителя серебряные плоские часы без крышки на шерстяном витом шнурке. Поднёс к уху, убедился, что они на ходу. Показал Кудашеву.
– Могу сказать точно: в восемь утра!

Кудашев встал, потер руками уставшие глаза. Сказал вслух, но самому себе:
– Значит правда. Караван прошёл ночью. И вышел ночью до восхода солнца. Объяснение может быть только одно: груз был тайным! Пора устанавливать наружное наблюдение. Завтра этот вопрос и вынесу на совещании.

Обернулся к Лаклаку:
– Ещё раз спасибо. Всё нормально. Отдыхайте.
Стукнул в стену:
– Мистер Саймон! Проводите нашего гостя, придержите собак.

От ворот послышался сигнал клаксона. Кудашев узнал: «Роллс-Ройс» Уильяма Баррата!
Собаки бросились к воротам. Вышел и Джамшид-баба. Выглянул в калитку. За ней стоял Уильям Баррат.
– Не отпирайте ворота, – сказал он, – позовите доктора Джона.
Кудашев вышел.
Не здороваясь, не говоря ни слова, Уильям открыл заднюю дверцу салона автомобиля.
На сиденье полулежала в весьма неудобной для дороги позе Кунигунда, закутанная в тонкий шерстяной шотландский плед. На полу салона, на подушке, снятой с переднего сиденья авто, сидела мисс Ева, обняв обеими руками свою госпожу.

***

Глава немецкой общины в Исфахане герр оберст Клаус фон Пенк не допустил на территорию поселения уполномоченных военно-санитарной службы экспедиционного корпуса Армии Вице-Королевства Индии. Повестку, присланную на его имя секретарём Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане, проигнорировал.

Генерал-майор Уилфред Маллессон ежедневно получал информацию о ходе расследования, но пока от оценки проводимой работы «IsNB» и её группы воздерживался, советов не давал.

Генеральный консул в беседе со своим военным атташе в мягкой, но настойчивой форме попросил Уильямом Баррета  до поры не обострять сложившиеся нейтральные взаимоотношения с немецкой общиной, пока в руках коллегии не будет достаточных веских доказательств в совершении преступления немецкими подданными.

– Дорогой Уильям, – сказал ему полковник сэр Уильям Фредерик Треверс О’Коннор, – немецкое поселение в Персии не имеет своего юридически значимого статуса. Об этом статусе немцы пока только мечтают. Они действуют, используя практику уже свершившихся прецедентов на Африканском континенте. Как было в Камеруне, в Того?  Сначала торговые фактории, потом приобретение земельных участков у местных туземных вождей, затем строительство поселений, городских, портовых промышленных объектов недвижимости, рождение немецких детей на новой осваиваемой территории… А потом, используя первый конфликт либо с местным населением, либо с иной колониальной державой, будь то Италия, Франция либо Великобритания, обращаются за военной защитой к Дойче Рейху! В нашей ситуации мы воздержимся от силового решения проблемы. Фон Пенк ещё не дорос до серьёзной провокации. Но ваш отец, незабвенный полковник Баррат, знал ему истинную цену. Пенк не пожалеет ни крови чужой, ни своих немцев для достижения амбициозных целей Дойче Рейха. Пока…

– Мы не можем допросить его, сэр? Пусть, не допросить, хотя бы побеседовать. Не ехать же мне к нему в посёлок без приглашения! – молодой атташе был явно расстроен.

– И о чём вы его спросите в первую очередь, Уильям? Не ему ли принадлежит найденный в пещере использованный огнемёт? Сами можете ответить, почему ваш отец пригласил фон Пенка на домашний ужин?

– Увы, сэр, отец не делился со мной своими соображениями, касающимися службы. Повод мог быть любой… Допустим, показать новый английский автомобиль, превосходящий своими характеристиками «Мерседес-Бенц» фон Пенка. Причина, конечно, была иной. Отца беспокоила набирающая силу немецкая диаспора в Исфахане! В случае военного конфликта этот посёлок станет военной базой, военным укрепленным форпостом Германии. И прежде всего мощной политической картой в Большой Игре, сэр!

О’Коннор с интересом взглянул на молодого Баррата. Ого, этот мальчик мужает на глазах. Что ж, сталь под молотом становится только прочнее! Однако, прежде, чем закончить деловой разговор, посоветовал вчерашнему драгоману, но сегодняшнему атташе:
– Прошу вас, сэр Уильям Баррат, освежить в памяти регламент дипломатической переписки! Сожалею, но Форейн Офис рекомендует не тревожить на стадии расследования иностранные государственные учреждения, имеются в виду Персия, Турция, Германия, Россия. Я жду от вас конкретных доказательств, с помощью которых можно было бы составить объективную картину события преступления. На этом сегодня разговор закончим, Уильям!

Военному атташе осталось щёлкнуть каблуками, отвесить Генеральному консулу поклон и, по-военному повернувшись через левое плечо, покинуть кабинет.

***

Душу свою, измученную последними событиями, Уильям Баррат отвёл в разговоре с Джоном Котович.
Кудашев появился в его кабинете ближе к обеду.
Первым вопросом к профессору был тот, что тревожил больнее иных:
– Как Уна?
Кудашев вздохнул, протянул Уильяму пробирку с чёрным комочком внутри, залитую формалином и заткнутую пробочкой.

– Что это?

– «Чёрная вдова», паук женского пола, в Азии повсеместно величаемый каракуртом. Я нашёл его в белье леди Уны. Мисс Ева от моего требования была в шоке. Но когда я нашёл в сорочке, приготовленной к стирке, раздавленного паука, и показал его служанке, она упала в обморок! Пришлось заниматься и ею тоже. Врач, сопроводивший Кунигунду от Бендер-Аббаса, предполагал всё что угодно, от приступа малярии до острой дизентерии. Он в Азии две недели. Живого скорпиона ещё не видел не только каракурта! Но ему великая благодарность. Не растерялся. Место укуса нашел, прижёг головкой спички. Сделал укол «аллокаинума», блокировал место укуса. Поддерживал сердце валерьяновыми каплями. Сберёг организм от обезвоживания. Уна теперь сама выкарабкается. Она сильная, сердце молодое, выдержало. Отлежится, встанет. Будет жить!

– Слава Богу! Сейчас же дам телеграмму на борт, мама бедная плывёт в полном ужасе!

– Да, не задерживайтесь. У меня ещё есть новости. Сегодня будет много работы.

***

Июля 20. 1912. Исфахан.

Работы у военного атташе и без его участия в «IsMB» было действительно много. Несмотря на то, что все сотрудники Генерального консульства в Исфахане владели минимум тремя языками, никто капитана Уильяма Баррата от обязанностей драгомана не освободил. С утра до позднего вечера он только и успевал поворачиваться на оклики: «Капитан Баррат! Сэр Уильям Баррат! Дорогой Вили! Баррат! Уильям!»…
На ком ещё лежат обязанности перевода донесений с языков Индостана? С персидского и афганского фарси, с немецкого и с русского языков на английский и обратно?! Обязательное присутствие синхронного переводчика на многочасовых переговорах. Обязательное участие в качестве члена свиты Генерального консула в его поездках в Тегеран либо по приглашениям на местные праздневства, устраиваемые бахтиарскими ханами либо персидскими принцами. По неопытности молодого офицера добровольно принял на себя обязанности библиотекаря, к которым как-то незаметно сами собой добавились обязанности архивариуса. Ладно, справлялся. Справлялся до дня, когда на него обрушились сначала трагическая гибель отца, вице-консула военного атташе полковника Баррата, а потом по наследству и сама должность военного атташе!
Сказать, что у полковника Баррата дела были в безупречном порядке – значит солгать. Для лавины входящих и исходящих документов не хватало ни чернил, ни бумаги, ни шкафов, ни помещении!

Эта картина канцелярской пучины была Кудашеву очень хорошо знакома. Он вспомнил, как в свой первый же день знакомства с полковником Дзебоевым, провёл ночь в его кабинете, разбирая скопившиеся бумаги, разбирая их и сортируя по степеням важности, подведомственности, срочности исполнения, необходимости перевода, секретности и прочего, включая источник и конечный адресат.

Был в военном атташате консульства и помощник-письмоводитель – пожилой пешаварец Сальман Дауд. Всегда в белых широчайших шароварах и длинной рубахе ослепительной белизны, в тяжёлых очках в роговой оправе он имел вид служителя культа. По дороге на службу или со службы он шёл с самой величественной осанкой, какую можно только вообразить. Со скоростью верблюжьего каравана среди гигантских барханов Кара-Кумов – три версты в час! Работал тоже с такой же скоростью. В его личных достоинствах каллиграфа присутствовали великолепные почерки от арабской вязи до английской средневековой готики и умение клеить изумительно элегантные конверты, варить сургучи самых разных окрасок для приватной корреспонденции! Но главным достоинством было одно: Сальман Дауду в «Бозорге» – Исфаханском базаре – и на улицах города не только оказывали знаки вежливого почтения. Ему доверяли.    Время от времени Сальман Дауд приносил своему шефу потрясающую информацию, которую можно было бы не проверять.

Вот и сегодня он с час, молча и важно, смотрел, как белые сахибы в четыре руки раскладывают по диванам и креслам папки с документами, сброшюрованные стопы рукописей, отдельные листы бумаги и нераспечатанные конверты. На каждом таком кресле или диване были приколоты булавками четвертушки бумаги с небрежно набросанными надписями: «Политич. разведка»,  «Военн. разведка», «Тегеран»,  «Форейн Офис», «Канцел. в Дели», «Военное министерство», «Управление Ген. Шт. в Индии» и прочие.

На письмоводителя сахибы внимания не обращали: время было дорого. Сальман Дауд обратил на себя внимание господ сам. Просто сказал:
– У каравайсарая по пути к Большому перевалу Загросса, что у кишлака Билбил-дех, люди видели четверых всадников. Один, верно, немец. Другие – араб, перс и курд. Люди обратили внимание на них по причине сильного запаха керосина от потников двух лошадей. Все лошади с тавром «крест».

Из рук капитана Баррата на пол посыпались неразобранные бумаги. Кудашев со своей стопкой документов так и застыл, словно по команде «Замри!». Потом медленно повернулся к письмоводителю.
Сальман Дауда сахибы спросили одновременно:
– Когда?!

– В день четырнадцатого июля, примерно в два часа пополудни…

Уильям Баррат словно подкошенный плюхнулся на диван, заваленный бумагами:
– Надо же… Если бы сразу организовали преследование, взяли бы убийц горячими.

Кудашев промолчал.

В дверь постучал и вошёл дежурный сахиб субедар:
– Ваше превосходительство! К вам на доклад просится капрал из скаутов ланс-дафадар Радж Лаклак! Привёз кого-то связанного на запасной лошади.

Баррат и Кудашев переглянулись.
– Не надо в консульстве проводить допросы, – сказал Баррат.
– Точно, – согласился Кудашев. И, обращаясь к дежурному, приказал: – Пусть везет задержанного в военный лагерь. Мы тоже туда приедем!

Через час задержанный давал показания. Это был владелец каравансарая у кишлака Билбил-дех. Он слово в слово повторил то, что Кудашев и Баррат уже слышали от письмоводителя Сальман Дауда. Информация была подтверждена свидетелем-очевидцем. Допрос проводился в присутствии трёх свободных от службы членов «IsMB». Владелец каравансарая Абу Арслан дал подробные словесные портреты подозреваемых, причастных к событиям в гроте Ков-Ата в день 14 июля. На вопрос, не имел ли человек европейской внешности орлиный профиль, ответил отрицательно. Нос, как нос, не большой, не маленький. Обыкновенный.   Протокол был подписан пером и скреплён отпечатком пальца подданным Персии владельцем каравансарая Абу Арсланом. Извиняться перед каравансарайщиком за его доставку в Исфахан в связанном виде, с мешком на голове, никто не стал. Он был рад, что легко отделался.
Дорога, есть дорога. По ней много разного люда в обе стороны двигается!

Кудашев и Баррат вернулись в консульство. Продолжили работу. Через час Уильям предложил сделать перерыв на обед.
По дороге в усадьбу Кудашев поделился пришедшими в голову мыслями по вопросам организации делопроизводства в атташате:
– Много лишней работы. Нельзя ли упростить некоторые операции с документами?

– Например? – спросил Баррат.

– Система движения документов по инстанциям очень громоздка! Понимаю, миссия в Исфахане подчиняется Управлению Форейн Офис в Индии. Почему документ из Исфахана, направляемый по своему смыслу и подведомственности в Форейн Офис в Индии, должен быть на учёте в Тегеране, потом пересылаться из Тегерана в Форейн Офис в Лондоне. Так?  Из Лондона его копия (!) должна пересылаться в Представительство Вице-Королевства Индии в Лондоне, из которого пойдёт в канцелярию Вице-Короля Индии, и только потом после стольких мытарств и при такой колоссальной потере времени будет принята в Управлении Форейн Офис в Индии!

Уильям Баррат улыбнулся:
– Это было бы очень смешно, если бы не было грустно! Поверьте, этот порядок – узаконенный веками регламент – идеал. Он не всегда правильно исполняется. И каждый чиновник, нарушивший его по острейшей необходимости, может быть привлечён к ответственности, попасть под следствие, быть обвинённым в чём угодно вплоть до государственной измены!

– Так серьёзно? – спросил Кудашев.

– Серьёзней некуда! – продолжил Баррат. – Поверьте, за каждой инструкцией по делопроизводству стоят некие прецеденты, реальные исторические события. В том числе – народные восстания, заговоры против королей, отрубленные головы. Одним словом, противостояние абсолютной монаршеской власти и парламентаризма. Тема для историка интересная… Ещё никем не исследованная. Спасибо, Джон, за идею. Если доживу до отставки по возрасту, начну работать. Сегодня у меня другая идея. Собираю материал по истории британских колониальных войн. Начну с Индии. Уже есть кое-что. Как-нибудь, почитаю вам. Может, поможете мне советом, свежим взглядом. Скучным не покажется! Хорошо?

– Хорошо, – согласился Кудашев.

После обеда в усадьбе, заглянули в дом Баратов. Их на пороге гостиной встретила поднявшаяся со своего больничного ложа, исхудавшая за эти три дня, бледная, виновато улыбающаяся Кунигунда.
– Буду жить, – сказала она.

Щёку Кудашева, заросшую бакенбардой, обожгла непрошеная слезинка.
 
***    *****    ***

 
  Глава IХ
Встреча с Дзебоевым. Чем интересна половинка подковы. Русские кузнецы армянской Джульфы. Допрос свидетелей. Цель снайпера – женщина  по имени Жасмина. Так, Клаус или Вольфганг? Бриллиант в шесть каратов. Проблемы с «немецкой слободой».

Июля 20. 1912. Исфахан.

Ближе к ночи у ворот усадьбы остановилась видавшая виды давно не крашеная коляска, запряжённая старым уставшим одром. Возница постучал в запертые ворота:
– Во имя Создателя, Всевышнего милостивого и милосердного! Здесь живёт доктор? Помогите, нужен срочно врач, табиб. Эй, кто-нибудь!

Джамшид-баба открыл калитку, Гагринский придержал собак. Одну, ту, что постарше, взял за ошейник. Вторая сама легла рядом.
Для бассаров – пастухи вышли, пока нет опасности, пусть разбираются сами!

Из коляски не без помощи возницы с трудом спустился пожилой турок в красной феске. По знаку Кудашева управляющий помог пройти турку в дом. В гостиной Джамшид-баба наскоро приготовил традиционное в Азии ложе. На двойном ковре с подушкой-мутака уложили ночного гостя. Кудашев накапал в стакан холодной кипячёной воды сорок капель валерьянки. Эту норму полковника Дзебоева Кудашев знал хорошо. Конечно, это был Владимир Георгиевич. Джамшид-баба приготовил чай, принёс поднос с засахаренными финиками и чёрствой лепёшкой. Кудашев понял, разговора здесь не будет.

– Спасибо, братья, – тяжело вздыхая после каждого слова, поблагодарил турок. – Я забыл в Куме свои лекарства. Думал, не страшно. Я доктор филологии, преподаю в университете Истанбула. Пишу трактат о средневековой персидской поэзии. В Шираз еду. Хочу своими глазами увидеть мавзолеи Саади и Хафиза, поклониться их праху! Простите за ночное беспокойство, я сейчас продолжу свой путь. Здесь, в Исфахане, в европейской гостинице «Аббаси» меня ждёт номер!

– Как хотите, уважаемый эфенди, но вы могли бы переночевать и здесь!

– Благодарю за вашу доброту, не буду ею злоупотреблять, доставлять беспокойство. Мне лучше. Поеду.

Кудашев и Джамшид-баба проводили эфенди до его коляски. Возница помог подняться своему пассажиру на высокое сиденье. Уехали.

Кудашев направился в свою спальню. Начал было раздеваться, но его потревожил Джамшид-баба. Не говоря ни слова, показал Кудашеву забытый турком дорожный ковровый саквояж. Развёл руками.

Кудашев покачал головой. Жестом попросил раскрыть саквояж. Ничего не трогая, заглянули внутрь. Кое-что из одежды, паспорт, кожаный портмоне…

– Нужно вернуть, – решил Кудашев. – Его в гостинице без денег и документов не примут. Снова сердце болеть будет. Поеду, найду, передам!

Поглядел на часы.
– Если кто из скаутов придёт с донесением, пусть ждут. Постараюсь не задерживаться.
Вышел, завёл автомобиль. Приказал открыть ворота. Мощные английские фары вспороли исфаханскую ночь. В двухстах метрах от усадьбы Кудашев на своём «Роллс-Ройсе» обогнал пустую коляску. Через версту – «Рено» полковника Дзебоева. Его водитель Илларион помахал Кудашеву. Остановились. Потушили огни. В темноте Кудашев вернул Дзебоеву «забытый» им саквояж. Передал собственный бурдюк из шкуры серого козлёнка с синематографическими плёнками. Пояснил:
– Мой отчет. Здесь много всего. Работаю, пока фартит!

– Как с деньгами? – спросил Дзебоев. – Не стесняйся.

– Я не в гвардии служу, – ответил Кудашев. – В Исфахане за медный шахи десять мер риса отвесят! Читайте, у меня новые возможности для работы. Но боюсь наружного наблюдения. Враги появились весьма серьёзные. Всё, нет времени. Поезжайте. Я на связи, у меня всё в порядке!

– Спросить ничего не хочешь?

– Хочу. Много чего хочу спросить. Но не сейчас. Долгий разговор нужен. Только намекну: не возьму в толк, почему мне без конца дорогу Гюль Падишах переходит? Как кошка с мышью играет! Почему его воспитанник Карасакал в живых остался, а остальные погибли? Почему в его руки попал Калинин?! Почему Гюль Падишах, он же Мак’Лессон, опознав Кудашева, не сдал его англичанам, не убил его, когда была такая возможность? Где ответы?!

– Отвечу коротко. Более подробно при следующей встрече. Я переслал Евгению Фёдоровичу Джунковскому самый подробный отчёт о событиях в каравансарае на реке Атрек. О Калинине. О непонятной роли Гюль Падишаха. Он воспринял эту информацию, как ожидаемую.

– Что сами думаете?

– Джунковский не только настоящий разведчик, он один из организаторов Большой Игры. Кукловод. Без эмоций, без сантиментов, без политических убеждений. Для него люди – только фигуры на шахматной доске. Ну, ты его теорию лучше меня знаешь. Не забыл его шахматные «этажерки»?! Возможно, фигура Гюль Падишаха тоже используется им. Нам с тобой просто так этого ребуса не решить. Время покажет, кому какая роль отведена. Всё, до свидания, Саша. Бог с тобой! До связи.

Разъехались. Через сорок минут Кудашев был дома.
Вернувшись в усадьбу, Александр Георгиевич был так измотан, что уснул в кресле, успев лишь стянуть с ног сапоги. Выспаться и в эту ночь не удалось. На этот раз Кудашева поднял на ноги злобный лай его белуджских бассаров. Вышедшие на шум Джамшид-баба и Гагринский не спешили унимать собак. Нужно было ещё понять, что за причина заставила их изменить стереотип своего обычного поведения. Скоро стало понятно. Над забором показалась голова капрала кавалерийских скаутов.
– Сахиб протектор! – кричал он. – Выходите. Едем в лагерь. Мы их поймали!

Джамшид-баба зажёг «летучую мышь», обогнал Кудашева, направлявшегося к калитке, отворил её. Вышли на улицу. У ворот четыре всадника из боевой группы «IsMB» во главе с ланс-дафадаром Раджем Лаклаком.
На пятой лошади двое. Мужчины крепко связаны спина к спине, примотаны арканом к седлу. Их ноги стянуты кожаным ремнём, пропущенным под животом лошади. Головы скрыты полотняным мешком.
Что за личности сокрыты под мешком, Кудашев выяснять на улице не стал. Ночь ночью, но вражеский глаз и в темноте зорок.

– Мы нашли! – на ухо Кудашеву горячо прошептал Радж Лаклак, сунул в руку Кудашеву твердый и тяжёлый предмет.

– Что нашли?

– Вторую половинку подковы, что из Ков-Ата! Нашли в армянской Джульфе, в тамошней кузнице. Задержали кузнецов!

– На гаупт-вахту их,– приказал Кудашев Лаклаку. И, обернувшись к Джамшиду-баба: – Коня мне! Срочно позвоните капитану Баррату. Пригласите его от моего имени в лагерь на заседание коллегии.

Через полчаса Кудашев со своими скаутами и армянскими кузнецами был в лагере 23-го Пенджабского пехотного полка.

***

Июля 21. 1912. Исфахан.
Расположение 23-го Пенджабского пехотного полка. Летний лагерь.

Пять утра. Рассвет. Спать хочется зверски. Так можно и уснуть в седле. Хорошо, что на авто не поехал. Кудашев бросил поводья дежурному сахиб субедару, пошёл к водопою. Умылся. Обернулся к коновязи, вытирая платком мокрое лицо. Отнял платок от глаз и увидел такое, что заставило снова на несколько секунд прижать платок к лицу.

В кругу оцепления верховыми кавалеристами, под дулами восьми винтовок «Ли-Энфильда» с примкнутыми штыками четверо скаутов без оружия, заломив за спину  руки арестованных, накрепко вязали их к надёжному брусу коновязи. Стянули с задержанных сапоги, осмотрели их на предмет утаённого оружия либо иных предметов. Голые ноги обвязали выше щиколоток ремнями. Радж Лаклак обнажил пленникам головы, стянув с них мешки.
 
Перед сахибом протектором доктором Котович стояли оборванные и окровавленные в рукопашной схватке со скаутами казаки Первого Таманского Казачьего полка, что дислоцировался до 1911 года в ауле Кеши на окраине Асхабада Закаспийской области Российской Империи. Оба в рабочих рубахах мастеровых с пятнами угольной сажи и свежими кровавыми потёками. Это были вахмистры жандармерии, прикомандированные к Особому отделу Управления Полиции области, личная охрана ротмистра Александра Георгиевича Кудашева. Ошибки быть не могло, это были Дмитрий Брянцев и Дмитрий Митрохин! Митьки. У обоих кровь на лицах. Кровоточащая переносица и фиолетовый синяк под глазом у Брянцева. Небрежно забинтованная голова у Митрохина.

Кудашев отвернулся к воде. Намочил голову. Утираясь носовым платком, не глядя на арестованных, прошел в палатку штаба. Устало присел на подставленный сахиб субедаром стул. Рядом сел капитан Баррат. Не здоровались. Для обоих время уже потеряло своё привычное течение. День с ночью перемешались. 

Один за другим в палатку входили офицеры, члены «Исфаханской Военной Коллегии» – «IsMB». 
Капитан Баррат оглянулся, пересчитал присутствующих. Девять. Все в сборе, можно начинать. Обратился к самому молодому офицеру:
– Первый лейтенант Гордон!

Офицер поднялся с места:
– Я, сэр!

– Я полагаю, у вас, как у выпускника «Сандхёрста» по первому разряду, отличный почерк. Прошу занять место за столом. Будете вести протокол допроса!

Продолжил:
– Господа! Прошу простить меня за то, что побеспокоил всех в такую рань. Дело не терпит отлагательств. Первая неделя розыска дала некоторый результат. Полагаю, сегодня есть чем отчитаться веред коллегией и выслушать мнения и пожелания присутствующих. В случае, если у кого-либо есть служебные более неотложные дела, он имеет право покинуть заседание и ознакомиться с делом по письменному протоколу.

Все молчали. Баррат продолжил:
– Дело доложит член коллегии доктор Котович.

Кудашев поднялся с места, вынул из полевой сумки два обломка конской подковы.
– Господа офицеры! Этот обломок подковы с клеймом литерой «Z» – «зет», найденный близ места убийства у второго выхода из грота «Ков-Ата», стал первым вещественным доказательством, приобщённым к делу. След, слабой тонкой ниточкой тянувшийся от этого обломка, боевая группа отрабатывала в первую очередь. Шансы на успех были невероятно малы. Но мы не могли игнорировать этот след. Сегодня эта ниточка пройдена по всей её длине. Одно из отделений боевой группы, работавшей под прикрытием военно-санитарной службы, проводила рейд по выявлению очагов бактериологической опасности, проще говоря – скоплений мусора – в армянском районе Исфахана Джульфа. В местной кузнице в груде железного лома был найден второй обломок.
Кудашев продемонстрировал соединение обломков в целую подкову.
– Как видите, места облома идеально подходят друг к другу. Это нельзя сфальсифицировать. Находка запротоколирована при свидетелях. Кузнецы доставлены на допрос. Они должны вспомнить, кто и при каких обстоятельствах оставил у них в кузнице второй обломок подковы.

Артиллерийский капитан поднял вверх тяжёлый кулак с зажатой в нём трубкой:
– Привязать негодяев к жерлам орудий и расстрелять!

Офицеры оживились:
– Допросить их! Доставить сюда немедленно! Треугольники на плац! «Кошками» спустить шкуру! Всё расскажут!!!

Кудашеву пришлось повысить голос до командного:
– Господа офицеры! Изыскание доказательств –долгий и изнурительный путь. Потерять доказательства проще простого!

С места поднялся и капитан Баррат:
– Я отдам под суд каждого либо как сын погибшего отца пущу в ход револьвер, но не позволю волоса упасть с головы арестованных до той поры, пока они либо будут обвинены в преступлении, либо, как свидетели, не укажут путь к истинным убийцам. Прошу успокоиться.
Обращаясь к дежурному унтеру:
– Привести одного из задержанных на допрос!

– Почему одного, а не обоих? – спросил артиллерийский капитан.

– Потому, что так завещал проводить допросы библейский царь Давид, – ответил Кудашев. – Среди нас, к сожалению, нет юристов, а военная прокуратура будет цепляться к каждой запятой в протоколе. Помните, в Библии, где девица Сусанна обвинялась двумя старцами в блуде? Царь Давид допросил старцев по одному. Каждому задал только один и тот же вопрос: "под каким деревом в саду они возлежали с девицей?". Первый старец ответил: «под яблоней». Второй: «под грушей». Всем понятно? Потом сверим показания, разберёмся, где ложь, где истина. Торопиться не будем. Разбирательство будет очень дотошным, обещаю. Возможно, и в один день не управимся.

Члены коллегии пороптали, но ни один из них не поднялся со своего места.
   
***

Допрос, действительно, занял по времени весь световой день. Последние ответы задержанного, на вопросы, заданные сахиб протектором доктором Котович,  секретарь первый лейтенант Гордон записывал уже при свете электрической настольной лампы Ирвинга Ленгмюра в двадцать четыре ватта.

Устали все – и конвой, и допрашиваемые, и господа офицеры, члены «IsMB». Но дело того стоило.
Обедали и ужинали, не покидая палатку штаба, устраивая перерывы по двадцать минут четырежды. О задержанных Баррат также побеспокоился. Им выдали по солдатскому сухому пайку и по кружке кипятка. Полковой врач оказал необходимую помощь. Смазал обоим ссадины йодом, наложил стерильную повязку на голову кузнеца, назвавшимся Егором Архиповым из России, из Забайкальской Читы.

Более других устал капитан Баррат. Ему, драгоману миссии, пришлось самому переводить и задаваемые вопросы, и получаемые ответы. Баррат мучился, подчас психовал, но от работы не отказался.

 На вопрос одного из офицеров, видевшего возникающие трудности перевода, действительно ли допрашиваемые являются русскими по национальности, Баррат в сердцах ответил:
– Конечно русские! Только диалект у них, наверное,  сибирский! Это не язык Пушкина и Толстого, это чёрт знает что за «кокни»!

Отвечая на реплику Фомы неверующего, Баррат не мог предположить, что через два с половиной часа ему придется допрашивать цыганку, с её весьма цветистым изложением простых вещей на сложной смеси тюркского, фарси и хинду!

Тем не менее, выяснить в процессе допроса удалось многое.
Кудашев, объявив очередной перерыв на полчаса, трижды перечитал протокол, добросовестно исполненный первым лейтенантом Гордоном, пожал ему руку, и сам принялся составлять его заключительную часть, которую озаглавил коротко: «Резюме».


***
Документ № 63
Совершенно секретно.
 
«Исфаханская Военная Коллегия» – «Ис-эМ-Би».
«IsMB» – «Isfahan’s Military Board».

ПРОТОКОЛ ДОПРОСОВ

Июля 21. 1912. Исфахан.
Извлечение:
……………………………………………………..

РЕЗЮМЕ:
В присутствии всех членов «IsMB» в количестве 9-ти человек под председательством члена  «IsMB» капитана сэра Уильяма Гай Баррата, который участвовал на допросе и в качестве переводчика с английского на русский и обратно –
по Делу «Об умышленном убийстве подданных Соединённого Королевства Великобритании, Ирландии и Вице-Королевства Индии:
– вице-консула Генерального консульства в Исфахане военного атташе полковника сэра Гай Генри Баррата;
– квартирмейстера Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков – элитной кавалерийско-пехотной части Британской Индийской Армии первго лейтенанта Джеймса Карнеги;
– командира полуэскадрона скаутов хавильдара– сержанта – Риши Сапхалта  –

проведен ДОПРОС:
– подданного Персидской Империи христианина русского по национальности Архипова Ивана 1885 года рождения; паспорт Персии выдан в городе Исфахан Полицейским управлением в 1906 году.
– подданного Персидской Империи христианина русского по национальности Архипова Егора 1887 года рождения; паспорт Персии выдан в городе Исфахан Полицейским управлением в 1906 году.

Иван и Егор Архиповы родные братья, рождены в Сибири в городе Чита.
Иван и Егор Архиповы приведены к присяге на Библии «Говорить правду, только правду и ничего кроме правды».
Иван Архипов и Егор Архипов допрашивались раздельно, в индивидуальном порядке. Вопросы задавались одни и те же. Ответы, полученные от допрашиваемых, разногласий не содержали.

Иван Архипов и Егор Архипов – кузнецы. В России работали в городе Чите в мастерских Забайкальской Железной Дороги. После беспорядков восстания в 1905 году, опасаясь привлечения к уголовной ответственности за участие в забастовках, из Читы бежали. В Персию попали через Серахс с купеческим караваном. Паспортов российских не имели. Паспорта Персидские получили без проблем: умелые кузнецы и слесари в Персии пользуются большим спросом. Армянская община Исфаханской Джульфы за Архиповых ручается.


На вопрос, что им известно о событиях в гроте Ков-Ата отвечали:
 – Ничего не известно.

Предъявленный им обломок подковы опознали, не отрицали факт его находки в их кузнице в железном ломе.

На вопрос, откуда этот обломок появился в их кузнице, не колеблясь дали один и тот же ответ:
– Приводила перековывать коня пожилая цыганка. Конь хромал. Цыганка пояснила: взяла коня на неделю, обязалась вылечить. За работу дала кран серебром. Правда, сначала хотела за работу гаданием расплатиться, уверяла, что знает тайны движения созвездий. Мы отказались. Она не настаивала. Конь с новой подковой, не хромая, пошёл за ней!

На вопрос, как это у цыган кузнеца своего не оказалось, ответили:
– У цыганки муж кузнецом был, пошел с контрабандистами в Турцию, не вернулся.

 На вопрос, где можно найти эту цыганку, чтобы она подтвердила их показания, ответили:
 – Откуда она – не знают, таких вопросов ей не задавали, ранее не встречали и потом – тоже.

На вопрос, что это был за конь, какой масти, отвечали:
– Конь породистый, вероятно английский, гнедой масти, лет пяти-шести от роду

Дали словесный портрет цыганки – лет пятидесяти, седая, дружелюбная, улыбчатая. На ведьму не похожа.  Носит большие золотые серьги кольцами индийской работы. Одевается тепло для Исфахана, носит кашемировую красную шаль.

Более ничего по делу добавить не могли.

Протокол допроса каждый в отдельности подписал русскими буквами – «Архиповъ».
 
Иван Архипов и Егор Архипов от дачи показаний не уклонялись. Отвечали охотно, по существу. Их показания были проверены в этом же заседании и подтверждены по всем пунктам. Среди членов коллегии были мнения признать Архиповых свидетелями по делу, помогающими следствию. Однако, в целях безопасности их собственной жизни, принято решение, задержать обоих до особого распоряжения под стражей с содержанием на гаупт-вахте полка.

Коллегиально было принято решение разыскать цыганку, как звено, через которое можно выйти на хозяина коня, чья  подкова с клеймом «Z» имела несчастье сломаться и потеряться у грота Ков-Ата.

Член «IsMB» протектор доктор Котович высказал предположение, что цыганка из табора, который несколько дней назад можно было наблюдать в предгорьях Загросса у каравансарая рядом с кишлаком Билбил-дех.

За цыганкой немедленно была отправлена боевая группа во главе с капралом Раджем Лаклаком. С инструкцией – не ошибиться, разыскивая её по словесному портрету, говорить с ней вежливо, обещать вознаграждение.

Через один час сорок минут цыганка была допрошена. Отвечала на фарси.
Назвалась она именем Жасмина из кочевого народа Банджарас. Паспорта, естественно, не предъявила. Мало у кого в Индии и в Персии есть паспорта!
Была приведена к присяге на Библии. Не отказалась.
На вопрос, приводила ли она перековывать гнедого коня в кузницу, что в армянском квартале Джульфа в Исфахане, ответила положительно. Далее без вопросов подробно рассказала, что кузнецы, очистив больное копыто от сломанной подковы и криво забитых гвоздей, протянули ей обломок, но она сама бросила его в кучу лома.
 На вопрос, откуда у неё конь, так же подробно рассказала:
– Сама обратилась к белому сахибу с предложением погадать. Он ответил, что ему нужны кузнец и ветеринар, а не гадалка. Показал на коня, который стоял, поджав заднюю правую ногу. Конь был очень хорош, но ехать на нём было невозможно. Предложила оставить коня у неё на несколько дней. Она найдёт кузнеца, и сама окажет коню медицинскую помошь. Белый сахиб был готов согласиться, но как ему идти в Исфахан пешком? Сахиб показал Жасмине десять кран, в руки дал пять. Жасмина привела ему коня своего старшего сына. Взяла деньги и гнедого жеребца. Белый сахиб сел на пегого коня и уехал. Обещал заехать за конём примерно через неделю. Так и сделал. Сегодня утром вернул пегого. Осмотрел копыто гнедого, поцеловал его в лоб. Дал Жасмине шесть кран! Хороший человек! Имени своего ей не сказал. Говорил с ней на плохом фарси.

На вопрос, почему она называет этого человека «белый сахиб», а не «инглизи», или «руси», ответила:
– Он не англичанин и не русский. Такие люди приходят из Турции вместе с караванами, которые везут в Персию и в Индию оружие.

На вопрос, может ли она словами описать внешность белого сахиба, дала следующий ответ:
– Большой, сильный, белый с красным лицом с коричневыми точками на лице, с красными усами с кончиками вверх, с носом как у орла.

На вопрос, часто ли она видит караваны из–за границы на горной дороге, ответила:
– Через перевал идут кони, верблюды там не пройдут. Очень трудный путь. Много людей работает. Существуют постоянные места ночёвок, этапы. Путь охраняется. Чужаков не любят, убивают. Там, наверное, убили и её мужа. Жаловаться не кому. Верблюды ждут у кишлака Билбил-дех. Там на них перегружают ящики с оружием. Верблюжий караван идет в Персию, в Индию, куда ему нужно. Караваны приходят и уходят два раза в неделю.

На вопрос, не встречала ли она четверых мужчин на конях, которые были клеймены тавром «крест», отвечала:
– Этих людей видела неоднократно, последний раз в день 14-го июля в полдень. «Белый сахиб» с орлиным носом разговаривал с другим «белым сахибом» на языке ей не известном. От потника коня второго «белого сахиба» пахло керосином. Его спутниками были мужчины разных национальностей – араб, турок и курд.

На вопрос, откуда ей известно про оружие, ответила:
– Все знают, и муж говорил, он ушёл в Турцию и не вернулся. Она год ждёт. Через месяц закончит ждать, будет перебираться назад в Индию, где родилась.

Со свидетельницы по имени Жасмина из кочевого народа Банджарас взята подписка о неразглашении своих показаний, данных ею свободным волеизъявлением без принуждения. Обязалась по первому вызову присутствовать на процессуальном действии – опознании человека, которого на допросе называла «белый сахиб».
Протокол допроса «подписала» приложением маленькой ониксовой печатки с вырезанным на урду именем «Жасмина».


Подписи членов «IsMB».
Всего девять подписей.

***
Документ № 64
Совершенно секретно.
 
«Исфаханская Военная Коллегия» – «Ис-эМ-Би».
«IsMB» – «Isfahan’s Military Board».

РЕШЕНИЕ
в Дело

Июля 22. 1912. Исфахан.
Извлечение:

1. Направить в разведку боевую группу «IsMB» в количестве 12 человек во главе с капралом Раджем Лаклаком по маршруту всего участка караванного пути (вьючной тропы) от кишлака Билбил-дех до границы с Турецкой Месопотамией с задачами:
– Установить факт регулярного следования караванов, как конных, так и верблюжьих по маршруту.
– Выявить и установить личности караван-баши – начальников этих караванов, численность гужевого транспорта, примерный объём перевозок каждым караваном, местонахождения этапов ночёвок, лиц, обслуживающих этапы, возможное боевое охранение караванов и этапов.
– В конфликты не вступать, боестолкновения не инициировать.
– О чрезвычайных происшествиях докладывать вестовыми.
– Исследовать с нанесением на карту места возможного устроения постоянных военных постов для контроля и безопасности на маршруте, не менее двух, а также пограничного и таможенного постов на границе с Месопотамией.
– В цыганском таборе у кишлака Билбил-дех предъявить женщине по имени Жасмина из кочевого народа Банджарас четыре фотографии на предмет опознания мужчины белой расы, как человека, который оставлял ей на лечение своего коня. Фотографию по которой он будет опознан, Жасмина обязана отметить на оборотной стороне своей печаткой, либо отпечатком пальца. Фотографию немедленно отправить в штаб вестовым.

Ответственность за исполнение настоящего задания по всем его пунктам возложить на майора Джеймса Фитц-Гилбера, командира Исфаханского экспедиционного батальона Корпуса разведчиков.
……………………………………………………..

Подписи членов «IsMB».
Всего девять подписей.

***
Документ № 65
Совершенно секретно.
 
«Исфаханская Военная Коллегия» – «Ис-эМ-Би».
«IsMB» – «Isfahan’s Military Board».

Донесение капрала Раджа Лаклака.
в Дело

Сахиб майору Джеймсу Фитц-Гилберу
Июля 23. 1912.
Переведено и отредактировано на приемлемый английский капитаном У.Барратом.

Настоящим докладываю:
В кишлаке Билбил-дех разыскать женщину по имени Жасмина не удалось. Её семья в количестве 14-ти человек свернула свои шатры и покинула стоянку в неизвестном направлении. Допросили владельца каравансарая, с которым Жасмина поддерживала отношения. Он рассказал, а потом сам написал (записку прилагаю), что Жасмина была убита выстрелом из винтовки у ручья, где берут обыкновенно воду для питья.
Мы проверили территорию. Установили место засады снайпера – примерно в полумиле от цели. Не исключаю, что использовался оптический прицел. В двух футах от места лёжки снайпера при тщательнейшем осмотре была найдена стреляная гильза винтовки Маузера.
Капрал Радж Лаклак.

***

Июля 23. 1912. Исфахан.
Штаб 23-го Пенджабского пехотного полка.

Открывая заседания «IsMB», капитан Баррат зачитал последнее донесение капрала Раджа Лаклака. Устало спросил присутствующих:
– Что скажете, господа офицеры?

С места поднялся майор Джеймс Фитц-Гилбер.
– Что говорить, мне начальнику подразделения, чьи скауты допустили гибель своих непосредственных командиров и полковника Баррата? Оправдания им по военным законам нет. Тем не менее, понять их состояние в тот момент можно. Полагаю, своей работой, проведённой за прошедшие восемь суток, они существенно приблизили день неотвратимого возмездия убийцам. Я не имею права обещать им полного прощения в случае задержания либо уничтожения преступников, но скауты, как дети, надеются на наше милосердие, господа. В отношении «Дела». Все нити материального расследования и дедуктивного анализа ведут в немецкую слободу к старшине общины Клаусу Пенку, известному как Вольфганг фон Пенк. Мне удалось купить чиновника-архивариуса в Управлении Полиции Исфахана. Он в 1907-м году выписывал Персидский паспорт на имя подданного Дойче Рейха Вольфганга фон Пенка. За пять туманов чиновник выдрал из Дела Пенка два документа, подшитые вместе. Это прошения о выдаче паспорта. Первое прошение, как черновик – Клауса Пенка. Второе – Вольфганга фон Пенка. Оба написаны на немецком языке одной рукой. Второе прошение на обороте листа содержит перевод на фарси. Паспорт этот Пенк нигде и никому, по моим сведениям, официально не предъявлял. Но полученная таким образом немецкая приставка к фамилии «фон», открыла ему путь в аристократические дома европейского сообщества в Персии, во дворцы туземной знати. Прошу приобщить к Делу.

Капитан Баррат оживился:
– Спасибо, сэр, хорошая новость. Это нам на руку. С приставкой «фон» понятно, проще простого. Его за представителя прусской элиты никто и не принимал. Был нужен, с ним общались. Но вот имя просто так не меняют. Я сделаю соответствующий запрос, не находится ли Клаус Пенк в розыске, как уголовный преступник?! В любом случае, в Германии нет подданного кайзера «Вольфганг фон Пенк»!

Капитан Баррат принял бумаги, передал их секретарю коллегии первому лейтенанту Гордону.
– Кто ещё?

– Позвольте мне, – поднял руку артиллерийский капитан Гринмор. – Не бойтесь, я не стану марать стволы своих орудий такой мразью, как Пенк. Но кто мне объяснит, почему мы не можем вызвать этого рыжего удода с его клювом и кайзеровскими усами в эту палатку и потребовать от него объяснений?

– Такая попытка была сделана, сэр, – ответил Гордон, – на его имя была отправлена повестка, в весьма вежливой форме приглашавшая именно «фон Пенка» прибыть на беседу. Пенк проигнорировал её!

– Что нам мешает привести Пенка силой, как привезли каравансарайщика из Билбил-деха? Разве так называемый «немецкий посёлок» обладает хоть какой-либо экстерриториальностью? – продолжил ставить вопросы ребром капитан артиллерии Гринмор.

Капитан Баррат ответил достаточно жёстко:
– Экстерриториальностью обладает только территория Генерального консульства Соединённого Королевства в Исфахане Персии, которое мы в просторечии называем просто «консульство» или «миссия». Да и то по периметру ограждения его территории! Усадьба семьи Барратов – недвижимое имущество  на праве частной собственности – экстерриториальностью не пользуется, равно как и территория этого военного лагеря, как территория армянского квартала Джульфа, как немецкая слобода, как стоянка цыганского табора!

Капитан Баррат занервничал. На его бледных щеках заиграл нездоровый румянец. Он сделал глоток воды из стакана, предложенного секретарём, и продолжил:
– Немецкая слобода для того и создана, для того растёт и процветает, чтобы в один прерасный момент заявить о своей автономии, получить статус экстерриториальности, запросить военную защиту всей мощи Дойче Рейха, стать официальной колонией Германии! Силовой арест Пенка станет поводом военного вторжения германского вермахта в Персию… Он именно этого и добивается…

Две последние фразы Уильям Баррат проговорил чуть слышно. Потом как-то обмяк и медленно сполз со стула на пол.

Срочно вызванный полковой врач с первого взгляда безошибочно поставил диагноз: приступ тропической малярии!

***    *****    ***