© Владимир П. Паркин
ТАМ, ЗА ГИНДУКУШЕМ
Историко-приключенческий роман
Книга опубликована в изданном Втором томе романа "Меч и крест ротмистра Кудашева".
Издатель © Владимир П.ПАРКИН. 2012.
ISBN 978-906066-04-6
Историко-приключенческий роман
Продолжение темы романа "Конкиста по-русски"
***
«Меч и крест ротмистра Кудашева»
Цикл историко-приключенческих романов из пяти книг.
Книга первая: «Конкиста по-русски» в двух частях –
1 часть «Разделяй и властвуй», 2 часть «Сильнее смерти».
Книга вторая: «Бирюза от Кудашева».
Книга третья: «Хиндустанский волк».
Книга четвёртая: «Там, за Гиндукушем».
Книга пятая: "Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота".
«Меч и крест ротмистра Кудашева» рассчитан на самый широкий круг читателей. Книги романа будут понятны, интересны и подросткам-школьникам, и молодежи студенческого возраста, военнослужащим всех родов войск, независимо от выслуги и званий, труженикам как физического, так и интеллектуального труда, пенсионерам – всем, кто любит нашу Россию, интересуется ее историей.
*** ***** ***
Глава V
Снова в одной связке – Кудашев и Дзебоев. Тяжёлый разговор. Кое-что о путях сообщения в Персии. Последний бой поручика Войтинского. Цена посылки с маньчжурским лимонником.
Кудашев не поверил своим глазам. Не укачало ли его по дороге?! После его контузии станется, поневоле начнёшь видеть не то, что есть, а то, чего хочется. Турок встал, шагнул навстречу Кудашеву. Сделал в адрес кетхуда пренебрежительный жест кистью ладони – свободен! Кудашев не знал, радоваться ему или огорчаться. Точнее не бывает. Его обнял сам полковник Дзебоев.
– Здравствуйте, дорогой Александр Георгиевич! Здравствуй, Саша! – на ухо сказал ему Дзебоев.
– Владимир Георгиевич! – так же тихо ответствовал Кудашев. – Откуда вы? Какими судьбами?!
Ночь прошла в долгой беседе. Обо всём. В первую очередь о своих. О Леночке. Потом, конечно, о Татьяне Андреевне, о пропавшем без вести в горах Персидского Курдистана Максиме Аверьяновиче.
Бесценным подарком для Кудашева стало фото Елены Сергеевны с Татьяной Андреевной на фоне крыльца оперативной хирургии Красного Креста в Асхабаде рядом с Агапьевым. Для Кудашева и главврач уже стал своим родным человеком. Лечился у него. Кудашев отходит в сторонку, долго смотрит на фото, думает, вспоминает Леночку, её последние слышанные им слова: «Я всегда буду ждать тебя! Всегда!»…
Вздохнув, решительно бросил фотографию в очаг. Не смотрел, не мог заставить себя смотреть, как пламя поглощает картонный четырёхугольник.
Решительно повернулся к Дзебоеву.
– Владимир Георгиевич! Я не спрашиваю, как и зачем вы в Персии. И о своих делах говорить с вами права не имею. Однако… – Кудашев не сдержал тяжёлого вздоха, – однако, дела сложились так, что должен принять решение на действия, на которые не уполномочен. Ехать нужно мне самому в Центр. С повинной ехать. Докладывать…
Кудашев замолчал. Смотрел на огонёк керосиновой лампы.
– Случилось. Много чего случилось. Плохо всё. Хуже некуда!
– С трудом верится, Саша, – попытался взбодрить его Дзебоев. – Мне известно, что твоё первое донесение в Центр произвело весьма благоприятное впечатление. Два документа по «Англо-Персидской нефтяной компании» с соответствующими комментариями через день ушли на самый верх. Подполковник Калинин удостоился личной благодарности от генерал-майора Монкевица. Ждут от тебя полной расшифровки твоих тезисов. Я с ними тоже имел удовольствие ознакомиться.
Кудашев не удивился. В этом изменчивом мире уже было трудно чему-либо удивляться.
– Тезисы расшифрованы, прописаны, полный отчёт готов. Вот только передать его в Центр не с кем.
– Проблемы с Калининым?
– Нет Калинина. Не спрашивайте меня, Владимир Георгиевич! То, что свалилось на меня, может ударить и по вам! Меня военно-полевой суд в Санкт-Петербурге ждёт!
– Ещё не выходил на связь с Центром самостоятельно? На случай непредвиденных обстоятельств у тебя должен быть телеграфный код самого Монкевица! Не забыл его позывной?
– И позывной помню, и аппарат уже в моём виварии стоит. Фальконер прислал. Гагринский приставку- преобразователь частоты к нему приладил. Можем работать автономно, на этой частоте Европа не работает. Изобретение Попова. Сверхсекретно. Без патента! До аппарата ещё доехать нужно, а главное – решить, что говорить! Хотелось бы с вами посоветоваться, но не могу, Владимир Георгиевич. Не имею права.
Дзебоев вынул свой знаменитый портсигар.
– Узнаёшь, Саша?
– Ещё бы…
Портстгар был полон папирос. Дзебоев вынул одну, потом вторую. Внимательно рассмотрел поднеся к лампе. Первую вернул назад в портсигар. Вторую протянул Кудашеву. Пояснил.
– Это почта. Из центра. Первая лично Калинину. Вторая – тебе, Саша. Читай, там всё сказано.
Кудашев аккуратно вытянул твёрдую бумажную гильзу из папиросной бумаги. Просыпал табак на свой халат. Развернул гильзу. Хорошо заточенным простым карандашом короткое сообщение:
«AA-2» – «HW-1» (Монкевиц - Кудашеву).
Мая 22.1912.
Настоящим уведомляетесь: «АQ-1» (Калинин) отозван в Ц. впредь до особых распоряжений. «SG-1» (Дзебоев) назначен полномочным представителем Ц. в Тегеране. Личность вам известна. Благодарю за службу!».
– Владимир Георгиевич! – только и смог выдохнуть Кудашев.
– Да, Саша. Мы снова в одной связке. Калинин отозван в Центр. Сожги письмо!
Так и получилось, что и эта ночь стала для обоих бессонной. Ничего, дорога впереди дальняя, в коляске и днём можно будет отлично выспаться.
Итог беседы, а в сущности, оперативного совещания, подвел Дзебоев.
– Называть меня на людях будете эфенди Омаром Кемаль. В нашем банке я работаю под своим именем абсолютно легально. Там знают меня, как полковника жандармерии в отставке. Мой позывной для связи вы знаете. В моём кабинете тоже есть аппарат с такой же преобразующей приставкой, как и у вас. Можем быть на оперативной связи. За документы благодарю. Вашу уже проделанную работу недооценить нельзя. Практически, основную задачу, намеченную на год, вы выполнили за пять месяцев.
– Простите, Владимир Георгиевич! Вот ещё одна записка. Писал сегодня в коляске. Донесение со слов Карасакала:
«Тревожные вести. Не только русская разведка пытается организовать «этапы» для своей связи конными фельдегерями, а в перспективе для войск. Подобные этапы уже созданы британскими военными через Афганистан от Боланского и Хайберского перевалов, через порт Бендер-Аббас Персидского залива на север в Россию двумя путями: первый – к Тегерану и далее через Тебриз, чере Джульфу на Кавказ и через Гасан-Кули либо Серахс в Закаспий. Этапы созданы и создаются на переходах в 25-30 км друг от друга в местах, удобных для ночлега, обязательно с добрым источником либо колодцем. Предполагаемые стоянки рассчитаны на размещение под открытым небом военного подразделения численностью до трёхсот человек – трёх рот или батальона. Для офицерского состава строятся домики-мазанки. В сущности – готовые каравансараи для торговых путей. В час «че» будут освобождены для приёма военных в одночасье. Подобные же этапы пытаются организовать немцы в направлении от Тебриза в афганский Герат.
Охраняют этапы конные наряды кочевников – как бахтиар, так и курдов. С местными ханами существуют договоры.
Группе Карасакала в силу своей малочисленности и весьма ограниченной платёжеспособности невозможно осуществить подобную задачу на пути от Исфахана до Тегерана. Бахтиары и шахсевены не потерпят конкурентов!».
Дзебоев пробежал листок глазами. Ничего не сказал, начал складывать документы в свой портфель.
Кудашев забеспокоился:
– Не довольны, Владимир Георгиевич? Поверьте, всё – истинная правда. Потом поработаете с немецкими картами этого года, увидите сами – английские этапы на них уже обозначены – крестики с пояснениями в сноске: bivouac, seat of a lodging for the night – бивуак, место ночлега. На каждом бивуаке просчитан дебет питьевой воды, указаны ориентиры и возможности местности обеспечить войска топливом! Группа с большим риском работала: от Исфахана до Шираза часто немцы встречались. Наглые, заносчивые. Зона – нейтральная. А ничейных зон не бывает!
– Саша! Потом, успеем потом. Как я могу быть не доволен вашей работой. Вы информацией аналитиков первого квартирмейстерства на месяцы загрузили! Информацией, имеющей военно-стратегическое значение для России!
– Владимир Георгиевич! Но задание формально не выполнено, и не может быть выполнено!
– Запомните, Саша: исследованный путь, заканчивающийся тупиком – это тоже результат. Если бы не ваша группа, как бы мы это знали? Работа выполнена. Не надо бояться отрицательных результатов в работе, если они получены добросовестным и всесторонним исследованием фактов объективной действительности. В «Терра инкогнита» редко кому удаётся с первой попытки найти верный путь, принять правильное решение, достичь поставленной цели, вернуться, как Гераклу с конца Ойкумены с подносом золотых яблок из садов Гесперид! «Терра инкогнита», даже если её называют «Эльдорадо», на деле усеяна костями несчастных исследователей, незадачливых конкистадоров!
Дзебоев стал собираться.
– Утро, Саша. Нужно ехать. У нас мало времени!
Кудашев остановил его:
– Почему вы ничего не сказали о самом главном? Не дали оценку конфликту в нашей группе? Дуэли? Похищению Калинина группой Гюль Падишаха?
Дзебоев решительно подтолкнул Кудашева к выходу.
– Эта тема отдельная, очень серьёзная. Будем говорить, будем думать и не один день! В дороге. Возвращаемся! Сначала снова в Тегеран. Я оставлю в своём сейфе полученные от вас документы. Надо бы уже сегодня отправить их в центр фельдъегерем. Но не успею написать сопроводительную! Тут же разворачиваемся и едем на Атрек к Карасакалу. Нельзя допустить, чтобы Войтинский ушёл в Австрию с обидой на Россию! Нужно срочно организовать поиск отряда Гюль Падишаха! Хорошо, что Калинин остался жив. Его нужно найти. Начальник он группы на сегодняшний день или нет, виновен или не виновен, не нам решать. Есть распоряжение для него – прибыть в Центр. Он должен либо самостоятельно прибыть в Санкт-Петербург, либо быть туда доставленным!
***
Июня, дня 26, 1912 г.
До Тегерана доехали быстро, к полудню. Дзебоев проехал в свой банк, пообещал вернуться через полчаса. Назначили встречу у главного входа в Большой Тегеранский базар. Кудашев расплатился со своим извозчиком и отправился на прогулку по крытой галерее базара. Звонкий перестук молотков привлёк его внимание. Свернул в галерею по уже, вышел к оружейным лавкам. Огляделся. Не смог сдержать стона восторга от увиденного! Понятно, этим кривым лёгким саблям в бою не противостоять кавалеристской казачьей шашке, но изысканной красоте отделке гард персидских клинков и их ножен в мире какие иные противостоять смогут?! Не удержался, выбрал одну. Господи! Ножны с одной стороны белой, а с внутренней – серо-синей акульей кожи! Оковка-обоймица ножен резного серебра с эмалью и камешками бирюзой. Костяная рукоятка белоснежной пропаренной в уксусе цевки заканчивается серебряной орлиной головой с красными гранатовыми глазами. Крестовина-гарда – скрученная кованая сталь с литыми серебряными головками львов! Вынул клинок из ножен. Да… Клинок тоже ничего. Тяжел, хорошо отполирован, отточен. Три дола прокованы. Широкая спинка. Такой клинок и с палашом может встретиться, не подведет. Неужели персидская работа? Поднёс клинок ближе к лицу. У самой гарды глубокое зачернённое клеймо – «Zollingen»! Понятно, Золлинген. И здесь немцы. На всё их хватает!
До Кудашева донёсся звук автомобильного клаксона. Знакомый звук. Вернул саблю приказчику, поспешил к выходу. Так и есть. У ворот базара стоял знакомый асхабадский тёмно-синий «Рено» полковника Дзебоева.
Забросил на заднее сиденье свой саквояж. Сел. Поехали.
– Здравия желаю, господин ротмистр! Это я, прапорщик Ованесян! – услышал Кудашев. Из прямоугольника водительского зеркала на него с улыбкой во весь рот смотрел Илларион.
– На дорогу смотри. Успеешь ещё поздороваться! Держи крепче руль, верблюда задавишь, – хлопнул его по плечу Дзебоев. Спросил:
– Бензин, запасные шины, инструмент – ничего не забыл? Нам по горным дорогам триста вёрст за сутки отмахать нужно!
Кудашев помахал Иллариону рукой. Первый раз за последние две недели улыбнулся. Развалился на мягком диване заднего сиденья.
Вот теперь хорошо! Теперь всё уладится!
***
Да, были бы и в Персии дороги, как во Франции, может быть, на авто за сутки и прошли бы километров пятьсот. Увы, только перевал Фирузкох проходили четыре часа. Навстречу бесконечной пахучей волной шли овечьи отары, поднимаясь из Прикаспийской низменности, на летние пастбища в горы Эль-Бурса. На застрявший автомобиль пастухи-туркмены внимания не обращали. Овцы на клаксон не реагировали.
Однако, к ночи сумели, таки, добраться до посёлка Сари. Двести сорок километров. Остановились в доме сельского старшины. Илларион часа три занимался автомобилем. Потом поужинал и спал в его салоне.
С рассветом продолжили путь. И тут наших путешественников накрыл ливень!
***
Ах, дороги, дороги! С дорогами и в России, мягко говоря, не очень, а уж в Персии…
К 1912 году Россия, уже твёрдой ногой стоявшая в Средней Азии, достаточно серьёзно не только укрепила свои южные рубежи, но и сумела поднять на должную высоту свой военно-политический авторитет в приграничных странах, таких как Турция, Персия, Афганистан. Военное присутствие России в Персидском Азербайджане, Гиляне, Мазандаране и в Хорасане не позволило пламени гражданской войны, бушевавшем в Персии, перекинуться на территории Кавказа и в Закаспийскую область. Этому в первую очередь способствовали новые взаимоотношения двух великих держав – Российской Империи и Соединённого Королевства Великобритании, Индии и Ирландии, скреплённые «Соглашением о разделении сфер интересов Великобритании и России на Азиатском континенте». Соглашение подписали Посол Великобритании в России сэр Артур Николсон и министр иностранных дел России Александр Петрович Извольский.
Персия была разделена на сферы влияния.
Северная часть отошла к сфере интересов России с южной границей по линии городов: Касре-Ширин – Исфахан – Иезд – Зульфегар.
Южная часть Персии с зоной влияния Соединённого Королевства Великобритания с северной границей: Бендер-Аббас – Керман – Бирдженд – Гезик.
Центральная часть Персии должна была остаться районом концессий обеих договаривающихся сторон, буферной зоной – зоной общей конкуренции.
Российское Генеральное консульство в столице Хорасана городе Мешхеде достаточно активно проводило работу по вовлечению Хорасанских ханов и вождей племён в русло мирного взаимовыгодного сосуществования. Местной элите нравилось русское золото, русская мануфактура, сахар, металл и оружие. Более этого, Хорасан, наконец-то, вздохнул, не опасаясь более хищнических набегов воинственных текинцев.
Тем не менее, взаимовыгодная торговля достаточно серьёзно сдерживалась полным отсутствием в Персии дорог. Не только в европейском понимании «шоссе», но и в русском – «тракт». Та тропа от Тебриза через Тегеран на Мешхед и далее в Афганистан на Герат, которой ходили еще во времена Александра Македонского, Чингиз-хана, Тимура и Надир-шаха, она же – часть Великого Шёлкового Пути, в основном была предназначена для верблюжьих караванов. Кавалерийскому отряду по четыре всадника в ряд по этой дороге не пройти. Двум встретившимся английским фурам не разойтись.
Российская сторона была готова построить необходимые пути сообщения в своей зоне. Равно, как и Английская – в своей. Существовали планы и совместного строительства с севера на юг. Планы эти были осуществлены лишь частично. Правительство шах-ин-шаха с большой неохотой предоставляло права концессии на строительство иностранным компаниям. России удалось построить только дорогу от Асхабада до Кучана. И сразу англичане забили тревогу. Хлынувший поток русских товаров, дешёвых по сравнению с английскими товарами, мгновенно вытеснил последние с персидского рынка. Даже керосин в Персии продавался в те годы российский. Это – несмотря на то, что Хорремшехре и Бушере уже работали английские нефтеперегонные заводы!
Принцип равновесия в политике позволил англичанам добиться от шаха права на торговое судоходство по реке Карун, что дало им с устройством пароходного сообщения важнейший торговый путь от Персидского залива внутрь Персии.
Успех окрыляет. Уже без особых дипломатических усилий англичане получили концессию на постройку шоссе от города Шуштер, расположенного на Каруне, до Тегерана. Казна шах-ин-шаха начала получать свою долю прибыли. Персидский рынок снова прогнулся под английскими товарами.
Россия в свою очередь получила концессию на постройку тракта через горы Эльбурса от порта Энзели на Каспийском побережье до Тегерана.
С железными дорогами в Персии в те годы не повезло ни самой Персии, ни России, ни Соединенному Королевству.
С проектами концессий на правительство Персии выходили как предприниматели России, так и англичане. В результате этого противоборства взаимоисключающих экономических и военно-политических интересов железные дороги так и не были построены.
Само собой понятно, что дороги в Персии содержались достаточно безобразно. Зато охранялись и контролировались не только силами своих концессионеров, казаками Персидской казачьей бригады, сипаями военных полков южной зоны британского влияния, но и силами отдельных мобильных вооружённых групп – отрядами бахтиаров, шахсевенов, туркмен, пришлых афганских разбойников.
К началу века двадцатого в Персии появилась и окрепла третья весьма влиятельная сила, пользующаяся поддержкой своего государства. Сила, не имеющая своих Генеральных консулов в Персии, но имеющая собственные не только торгово-экономические, но и военно-политические стратегические интересы. Сила, не собирающаяся поступаться своими интересами ни перед Россией, ни перед Соединённым Королевством Великобритании!
Теперь наши путники проходили на своём «Рено» в день по шестьдесят - восемьдесят километров. Это с учётом всех составляющих трудностей автомобильного путешествия по Великому Шёлковому Пути, включая ливень, размокшую глину дороги, острые кремнёвые осколки под фирменными шинами, риск вооружённого нападения бродячих голодных «революционеров», возможный недостаток бензина и непредвиденную поломку авто. К счастью, обошлось.
На десятый день пути дождь закончился. Свежий ветерок разогнал облака. Летнее солнышко быстро подсушило дорогу.
В машине все облегчённо вздогнули. Заулыбались.
Илларион с чувством пропел пару строк какой-то свадебной частушки на армянском языке. Все смеялись. На русский язык такие вещицы не переводятся. Национальный юмор – вещь очень тонкая!
Ближе к полудню Илларион по указанию Кудашева свернул с тракта на просёлочную дорогу. Впереди в сотне метров от большой дороги уже виднелись каменные стены каравансарая.
***
Подъехали. Страшная картина открылась перед нашими путешественниками. Распахнутые полусожжённые ворота каравансарая.
– Илларион, оружие к бою! Остаёшься у автомобиля. Никого близко не подпускай. Кудашев, за мной! – приказал Дзебоев.
Вошли во двор. Дом, которым так гордился Карасакал, стоял с провалившейся крышей. Пустые без рам окна, дверные проёмы без дверей… На месте конюшни одни чёрные обуглившиеся колья и стропилы.
– Пожар! – прошептал Кудашев.
– Хуже, – сказал Дзебоев, – набег!
Кудашев повёл носом. К запаху гари примешивалася приторная тошнотворная волна.
– Там, – шёпотом сказал Кудашев, – на заднем дворе.
Обошли дом. У каменного дувала тела погибших. Не прикрыты ничем. От них отбежал в сторону шакал. Остановился на безопасном расстоянии, оскалился и несколько раз тявкнул на прибывших.
Кудашев нагнулся к земле, сделал вид, что подбирает камень. Шакал исчез.
Подошли ближе. Три трупа. Один – в туркменском халате, второй – в персидском халате с белой повязкой на голове, конец которой прикрывал лицо. Третий – с изуродованным лицом, но явно европеец, голый по пояс, в военных синих брюках. Все три тела без обуви.
– Не была судьба Войтинскому уйти в Австрию, – сказал Кудашев.
– От судьбы не уйдёшь, – сказал Дзебоев, – как говорят на Востоке, Бог Велик! Стреляли в спину. Три выходные пулевые раны. Один из выстрелов точно в сердце!
– Неужели к каравансараю вернулся Гюль Падишах со своим отрядом? – вслух размышлял Кудашев.
– Не исключено, – продолжил Дзебоев. – Он мог допросить Калинина, узнать, что в каравансарае остались документы. Деньги его лично вряд ли интересовали, но вот его нукерам они были бы добычей… Но не думаю.
– Почему?
– Расчёт по времени. Учитывая погодные условия, в том числе и потраву тел шакалами, они здесь не более двух-трёх дней. Их могли убить только в день, когда подожгли каравансарай. Судя по обгоревшим, но не сгоревшим до тла балкам, пожар не прекратился сам по себе. Огонь был погашен дождём! Выясним, когда здесь начался ливень, будем знать точней день свершившегося набега!
От ворот каравансарая раздался выстрел.
Дзебоев и Кудашев мгновенно вынули оружие, разделились.
– Вы к воротам, осторожнее, не высовывайтесь! – приказал Кудашев. – Я в обход по периметру.
Неожиданно для самого себя Кудашев принял решение раньше полковника Дзебоева. Одним махом взлетел на каменную стену дувала, спрыгнул и побежал на выстрел. Выглянул из-за угла.
На дороге в десятке метров от автомобиля два всадника. Илларион, укрывшись за кузовом, держит всадников на мушке своего нагана.
Кудашев сначала узнал Кара-бургута, потом его хозяина. Убрал оружие. Вышел к воротам.
– Отставить, Илларион. Здравствуй, Карасакал!
Из ворот вышел и Дзебоев. Карасакал и его спутник спешились. Вторым всадником оказался младший урядник Амангельды из аула Кара-Агач. Поздоровались. Карасакал, не говоря ни слова, обошёл каравансарай, минуту постоял у тел погибших. Потом поднял глаза на Кудашева и Дзебоева. Спросил:
– Уже знаете, что здесь было?
Кудашев понял, первой мыслью Карасакала было подозрение, что Асхабадское начальство виновно в поджоге его каравансарая. Теперь знает, что здесь поработали чужие недобрые руки.
Амангельды, тем временем, что-то собирал в грязи. Потом прошёл к роднику, прополоскал в воде свои находки. Вернулся к крыльцу. В его руках с десяток гильз.
Кудашев взял пару гильз, повертел в руках, рассмотрел.
– Гильзы Маузера. Первая – винтовочная, Mauser K98k, калибр семь девяносто два. Вторая – пистолетная от Маузера калибра семь шестьдесят три, от так зазываемого пистолета «быстрого огня» М-712 «шнелльфойерпистоле».
Карасакал нервно поправил собственный маузер в деревянной кобуре.
Дзебоев дёрнул усом, прищурился. Впился немигающим взглядом в лицо Карасакала.
Кудашев разрядил обстановку:
– Успокойся Карасакал. Твой маузер М-1896 под девятимиллиметровый патрон. Здесь были люди, вооружённые оружием, принятым в немецком вермахте. Правда, это оружие продаётся во всём мире. Но оно очень дорого.
– Едут! – сказал Илларион и указал на дорогу.
Действительно, к ним направлялись двое на одном осле – старик и мальчик. Судя по одежде – туркмены.
– Я за свой маузер дорого не платил! – сказал Карасакал. – Получил от курбаши Махмуд-шахсевена в подарок. Что касается моих гильз, то их много можно найти на заднем дворе. Я несколько дней подряд пристреливал этот ствол!
– Скажите, уважаемый Караджа-батыр, – задал вопрос Дзебоев, – Махмуд-шахсевен из Шираза?
– Да, – несколько удивлённо подтвердил Карасакал. – Вам, господин полковник, он известен?
– Как же, – вздохнул Дзебоев, – ещё по мектебу, в котором вы, мальчиками, учились вместе с ним!
Карасакал с недоумением посмотрел на Кудашева. Кудашева осенило. Он понял путь умозаключения Дзебоева. Взял Карасакала за плечо.
– Пойдёмте, уважаемый Караджа-батыр, ещё раз взглянем на убитых. Может признаете своего знакомого.
Вернулись на задний двор. Карасакал уже понял, зачем. Не брезгая, перевернул тело в одежде курда. Указал на правую руку трупа.
– Нет указательного пальца! Это – курбаши Махмуд-шахсевен! Ему ещё подростком отрубили палец по приказу хана. Махмуд на ханской охоте не сдержался, выстрелил по газели раньше своего повелителя!
Вмешался Амангельды:
– Здесь шакалы. Может это просто потрава?
Карасакал сплюнул в сторону:
– Я могу молчать, когда надо. Но, когда говорю – не лгу. Смотрите сами: рана на пальце зарубцевалась пятнадцать лет назад!
– Убедили, – сказал Дзебоев. Взглянул на Кудашева.
– Почти всё понятно, – кивнул ему головой Кудашев. Осталось узнать, когда здесь начался дождь.
– Здесь? – переспросил Карасакал, – не знаю. На Атреке, где мы были вместе с Амангельды, дождь начался пять дней назад. Наверное, тоже уже закончился. А зачем вам дождь?
Дзебоев обратился к нему:
– Скажите, Караджа-батыр, есть ли здесь поблизости какой либо аул или просто пастушеская стоянка? Так, чтобы можно было поговорить с людьми?
– Да, выше в горы есть маленький туркменский аул Атрек-оба. Хороший аул. Всё, как у людей: джугару выращивают, табак, баранов пасут…
– Могли бы вы верхом вместе с Кудаш-беком проехать в аул, поговорить с людьми?
– Конечно. Аул недалеко. Это не займёт много времени!
Вернулись к машине. У машины их приветствовал аксакал – белобородый старец, восседавший на темно-сером осле с белыми пятнами «очков» вокруг глаз. Осла держал за повод мальчик лет десяти-одиннадцати. Он не смотрел на подошедших людей. Он не мог оторвать глаз от автомобиля!
– Ассалам алейкум, – приветствовал общество аксакал. Говорил на туркменском.
– Алейкум ассалам! – ему ответили вразнобой, но с почтением.
– Нет ли среди вас врача? – спросил аксакал. – У нас в ауле Атрек-оба больной. Здешний персиянин кетхуда из караван-сарая. Пострадал на пожаре.
Дзебоев двумя руками пожал аксакалу его руки. Спросил:
– Сильно пострадал? Первую помощь оказать сможем.
– Сильно. Лицо, руки! Мы сами курдючным салом ожоги смазали. Даем молоко с терьяком, чтобы боль снять! Мулла нужен. Персидского муллы близко тоже нет!
Дзебоев обернулся к Карасакалу. Тот был уже в седле.
– Карасакал! Возьмите с собой Амангельды. Повезем пострадавшего в Мешхед. Он не только ваш кетхуда. Он – главный свидетель преступления!
Карасакал молча погнал коня в горы. Вслед за ним поскакал Амангельды.
Как ни странно, аксакал Дзебоева понял, поправил его:
– Нет, кетхуда мало видел, много пострадал. Но хорошо, что его не убили, как других. Главный свидетель мой внук. В этот день он рядом пас коз. Сидел на холме. Увидел чужих людей, спрятался. Всё видел. Он горец, у него глаза острые. Сидел, пока не начался ливень. Аман-джан сам вам всё расскажет.
– Как давно это было? – спросил Кудашев. – Когда начался дождь?
– Три дня назад, – ответил аксакал.
– Кто были разбойники? Шахсевены? – спросил Дзебоев.
– Нет, ференги.
– Инглизи?
– Нет, другие. С крестами на конских потниках. Крестоносцы. С белыми и медными усами. Ну, те, которые носят их с кончиками, загнутыми вверх. В военной форме без погон. Мы их здесь часто видим!
– Хорошо. Саг бол, яшули! – Дзебоев поблагодарил аксакала. Протянул ему серебряную монету в десять кран.
– Ёк! Мен герек дял теньге! – аксакал замахал руками, отказываясь от монеты.
– Возьми, отец, – настаивал Дзебоев. – Я не покупаю ваши показания. Это не подарок. Это плата за работу.
– Какую работу?
– Нужно будет похоронить мёртвых. Нельзя оставлять их шакалам. Сможете.
Старик взял деньги.
– Якши. Сегодня до захода солнца похороним. За оградой.
Кудашев поманил мальчика:
– Аман-джан! Гель бярик. Иди сюда!
Мальчик подошёл, прижался к деду.
– Не бойся, рассказывай, – аксакал погладил внука по голове.
***
Назад в Тегеран Кудашев возвращался один. Он ехал на попутной фуре, набитой под самый парусиновый верх штуками ивановского цветного ситца. Сидел на козлах рядом с возницей.
– Заболел мой напарник, – жаловался возница. Малярию в Мерве подхватил. Пришлось в Мешхеде оставить, в больнице при русской миссии.
Поглядел на Кудашева. Спросил:
– А вы, господин хороший, чего не веселы? Иль тоже заболели? Не хотите араки глотнуть? Полегчает.
Кудашев прикрыл веки, молча покачал головой.
Возница, видимо, соскучился по собеседнику.
– Пожарище видели? Хороший был каравансарай. Хозяин с понятием, даром, что из туркмен. Не дерёт, не лжёт. Деньгам счет ведет. Постоянным ямщикам скидку даёт. И поесть можно было, и хлеба в дорогу купить. За порядком, за чистотой следит. Кто спалить мог? И конкурентов у него нет. Здесь каравансараи на перечёт, только в городах…
Кудашев сделал вид, что кимарит. Так и ехали. Кудашев молчал. У возницы рот не закрывался.
Молчал, не значит спал. Думал. Вспоминал Войтинского. Да… Судьба. И Збигнев, и Карасакал, заказывая курбаши Махмуду-шахсевену немецкие топографические карты, могли бы предвидеть, что просто так секретная военная документация за деньги не продаётся. А пролитая кровь почти всегда влечёт за собой кровь новую. Высокая цена. Стоит ли радоваться, что задание выполнено? Оправдываться, что самостоятельно это задание не было возможности выполнить?!
Что по этому поводу думает Карасакал? Вряд ли переживает. Он человек иного мира, другой, более жестокой суровой среды. Бог Велик! И не нужно ни о чём беспокоиться. В первую очередь о самом себе, о своём будущем. Такая позиция даёт большую силу. Собственное бесстрашие и полное пренебрежение к чужой жизни…
А что думает на этот счет любой полководец, посылающий тысячи, десятки тысяч себе подобных в пылающую пасть Молоха, в жерло войны?! И Толстого читать не надо. Ответы найдутся самые противоречивые. И все – обоснованные! Люди – дешёвый расходный материал.
Вспомнил, как подростком, ещё гимназистом Сашей Кудашевым, более всего любил вечерние казачьи посиделки за спиной своего отца. С замиранием сердца слушал о хивинском походе, русско-турецкой войне, штурме Геок-Тепе… Двенадцатого января участники посиделок поминали погибших друзей при штурме Геок-Тепе. Двадцать восьмого ноября – друзей, отдавших свои жизни при осаде Плевны. Однажды, кто-то из стариков, участников осады Плевны припомнил слова генерал-инженера графа Тотлебена Эдуарда Ивановича, немца курляндского, на панихиде оплакивавшего погибших: «Святая серая русская скотинка!»… Правда, рассказчика тут же оспорили. Дескать, высказывание известное, но принадлежит оно генералу Драгомирову Михаилу Ивановичу. Тотлебен, Драгомиров или кто-то другой, какая разница. Суть высказывания проста – генеральская характеристика русского воина!
Стоп. Мысли грустные, мысли вредные. Точно, кто-то сказал отцу на проводах сына в Казанский университет: «Берегись, Георгий. Сашка твой из университета может вернуться барином с дипломом, но уже не казаком! Шел бы лучше в Николаевское кавалерийское училище!».
Да, смерти в лицо смотреть – самого себя калечить. Мало на мертвецов в японскую насмотрелся?! Работа такая. Не каждому дано, не каждому по плечу. Вот и гордись этим. Этим, то есть своей профессией. Всегда в мире существовал особый разряд людей – сильных смелых мужчин, избравшим своим ремеслом военное дело. Гоплиты в Элладе, легионеры в Риме, рыцари в Европе, ландскнехты в Аллемании, кондотьеры в Италии, самураи в Японии, шляхетство в Польше, дворянство в своем первозданном предназначении в России и казачество – сословие, платившее империи налоги собственной кровью. Так, значит так. При рождении младенец не выбирает ни мать, ни отца, ни Отечество. А казаку его ремесло дано уже при рождении!
Значит, думать не о чем. Жить, служить, действовать и поступать так, поступил бы отец, поступил бы дед!
Нужно думать о деле! Начнём с последних событий. Дзебоев успел допросить мальчишку-пастушонка. Выяснил с большой долей вероятности – нападение организовано немцами! Повез обгоревшего на пожаре кедхуда в Мешхед. Будет говорить с Карасакалом. Уточнит суть возникшего конфликта. Главное, где, у кого именно, когда и какой ценой были приобретены карты немецких топографов. Карты на февраль-март текущего года с пометками английских этапов! Конечно, с оперативной точки зрения военной разведки этим картам цены нет. Однако, цена есть. Она заплачена жизнями. И ещё не известно, кто станет следующим в звене мертвецов. Зло, оно как пламя. Если есть пища – разрастается, разгорается всё сильнее и сильнее. Снова общие рассуждения.
Кудашев! Ты не юрист, не сыщик, не разведчик! Закончил бы философский, тешился бы всласть игрой ума, рассуждал бы на темы далёкие от стрельбы, пожаров и дактилоскопии трупов! Всё, хватит отвлекаться.
Нужно правильно поставить вопрос. Ставим: кто есть эти немцы? Откуда? Попытаемся ответить. Карты местности по дороге от Исфахана до Шираза. От русской зоны влияния через зону нейтральную до зоны английского влияния. Свято место пусто не бывает! Зона активно осваивается немцами. Это ещё по дневнику Самвела Татунца было известно. Реконструируем события. Карасакал и Войтинский в Ширазе сталкиваются с проблемой отсутствия у них карт, по которым можно было бы работать на предмет их уточнения согласно поставленной задаче. Центр не обеспечил! Войтинский более, чем Карасакал, заинтересован в выполнении своей доли работы. Уговаривает Карасакала приобрести карты у немецких топографов, которые работают совершенно открыто. Понимают, самим выходить на немцев нельзя, нужен буфер, посредник. Посредник тоже находится. Старый знакомый, друг детства Карасакала. Такой же разбойник как сам Карасакал. Либо даже не пробовали купить. Либо им не продали. С немцев станется! Кто-то пострадал. Возможно, был убит. Немцы провели расследование. Задержали курбаши Махмуда, допросили его. Махмуд привёл немцев в каравансарай на Атреке. Карасакала не застали. Расстреляли самого курбаши Махмуда, Войтинского, туркмена из иррегулярного полка милиции. Подожгли каравансарай. Будут ли искать Карасакала? Несомненно. Постараются взять живым. С Войтинским это, наверное, просто не получилось, а фигура для разведки интересная! Вывод? Вывод такой: убийцы рядом. Возможно, в самом Исфахане. Значит встретимся. Европейская колония не большая, все друг друга знают. Праздники вместе проводят, театральные представления устраивают! Обязательно встретимся!
А Дзебоев? Ему еще предстоит отследить маршрут движения отряда Гюль Падишаха, похитившего подполковника Калинина.
Кудашев вспомнил последний, заданный ему Дзебоевым вопрос:
– Саша! Ответь, только честно, хотел убить Калинина?
– Убить? Нет. Работать с ним не хотел. Не доверял ему. Но спасти Калинина от самосуда, который собирался учинить над ним Карасакал, была моей прямой обязанностью! Карасакал личность сильная. В ярости аргументы на словах не воспринимает. Силой ничего сделать было нельзя. Войтинский не помог бы. У него своя обида на Калинина. Но и Калинин искал, если не выхода из положения, то хотя бы отсрочки. Этой отсрочкой стала дуэль. Мой халат видели? Ещё не заштопан. Если бы Калинин не икнул, пуля была бы в моём сердце. И даже в ту минуту я не смог себя заставить ненавидеть Калинина так, чтобы жаждать его смерти.
– И?! – спросил Дзебоев.
– Поднял оружие, держал паузу… Сам себе лгать не хочу, не то, что вам, Владимир Георгиевич. Но была, если не уверенность, но надежда , что вот, вот, что-то произойдёт такое, что изменит ситуацию. И ситуация изменилась!
– Действительно! Вот нам не только повод, но важнейшее задание Центра: не просто известить Калинина о вызове в Санкт-Петербург, но приказ арестовать Калинина во что бы то ни стало! Обязательно живым этапировать в Санкт-Петербург!
Кудашев потряс головой, словно у него звенело в ушах.
– Мы с вами беседовали всю ночь при первой нашей встрече под Тегераном, вы о приказе не обмолвились!
– Это приказ я считал с ленты телеграфного аппарата в своём кабинете, куда заскочил на минуту, чтобы положить полученные от тебя документы. Кстати, документы удалось отправить дипломатической фельдегерской почтой в этот же час. Сопроводительную потом напишу. Лучше в Тегеране такие вещи не хранить. Никакие сейфы не помогут!
– Круто с ним! Я в железной клети под конвоем уже путешествовал, могу даже врагу посочувствовать.
– Посочувствуй, Саша! Посочувствуй. Пусть Калинин теперь на Гюль Падишаха молится. Пусть лучше у него рабом будет в каменоломне, чем попадёт живым и здоровым в кабинет к Монкевицу!
Кудашев согнал улыбку с лица:
– Настолько серьёзно? У нас на него были только обиды… Но не обвинения в преступлении!
– Согласно Уложения – «Измена»! Ещё в Асхабаде четвёртого мая Калинин пытался получить груз – более пуда сушёного лимонника из Уссурийска – растение тонизирующее, в китайской медицине используемое.
– Знаю, пил чай с лимонником в Маньчжурии. Калинин лимонник использует в своей практике народного целителя, гонорею им лечит! Сам рассказывал.
– Именно. Но таможенная служба приняла лимонник за маковую соломку! Посылка на имя господина Незашибитько поступила в Асхабад из Уссурийска. Однако отправителем значился человек по имени Иван, но с фамилией Тан-Ю. Сотрудник Таможенной службы железнодорожной станции «Асхабад-Навалочная» проявил бдительность, задержал Калинина, который пытался получить посылку по документу прикрытия – паспорту на имя Незашибитько. Привезли Калинина в канцелярию. Мы побеседовали. Калинин был освобождён. Для успокоения таможенной службы направили лимонник на экспертизу. Экспертиза на вопрос, является ли содержимое посылки маковой соломкой, дала отрицательный ответ. Вкупе с иными соображениями, у меня появились другие подозрения. Я вызвал трёх офицеров из охранного отделения, которые часов пять самым скрупулёзным образом исследовали каждый сухой кусочек лимонника. И нашли. Нашли миниатюрный пенал из кусочка лимонника, по форме несколько искривлённого по сравнению с остальными для простоты поиска адресату, который содержал в себе письмо не смываемой тушью на замечательной японской папиросной рисовой бумаге. Шифром, конечно, цифрами. Тут все припомнили, что Калинин на КВЖД одним из этапов заведывал. Не только эшелоны встречал и провожал, обеспечивал топливом, питанием, боеприпасами, ночлегом, но и лично допрашивал военнопленных японцев, китайских соглядатаев и прочее.
– Я – и то знаю, вставил Кудашев. – Калинин сам Гагринскому похвастался. Со мной пытался на японском поговорить. Слаб в языке. Дикция варварская. Письменностью не владеет.
– Важное замечание, – оживился Дзебоев. – Достойно особого сообщения в Центр. Возможно, текст не на японском, а на немецком. Ведь так? Калинин английским не владеет? Первое квартирмейстерство на ушах стоит! Расшифровывают. А вы чуть не ухлопали нашего дорогого подполковника Калинина.
– Не ухлопали, но прохлопали, – сказал Кудашев. – Ну, что мне всегда такая невезуха! Хоть плачь. Знал бы, раньше, что Калинин – японский шпион – пылинки с него сдувал бы!
– А… Чувство юмора прорезалось, это хорошо. Вон, чья-то фура идет. Давай, останови её. Если до Тегерана едут, поезжай, с Богом! Тебе светиться в Мешхеде вместе со мною нельзя. С тем, что я себе наметил – сам справлюсь.
Вот так Кудашев и ехал по горам, по долам. Весь в мыслях, в планах, в диспутах с самим собой. И, конечно, с образом Леночки и в мыслях, и в сердце, которая, выйдя за Кудашева замуж, как-то так просто и осталась Найдёновой.
Шестого июля Кудашев был в Тегеране.
Двенадцатого июля Саймон Котович, он же Владимир Михайлович Гагринский, встретил своего патрона профессора Джона Котович у ворот усадьбы.
………………………………………………
* Туземцы, туземец, – это обычное обозначение человека, жителей, урождённых и проживающих на своей родной земле, общепринятое в 19-м, начале 20-го веков. Не несло ни обидного, ни уничижительного смысла. Антитеза – «иноземцы» - иностранцы. Образовано от однокоренного слова «земля». В самой дореволюционной России существовали выборные органы местного самоуправления – «земские учреждения» – собрания, управы и пр., в просторечии просто «Земства».
………………………………………………
***
Документ № 57
Донесение.
Совершенно секретно.
«SG-1» – «TS-8» – «AA-2»
(Дзебоев – Джунковскому – Монкевицу)
Реконструкция событий, произошедших в каравансарае на реке Атрек на тракте Мешхед-Боджнурд, принадлежащем Караджа-батыру, туркмену племени афшар, персидскоподданному.
Источники: свидетели-очевидцы
– мальчик одиннадцати лет
Аман-джан из аула Атрек-Оба;
Кетхуда-управляющий каравансараем персиянин Сулейман Фархад Мешхеди.
Извлечение:
… Нападение произведено группой из трёх мужчин европейского вида. Они были в одежде военного покроя цвета светлого табака, в штанах, которые можно было бы правильно назвать галифе, в сапогах со шпорами, без погон. Все трое со светлым коротко остриженым волосом на голове. Носят усы с кончиками, приподнятыми вверх. Прибыли к каравансараю на четырёх конях, с пятым конём, предназначенным для поклажи. Все трое были вооружены холодным оружием, пистолетами, двое – винтовками. Вместе с ними прибыл человек, которого в разговоре называли «курбаши Махмуд-шахсевен». Поначалу разговор шёл на фарси с самим кетхудой и туркменом-геокленом из охраны. Искали Караджа-батыра. В каравансарае последнего не оказалось. Начали допрашивать Збигнева Войтинского. Разговор пошёл на немецком, которого кетхуда не понимал. Очень быстро разговор принял агрессивный характер. Было понятно, Войтинский попросил немцев (предположительно, с большой долей вероятности) покинуть каравансарай. Старший из немцев толкнул к Войтинскому курбаши Махмуд-шахсевена, который за всё время не проронил ни одного слова. Двое приготовили винтовки, третий пистолет. Свидетель кетхуда сумел выскользнуть за дверь и спрятаться под полом, несколько приподнятым над грунтом веранды. Из своего укрытия видел, как на задний двор под прицелом винтовок были выведены Махмуд-шахсевен, туркмен-геоклен Ягмур и Збигнев Войтинский. Двое были убиты первым же залпом. Войтинский был легко ранен. Он поднял руку и начал что-то говорить на немецком. Кетхуда запомнил только одно слово: «грюнвальд». Это слово Войтинский произнёс несколько раз. Это слово привело немцев в бешенство. Они тоже несколько раз переспрашивали его: «Грюнвальд? Грюнвальд?!». Потом один из немцев, тот, что старше, обнажил свою саблю и протянул её Войтинскому. Второй вынул из ножен свою саблю и вышел на середину двора. Войтинский и молодой немец встали друг против друга с поднятыми для начала атаки клинками. Старший что-то крикнул коротко по-немецки, что могло быть командой начать поединок. Молодой немец сделал колющий выпад, направленный в лицо своему противнику. Одновременно с ним Войтинский тоже сделал выпад, но при этом, сделав уход на нижний уровень приседанием, нанеся прямой рубящий удар с оттяжкой клинка. Голова молодого немца была разрублена, как кочан капусты, от лобной части до нижней челюсти. В эту же секунду началась стрельба. Войтинский под ударами пуль повернулся вокруг своей оси и упал уже мёртвым. После расправы немцы перевернули каравансарай вверх дном. Что-то искали. Потом подожгли дом и конюшню. Кетхуда лежал в своем убежище, несмотря на грозящую опасность сгореть живьём. Вылез из огня, получив ожоги, лишь, когда убедился, что немцы уехали.
*** ***** ***