А свадьба пела и плясала. Подруга моя, Люба Чернянская, выходила замуж в первый раз. Не в Москве, а под Орлом, на родине жениха, поэтому все было при ней, и платье, и фата — символ глубокой и непроходимой невинности провинции. Мы, три перезрелые подружки невесты, я, Леночка и Юля, приехали раньше всех, помочь накрыть на стол и разобрать подарки, которые, как водится, дарились деньгами. Чем больше, тем лучше.
Осенние листья. Слякоть. Послесвадебная тоска. Гигантская черная обкомовская дача вся в подтеках дождя. На веранде усталая, старая мебель, кресло-качалка, укрытая цветастой шалью, и — совершенно неожиданно — новехонькие, вставленные евроокна. И камин, покрытый евровагонкой в главном каминном зале, где намечалось торжество.
Я была журналистка. Леночка — научный работник, то ли библиотекарша, то ли учительница биологии в средних классах. Юлю же мы почти не знали, она только что приехала из Калининграда, и являла собой закрытую от нас, школьно-юношенскую часть Любиной жизни.
Пригласили нас тоже не просто так. Жених на выданье, Любкин сводный брат Костик был на свадьбе свидетелем и мог осчастливить каждую из нас. При желании, конечно. Нашем и, самое главное, его. Мы уже были на все согласные.
Я была разведенкой с пятилетним сынишкой и кучей морально-философских проблем. Типа — существует ли настоящая любовь, и если да, то где ее отыскать. Что-то неизжито подростковое. Леночка — типичная старая дева в вечным вязанием и тетрисом в руках. Ей было уже 34. У нее был маленький йорк, которого она усыновила, звала Хрюником и таскала везде за собой в специальной креативной вязаной сумочке.
Юльку, повторяю, мы совсем не знали. Ну подруга, ну встретились для удобства на Белорусском вокзале, ну едем пьянствовать вместе — это ведь не повод для знакомства, дальше-то что...
Не хочу замуж. Никогда и ни за кого, - неожиданно заявила Юля где-то на 101 километре.
Почему? - удивились мы, перманентные, никому не интересные невесты.
Фата, платье, водка ящиками — это все не для меня, - глаголила, между тем, свою теорию Юлька. - Я — свободная женщина, чайлд фри, против детей, соплей, детского садика, шашлыков по выходным, и все такое. Пусть Любка теперь мучается со своим Владиком. А я буду жить так, как хочу, - и она упрямо махнула светло-фиолетовой челкой.
А как ты хочешь? - тут же спросили мы.
Красиво и свободно, - лексикон Юльки богатством особо не блистал, возможно, так сказывалось ее почти европейское — калинингардское — происхождение. Там, как известно, говорят на немецком.
А что, наверное, в чем-то Юлечка права, - задумчиво тряхнула и своими кудряшками Леночка. - Я тоже полагаю, что быть замужем за человеком близким тебе по духу — художником, поэтом, мыслителем — это одно, а выйти замуж за прораба или таджика, пусть там хоть какая будет любовь, это ужасно, нет ничего хуже мезальянса.
А у меня сестра вышла замуж за строителя. И ничего — счастлива — попробовала парировать я.
Это пока, - протянула Леночка. - С годами противоречиями между ними станут расти, и углубится пропасть между плебсом и наивной, доверчивой интеллигенцией. Вот тогда-то твоя сестра поймет как она ошибалась! - Леночке было виднее, сколько я ее знала все ее многочисленные и вечные любови действительно происходили из научной среды, были близки ей по духу и обременены маленькими зарплатами и большими семьями. С больными женами и до пенсии маленькими детьми. Поэтому замуж Леночку они не звали.
А я все равно хочу быть свободной от этих мерзостей быта, - не успокаивалась Юля.
Поезд дернулся и замер.
...Мы приехали в Орел. Любка, на самом деле, к тому времени уже расписалась в загсе, сняла пышное, с правильным подъюбником платье и красовалась теперь на глазах у всех в оранжевых брюках и розовой ветровке и — почему-то — с кокетливой свадебной вуалькой на голове. Все еще в черном костюме Владик устало спал в гамаке, раскачивающемся на октябрьском ветру.
Как хорошо, что вы прибыли первыми, - всплеснула руками Люба. - Ума не приложу, что делать дальше — сейчас притащится сверковь, затем все эти Владиковы местные друзья с женами и ребятней, буду говорить о заготовках, детских садах и прочей ерунде. Такой кошмар!
Вот -вот, - хором добавили Леночка и Юля.
А, может, у них любовь? - вставила свое меткое словечко и я.
Нарезали бутерброды. Поставили для себя графин вина, его делала Любина мама, бывший главный технолог кондитерской фабрики, которая на свадьбу не приехала вследствие своего нахождения в закрытом районе города Т., где производили как раз не торты, а боеголовки для атомных бомб. Т-с-с-с-ссс! Военная тайна.
Люба повертела на голове вуальку и все-таки ее сняла. Мы же ее увидели. А остальные этот креатив вкупе с ветровкой могли и не понять. Нарезали мясо для шашлыков. Облизали с внутренней стороны коробку из под трехярусного свадебного торта.
На тебя похожа, - в виде комплимента кивнули мы на марципановую невесту на верху главного коржа. Торт, кстати, делала не мама — везти его из закрытого района города Т. семь часов на самолете была ой как накладно, да и мало ли чем он там фонит.
Если бы вы знали, девочки, как это ужасно, выходить замуж, - вдруг произнесла Люба. - Последние пару месяцев из-за всей этой кутерьмы у нас с Владиком совсем разладилась половая жизнь. Даже не представляю себе, что будет дальше...
Может, стоило еще пожить гражданским браком, - настойчивым тоном добавила Леночка.
Или вообще гостевым, - предложила Юля.
Любовь преодолеет все преграды и расстояние, - понятное дело, резюмировала я.
Какие расстояния — мы уже десять лет вместе! - развела руками Любка.
Это мы как раз знали. И про ее десять лет. И про то как подобрала она Владика курсантиком военно-строительного училища. И про то, как заставила его училище это бросить. «Ну кто в здравом уме и твердой памяти становится сейчас офицером?» И про то, как стал Владик скучным деловепером, то есть застраивал почти что по специальности огромные площади скучными многоэтажками и, изредка только, таунхаусами. Зато и получал хорошие деньги, позволящие им отдыхать на Канарах, но не позволяющие еще играть свадьбу в Царицынском парке с настоящими каретами и лакеями.
Выпили по первой. Любин брат, худой усатый студентик по имени Костя не подходил, по моему мнению, ни одной из нас и поэтому был сразу переведен мной в неопределенный разряд «знакомого приятеля». Он говорил скучно, смеялся глупо и сразу же сказал, что не собирается жениться лет до сорока пяти. «Пока конкретно не станет на ноги и не заработает на порш с маслом» Чем на мой взгляд набивал себе цену. Его тоненькие, щеголеватые усики на порш не тянули — максимум на хендай солярис.
Здравствуйте, а вот и мы, - в каминную залу втиснулась процессия из шести человек. Друзья Владика с молодыми женами (сам Владик был младше Любы месяца на полтора, а было нам по 32 в ту пору) Очень молодыми, почти девочками — две из которых были глубоко, а одна не сильно глубоко беременна (позже выяснилось, что она и вовсе не беременна, а, наоборот, кормящая мать, просто живот еще не сдулся)
А как же они будут пить в положении? - переглянулись мы с Леночкой.
Ничего, нам больше достанется, - прошептала в сторону Юля.
Проходите гости дорогие, - Любочка толканула нас в бок и отодвинула стулья с прохода. - И чтобы без эксцессов, - это она уже обратилась ко мне, я была скандальная журналистка.
Оливье пошел с водкой. Селедка под шубой, принесенная той, что была не беременная, а кормящая мать, хорошо смотрелась с местным самогоном. Который для экзотики заказал Владик у местной самогонщицы. Судя по всему экзотика удалась — беременные с мужьями на самогон даже не посмотрели, зато мы , москвички, вдарили по полной. И понеслось...
Жениться нужно так, чтобы потом не разводиться...
Только без мезальянсов, девочки, только без мезальянсов...
А ты какие памперсы используешь? На ночь их оставляешь или снимаешь? А я думаю, что надо снимать — попа не так преет.
Горько! Горько!
Ну буде... Жирков так себе сыграл в матче, винт правой не прошел, наливай по второй.
Горько! Горько!
Господи, да почему я платье сняла — я просто его еще в загсе чем-то заляпала, то ли тортом, то ли шоколадкой копеечной.
Горько! Го...
«Здравствуйте, мама!» Дверь открылась и на дачу вплыла новоиспеченная Любина свекровь, высокая, пышная, то же Люба, и почему-то именно за это — тафтологию имени — особенно нашей Любой нелюбимая. «Какого черта она приперлась?» - неожиданно громко рыгнула невеста под стол. Видно, сказался экзотический самогон. «Мама» вздрогнула. Огромная коробка из под микроволновой печи выпрыгнула у нее из рук и уронилась сама по себе на пол. «Я пришла вас поздравить, дети мои, но если я вам таки не нужна», - мама всхлипнула и выбежала вон. Вслед за ней выбежал вон и неизвестный, плюгавенький мужчина, по всей вероятности, Владиков безымянный папа. Вслед за родителями выбежал Владик. А последней гордо отодвинув стакан с самогоном вышла невеста. Брат Костик остался сидеть за столом безразлично поглядывая то на Юльку, то на меня. Очевидно, еще выбирая — с кем и когда.
Скажите, любите ли вы друг друга, - чтобы разрядить подступившую тишину спросила я у первой пары.
Как это? - ответила глубокобеременная жена. - Ну любим. А чего? Мне рожать через месяц, наверное, уж по любви — знаете, небось, от чего детки-то рождаются...
Уж я то знала. И поневоле — вернее, вследствие алкогольного опьянения — хотела донести это сакральное знание до окружающих.
Детки это не все, дорогая моя. А готовы ли вы лечь с мужем на веки вечные в одну могилу. Чтобы и смерть не разлучила вас? - продолжала вопрошать я.
Провинциальная девочка посмотрела на меня осоловевшими глазами. Клянусь, в этот момент я испугалась не стану ли я причиной ее преждевременных схваток. Но обошлось. Девочка снова глянула на меня, сглотнула слюну, погладила живот и промолвила: «Как это? А зачем?»
Ну как? Помрете вы. Потом он. А могилы рядом. Это тебе не в одной кровати до утра проспать. Тут уже навсегда вместе надо. Так вот готовы ли вы. Хотите ли. (Если честно, именно ответ на этот вопрос и развел меня когда-то с моим мужем. Но юной провинциальной девочке знать об этом было совсем необязательно)
Я не занананнааааю, - как-то очень испуганно протянула она.
А вы? - дернула я за рукав ее молодого мужа.
Тот испуганно замотал головой. Но меня понесло. Поочередно я подходила к каждому вязьминскому гостю и интересовалась у них одним и тем же. Никто не ответил мне положительно. Никто не ответил мне отрицательно. Никто не ответил мне вообще. Народ в шоке безмолствовал.
Я вышла на веранду, где в кресле-качалке жених с невестой поочередно утешали Любочкину свекровь.
А вы хотели бы до скончания веков лежать в одной могиле со своим сыном и снохою? - нет, в тот день, похоже, мне нужно было гораздо меньше пить....
Я очнулась в масансардной спаленьке под вечер. Все также пела и плясала свадьбе где-то внизу, на первом этаже. Уже без меня. Завернулась в плед, попытавшись найти собственные, насквозь рваные колготки, так и не нашла, спустилась вниз. Любочка танцевала вальс со свекровью.
Владик курил травку, показывая своим вязьминским друзьям как правильно это надо делать. Беременные девушки на веранде в удовольствием уплетали шашлыки.
Где-то вдалеке раздавалось жалобное повизгивание как будто бы скулил маленький щеночек. Странно, вроде бы Хрюника Леночка оставила дома. Да и сама она что-то не попадалась мне давно на глаза.
Под лестницей сидела Юля. Одна-одинешенька. И ревела.
Ты чего? - уставилась я на нее.
Мне плохо!
Чего тебе плохо? - не могла я понять.
Мне плохо потому, что я люблю женщин...
Это как это женщин? Ну я тоже, в принципе, их люблю.
Я не в принципе. Я по-настоящему. Я лесбиянка....................
Немая сцена. Я не знала, что уж тут надо — сочувствовать, смеяться, вместе рыдать. «да ладно тебе, да перестань»
И у меня никогда не будет такой свадьбы. Ни белого платья, ни фаты. Потому что у нас в стране это запрещено. Замуж по любви за лесбиянок.. Я умру одна одиношенька... И буду лежать в могиле одна-одинешенька. Думаешь, весело? Уж лучше с любым, но с мужем, чем так — одной.
Ее писк переходил на вой. Гости сбежались к нам под лестницу. И, даже еще не выяснив в чем дело, тут же напали — на меня, почему-то решив, что я довела Юлю вопросом про могилы.
Я всегда подозревала, что эти журналистки — полные идиотки, - прошипела сквозь зубы подругам глубококормящая мать.
Она не при чем, - шмыгнула носом Юля.
Я не при чем...
Просто я лесбиянка и никогда не выйду замуж, - в перепитиях своей судьбы Юля призналась так просто и праведно, что я поняла — с нее нужно брать пример. Так гордо признаются на допросах наши разведчики в том, что они разведчики и больше не скажут ничего и никогда.
Что? Что она говорит? - Любина свекровь всем своим крупным телом протиснулась вперед, как будто бы хотела выяснить, кто еще не рад ее присутствию здесь.
Лесбиянка она, - веселый Владик затолкала окурок сигаретки в кадку для цветов. - А кого ты любишь, лесбиянка?
Я Любу люблю. Я поэтому и на свадьбу к вам приехала. Думала объяснюсь, все легче станет...
Все ахнули. Все. Кроме Костика и Леночки, которые, несмотря на всеобщий переполох, никак не наблюдались в этой кутерьме. «Интересно, где бы они есть?» - как-то некстати подумала я.
Интересно, а где же у нас Костик с Леночкой, - тоже некстати озвучила и Люба, чтобы отвлечь всеобщее внимание от проблем с Юлей.
В это время Кости с Леночкой бочком-бочком выползали из туалета. И, вместо того, чтобы незаметными протиснуться вперед, предстали перед всей честной компанией сразу.
- А это мы. А здравствуйте, - пыталась Леночка опустить пониже задранную Костиком юбку.
- Костик. Ты дурак, - фырнула невеста. - я же тебя для Юли позвала. Ей всего-то 27. А леночке уже 34.
- А она сказала, что 28, - промычал Костик.
- Больше ей верь, хотя с учетом изменившихся обстоятельств и что Юля у нас, оказывается, лесбиянка и всю жизнь любила меня — любовь с Костиком у нее отменяется
Ошарашенная свекровь ничего до последнего не понимала. Затем, очевидно, дошло и до нее - какой позор лег на стены этого дома и дама нежно сползла на пол. «Воды! Воды!»
Все засуетились, забегали, завизжали. Кормящая мать как-то неожиданно взяла мужа за шкирку и потащила его к выходу. Обе беременные поперлись почти бегом следом.
В каминном зале запахло карвалолом. Веселый Владик совсем отчего-то не испугавшийся маминой истерики дал на радостях гопака. Леночка картинно заламывала руки и все пыталась протиснуться ближе к Костику. Но тот, видно от удивления и неожиданности, сел на корточки и погладил по щеке лесбиянку Юлю. «Ну чего ты, все будет хорошо, ну ты чего...»
...С тех пор прошло много лет. Брата Костика я больше ни разу не видела. Любочка с Владиком живут в Орле, разводят огород по выходным ходят к маме на чаепитие. Леночка замуж так и не вышла. А лесбиянка Юля живет все также в Калининграде, по слухам, с мужем не ссорится и родила дочь.