Не касайся денег к ночи...

Валентина Литвиненко
Степанида Власьевна – женщина особого нрава: бывает, что ни свет, ни заря начинает ворчать, шастая по двору, - на кошку, попадающую под ноги, на петуха, неустанно повторяющего свое «кукареку», на свиней, подрывающих настил в хлеву… А иногда голос ее становится  мягким и сладко-приторным – когда ее сынок Славуня выходит к воротам, таща за собой скрипучий велосипед. Пока он усаживается, отталкивается от земли стоптанным башмаком, матушка сотню раз переспросит: достаточно ли воздуха в колесах, прочно ли держится цепь, не напечет ли солнце ему голову, ведь кепочка-то совсем не защищает… Едва сын станет отъезжать, Власьевна узловатыми пальцами посылает ему вслед крест на удачу.

- Счастливого пути! – шепчет она и не сдерживает довольной улыбки, поскольку сыну действительно сопутствует удача.

Выучился на слесаря, имеет приличный заработок да еще и халтуру. Заправляет аккумуляторы, натачивает бабам сапы. А мешочек, постоянно торчащий на багажнике, никогда не бывает пустым. Пошлют на ферму – наберет комбикорма, пошлют в степь – подсолнуха навыбивает. Хозяйское дитя. Хоть и рос без отца, зато послушный и податливый. И ничего, что слегка неуклюжий, зато веселый и разговорчивый. Принесет к вечеру свой «левый» заработок – одно удовольствие пересчитывать матери рубли да копейки!
 
И вдруг Славик надумал жениться. Долго ходил след в след за почтовичкой Раей. Станет где-то в тенечке и молча сопит, пока девка выйдет из чьих-то ворот. Только разгонит свой велосипед – сзади слышится: хрясь-хрясь! Это спицы у Славкиной «веломашины» на ходу вылетают.

- Что тебе надо? – без особой злости спрашивает Рая. – Работы, что-ли, в колхозе нету?
 
- Мы с Витькой через день трудимся, - с радостью вытирает потный лоб Славка. – Сегодня он допоздна возле комбайнов, а завтра – я!

- А от меня что тебе надо?

- Ты, главное, не серчай. Мать говорит, что в клубе мне делать нечего. Домино надоело, а танцевать не умею да и не хочу. А поговорить с тобой хочется – где еще встретимся? Я буду ждать здесь неподалеку, только «велик» стяну с дороги…

Рая улыбается, резко садится на седло и продолжает привычный путь: бабушкам – пенсию, дедам – газеты да журналы.

«Какой чудак, этот Славка! - размышляет Рая. – Будто и толстый чрезмерно, но ничего – добряк, шутник. К работе охоч. И велосипед не порожняком гоняет. Говорят, коня хочет купить. Все у них со Степанидой ладится. Отец бросил семью, женился на другой, выехал, а им – и горя нет, хозяйничают!

Надумал все же парень признаться в своей любви:

- Рая! Если согласишься выйти за меня, то и откладывать не будем! Мать жалуется, что позвоночник болит, пока со стиркой на реке возится, да и возле плиты свиньям кашу готовить уже невмочь… А ты… ты почему смеешься?

- Стало быть, таким образом ты мне в любви клянешься? Скажи, пожалуйста, где так принято замуж звать? Сначала всю трудную работу перечислить…

- Так я, как говорится, к слову… Да. Вот мать и говорит, что следующий год високосный, нужно жениться в этом. И дом, говорит, будем строить для себя, она денег даст. Не думай, деньги у нее мои, заработанные.

Рая не о деньгах думала, а о летах своих девичьих. Пролетели они, не успела оглянуться. Никто уже и не намекает о сватовстве. Один Славка нашелся, тот самый, с которого все смеются из-за неповоротливости да неуклюжести. А парень он неплохой. Вот только Степанида… Говорит, что строиться поможет. Жить молодые будут отдельно. Девушка на миг представила себя на месте Славкиной жены…

С малых лет Рая называли курносой пигалицей. Лицо у нее круглое и бедра крутые – вся, как колобок. А Славка, он же вдвое или даже втрое шире и выше. Стоит, часто моргает глазами. А глаза-то карие, как ядрышки каштанов, что у конторы растут.

Согласилась Рая. Будто в холодную воду прыгнула – будь что будет!
 
Степанида, знай, ходит по двору, слащаво щебечет:

- Спите, молодые, отсыпайтесь, ночи-то у вас короткие, поспите и поутру. Ведь пойдут у вас детки, не до сна будет…

Все здесь было на замках да запорах. Ключи и ключики, длинные штыри – целая связка. Все показала невестке, все поручила от души. Но только глаз с нее не спускала. Подойдет она к кладовке, что сальца для зажарки взять, Степанида – тут как тут:

- Бери потоньше, с прорезью, слишком не зажаривай, затвердеет. Славик такое не любит.

В погребе:

- Когда морс станешь набирать, хорошенечко тряпкой бочку вытирай, плесень на стенках остается. И кваса из жбана налей, Славик его любит.
 
Это еще что: цветочки! А ягодки появились потом, когда речь коснулась строительства дома.

- План в сельсовете уже дали. Надо нанять людей – пусть фундамент копают. О кирпиче уже договорилась! – поспешно рапортовала Степанида. – Только бы к зиме управиться. Маловато деньжат…
 
Дальше потуже затягивала эту тему. Намекала молодым, чтобы не зевали, а размышляли, где взять копейку. Славик стал пропадать по ночам, приходил поутру, приносил в чубатой голове рыбью чешую.

- На пруды ходил? – со страхом переспрашивала Рая. – Там же охрана!
 
- А где ее нет? – с лукавинкой отвечал муж и выкладывал на стол мокрые десятки. – Вот! Давай, пересчитывай, я посмотрю, как ты умеешь это делать!

От денег несло рыбой, илом.

- Ты не брезгуй! – грозил жирным пальцем Славка. – Деньги, они везде деньги, хоть и с нужника. Поняла?

Преодолевая отвращение, жена складывала купюры в стопки, перетягивала резинкой, ложила в ящик стола.

А Степанида только шелестела подолом новой широкой юбки:

- Поеду в город, повезу морковку. Говорят, что там дороже можно продать. Ты, голубушка, не спи, думай, чем можешь пособить для дома. Зарплата ведь у тебя, хоть на гвоздик в туалетной вешай. А в руках-то вон какие деньжищи – тысячи… Одному, другому недодай, тот слепой, тот глухой…

Рая с трудом поняла, на что намекает свекровь. У почтальона и вправду порой бывают большие деньги. Но они ведь чужие! Тут бы впору возмутиться, но невестка с учащенным дыханием все обдумывает, решает.

Садиться на велосипед становилось все тяжелее: живот напрягался и кожа на нем будто лопалась. Миновал шестой месяц Раиной беременности…

В дом все-таки успели поселиться до холодов. И первый детский крик слушали уже без свекрови. Крошечный малыш не давал спать, но порой и веселил семейную пару. Славка подставлял небритое лицо под упругие ножки, сынок лупил его по носу и  подбородку. Папаша хохотал:

- О, смотри, смотри, футболистом будет!
 
Бабка Степанида наведывалась дважды в неделю. Приносила яблочек, в узелке – печенье. Шепталась с Раей:

- Ну, как? Получается? Голубушка! Давно бы так! Только меру знай, - строго поднимала узловатый палец и щурила глаза.

Ребенок подрастал. Славик на работе хвастал:

- Едва три годочка исполнилось, а Миша уже умеет деньги считать. Сам! Принесу получку, а он уже ладошки подставляет. Молодец!

Все бы было хорошо, но в пятнадцать лет Мишке захотелось иметь мопед, а потом – и мотоцикл. Здесь уже Рая и меру потеряла. Заметили в районе недостачу, выслали комиссию. Большая недостача…

Присудили к лишению свободы. С конфискацией. Большинство имущества и дом были на Славке. Осиротевшие муж с сыном остались хотя бы в своих стенах. Но как быть без хозяйки?

Возил муж передачки. Глаза, как ядра каштанов, а в волосах – седина.

- Не дождусь тебя, Раечка. Умру. Уже и смерть видел. Будто сажусь на велосипед, а она – пластом лежит на дороге. Не объедешь. И говорит: «Дашь откупного – пропущу!». А у меня уже ни копейки не осталось. Все людям отдал за твои долги. Сосчитали и слепые, и глухие…
По смуглой щеке катится крупная слеза, Славка даже не вытирает мокрый след…

Виделись они последний раз. Славку схоронили на сельском кладбище, невдалеке от колхозных прудов. Каждый вечер квакают лягушки, а Степанида тянет по росе влажный след за длинной черной юбкой. Садится на лавке, с горечью смотрит на портретик сына в траурной рамке:

- Славуня, мальчик мой! Не молчи, скажи хоть словечко! Ты ведь такой говорливый был!

Сползает с лавки, ложит голову на потрескавшуюся дощечку и будто дремлет. Сквозь сон слышит родной голосок. Воркующий, ласковый. Все: мамочка, мамаша… А дальше – строже, как было при муже, когда уходил из дому:

- Как же мне эти деньги в горле стоят! Когда только ты ими натешишься!

- Ой, кто это сказал? Ты, сыночек?

- Нет, мама, не я. Это отец. Ты помнишь, почему он ушел. Тебе все денег было мало. А я скажу от себя: живите, матушка, не тужите. Все пройдет и будет хорошо. Только одно имейте в виду: никогда, слышите, никогда не касайтесь к деньгам против ночи, не рвите мне душу!

 Душу… душу, - шелестит трава. То ли сверчок, то ли кузнечик. Застыла Степанида, прислушивается. К совести своей, к жизни прожитой…