В дверь постучали. Я знал, кто пришел. И по какому вопросу – тоже знал. Я подвинул стакан с чаем в подстаканнике в центр стола, открыл толстенную амбарную книгу в свином кожаном переплете, отыскал нужную страницу, и громко сказал:
- Проходите!
Дверь открылась, вошла женщина средних лет, в пуховике и меховой шапке, в ворсинках которой запутались снежинки. Лицо у нее раскраснелось от мороза на улице. Или в поле. Или в лесу. На зимних ботинках, на носках и пятке, тоже был снег. Белоснежно-чистый.
- Слушаю Вас, Дарья Петровна.
Женщина стушевалась, начала разглядывать паркет на полу возле линии. Покраснела. И начала говорить.
- Мне обещали другое. Вернее – я просила другое. Вы мне сказали, что так все и будет. Но, по факту, все происходит совсем не так. Вы сами сказали. Вы сами пообещали…
- Дарья Петровна, прошу прощения, я сказал в прошлый раз следующее – «Вы услышаны, и просьба будет выполнена». Однако, как Вы помните, я предупредил Вас об ответственности за невыполнение процедуры. Той процедуры, которая была так тщательно разработана мною и, более того, она начала выполняться. А Вы нарушили договоренность. Теперь, для минимизации ущерба, Вам надлежит исправить совершенное Вами в период с 12 декабря по 18 февраля, т.е. по сегодняшнюю дату.
- И как Вы это себе представляете? Вы же обеща..
- Дарья Петровна, не следует вести беседу в таком ключе. В том числе, потому, что именно Вы – проситель. И Вам надлежит исправить то, что Вы совершили в указанные даты, причем, в кратчайший срок.
- Я не понимаю, что именно я должна исправить? Как? Я просила совсем о другом!
- Дарья Петровна, берете и исправляете.
- Я тебя ненавижу! – она сорвалась на крик.
- Ненавижу, тварь! Сначала одно – потом другое! Чтоб ты, тварь, сдохла! Или кто там ты! Сдохло! Я просила счастья, гнида ты кабинетная!
Дарья Петровна с малиновым лицом рванулась с занесенной рукой к моему столу. Снежинки стайкой соскользнули с шапки и воротника. Все бы ничего, но Дарья Петровна заступила за линию. И тогда я встал в полный рост. Дарья Петровна метнулась к дверям с перекошенным от ужаса лицом. Она увидела меня, конечно, только часть меня, но все же…
- Ты не смеешь переступать через линию! Печать! – велел я. Каждый звук отозвался волнами дрожи в стенах и потолке.На меловом лице женщины проступил светящийся узор Печати.
- Дарья Петровна. Вы совершили необратимое. Несмотря на это, вы удостоены небольшого подарка. Прощайте.
Снежный вихрь подхватил ее и вынес в дверь. В тот же момент Дарья Петровна, стоя на углу Уткина и Либкнехта в Иркутске, посмотрела налево и увидела отца. Он ласково улыбнулся и погладил ее по щеке. Маршрутка, войдя в занос, припечатала Дарью Петровну к бетонному фонарному столбу. Сбежались люди.
Я допил чай. Поставил крестик в последней колонке одной из строк толстенной книги. Никому, никому и никогда не прощается пересечение линии. Моей линии. Красной Линии Мойры, проведенной на полу.
В дверь постучали.