"- Зачем? - спросил, указывая глазами на реку,
Угрюм-Бурчеев, градоначальник Глупова".
(Салтыков-Щедрин)
В моей жизни было два «Великих» Дня рождения
Первый. Восемнадцать лет! 1964 год. Оттепель. Надежда.
Высоцкий, Окуджава, Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина...
Это был одновременно праздник окончания школы и мой День рождения.
Мама разрешила мне пригласить весь класс. И пришли оба класса – тот, в котором я учился, и тот, где был мой главный интерес. Маечка…
Уж мама постаралась!
Она пригласила в помощь себе тётю Соню – главного специалиста по фаршированной рыбе, и праздник удался.
Тем более что папа с мамой, после того, как накрыли на стол, ушли…
С тумбочки орал голосами Пресли, Биттлз и других Королей подарок моей сестрички – магнитофон «Днепр».
Вино, молодость и счастье делали свое дело, и, когда около полуночи открылась дверь, и кротко вошли папа с мамой, из всех углов нашей трехкомнатной хрущевки начали вылезать девочки и мальчики со сбившимися прическами и галстуками на спине…
- Ой! Я думала, что все уже ушли, - невинным голосом сказала мама, - потому что темно… тихо…
- Мы уходим как раз, - хором сказали девочки, и мы разошлись счастливые.
Я поехал провожать Танечку, в которую тут же и влюбился…
Это был первый в моей жизни День рождения, который отмечался с таким размахом.
Семья вырулила из нищеты, папа и мама работали, у нас была роскошная трехкомнатная квартира в хрущевке! С туалетом и ванной… Раздельными.
Ну, что еще надо советскому человеку!
Впереди была счастливая молодость.
Шли годы.
И дошли до 1986 года.
На дворе опять бушевала оттепель теперь в виде Перестройки, подогретая, правда Чернобылем, но какие там нуклеины, когда на носу 40-летний День рождения, а душа опять полна надеждами…
Наташка с сыном, как и каждое лето, уехали в санаторий в Рабочий Уголок, а я с друзьями-рыбаками приступил к подготовке Второго в моей жизни Большого Дня рождения.
Сорок лет – не шуточки! Какой-ни-какой рубеж…
Хорошо, когда день рождения летом! Тепло, много фруктов, зелени, цветов…
Накануне составил меню: рыба, мясо, фрукты овощи – всё натуральное, без сяких салатов…
И много водки.
Поскольку я пригласил к себе всех (вообще, всех), то никто не мог знать, сколько будет людей.
Скорее всего – все.
Я пошел на рынок, и к удивлению мясника, попросил метр мяса.
- Это как? – удивился мясник, никогда не мерявший мяса на метры.
- А это так, - очертил я квадратный метр прилавка, - все, что тут – всё давай.
Рецепт этого блюда был прост.
В огромный казан было уложено мясо, засыпано солью, перцем и зеленью. Пару часов – и готово.
Из выловленной рыбы в дело пошли только сомы и самые крупные лещи и судаки.
Рецепт был еще проще: очень много рыбы, килограммов пятьдесят, были порезаны на кусочки, пересыпаны солью и перцем.
Перед приходом гостей на огромной сковороде была поджарена первая порция сомов, обваленных в муке.
В центре стола стоял большой медный таз, в котором Наташка обычно варила варенье. В таз было положено всё, чем богата украинская земля: головки лука, головки чеснока, целые помидоры, огурцы, редиска…
Рядом стояла большая миска с отборной клубникой.
На всех столиках, тумбочках, подоконниках и шкафах стояли фрукты, банки с солениями, нарезанные черный и белый хлебы…
И водка. Много. Сколько нужно. Даже больше.
Гости начали собираться задолго до обеда, часов в одиннадцать! Энтузиасты шли на кухню, и жарили рыбу. Кто поленивее, довольствовались тем, что к тому моменту было на столе.
«За стол садились не по старшинству. Глупая старость жалка не менее чем трусливая юность. И не по богатству. Подкладка тяжелого кошелька сшита из слез».
Были веселые тосты, веселые подарки, веселые женщины и веселые друзья…
И вдруг, среди всего этого буйства красок, стихов, смеха прозвучал серьезный голос моего друга и шефа:
- А расскажи нам, что ты в своей жизни сделал? Кратко. Только о самом главном. Итоги, так сказать. Зачем жил?
В тот момент я растерялся, и, конечно, как-то отшутился, но вопрос застрял в моей голове навсегда…
А в тот день с какого-то момента я перестал следить за событиями:
«Помню - Клавка была, и подруга при ей, -
Целовался на кухне с обоими»…
Но процесс просыпания я почему-то запомнил…
Я понял, что проснулся. Но открыть глаза не хотелось… Ну, разве что, один.
Справа никого не оказалось. Но неприятное, тревожное чувство не покидало меня.
Я с грустью открыл левый глаз… Хм. И тут пусто!
Мне стало легче. И вдруг ужас! А нет ли её на другой кровати… Нет.
Я набрался мужества, и вышел в коридор.
О, Г-споди! Дверь на лестничную клетку открыта. Настежь. Но к моей радости и там - никого!
Оставалось выйти на балкон.
И заглянуть в ванную... Ужас: полная ванна грязной посуды! Там все наши сервизы... чайники, ложки, вилки, доски, скалки... Сервизы столовые, чайные, кофейные и даже этот - парадный... «Мадонна»!
Всё это помыть невозможно... Господи, скорее бы Наташка приехала...
Но я - «Адын! Савсэм адын».
Я налил на радостях себе большую стопку водки, махнул её, крякнул, совершенно счастливо… И, вдруг, вспомнил: «Зачем жил»?
С тех пор возвращаюсь к этому вопросу и трезвым, и пьяным.
Иногда, кажется, что знаю… потом сомневаюсь… Потом совсем не знаю.
Самый страшный вопрос.
Ну, ведь зачем-то жил? Зачем?