Глава 4
В человеке душа бодрствует, пока он борется
с собой и засыпает, как только он начинает
бороться с другими.
Когда Маша гуляла по одной из дальних аллей, к ногам её, лёгкой снежинкой, скользнуло письмо. О его содержании она догадалась сразу же, лишь только присела, чтобы разглядеть, тающие на глазах, буквы. Конечно же, её приглашали на заседание Высшего Совета, который должен был состояться совсем скоро, - на это указывали и цветочные часы на клумбе, возле которой она остановилась. Маша ничуть не сомневалась, что это касается Мефодия и, судя по тому, что её пригласили так неожиданно, в последний момент, нетрудно было догадаться, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
Зал был полон. Кроме тринадцати постоянных членов были и приглашенные, - все они, как и Маша, входили в круг близких друзей Мефодия. И это ещё более укрепило её мысль о том, что речь пойдет, конечно же, о нём. Однако, привычный антураж всё же имел и некоторые существенные дополнения.
На длинном столе, за которым обычно сидели постоянные члены Совета, стояла ажурная золотая клетка с белой голубкой. Возле неё, в гордом одиночестве восседал сам Громов. Остальные члены Совета, толи, уже наглядевшись вдоволь на птицу в клетке, толи, осторожничая с открытиями и изобретениями Громова, теснились на стульях вдоль стен и беседовали между собой. Все понимали, что это не простая голубка, а нечто неожиданное и поэтому с нескрываемым любопытством следили за происходящим.
Несмотря на то, что дверца клетки была открыта, птица совсем не выказывала желания покинуть её. Видимо, ей тоже было интересно увидеть и услышать происходящее. Машу, вместе с приглашенными, посадили за отдельный стол у окна, который был уставлен вазами с фруктами и напитками.
– Наверное, будет жарко, - подумала она, поглядывая на стол и всё происходящее вокруг, - и посадили нас всех так, будто допрашивать или судить будут.
Она уже начала приходить в себя и внимательно вглядываться во всё происходящее, чтобы хоть спрогнозировать то, что предстоит увидеть и услышать. На спинке кресла у Громова, которое тот вертел туда-сюда, она увидела вышитый зигзаг молнии, пронзающий грозовую тучу. По раскрытой книге, вышитой на другом кресле, она без труда определила и её хозяйку.
Маша, принялась, было, более внимательно разглядывать клетку с птицей, как вдруг, всеобщее ожидание и тишину прервал негромкий стук карандаша по графину с водой и голос Председателя:
- Друзья мои, мы побеспокоили вас по поводу двух необычных обстоятельств, которые мы не можем решить в рабочем порядке. Их виновники хорошо вам известны. Заведующий нашей лабораторией Пром Этеевич Громов и, конечно же Долин, - при этом Борис Борисович выразительно поглядел в сторону стола, за которым сидели приглашенные.
Маша невольно почувствовала за этими словами подтекст: «И чем ему здесь было плохо, что он вдруг решил покинуть «Золотую Долину» так неожиданно и ненормально». Председатель продолжил:
- Они будто сговорились преподнести нам свои изобретения и новшества. И определить, которое из них первопричина, а которое – следствие, довольно трудно. Однако, дыма без огня не бывает, - вот мы и пригласили всех заинтересованных лиц, дабы разобраться, пока ещё не поздно. К сожалению, Мефодий Игнатьевич сейчас уже недоступен и это случилось, как мы уже поняли, не без участия Пром Этеевича, - при этом, Борис Борисович опять поглядел в сторону заведующего лабораторией. Хотя он и ссылается, как всегда, на звёзды.
Толи с досады, толи для порядка, покряхтев и побурчав немного, Борис Борисович продолжил:
- Тем не менее, мы всё же, можем и должны как то повлиять на ход событий, пока они не привели к нежелательным для нас, последствиям. Тем более, что заведующий лабораторией приготовил нам сюрприз, с которым мы должны ознакомиться и решить: как быть дальше с нашими «звёздами».
Услышав эти слова, Громов быстро встал и вышел из зала; голубка, тут же, выпорхнув из клетки, последовала за ним. Зал оживился, отовсюду послышались возгласы:
- Подумаешь, голубку приручил – велика заслуга.
- Удивить решил! Как будто мы в цирке никогда не были.
- Сдаёт позиции Громов! Как бы ни пришлось ему на кресле, вместо молнии, голубку вышивать.
- Вот, вот! И фамилию заодно поменять.
Когда Громов вернулся, в зале воцарилась мёртвая тишина. Он шел не один, а вёл под руку стройную девушку, которая была настолько красива и необычна, что все мужчины, включая и самого Председателя, невольно привстали. Её красота, каким-то непонятным образом, так сочеталась с её простенькой одеждой и поведением, что даже у женщин загорелись глаза. Выгоревшее коротенькое платьице, которое, казалось, вот-вот разойдётся по швам под напором её тугого тела, выглядело мокрым. Но, признаков воды, отнюдь, не было, - её босые ноги не оставляли никаких следов на паркете зала. Не стекала вода и с её платья.
- Вот это, да, - только и прошептал Аргументов. Он нерешительно приблизился к девушке, дабы убедиться, что её платье, и сама она, действительно мокрые.
- Не бойтесь, не бойтесь, - она не кусается! Вы можете даже погладить её, - снисходительно пророкотал Громов, явно любуясь произведенным эффектом. И он снова уселся в своё кресло. Дива же, осталась стоять подле него, не выказывая никакого интереса ко всему происходящему.
- А что, может и укусить?
- Только в порядке самообороны или для защиты своего хозяина. А так, - она добрая! Однако же, при определённых обстоятельствах, достаточно опасная.
- Как и все женщины, - задумчиво пробурчал, подсевший поближе Председатель.
- И кто же у неё хозяин? Я бы тоже не отказался иметь такую, - подсаживаясь поближе, заинтересованно произнёс Пал Палыч.
При этих словах, Громов не сдержался:
- Эва, куда вас занесло, любезный! Да разве ж она придумана для того, чтобы подле вас у столовой отираться. Она же для дела создана, - а какие дела могут быть у вас в столовой. Вы и так у себя уже женский полк собрали, - Смертин замаялся ваши заявки выполнять.
Рокочущий голос Громова становился всё выше и выше:
- Негоже, Пал Палыч использовать служебное положение в личных целях.
- А что, может, в суд на меня подадите? Так его у нас здесь нет и послать вы меня никуда дальше жизни не пошлёте.
- А за ворота, - не унимался Громов.
- Только через жизнь, так я её тоже не боюсь, - я и там, в столовую устроюсь, чтобы чего лишнего не натворить и не отираться, затем, у ворот. Столовые везде есть, даже в армии, - и Пал Палыч победоносно поглядел сначала на Громова, а затем - на Воеводу.
- Борис Борисович, платье то у неё совсем сухое, а сама она холодная, как рыба, - опять невпопад влез в разговор Аргументов.
Но на него тут, же зашикали женщины:
- Тебя с Пал Палычем только это и интересует. О душе бы лучше подумали! Как не стыдно, - будто в жизни не наигрались, да любовью не наболелись.
Теперь уже начал распаляться и Борис Борисович:
- И что за люди, что за люди, - срам один, да и только! Собрались для дела, а размениваются на пустые разговоры.
Он неспешно прошел к своему месту и, уже оттуда, постучав по графину, продолжил весомо и по существу:
- Пром Этеевич, народ хочет знать! Уж не томите нас, - соблаговолите рассказать поподробнее о вашей штучке, а то уже некоторые и глаз успели на неё положить, не зная ещё ничего и толком то о ней. Голубки, видите ли, испугались, а к девушке - тут же прильнули! Какая неосторожность, какое легкомыслие! Неужели, вас, жизнь так ничему и не научила, - просто поразительно!
Громов откашлялся, и начал рокотать:
- Я, собственно, и собирался сделать это, но, видимо не рассчитал силу эффекта. Одёжда, разумеется, не совсем рассчитана на подобную аудиторию, - видимо, поэтому вы её так и встретили. Эту модель мы создавали для действий в полевых условиях, приближённых к тем, куда отправляется наш Мефодий. Но, вы уж поверьте мне, - опыта и ума у неё хватит для принятия решений в любых условиях.
- Неужели!? - не сдержался Борис Борисович, - тут уж, не иначе, как Уран Плутонович свою руку приложил.
Громов, выдержав паузу, невозмутимо продолжил:
- Конечно, Отдел Науки тоже принял участие в данной разработке. На его «совести» главная тема разработки – голубка. Это, если хотите, - душа всего проекта. Без неё всё теряет и силу, и смысл. К сожалению, она почему то не вызвала, подобающего ей, внимания. Мне понятна такая настороженность и это не ново, - чужая душа всегда была потёмками для людей. Что же касается девушки, - то, здесь, мы пошли по накатанному пути и применили нашу, постоянно используемую, разработку, лишь только несколько видоизменив и обновив её. И меня, признаться, удивила ваша заинтересованность именно ею. Однако, меня это и радует, одновременно, - значит, вы её не узнали. Вполне вероятно, что и Мефодий не узнает её, потому, что мы рассчитывали нашу модель именно для него. Это - наш ответ на вызов Мефодия Игнатьевича, и только.
- Так уж и не узнали, - с досадой подумала Маша, - знаю я эту красавицу. Кто же не знает «Люську-Приводу», отважно гоняющуюся по всему белу свету за мужиками и получающую за это, новую жизнь и новую красоту. Неужто, теперь Люська будет с душой, - может, и совесть у неё тоже окажется. Раньше то, - она совсем бессовестная была.
Громов, меж тем, продолжал:
- Эта модель – не что иное, как оружие ближнего радиуса действия. Оттого и экипировка её должна соответствовать полевым условиям. На поле у Мефодия, полагаю, нет культурных учреждений, скопления людей, а также музеев, школ и больниц. Поэтому там её никто не оштрафует, не осудит и не отобьёт. В таких условиях именно её одежда и очарование, - должны сыграть решающую роль. И потом, - платье не должно скрывать красоту, - оно должно скрывать недостатки. А их у неё нет. И холодная она, товарищ Аргументов, оттого, что пока находится в ждущем режиме. С температурой у неё будет всё нормально, как только она включится в работу. Думаю, Мефодий не устоит, - иначе он так и останется для нас неуправляемым. А этого допустить нельзя. Ведь, никто не станет оспаривать тот постулат, что никто не должен гулять по жизни без привязи. Привязи для человека – это его страхи, привычки, болезни и многое другое. Но, самой распространённой и крепкой привязью является страсть, особенно по отношению к другому человеку. Иногда, правда, она перерастает в любовь, - но, этот вариант для нашей модели не предусмотрен.
Привязи есть у всех, - только, у счастливых людей они длиннее и незаметнее. Нет, вовсе, я не против счастья, вовсе нет, - я только против полной свободы. Таков закон и не нам его нарушать.
- А вот я хотел бы знать, - на этот раз совсем тихо произнёс Аргументов, - Смертин тоже принимал участие в создании проекта?
- Я лишь подписывал его, в двух местах, - даты были разные и тут же исчезли, как обычно. Большего я сказать не могу, - я их и не запоминал. Да и зачем? Когда они проявятся снова, сотрудники приведут их в исполнение, если клиент сам не пожелает прибыть сюда раньше. Смерть ещё никто не отменял, - недовольно пробурчал Смертин.
- Как это всё бесчеловечно, - даже жить не хочется, - с возмущением и досадой произнесла Софья Мудровна.
- А вы не живите, - тогда и умирать не придётся. Кто вас заставляет? – сухо парировал её выпад Прокл Янович.
- Значит, вы мечтаете посадить Мефодия на привязь, - не удержалась, вдруг Маша, показывая на девицу, - ничего у вас не выйдет!
После этих слов, голубка, мирно сидевшая на плече Урана Плутоновича, вдруг, встрепенулась и перелетела на плечо к Маше.
- А вы высказывайтесь, высказывайтесь, товарищи, - она должна всё слышать и как можно больше знать о Мефодии, - только и пророкотал Громов.
Борис Борисович недовольно хмыкнул:
- Опять вы, Пром Этеевич самодеятельностью занимаетесь, - лучше бы все входы и выходы «Золотой Долины» посчитали, да оборудовали их как следует. А то, ведь, ещё кое-где люди на русских печах валяются, как в сказке какой. Негоже всё это! Было бы всё налажено, - так и Мефодия возвращать бы не пришлось.
- Так вы его, значит, возвратить, намерены, - опять не сдержалась Маша, - и что это вы так пристали к Мефодию, что ему от вас житья никакого нет, и не будет. Девок всяких подсылаете.
- Э, нет, разлюбезные, мои, - Громов даже привстал и поднял вверх указательный палец, - пусть живёт, - кто ему может запретить. Но, только на привязи! И от этой птички ему никуда не деться, - она его и петь, и плясать, и плакать от счастья заставит. Как всем, - так и ему! Он, что, - особенный? Разве мало ему здесь было предоставлено? Так нет, - захотелось не так, как у всех. А вы знаете, сколько одно только платье для этой красавицы стоит? Короткое то оно короткое, да цена у него длинная!
Затем, словно одумавшись или вспомнив о чём, сел и тихо добавил:
- Мы нагоревались из-за его выходки, но и ему погоревать тоже придётся. В чисто поле решил уйти, жить, как вздумается, - так не бывает!
При этих словах очнулся от полудрёмы Смертин:
- Вот, вот, а когда срок придёт, - ищи его тогда, словно ветра в поле. Опять же, - кто-то и в последний путь проводить должен. Нет, нет, без привязи никак нельзя, - иначе, все умаемся!
- А повестку на службу, куда посылать прикажете, - встрял и тут Воевода, -
в поле? Так сегодня там - поле, а завтра, - лес или полигон с минами. А потом, - город построят и Мефодия никто не спросит. Вы, что, - жизни не знаете.
Маша, от таких слов, даже привстала со своего места. Взволнованно и отчаянно жестикулируя, в который раз, начала доказывать:
- Поле – вот его привязь! Лучше бы вы ему лопату, да косу дали, чем эту девку к нему подсылать. Да за эти деньги, вы могли бы ему комбайн сделать. На поле он будет, на поле и нигде больше! Поле - вот, его адрес.
- Вы, это, про что сейчас сказали, - недовольно пробурчал Председатель.
- То и сказала, что человеку помогать надо, а не мешать.
- А он тогда чем займётся, если с неба всё само сыпаться будет? Под пальмой лежать? А потом, глядишь, и сам на пальму побежит, как обезьяна. Человек должен всего добиваться своим трудом, в тяготах и лишениях! Крепких это ещё больше укрепит, а со слабыми Смертин разберётся.
- Но, тем не менее, вы же, посылаете ему посылочку с неба, - и Маша указала на Диву, - и дорогую. И ему она тоже, думаю, дорого обойдётся.
Председатель не стал больше ничего говорить, а лишь разочарованно махнул рукой в сторону Маши и устало опустился в кресло. Голубка же, меж тем, продолжала вертеть головой, при этом, заглядывая Маше прямо в глаза. Затем, перелетела к Диве, уселась на её плечо и принялась теребить ей ухо. От этого девушка стала подавать признаки жизни, будто сбрасывала с себя сон и негу. У неё появилась заинтересованность в общем разговоре, - она стала оборачиваться по сторонам, ходить по залу, поочерёдно разглядывая присутствующих и заглядывая им в глаза. И все отметили, что глаза её так и струятся лучами счастья и радости. Затем, она прошла через весь зал и села рядом с Машей. Конечно же, нельзя было не заметить её дивной походки. Несмотря на неприязнь к этой особе, Маша не отстранилась от неё, почувствовав, исходящее от неё, какое-то непонятное тепло доверия и душевного участия. Когда же она повернулась, чтобы посмотреть на неё, то тут же пожалела об этом, - глаза девушки, так и сияли земной радостью. Маша тут же зажмурилась и отвернулась. Ей уже давно было неведомы эти чувства, и она ещё не успела соскучиться по ним. Но, жизнь повстречалась с ней, уже наяву.
Зал потихоньку начал гудеть, посыпались вопросы, в основном от мужчин, - они явно не желали расставаться с Дивой:
- Насколько оправданы столь экстраординарные меры?
- Не слишком ли жестоко мы поступаем с Мефодием, - он этого не заслуживает.
- Не приведут ли подобные меры и методы к дискредитации «Золотой Долины»?
- Достаточно ли это весомый аргумент в данном случае?
Громов ничуть не растерялся, - он даже перешел на полушутливый тон:
Аргумент, товарищи, достаточно весомый, - шестьдесят пять килограммов. Это не каждому, - скажу я вам, - будет под силу. А она двоих, таких, как Аргументов, унесёт! Эти меры необходимые и даже, вынужденные, - Мефодий может оказаться в жизни без привязи.
- Куда же вы раньше глядели? И Пал Палыч, тоже хорош, - хозяйства своего не знает, - колюче спросил Председатель. Помолчал и уже строгим голосом добавил, - старушка то, ваша, тоже жить захотела. Набивается Мефодию в попутчицы.
- Этим Сводом уже сто лет никто не пользовался, - обиженно начал, было, оправдываться Пал Палыч, но Председатель строго его прервал:
- Но, ведь, ружье то было заряжено - вот оно и выстрелило!
- Из этого ржавого ружья мог выстрелить только Мефодий, обиженно буркнул в ответ Управляющий.
- Конечно, по молодым девчатам стрелять, куда легче и приятней, - зашумели на него женщины.
Зал снова загудел, - первым вставил своё весомое слово Смертин:
- Старушке жить на земле пока нельзя, - у неё должок перед жизнью ещё не отработан. Обидела она её крепко в своё время. Разве что, - так, над землёй полетать, Мефодию подсобить, когда потребуется.
- Вот, пусть она за ним и приглядит, а Дива и тут сгодится, - нечего такими ценностями разбрасываться.
Громов не сдержался и перешёл на ехидный тон:
- Что, понравилась штучка? Скажите спасибо, что она пока ещё не «в работе». А то бы она вам показала, где раки зимуют! Вздумали кого приручить, - это она вас всех приручит и положит, как вздумает. Вы спросите, спросите её саму, - променяет она жизнь на «Золотую Долину». А я посмотрю, - что она с вами за это сделает.
Аргументов с Пал Палычем, тут же, начали наперебой сыпать свои вопросы:
- Она, что же, - без привязи?
- Как же, тогда, вы ей управляете?
- Зачем ей всё это? Что она получает взамен?
На что, Громов, теперь уже совсем спокойно отвечал:
- Привязь нужна тому, кто мечтает о побеге. А тому, кто верно служит, - привязь не нужна. Они мечтают только об одном: быстрее и точнее выполнить порученное им и получить новое задание. Потому что, при этом, они получают, не только новую жизнь, но и новый желанный облик. Согласитесь, - это достойное вознаграждение, особенно для женщины.
- Как это гадко, - променять свою душу на новую шкуру, - в этом есть что-то змеиное, - не выдержала этого самовлюблённого пассажа, Маша.
Голубка, при её словах, встрепенулась и опять перелетела к ней на плечо, словно одобряя сказанное. Уран Плутонович, увидев такую картину, принялся задумчиво барабанить пальцами по столу. Громов тоже смолк, уставившись невидящим взором, куда-то в пространство. Одна лишь Дива попыталась хоть как то разрядить создавшуюся неловкую обстановку, – и это ей удалось. Укоризненно взглянув на Машу, она взяла на руки щуплого Аргументова и направилась с ним, через весь зал, к Пал Палычу. Сказав тому что-то на ухо, она вышла из зала. Пал Палыч, тут же, последовал за ними, - в зале раздался смех. Больше в этот день их никто не видел.
Дива же, вскоре вернулась; она мирно уселась рядом с Громовым, положила ему на плечо свою голову, и закрыла глаза. Не то от удивления, не то от страха, все вдруг смолкли, - на некоторое время в зале установилась мёртвая тишина.
Первой её нарушила Маша:
- Пром Этеевич, мы же все знаем её, как облупленную! У неё за душой даже рваной сорочки нет, - на что вы надеетесь? Мефодий не заслужил такого отношения, чтобы его, словно бычка, на верёвочке, такие вот, водили.
- За её душу не беспокойтесь, товарищ Горина. У её души есть золотая клетка, - а ей пока, большего и не надо. А Мефодия мы ценим и уважаем, но, вашу копию мы создавать не стали, - да и зачем? Вы, ведь, не удержали его, как не уговаривали, - а она удержит! И, потом, - вдвоём, вы опасны втройне. Поймите, жизнь намного сложнее, чем вы думаете, - вам и вдвоём-то её, не обыграть. Спросите, вон, у Смертина, - над кем она не посмеялась?
- Есть такие, - глухо отозвался тот, - те, что велосипеда не изобретали, а жили своей жизнью, и чужой не заедали.
- Это вы, её усложняете, - палки в колёса хорошим людям ставите, трудности им в жизни создаёте!
- А, ежели, колесо не туда покатилось, - тогда как быть, - взглянув исподлобья на Машу, - пробурчал Председатель.
- Вам бы, только, все колёса в пропасть и скатить, - тихо и горестно проронила в ответ Маша и села, понурив голову.
- Попросил бы о моей службе так не отзываться, - ещё никого раньше времени сюда не доставляли, - опять не сдержался Смертин, - это люди, сами норовят поле жизни пораньше оставить. Оттуда убегают, потом, отсюда убегают! Видно, воспитываем плохо.
- От хорошей жизни просто так не убегают, - совсем тихо сказала Маша.
Зал опять ненадолго стих, потому что, все услышали её слова, но вскоре опять зашумел:
- Это, чем же, Мефодию было здесь так плохо, что он сбежал, - ромашек было меньше, чем на его поле?
- Тем, что жизни здесь нет, и ромашки здесь не пахнут!
После этих слов, в зале, уже надолго, повисла тишина.
- А, давайте, Борис Борисович, я его, такого умного, в армию призову, - прервав тишину зала, проворковал в свои пышные усы Воевода. – уж, там то он у меня дисциплине обучится, голубчик.
Председатель недовольно прервал министра:
- Опять на войну! Он же только оттуда прибыл, - еле отремонтировали парня, - и опять в окопы. Совсем, видать, не жалко вам людей, - только о звёздах на погонах и думаете. Вы бы, лучше, их правильно жить обучали, а не умирать. И сами бы им добрый пример подавали, а, то только и уповаете на бессмертие, да славу.
- Зато их здесь перевоспитывать долго не надо, - опять рвутся в бой. Не боятся ни жизни, ни войны. И, опять же, - все под присмотром и дисциплины не нарушают, как некоторые, - распушив свои усы, не унимался Отто Карлович.
Тут уж, не сдержался Лекарев:
- Как вам не стыдно так говорить о людях! Словно это горох, какой на поле, - собрали в ящики и баста! Сколько мы сил положили на Мефодия, - ведь это вы его останки закопали в воронку, будто навоз какой. А как страдал, при этом, он сам. С вами бы, такое сотворить, - я бы тогда посмотрел на ваши усы.
- Ничего, ничего, голубчик, - меня тоже и закапывали, и откапывали, и памятники ставили, и сносили их потом. Но, это никак не повлияло на меня – я воевал, воюю и воевать буду. Такова природа человеческая и супротив её не попрешь. Её, брат, не обманешь, - это вам не танк какой, c которым можно враз разделаться, – и Отто Карлович, ещё более распушив усы и красуясь собой, важно отправился к своему креслу, с вышитым на его спинке танком, и уселся в него. И все, как по команде, начали тоже занимать свои привычные места.
Маша, обращаясь к Председателю, вновь начала говорить, взволнованно и горячо:
- Борис Борисович, разве мы не люди, - немного подумав, поправилась, - не были людьми!? Разве, мы по ошибке попали в Золотую Долину, а не остались там – у ворот? Тогда, может быть, это их надо впустить сюда, вместо нас. Где же наши идеалы, о которых было так много сказано и написано?
- Вот, вот, - не к месту прервала её Софья Мудровна, - а он так и не узнал, как дверь в библиотеку открывается. Хотя бы про сельхозработы на своём поле немного почитал.
- Или Боевой устав, чтобы знать, что в бою равняются на идущего впереди, - при этом Воевода даже, встал и услужливо поглядел на Председателя.
- Про его поле, в Уставах, ничего не написано. Иначе бы, он туда не ушёл, - веско заметила Софья Мудровна.
- А почему не написано, - возмутился Председатель, - если бы была описана ошибочность или невозможность его теории – он бы здесь, вместе с нами был. У него, думаю, хватило бы ума не повторять чужие ошибки.
- Борис Борисович, - тихо ответила Софья Мудровна, - таких книг в библиотеке в достатке, но человеку более свойственно учиться на своих, а не на чужих ошибках. Они, правда, доставляют ему больше боли и ран, - зато, усваиваются лучше. Но, опять же, ненадолго, - память человеческая ненадёжна, а книг читать он не любит. А те, кто любят читать книги, чаще всего, ничего другого не делают, - им, для этого, не хватает ни времени, ни желания.
Тут, не выдержал и вмешался Громов:
- То, что вы сказали, уважаемые, ни в коем случае не относится к Мефодию. Он пошёл не просто жить, а творить жизнь. Причём, творить новую жизнь, - и это нельзя не уважать.
- И про новую, и необыкновенную, и справедливую жизнь, - тоже много написано! И потом, - почему же, вы тогда, его собрались привязывать! Вы, что же, - против нового? Или признаёте эту привилегию только за своей лабораторией, - тогда и взяли бы его к себе.
- А он и так будет работать у нас! Сотрудница наша, - значит, и он наш. Какую нитку вденем, - такую работу иголка и выполнит.
Маша вскочила с места, заговорила осуждающе и взволнованно:
- Значит, это вы всё придумали, одежонку даже ему припасли! И всё это только для того, чтобы пристроить на испытание свою модель! Так вот, знайте, - Мефодий, и есть впереди идущий, а не нитка за иголкой. И нам, всем на него равняться надо, а не осуждать!
После этих слов, Маша отодвинула свой стул подальше от Дивы и села, вызывающе взглянув в сторону Председателя.
- Хватит, - стукнув кулаком по столу, зло произнёс тот, - из человека подопытного кролика делаете! Доставит, не доставит, привяжет, не привяжет, - а дальше то, что? Опять на Лекарева всё спихнёте, а сами руки умоете. Чинуши, вам до простого человека, с его проблемами и дела нет! Так, - винтики, шишки еловые в лесу.
- Он не простой человек, - опять начала горячиться Маша, - он не такой, как все, он особенный.
- Ясное дело, не простой! В Старый свод залез, Графиню обошёл, старушку, мирно спавшую на печи, растревожил. С этим, пожалуй, и Воевода не справился бы, - уже перейдя на шутливый тон, - продолжил Председатель. Затем, словно спохватившись, пробурчал:
- А что, Уран Плутонович, может ваша наука поможет нам осадить Мефодия. И экспериментов, тогда, с вашей сомнительной моделью не понадобится. Жизнь, ведь, - это тоже наука. Готов ли он к ней, - проэкзаменовать бы не мешало нашего пострела. -
- Борис Борисович, вы имеете в виду жизнь или, просто, существование? Потому что, начальные данные его поля, подразумевают, в первую очередь, существование. А для этого много не надо, - слишком уж возможности будут невелики. Поэтому, и от Мефодия многого не потребуется.
- А если я его в армию призову, - оживился Воевода, - у меня техника сложная, без знаний – никуда.
- Поэтому, вы никуда и не годитесь с вашими устаревшими уставами и порядками.
Борис Борисович, крякнув с досады, тем не менее, оживился:
- Любезные, никто не знает, что будет завтра, - может быть, и вы, Уран Плутонович, на поле у Мефодия окажетесь. Новый научный центр будете вместе с ним строить или машины для него создавать, - жизнь изменчива. И планы у Мефодия могут поменяться, а он окажется не готовым к этому. Нельзя же во всём уповать на ручное управление, - а, вдруг, недоглядим, не успеем войти в курс дела, чтобы помочь ему.
- Что вы так печетесь о нём, - недовольно проворчал Смертин, - он же о вас не подумал, устраивая такой переполох. Всё едино, - рано или поздно, здесь будет. А поле его Отто Карлович своими танками перероет, - война всё сотрёт с лица земли и всё, потом, спишет.
Председатель недовольно замолчал и в зале повисла тишина, которую, наконец, прервал Уран Плутонович:
- К чему такая обречённость и неверие в человека и его судьбу. Уж, не поэтому ли, у нас возникло такое противление поступку Мефодия Игнатьевича, что не умеем ещё мы, а часто, просто не желаем поддержать новое в человеке. Оттого и процветает у нас одно только ведомство Смертина.
- Успокойтесь, Уран Плутонович, - недовольно забурчал тот в ответ, - планета и так перенаселена. И, потом, - кто, как не вы, свои лучшие разработки и лучших людей отдаёте Отто Карловичу. И Борис Борисович закрывает на это глаза и даёт ему всё, что бы он ни попросил.
Председатель, поглядев исподлобья на Урана Плутоновича, тихо промолвил:
- И всё же!? Ведь, Мефодий собирается жить, а не колоском на своём поле расти. А то, на словах мы все хороши, а надо, чтобы и дело спорилось. Так, всё же, - о чём молчит ваша наука, Уран Плутонович?
Академик многих Академий мира тихо встал со своего кресла, на спинке которого был вышит знак бесконечности, и так же тихо начал повествовать своим ровным и спокойным голосом:
- Наука уже давно всё сказала по этому поводу. Сформулировала чётко и ясно в «Аксиоме Жизни». Вот эта аксиома: «Всякий, умеющий посмеяться над собой, охотнее, чем над другими, знающий толк в ошибках и победах, но не жаждущий их, а желающий, прежде, трудиться над собой, и для общего блага, не боящийся жизни, - достоин её. Ежели, прежде, жизнь не убоялась его или не пожелала посмеяться над ним, а предоставила ему помощников на земле и заступников на небесах».
Борис Борисович оживился, заговорил облегчённо и весело:
- Вот так бы и давно – коротко и ясно! Вот я сейчас Авдотье и позвоню, а то, ведь, просто так смоется наш беглец. А вы, Маша, рассказывайте, рассказывайте нам, - какой он, Мефодий. А мы вас внимательно послушаем. Может, и придумаем, как помочь ему, чтобы у жизни небыло повода посмеяться над ним. Да и самим впросак не попасть.
- И нам полезна будет такая информация, - разведка не понадобится, - заинтересованно произнёс Воевода.
Председатель сурово взглянул на Воеводу и отчеканил:
- Из-за того, что вы положили глаз на Диву, Мефодий вам не достанется, - вы и так уже его вдоволь помучили. Получите его только с разрешения Высшего Совета, - так и зарубите себе на носу.
Зал опять зашумел:
- Сговорились с Пал Палычем, - девчонок начали в армию грести.
- А если Уран Плутонович с голубкой перемудрил, и она опять Мефодия под казарму подведёт?
Здесь, уже Громов не выдержал и заступился за академика:
- Она то не подведёт, если мы не подведём! Уж, сколько раз твердили миру: «Уходящему, надо молитвой и памятью помогать, а приходящему, - делом, да добрым примером.» А вы, - какой пример подаёте? Ведь, она всё видит и всё слышит, - и Громов указал на голубку, - что посеем вот здесь, то Мефодий и пожнёт там – в жизни. Лучше бы рассказали о камнях на его пути, о которые он может споткнуться.
- В самом деле, расскажите нам всё о нём, - что, вам жалко, - проговорила своим завораживающим голосом Дива, пододвигаясь поближе к Маше.
Все взоры опять обратились к Маше и, сидящей рядом с ней, Диве.
Продолжение: Глава 5
http://www.proza.ru/2012/10/12/1973