Глава 32
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется — жизнь.
Песня из кинофильма «Земля Санникова»
В этом году отпуск у Сергея закончился неудачно, он поссорился с Настей. Она потребовала, чтобы он либо обменялся на Казань и женился на ней, либо забрал её к себе в Калининград. И что самое обидное, Настю поддержала мать.
— Сынок, дальше тянуть некуда. Нужно на что-то решаться, — твёрдо заявила она.
Сергей же, к большому неудовольствию женщин, клятвенно пообещал, что ещё разок сходит в море и только тогда подаст объявление на обмен квартиры. Но мать ему не поверила:
— Неужели ты так и не решишься на женитьбу, и я не дождусь внуков, — с обидой заявила она ему на прощанье.
Пётр Евдокимович, как всегда, ничего не сказал, но чувствовалось, что он солидарен с Анной и очень недоволен нерешительностью сына. В общем, Сергей оказался кругом виноват. И в то же время он с ужасом понимал, что родители правы. Он действительно боялся нарушить ставший уже привычным уклад своей жизни.
В СКБ, поднимаясь к себе в отдел, Сергей остановился на втором этаже около доски объявлений. Его внимание привлёк приказ о распределении премий за успешно прошедшую приёмосдаточные испытания лебёдку. Довольно солидные денежные вознаграждения достались начальнику опытно-конструкторского отдела, начальнику серийно-конструкторского отдела, начальнику производства и ещё нескольким лицам. Заканчивался приказ несколько неожиданно: «Руководителю общественного конструкторского бюро Зубкову Игорю Михайловичу объявить строгий выговор за большое количество ошибок, допущенных при разработке конструкторской документации на лебёдку».
Рядом с Сергеем остановился Зубков и тоже углубился в чтение приказа.
— Как же так? — поинтересовался у него Сергей. — Непричастных к разработке наградили, а причастных наказали.
— Звери, не люди, — процедил сквозь зубы Игорь Михайлович и поспешно удалился. Чувствовалось, что он уже успел перегрызться со всеми.
В отделе Сергей снова принялся за обычную рутинную инженерную работу. В противоположном углу троица парней продолжала о чём-то таинственно шептаться. «И о чём интересно они шепчутся?» — в какой уже раз подумал Сергей, склоняясь над схемой усилителя.
За соседним столом Таня опустила голову на руки. Она явно не выспалась. Вошёл Рухавец и, проходя мимо неё, пропел оперным тенором:
И снится чудный сон Татьяне.
— Откуда такая проницательность, Юрий Степанович, — встрепенулась Таня.
— Как откуда. От Пушкина. «Евгений Онегин», глава 5, стих 11, строка первая, — мгновенно отреагировал Юрий.
— Вам бы только, Юрий Степанович, надо мной посмеяться.
— Да что ты, Танечка. Я к тебе даже очень уважительно отношусь, — ответил Юрий и тут же пропел:
Друзья, от вас скрывать не стану,
Безумно я люблю Татьяну!
— Опять Вы со своими шуточками, Юрий Степанович, — смутилась Таня.
— Классику надо знать, Танечка. Классику. Учись, пока я жив. «Евгений Онегин», глава 4, стих 24 — не преминул блеснуть обширными познаниями Рухавец.
— Позвольте, позвольте, — вмешался, вошедший в лабораторию вслед за Рухавцом Вовк. — Нечего вводить девушку в заблуждение. Пушкин в этом стихе о Татьяне Дмитриевне Лариной написал несколько иначе:
Простите мне: я так люблю
Татьяну милую мою!
— Зато моя интерпретация экспрессивнее и ярче, — тут же отпарировал Юрий.
— Смотри, Юра, залетишь. Ведь Пушкин предупреждает, что
Татьяна любит не шутя.
И предается, безусловно,
Любви, как милое дитя.
— Тоже мне, знатоки Пушкина нашлись. И откуда вы только взялись на мою голову? — простонала Таня.
— Конечно, Пушкин, — сел на своего любимого конька Вовк, — как опытный ловелас, в «Евгении Онегине» пишет и такие строки:
Чем меньше женщину мы любим,
Тем больше нравимся мы ей
И тем её вернее губим
Средь обольстительных сетей.
Но с другой стороны, до каких высот он доходит с помощью, казалось бы, очень простых слов:
Любви все возрасты покорны,
Но юным, девственным душам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние полям.
Каким высоким патриотизмом овеяны хотя бы вот эти строчки:
Москва... Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нём отозвалось!
А какие чудесные у него описания природы. Только из-за них одних «Евгения Онегина» уже можно отнести к бессмертным шедеврам русской литературы.
«Да, в Вовке пропал талантливый педагог», — подумал Сергей. — «А моему Димке в этом году исполнилось бы уже двадцать пять лет. И у него вполне могла бы родиться дочка по имени Таня. А что? Имя Татьяна Дмитриевна звучит даже очень неплохо. Но Димки нет, и неужели мне суждено бесплодно и бесследно мелькнуть молнией в быстротекущей жизни». И тут, словно в резонанс мыслям Сергея, Вовк блеснул ещё одной цитатой из «Онегина»:
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
Философски считая, что целью жизни является сама жизнь и что, пока жив интерес к жизни, жить стоит, Сергей чудес никаких не подозревал. Он, конечно, иногда задумывался над тем: «Кто есть я? Что есть я? Зачем есть я»? Но ответа на эти извечные вопросы не находил. «Мы все пришли из земли и в землю уйдём», — не раз с сожалением думал он. — «И если есть жизнь на Земле, значит, она для чего-то нужна. И надо хотя бы оставить после себя потомство, чтобы род Рыжовых не прекратился». Высокие мысли не посещали голову Сергея, буйных страстей и стремлений он не испытывал. Он просто плыл по течению жизни и, хотя она иногда швыряла его из стороны в сторону, он, как щепка, был покорен воле её волн. Но сейчас желание что-либо изменить в своей судьбе приобрело реальные черты и вылилось в конкретное решение. Тихонько промурлыкав себе под нос:
Мой старый друг, мой верный друг,
Мы сами в этом виноваты,
Так много есть невест вокруг,
А мы…, а мы с тобою не женаты…
он наконец-то поставил точки над i: «Сегодня же напишу Настеньке, чтобы срочно съездила в Казань и сдала в бюро по обмену квартир объявление. Тянуть действительно дальше нельзя. Насте уже за тридцать пять. Ещё несколько лет и надежду на детей можно оставить. А так у меня под старость, может быть, и появится простое семейное счастье».
В этот же вечер Сергей отослал Насте письмо с текстом объявления. Кроме того, на следующий день он подал аналогичное объявление в Калининградское бюро по обмену и стал ждать результатов. Его дела по усилителю неожиданно пошли очень хорошо. Он вычертил схему электрическую принципиальную и приступил к макетированию. Между тем таинственно шептавшаяся троица ребят дружно уволилась. О том, куда они уходят, парни предпочитали не распространяться. И только через неделю выяснилось, что их взяли с предоставлением жилья во вновь образованное конструкторское бюро банковской техники. С этой новостью Сергей спустился на второй этаж к Лёшкину, но тому и так уже всё было известно.
— Спасибо, Сергей Петрович, — вежливо поблагодарил он. — Но я уже слышал об этом КБ и сожалею, что не узнал о нём, хотя бы за два месяца до его открытия. Я, конечно, непременно схожу туда. Но поезд уже ушёл. Ребята не зря темнили.
Посетив КБ, Лёшкин поделился с Сергеем своими впечатлениями:
— Оказывается, Сергей Петрович, о специалистах СКБ там уже навели справки. Мне сразу предложили должность главного конструктора с окладом двести сорок рублей. Но с жильём туго, обещают только в далёкой перспективе. В общем, колхоз создан, требуются колхозники.
— Ну и как? Ты согласился? Всё-таки шестьдесят рублей весомая добавка.
— Нет. Решил пока не дёргаться. Квартира сейчас для меня важнее денег. Я узнал, что в Витебске открывается телевизионный завод. Весной съезжу туда, а если ничего не получится, то ещё раз посещу завод автомагнитол в Гродно. Где-нибудь да повезёт.
— Ну, дерзай.
— А что касается увеличения оклада, то у меня сейчас имеется возможность перейти в заведующие лабораторией, но я к этому не стремлюсь. Ведущего конструктора никто не подсиживает. В этой должности не сачканёшь и свою работу на другого не спихнёшь. А вот заведующего лабораторией уже подсиживают. И мне не хочется тратить время на всевозможные интриги и доказательства своей профессиональной пригодности. Я хочу просто работать.
В этом году Сергей Петрович в море не пошёл. Он ждал предложений по обмену, но они долго не поступали. Но всё-таки Сергею крупно повезло. В мае ему был предложен прямой обмен на двухкомнатную квартиру в Советском районе города Казани недалеко от кинотеатра «Родина». О лучшем варианте и мечтать было нельзя. Правда требовалась доплата, но у Сергея к этому времени уже появились некоторые сбережения, да и у Насти кое-что было в загашнике. Настя, осмотрев предложенную квартиру, осталась довольна, и Сергей втянулся в непростую процедуру обмена, которая затянулась почти на полгода.
А события в подразделении электроники шли своим чередом. Появлялись новые сотрудники, уходили старые, и никто на эту текучку кадров особого внимания не обращал. Но увольнение Крувера явилось для Сергея полной неожиданностью. «Неужели скушали», — расстроено подумал он, вспоминая свой печальный опыт. Но Лёшкин его в этом разуверил.
— Да что Вы, Сергей Петрович? Никто его не cкушал? Просто Исаак Михайлович сам себя съел. Устроившись на работу, он взялся за давно протухшую тему, а именно за разработку тралового зонда типа японского. На нём он хотел сделать себе карьеру, но несколько переоценил свои возможности. В итоге, дело пошло к развязке по классической схеме.
— Но протухшая тема это же ещё не причина для увольнения.
— Как сказать. Когда я пришёл в научно-исследовательский отдел, там как раз полным ходом шла сдача эскизного проекта тралового зонда. Ну, какой там эскизный проект, когда к разработке ещё даже не приступали? Этап закрыли стопроцентной липой. Достаточно сказать, что схемы, сданные в архив, были срисованы со страниц учебников и справочников. К разработке технического проекта подключили меня и Дидко. Мы с ним за полтора года сварганили этот проект и приступили к разработке рабочей конструкторской документации. Но для завершения работ потребовались дополнительные средства и время. И тогда Крувер пошёл по накатанной дорожке. Он стал добиваться продления сроков разработки и увеличения финансирования под предлогом расширения функций и ужесточения технических характеристик изделия. В обосновании пролонгации договора зазвучали магические слова: глубже, дальше, чувствительнее, точнее, больше. Разумеется, это был прямой путь к завалу темы, но с отсрочкой годика на два. В результате, разработав неплохое изделие, мы всё-таки не вписались в завышенные требования, и Крувер срочно уволился по собственному желанию. А что ему оставалось делать? С голубой мечтой подняться вверх по служебной лестнице он пролетел, а отвечать за невыполненные обещания ему не хотелось.
— Да, тут ты прав. «Лучше, чувствительнее, точнее» погубили не одну хорошую разработку. Ну и как же вы теперь живёте?
— Отлично. Вместо Крувера главным конструктором теперь стал Кротов Владимир Ильич, по прозвищу «бумажный тигр». При нём отдел совсем перестал работать. Заданий он никому не даёт, а, как крот, зарывшись в бумаги, целыми днями пишет, пишет и пишет. Да оно и понятно. Если бумаги будут в порядке, то никакая приёмная комиссия не страшна. Тогда и заваленную тему можно будет сравнительно легко спустить на тормозах. Вот так-то. Кстати как у Вас дела с обменом?
— Даже лучше, чем хотелось бы.
— Поздравляю. Рекомендую, пока есть возможность, побывать в Прибрежном. Отдохнёте на озёрах. Зайдёте ко мне. Мой адрес Вы знаете.
В ближайший выходной Сергей приехал на южный вокзал. Узнав, что до отхода автобуса на Прибрежный остаётся более получаса, он зашёл перекусить в привокзальный буфет. Очередь была небольшая и двигалась довольно быстро. Сергей уже приготовил деньги на порцию гуляша, стакан кефира и кусочек хлеба. Но в жизни не всегда бывает всё гладко. Стоявшая перед ним сорокалетняя женщина с изрядно потрёпанным лицом попросила стакан кофе и кусочек хлеба. Когда буфетчица выполнила заказ и назвала сумму, женщина с чувством собственной значимости важно произнесла:
— Пожалуй, одного кусочка хлеба мне будет мало. Добавьте, голубушка, к нему ещё один кусочек.
Буфетчица немедленно выполнила просьбу покупательницы, и бесплатный спектакль начался.
— О! Да у Вас, оказывается, есть чай, — изумилась женщина. — Налейте мне, пожалуйста, миленькая, вместо кофе чай. А то у меня от кофе изжога.
— Пожалуй, одного чая мне будет маловато. Надо бы к нему ещё чего-нибудь добавить. Вот что, свешайте мне, голубушка, пожалуйста, грамм сто сыра «Буковинского». И не забудьте его нарезать.
Взглянув на нарезанный буфетчицей сыр, женщина вздохнула:
— Нет, сто грамм мне, пожалуй, будет многовато, взвесьте лучше пятьдесят. И, пожалуйста, миленькая, режьте более тонкими ломтиками. Люблю, знаете ли, когда они просвечивают.
Буфетчица принялась за работу, но профессиональная скандалистка-стервятница, по-видимому, только завершила разминку.
— О! Оказывается, у Вас есть сыр «Голландский», — неожиданно всплеснула она руками. — А я-то и не заметила. Свесьте мне, пожалуйста, вместо «Буковинского» «Голландский».
Понаблюдав за работой своей потенциальной жертвы, провокаторша обрадовано заявила:
— Да у Вас оказывается ещё и сыр «Российский» есть. Просто замечательно! Я так его люблю. Свешайте, пожалуйста, мне вместо «Голландского» «Российский».
И пошло поехало.
— Миленькая, Вы забыли порезать сыр. Порежьте, пожалуйста.
— Голубушка, сколько Вы свесили сыра? Пятьдесят? Я разве просила пятьдесят грамм? Нет, «Российского» я всегда беру сто грамм.
Буфетчица на провокации не поддавалась. Но Сергей спиной ощущал, как очередь, начинала тихо ненавидеть привередливую покупательницу. Мужчина, стоящий за Сергеем зло прошептал:
— Вот стерва, возьмёт на копейку, а нервы потреплет на сто рублей.
А женщина между тем продолжала:
— Голубушка, налейте мне, пожалуйста, сто грамм сметаны. Так хочется сметанки.
— Нет, пожалуй, сто грамм мне будет слишком много, налейте лучше грамм пятьдесят.
— В чём дело? Почему так медленно отпускают? — не выдержал кто-то в конце очереди.
Но стервятница даже ухом не повела и невозмутимо продолжала:
— О! Да у Вас оказывается ещё и колбаса есть. Голубушка, свешайте мне вместо сыра грамм сто, нет, пятьдесят «Одесской». Я так люблю колбасу. И не забудьте, пожалуйста, её порезать. А то Вы, миленькая, стали такой забывчивой.
— О! Да у Вас оказывается и «Московская» есть. Моя любимая. Свешайте мне вместо «Одесской» пятьдесят грамм «Московской».
— Миленькая, да кто же так нарезает колбасу? Режьте тонюсенькими пластинками, чтобы пережёвывать было легче. Не для свиней, ведь, режете.
Женщина, перебрав все сорта колбас, задумчиво произнесла:
— Что бы ещё у Вас вкусненького купить. А! Вот что! Дайте, пожалуйста, пачку печенья «Шахматного». А сметана у Вас свежая? Что? Вчерашняя? Так Вы что, голубушка, отравить меня хотите? Уберите её от меня немедленно, иначе я вызову санэпидемстанцию.
Сергей с удовольствием сказал бы этой стерве пару ласковых, но, во-первых, воспитание не позволяло, а во-вторых, ему абсолютно не хотелось услышать в ответ изощрённую женскую брань. В отличие от мужчин лексикон женщин намного богаче трёх слов во всевозможных вариациях, они иногда отпускают такие словеса, что хоть в книгу рекордов Гиннеса заноси. Сергей оглянулся, в очереди стояли одни мужчины, и с бабой связываться никто не хотел. А буфетчица продолжала безропотно нести свой крест. Наконец женщина, купив всего лишь стакан чая, кусочек хлеба и пачку печенья «Октябрь», отошла от прилавка. Очередь облегчённо вздохнула. Сергей сунул в трясущиеся крупной нервной дрожью руки буфетчицы тридцать четыре копейки и, схватив двухсотграммовую пачку печенья, бросился бегом к остановке, но увидел только хвост отходящего автобуса.
Следующий автобус на Прибрежный уходил через час. Проклиная склочную бабу, Сергей хотел уже было вернуться в буфет. Но тут его внимание привлёк пьяный мужчина, неподвижно лежащий поперёк дороги прямо посередине проезжей части. Машины, замедляя ход, осторожно объезжали его с той и другой стороны. Милиционер, дежуривший около остановки, в упор не замечал этого безобразия. Он даже на всякий случай развернулся спиной к нарушителю дорожного движения. Запищал зуммер. Милиционер снял с пояса переносной приёмопередатчик и что-то сказал в микрофон. Вдруг он резко развернулся и, махая жезлом, выскочил на дорогу, какой-то штатский бросился ему на помощь. Подхватив пьяного под руки, они поволокли его к обочине. Это неблагодарное занятие прервал полковник милиции, выскочивший из автомобиля, как-то по-особому шустро и ловко остановившегося около них. Выслушав рапорт милиционера и мужчины в штатском, полковник слегка пошевелил ботинком неподвижное тело алкоголика, лежащее головой на тротуаре, а туловищем на проезжей части. Потом, поморщившись, он что-то недовольно сказал, сел в машину и укатил. Гражданин в штатском после этого моментально растворился в толпе, милиционер занял исходную позицию, а пьяный, как лежал, так и остался лежать, но машины теперь объезжали его уже только с одной стороны.
В Прибрежный Сергей приехал к одиннадцати часам. С автобусной остановки он сразу отправился к озёрам. День был солнечный и песок вокруг озёр или точнее котлованов, заполненных водой, был усыпан телами отдыхающих. Пожарившись на солнышке, Сергей искупался, и стал наблюдать за игроками в шахматы. Захотелось пить. Сергей оделся и побрёл в посёлок. В магазине он купил бутылку кефира и прямо из горлышка залпом выпил её содержимое. Потом, поинтересовавшись у прохожего, где находится общежитие завода железобетонных изделий, он двинулся в указанном направлении. Женщина, шедшая впереди его, вдруг остановилась и, достав из сумки полиэтиленовый мешочек с килькой, стала звать кота:
— Вася, Вася, кис-кис-кис. Ну, иди сюда, миленький.
Вася прибежал не один, а со своим товарищем. Женщина достала из мешочка рыбку и, отпихнув ногой чужого кота, положила её перед Васиным носом. Но Вася её даже нюхать не стал. Зато чужаку страсть как захотелось отведать рыбы, от нетерпения он даже заелозил брюхом по земле. Но все его попытки приблизиться к заветной кильке безжалостно пресекались Васиной хозяйкой. Обиженный чужак от отчаяния завопил дурным голосом. Женщина вздохнула, подняла рыбку с земли и попыталась сунуть её Васе в рот, но кот брезгливо отвернул мордочку в сторону. Убедившись, что Вася есть рыбу не будет, женщина под протестующие вопли чужого кота вернула её в полиэтиленовый мешочек и пошла дальше. «Вот ведь как бывает. Кому рыбка, а кому от бублика дырка. Э-хе-хе. Жизня. Нет в жизни совершенства» — философски вздохнул Сергей, направляясь к дверям общежития. Но Лёшкин с половиками под мышкой сам вышел ему навстречу.
— Здравствуйте, Сергей Петрович, — обрадовался он. — Подождите немного, я быстро освобожусь.
Пока Вадим тряс половики, Сергей спустился на плоскую прибрежную низину, находящуюся на одном уровне с водой, и пошёл к заросшему камышом заливу. Оглядевшись вокруг, он с удивлением обнаружил, что горизонт, как бы приподнявшись, поместил его в центр громадной тарелки. И внезапно он почувствовал себя на этом необъятном просторе таким ничтожно маленьким, что у него даже в груди защемило. Подышав болотной сыростью, тянущейся с залива, Сергей вернулся к поджидавшему его Лёшкину.
— Извините, Сергей Петрович, — смущённо проговорил тот. — Жена затеяла генеральную уборку, и я могу пригласить Вас к себе только минут через сорок. А пока, может быть, прогуляемся.
Но Сергею уже было не до прогулок. Он устал, и у него было только одно желание: добраться до дома и отдохнуть. Лёшкин вызвался проводить его до автобусной остановки. Около магазина они остановились, и Вадим сказал:
— Есть все-таки на Земле загадочные места, в которых с некоторыми людьми происходят иногда странные и непонятные вещи. Одно из таких мест находится вот в этом магазине.
— А что? О магазине ходят какие-то слухи?— заинтересовался Сергей.
— Слухов нет. Просто я сам на собственной шкуре кое-что испытал. Жена однажды попросила меня купить подсолнечного масла. После работы я захожу в этот магазин, беру бутылку масла, и, предварительно поместив её в полиэтиленовый мешок, ложу в авоську. Подхожу к кассе, расплачиваюсь и направляюсь к выходу. Вдруг мне явственно почудилось, что я как будто бы нахожусь на шаг впереди, и лямки авоськи скользят по моим пальцам. «Что за чушь?» — думаю. Делаю шаг, и авоська действительно начинает выскальзывать из моей руки. Я пытаюсь её удержать, но она всё равно падает и, хотя высота падения была не больше пятнадцати сантиметров, бутылка с маслом разбилась, и часть масла вылилась на пол. Выкидываю полиэтиленовый пакет с осколками разбитой бутылки в урну, а жене говорю, что просто забыл зайти в магазин. На следующий день после работы опять покупаю в этом магазине бутылку масла, расплачиваюсь в кассе и иду к выходу. Но на том же самом месте, несмотря на все мои усилия, мышцы руки непроизвольно расслабляются, авоська падает, бутылка разбивается и снова часть масла оказывается на полу. Пришлось жене сказать, что я опять забыл зайти в магазин и выслушать от неё массу упрёков по поводу моей безответственности. Но это сущие мелочи по сравнению с тем скандалом, который она бы мне закатила, узнав о разбитых бутылках. На третий день я опять зашёл в этот же магазин и снова купил бутылку масла. Когда я расплачивался, кассирша смотрела на меня, как на какого-то придурка, а опиравшаяся на швабру уборщица с откровенной неприязнью. Да и мне перед ними было неудобно. Получалось, что я покупаю масло только для того, чтобы загрузить их работой. Тем более что помыть авоську для меня было сущим пустяком. Когда, расплатившись, я направился к выходу, то рисковать уже не стал и, осторожно обойдя стороной проклятое место, благополучно покинул магазин. Вот такие чудеса нам иногда подбрасывает жизнь.
— На одном и том же месте разбить подряд две бутылки масла? — удивился Сергей. — Тут действительно что-то нечисто. Вероятность такого события страшно мала.
Лето набирало обороты, и Сергей вовсю пользовался погожими деньками, пропадая каждый выходной на море. Он даже отважился на дальнюю прогулку и пешком прошёл от Светлогорска до Пионерского. На работе дела у него шли просто великолепно. Неплохо разобравшись в аналоговых интегральных микросхемах, он взялся за модернизацию гидроакустического усилителя. Вот только Красов его доставал. Этот неутомимый борец за справедливость опять оказался обделённым и обиженным.
— Представляешь, — в какой уж раз шептал он, приблизившись почти вплотную к Сергею. — На Калининград бросили звание Заслуженного изобретателя СССР. И ты думаешь, кому его хотят дать? Орляку. Да у него ведь ни одного своего изобретения нет, все чужие. Заслуженного дают по двум критериям: по суммарному экономическому эффекту и по количеству изобретений. Конечно, у него список изобретений больше, но без моего изобретения он по суммарному экономическому эффекту на Заслуженного не тянет. А я тяну и по количеству изобретений и по суммарному экономическому эффекту. И я буду добиваться справедливости. Я пойду в местком, я пойду к директору, я пойду в областной комитет по изобретениям. Я пройду все инстанции. Но я все-таки добьюсь, чтобы Заслуженного дали мне.
Сергею было абсолютно всё равно: дадут Красову звание Заслуженного изобретателя СССР или не дадут. Но он всё-таки терпеливо выслушивал его жалобы и даже изредка поддакивал.
А время между тем бежало, и наступила пора паковать вещи. Сергей, заказав контейнер, от грузчиков отказался. Вместо них он пригласил на помощь Вадима и своего соседа Колю. Вещи загрузили довольно быстро, и Сергей, взяв у соседей стол и стулья, выставил магарыч. Но Коля, едва успев выпить сто грамм, для чего-то срочно потребовался своей жене.
— Любит Николай эти дела, — пояснил Сергей, щёлкнув себя по кадыку. — Вот жена и следит, чтобы он не перебрал.
Лёшкин никуда не торопился, и вскоре завязалась неторопливая беседа. Вначале, как водится, речь зашла о работе, а потом о переезде.
— Больше четверти века носило меня по Союзу, — с горечью произнёс Сергей. — И только теперь, наконец-то, я возвращаюсь в родные места. Сколько времени прошло. Страшно подумать.
— Время, Сергей Петрович, понятие абстрактное, — ударился в философию Вадим. — Это для настоящего его может быть много или мало. Но долгое время не время, если оно миновало. Вы ведь всё-таки возвращаетесь, и в который уже раз начнёте жизнь с чистого листа.
— Скорее бы уж. А то мне уже стали сниться какие-то странные повторяющиеся сны.
— Фантазии спящего мозга нередко удивительнейшим образом отображают реальность. Так что к снам надо относиться очень серьёзно.
— Да я не знаю, что и подумать. Эти сны как будто бы даже и не мои, а какого-то другого человека. Ну вот, например, в одном из снов я с группой товарищей долго иду просёлочной дорогой по холмистой местности мимо нив и берёзовых рощ. У всех нас заплечные мешки, и мы якобы возвращаемся домой с войны. Я вроде бы с детства знаю своих попутчиков, и в то же время не знаю. Какая-то непонятная неопределённость. Или вот другой сон. Как будто бы я вернулся в село с войны. Мои родители уже умерли и оставили мне в наследство большой деревянный дом на пригорке у реки. Из окна дома хорошо видна река с большим количеством мелких протоков и островков. Приходят соседи, я о чем-то с ними говорю, потом выхожу на огород и вижу под навесом около дома аккуратно сложенную поленицу дров. Старики запасли. Странный сон. Я никогда в жизни не видел ни подобной реки, ни подобного дома. Но этот сон почему-то повторяется чаще других. Или вот ещё. Как будто где-то за селом в небольшом амбарчике среди старых вещей на выброс я спрятал пистолет. Захожу в амбар и лихорадочно перебираю вещи: не нашёл ли кто? Нет, оружие на месте. Надо бы его сдать, но не верю я властям. Смазываю и закапываю пистолет под деревом. Так спокойнее. А у меня-то не то, что огнестрельного оружия, охотничьего ножа никогда в жизни не было. А однажды даже кошмар приснился. Как будто бы еду я на бричке по лесной дороге. Откуда-то сверху на меня прыгают два человека и, накинув мешковину, душат. Лошадь, не разбирая дороги, несётся напрямую. Я отчаянно сопротивляюсь. Но недруги оказываются сильнее, и я теряю сознание. Просыпаюсь и чувствую на своём оцепеневшем теле неимоверную тяжесть. Громадным усилием воли принуждаю себя пошевелить пальцем и, как по волшебству, оцепенение и тяжесть мгновенно пропадают. Ужасный сон. Слава богу, что он больше не повторяется. Впечатление такое, как будто бы меня и на самом деле задушили.
—Вы просто сумели досмотреть кошмар до конца. Вот он Вас и покинул. Мне тоже раньше иногда кошмары снились. Разумеется, с Вашим не сравнить. Так, разные пустячки. Как будто бы кто-то страшный гонится за мной. А я убегаю и никак убежать не могу. Ноги становятся ватными, руки слабеют, и я в холодном поту просыпаюсь. Но потом я пересилил себя и, подсознательно понимая, что сплю, с любопытством досмотрел сон до конца. Чудище в последний момент куда-то само собой исчезло, и меня никто не догнал. Но только с тех пор кошмары перестали меня беспокоить. А так на меня произвёл впечатление только один сон. Не сон, а сплошная фантастика. Как будто бы я инкогнито прилетаю на какую-то планету, на которой меня встречают с большой помпой. Звучат приветственные речи, гремит торжественная музыка. Самих-то слов я не слышу, но они каким-то образом сами собой возникают в моём мозгу. Мне, конечно, очень хочется рассмотреть инопланетян. Всматриваюсь. Вижу, фигуры вроде бы человекообразные, только вот, лица у них в каком-то тумане, не лица, а сплошные серые пятна. После торжественной части и банкета, на котором я практически ничего не ел, меня начали водить по институту физики и, показывая различные установки, объяснять принцип их действия. Но в моей голове, к сожалению, ничего не задержалось. Вдруг на стене одной из лабораторий замечаю огромный портрет бородатого мужчины. Присматриваюсь, оказывается это я. Но откуда взялись борода и усы, ведь у меня, кроме трёхдневной щетины, никогда в жизни другой растительности на лице не было. Спрашиваю: «А это кто такой?». И слышу: «О! Это гений, по праву занявший достойное место среди величайших учёных нашей планеты». У меня глаза полезли на лоб от удивления, и само собой вырвалось восклицание: «Вот это да! А что он сделал?». «Создал нейтронную ловушку». «Но, насколько мне известно, этот человек никогда не занимался ядерной физикой», — поражаюсь я. «А он и сам об этом не знает», — отвечают. — «Мы, столкнувшись с очень сложной технической задачей, подключили к её решению умственный потенциал жителей Земли. По ночам в их мозги записывалась нужная информация, а по утрам лишние знания стирались. Так вот, он единственный из Землян, справившийся с этой задачей». Тут я от неожиданности и проснулся. Странный сон. Тем более что о нейтронной ловушке я не только никогда ничего не слышал, но даже и понятия не имею.
— Я вижу, ты от скромности не умрёшь, — рассмеялся Сергей.
— Ваши насмешки более чем не уместны, — обиделся Вадим. — Хвалиться тут абсолютно нечем. Велика честь. Чёрт знает кто пользуется твоими мозгами, как своими собственными, а потом ты становишься знаменитым неизвестно где и неизвестно за что. На кой чёрт нужна такая слава. Тут впору заплакать. Слава богу, что это всего лишь только сон.
— Извини. Это я так, для красного словца, — примирительно произнёс Сергей.
— Этот сон навёл меня на грустные мысли, — продолжил Лёшкин. Результативность умственного труда в основном определяется квалификацией исполнителя, то есть коэффициентом генетической предрасположенности его мозга к данному роду деятельности и степенью подготовки. Если первое от Бога, то второе достигается упорной учёбой. Вкладывая труд и деньги в своё образование, человек рассчитывает на окупаемость затрат. Но если наука найдёт способ записывать в мозги необходимые знания и удалять ненужные, то уже не надо будет учиться, и на первый взгляд для человека это величайшее благо. Но оно превратится в величайшее зло, если какой-нибудь полусумасшедший учёный догадается, как использовать чужие мозги без ведома их хозяев. Тогда начнётся нещадная эксплуатация генетической предрасположенности мозгов к тому или иному роду деятельности. Новоявленные хозяйчики, не заплатив за умственный труд ни копейки, сумеют выжать из чужих мозгов всё, что только возможно, а общество превратится в скопище не то муравьёв, не то мыслящих роботов. Не хотел бы я жить в таком мире.
— Это нам не грозит. Эксплуатироваться будут только электронные мозги мыслящих вычислительных машин.
— Нет, Сергей Петрович. О мыслящих компьютерах говорить ещё слишком рано. Да и что такое мышление? Чётких критериев для определения этого понятия пока не существует. А вот генетики могут совершить прорыв в этой области и, используя достижения молекулярной электроники, создать некий симбиоз живого организма с компьютером. Тогда власть имущие могут пожелать, разумеется с очень благими намерениями, превратить хирургическим путём всех нас в существ, стопроцентно управляемых централизованным главным компьютером.
— Ну, это уж чистая фантастика.
— Хотелось бы верить.
И вот наступил день отъезда. Грустно Сергею было прощаться с Калининградом. Чудесный город! Правда, друзей он здесь, кроме Вадима, не завёл. Да это и не удивительно, года не те. На вокзал Сергей приехал только с маленьким чемоданчиком. Провожал его Лёшкин. Скупое мужское пожатие и Сергей сел в купейный вагон. «Последний раз еду на «Янтаре». Хороший поезд», — почти с нежностью подумал он. Поезд тронулся и стал набирать ход, вот и последние домики остались позади. Прощай Калининград! Отстучали колёса по Калининградской земле и застучали по Литве. Каунас, Вильнюс. Никогда не бывал Сергей в этих городах. И почему-то вспомнился ему рассказ Лёшкина о Каунасе.
В Каунас из Ростова Вадим прилетел рано утром, а единственный поезд на Калининград должен был быть только в четвёртом часу дня. Побродил Вадим по городу до двенадцати часов. Городок понравился, зелёный, опрятный. После двенадцати подошёл к железнодорожной кассе, но кассирша сказала, что билеты начнут продаваться только за полчаса до прихода поезда.
— Почему так поздно? — удивился Вадим.
— Вильнюс близко, — вежливо объяснила кассирша. — Да Вы не беспокойтесь. Пассажиров на этот поезд обычно мало.
Вадим осмотрелся. Кассовых окошек было несколько, и около них никого. Значит, проблем с покупкой билетов не будет. Поэтому он спокойно пошёл искать ближайшую столовую или кафе. После обеда он прогулялся по какой-то улице и за час до прихода поезда был уже на вокзале. Вадим снова заглянул в кассовый зал, тот был пуст, только в одном из углов о чем-то беседовало несколько мужчин. И тут Вадим допустил оплошность. Ему бы намертво приклеиться к одному из кассовых окошек и терпеливо дожидаться начала продажи билетов, а он вместо этого, решив подышать свежим воздухом, занялся изучением витрины привокзального киоска. Когда минут через двадцать он, не спеша, вернулся в кассовый зал, то в первый момент даже опешил. От длинных очередей зарябило в глазах, а люди всё прибывали и прибывали и, как патроны в обойму, плотно становились друг за другом. Встал в очередь и Вадим, но она практически не двигалась. Когда объявили о приходе калининградского поезда «Янтарь», до заветного окошка было ещё очень далеко, и Вадим понял, что если он ничего не предпримет, то у него есть шанс остаться здесь ещё на сутки. Вадим подошёл к одной кассе, потом к другой. Но около касс плотно сгрудились люди, и протиснуться к кассовым окошкам было просто невозможно. А на просьбы и вопросы Вадима никто не реагировал. От широких спин веяло холодком. Очередь была к нему угрюмо равнодушна, для неё он просто не существовал. «Всё! Пролетел», — понял Вадим. — «Придётся идти на перрон и просить проводников, чтобы взяли до Калининграда». Вадим развернулся и направился от кассового окошка к выходу. Но тут какой-то мужчина из очереди, резко дёрнув его за рукав, прошипел сквозь зубы:
— Дай трояк.
Вадим, не колеблясь, тут же сунул требуемую сумму в его руку и на всякий случай отошёл подальше. Уже через пять минут он с мужчиной бежал на посадку.
— Это же литовцы, — объяснил ему мужчина в поезде. — Они скорее удавятся, чем купят для тебя билет или пропустят вперёд, и ни за что не помогут. Такой народ. Я в Каунасе был в командировке, а теперь домой возвращаюсь. Вижу, мужик свой, калининградский, мается, вот и помог. Нам друг дружке всегда нужно помогать, без этого здесь пропадёшь.
— А откуда народ-то взялся, — поинтересовался Вадим.
— Да у рабочих на заводе в это время смена кончается. Сегодня же пятница, вот они и понабежали. На дачи едут. Пригородный поезд отходит минут через сорок после «Янтаря». А кассы тут, как на пригородные, так и на поезда дальнего следования, одни и те же. Большое неудобство.
— А почему очереди так медленно движутся?
— Непосредственно перед приходом и во время стоянки транзитного поезда билеты продаются только на него. А литовцы народ дисциплинированный, своих они, конечно, пропускают вперёд, ну а русские остаются стоять в общей очереди. Обычно через двадцать минут после отхода «Янтаря» около касс уже никого нет.
После Вильнюса Сергей лёг спать. Проснувшись в Минске, он выглянул в окно, но ничего интересного не увидел. Темно. «Прощай Минск», — подумал он, вспоминая о вкусных и дешёвых чебуреках, которые продавались здесь на вокзале ещё три года назад. Теперь о них можно было только мечтать. Поезд тронулся, и Сергей снова заснул. Разбудил его пассажир, шумно ввалившийся в купе. Сергей выглянул в окно: Орша. Здесь две достопримечательности: памятник Константину Заслонову и вокзал, стоящий между железнодорожными путями. Окончательно проснулся Сергей только в Смоленске. Белоруссия осталась позади. «Прощай, Беларусь. Когда ещё я побываю в этих краях», — вздохнул Сергей. Впереди его ждала Москва, ну а в неё он ещё не раз съездит за мясом.
С Белорусского вокзала Сергей довольно быстро добрался на метро до Казанского и удачно закомпостировал билет на фирменный поезд «Татарстан». Поезд отходил вечером и Сергей, чтобы убить время, отправился гулять по Москве. На Красной площади он поглазел на собор Василия Блаженного и на памятник Минину и Пожарскому, потом посетил универмаг «Детский мир», посмотрел на памятник Дзержинскому, пешком дошёл до памятника Свердлову и в раздумье остановился. Ноги от долгого хождения по асфальту гудели, пора было возвращаться на вокзал. Мимо прошла группа индийцев. От иссушенного тела одного из них на Сергея внезапно дохнуло вековой древностью. «Не иначе, как йог», — невольно подумал Сергей. — «Нормальный человек столько не проживёт». Купив в кондитерском магазине две пачки индийского чая и полкило орехов в шоколаде, он вернулся на вокзал. К счастью в зале ожидания были свободные места, и ему удалось отдохнуть.
Объявили посадку на поезд «Татарстан». Сергей разместился на нижней полке. Его соседкой оказалась миловидная женщина лет тридцати пяти, едущая до Мурома. Она достала из сумки книжку и начала читать.
— «Чапаев»? — с удивлением прочёл Сергей на обложке.
— Да, «Чапаев», — ответила женщина, откладывая книгу в сторону. — А что вас удивляет?
— Да ничего. Я когда-то начинал читать эту книгу, но не смог одолеть. Очень нудной показалась.
— Просто Вы тогда ещё не созрели для этой книги. У Фурманова очень неплохой слог. Правда, как писатель, он сформироваться не успел, рано умер. Пишет без прикрас, как есть, и Чапаева не идеализирует. Это одна из немногих книг, достоверно описывающих трагедию гражданской войны.
Женщина оказалась интересной собеседницей. Но говорила в основном только она. Сергей же изредка задавал вопросы и молча кивал головой. С удовольствием послушал он о городе Муроме, о реке Оке, о муромских лесах и о том селе-то Карачарове, где тридцать лет и три года сиднем сидел на печи былинный богатырь Илья Муромец. Проводник принёс чай. Сергей попробовал его и похвалил:
— Удачная заварка.
— А я совсем не умею заваривать чай, — вздохнула попутчица. — И поэтому всегда поручаю это ответственное занятие мужу.
— Мой Вам совет: не жалейте заварки, — улыбнулся Сергей. — На заварной чайник надо класть не меньше шести ложечек чая.
— Столько класть рука не поднимается, да и замучаешься считать, — вздохнула женщина.
— А здесь тоже надо приспособиться, — нашёлся Сергей. — Я обычно считаю так: раз, два, три, раз, два, три. Ведь два раза по раз, два, три психологически существенно меньше, чем раз, два, три, четыре, пять, шесть.
— Может быть, вы и правы, надо попробовать.
В Муроме Сергей помог женщине вынести из вагона тяжёлый чемодан. Её встречал муж, высокий поджарый мужчина. Он кивком головы поблагодарил Сергея, взял чемодан и вместе с женой направился к зданию вокзала. Сергей вернулся в вагон, лёг на нижнюю полку и прикрыл глаза. Под стук вагонных колёс в его ушах назойливо зазвучало:
Возвращайся, я без тебя столько дней,
Возвращайся, трудно мне без любви твоей,
Возвращайся, что бы ни встретилось на пути,
Мимо счастья так легко пройти.
«А будет ли счастье?» — с тоской подумал Сергей. — «Да и вообще, в чём оно?». Сергей отчётливо понимал, что после радости первых встреч начнутся серые будни и тогда изо дня в день придётся тянуть лямку однообразной обыденной жизни. За себя Сергей был абсолютно спокоен. Он вполне сознательно совал голову в семейный хомут и был готов тянуть гуж, пока дюж. Но воз семейных забот нужно тащить сообща и причём согласованно. Иначе будет только нервотрёпка. И Сергей беспокоился: «А как Настя? Выдержит ли она? Женщины такие легкомысленные. В голове у них одна романтика. Принца, видите ли, им на белом коне подавай. А где белых коней на всех наберёшься, не говоря уж о принцах? А пойдут дети, тогда как? Ведь поднимать малых детей на ноги — дело молодых. С возрастом это занятие становится всё более утомительным. А Настя-то уже немолода, и к тому же к старости так хочется покоя».
Под эти тревожные мысли Сергей незаметно уснул и проспал почти до самой Казани. Дома Сергея уже ждали. Мать быстро накрыла стол, отец достал самогонку. Появилась Настя, и они вчетвером отметили возвращение Сергея на родную землю. Вечером Сергей долго не мог заснуть. Ему ещё предстояло уладить дела с пропиской и устроиться на работу. А там нужно было и о свадьбе подумать.