Живи мы как святые, нам подчинилось бы бесконечное. Сны ей снились сумасшедшие. Такие веселые, но безумные. Сны без имен, без ликов, без цвета. Во сне один инок языком лизал ей между ног. Ее финик был соленый на вкус, теплый такой: чувствовалось, что в него кровь прильнула – набух он так, словно то бы головка змеи, которая готова рвануться на кролика. То и было проклятое наваждение, но такое сладкое и прекрасное. Все мысли о том, что сделал ее инок, ушли, словно утренний туман на рассвете у моря. Теперь уже никакого инока никогда и в помине и не было. Инок из монастыря, что забился в горах, разбудил он ее во снах, внедрился в ее сны, дабы лазутчиком быть. Кто-то мечтал об этом сне. А она хотела иного сна. Шторы в комнате красные повесила, била свои ковры на дворе, чтобы пыли не было в хате. Нарядилась, снова юная стала, ждать будет своего инока из снов. Снова и снова жить хочется ей, будет пир на весь мир у нее, не будет спать, станет жуков собирать в саду и играться с ними, совсем как в детском садике. Сны ей дали силу, она теперь в них видит себя, мол, тот инок и есть тень Ксюши.
Ксюша стремительно взрослела в своей безудержной тяге к смерти. Она в норе своей сидела и монтировала свадьбы и детские праздники, ей за это платили деньги. Она ночам выла, ведь она чувствовала себя исчезающим медиатором, сидя в своей комнате на полу, размалевывая корабликами и самолетами общие тетрадки в клетку. Она категорически не выносила дневного света: ей лишь ночью становилось чуточку легче. Ночами она пыталась рисовать на листе бумаги бедных девок с кобыльимим ляжками и подпрыгивающими сиськами черным фломастером, таким образом, она своими рисунками также пыталась пасти Володю подальше от вчерашнего дня. Вовка снился ей по утрам, он рисовал в ее снах красные лимузины и белые холмы, на которых жили динозавры.
И вот она стоит на балконе. Внизу машины и люди бродят. Все спешат делать деньги. Бизнесмены едят торты и пьют кофе. Она им показывает средний палец. Они показывают ей кулак. Она бросает гирю им прямо на головы и кричит при этом:
- Жизнь – это бред, напичканный ложью. Наступает время, когда человек должен рассчитывать на что-то более веское, чем ничто, чем воздаяние или наказание после смерти. Это ночь исследует меня. Смерть умиротворяет жажду незнания. Но отсутствие это не покой. Отсутствие и смерть не находят во мне ответа и грубо поглощают меня. Правда переваривается с трудом. Мужчины – вперед! Жизнь – это класс, в котором тоска – классный надзиратель, он везде и всюду следит за вами. Нужно делать любой ценой вид, что чем-то занят, иначе тоска подходит и пожирает ваш мозг. День из двадцати четырех часов становится невыносим. Я могу жить во власти заботы о лучшем будущем. Но я могу также отбросить это будущее в иной мир. В мир, куда лишь смерть властна ввести меня. В ваших головах желание быть одновременно в тысячи местах и обладать тысячами вещами. В домах – ничего хорошего. Все, что смердит, исходит из комнаты, и даже твои наряды не спасут, ведь они воняют. Все ссрут, всей семьей! Удовольствие и нужда стыдливы.
Во дворе паника. Юбки бабки свои гладят, чтобы идти на пир, где бизнесмены им дадут булок и пива. Бабки красятся, старики молодятся. Дети шьют себе свитер для школьного бала. Все танцуют. Кричат, визжат. Им кажется, что рай реально уже на планете Земля. Коты царапают спины бульдогам.
Ей было славно ощущать, что она нужна мужчинам, которые готовы исчезнуть с лица планеты. Ей было тошно от того, что она все время ела шоколад, ведь нервы шалили ее не слабо. Она пыталась устранить все свои неувязки. Свадьбы уже не монтирует, ведь тоска заела. Жизнь чужую жить не будет. Хватит ей муки адской. Будет иной теперь.
Ксюша уселась как можно прочнее в кресле, укрылась пледом, прочла акафист архангелу Михаилу и стала писать свой дневник.
«Ладно, пришел час поведать тайну после того, как я опрокинула стаканчик вишневого вина, тайну о Владимире Кровавом. Этот парень живет в моем доме. Он любит чужие страдания и совсем глух к чужой боли. Он грозно говорит, что Бога нет, а потом так жарко смеется над тем, что я спорить начинаю с ним. Он изнасиловал свою мать и убил ее, когда ему было восемь лет. Он говорит, что любил свою мать так сильно, что изнасиловал ее, убил, а потом еще разок совокупился уже с трупом матери. Когда сын насиловал мать, то она так сладко стонала, что прошептала на весь мир свои экстазы и боли: пророчествовала старая, занималась умным деланием. А Коля, убив свою мать, проговорил над ее головой: «Универсум постмодернистский есть вселенная наивной веры в экран, которая обессмысливает сам вопрос о том, что находится за экраном. Причуда молодых – размещать все человечество в заднице, предаваясь священной и единственной мечте о безумной любви. В глазах тех, кто поверил в дьявола, замогильная область была его областью. Homo faber – это просто кусок гнили». Потом же закрыл ей глаза монетами.
Его мать когда-то работала учительницей русского языка в одном селе, где жила с одноруким мужчиной. Тот мужчина был отцом Вовы. Мужчина тот работал тоже в школе, был ее директором. Он пил вино и играл в шахматы, а она вязала носки и выращивала петрушку, чтобы купить старшему сыну мотоцикл. Старшего она нагуляла от бухгалтера, который работал в Чикаго и смотрел фильмы про ковбоев. Он после секса послал ее куда подальше. Колю же она делала с одноруким художником, что срисовывал картины Шишкина и голых баб с открыток. Она провела с ним тридцать лет в селе, где было чертовое колесо, парк аттракционов, церковь, детский мир, клуб, бар в подвале и речка мелкая текла около глиняных берегов. Она всем любила говорить о том, что живет ради детей. Ее мужчина каждый день пьяный приходит ночью домой и начинает бить ее кулаками по лицу, а она кричит так жутко, а Коле же слышно все, что она там творит, ведь то простые будни трудового народа. Одно время Коля не мог слушать эти вопли адские, но потом, после убийства матери, он уехал в другой город и нашел там себе иного совсем отца».
Однажды Ксения посреди ночи взяла себя в руки, зажала сильно себе соски пальцами, чтобы немного сбить страх, безмятежно пропела гимн солнцу и решила пробить себе путь к Ничто. Она быстро поднялась по крутой темной лестнице, нажала кнопку звонка и стала ждать, что же будет дальше. Ей так сильно хотелось насладиться злом и дикой силой, ведь она не знала, куда же ее можно приложить.
Коля живо открыл входную дверь весь мокрый от пота. Ему было страшно от ощущения того, что скоро он раствориться в ночной мгле. Он дрожал, ведь знал, что исчезнет с этой реальности. Ему уже не хотелось проповедовать сатанинские сказки, ведь теперь все слова потеряли всякий смысл.
- Володя, плюю я на могилы предков, плюю! Как и ты плюешь, - протянула я ему в знак дружбы новенького Канта. – Володя, малыш, надо еще больше крови проливать! – пропела Ксения ему сладким голоском. – Убей всех своих идолов!
Этот мотив, несомненно, увлек его ум, и он пригласил девочку присесть на диван, а потом налил чаю в чашку и предложил ей шоколадку.
В просторный зал, что был сделан из дерева и стали, зашел из соседней комнаты его новый отец. То был совершенно седой и молчаливый человек Иван, проработавший всю жизнь сторожем в магазине продуктов. Он стал шептать, чтобы Володя шел искать себе работу. Она же вдруг ясно поняла, что надо спасать Володю. Она взяла его за руку, и они покинули второй этаж. Они застыли на первом этаже, и тут она сказала ему прямо в лоб.
- Володя, возьми меня, прямо тут, в этом темном чулане, где пауки по стенам висят - это вечность! Чем ты дышишь, друг? Давай дышать вместе черной мессой! – скороговоркой выпалила я ему. – Хватит прозябать в этой реальности, Вова, ты навсегда заброшен в ситуацию, неподвластную внятным универсальным правилам, и потому должен на свой страх и риск искать в ней свой путь. Через стенку спали, но дети рождались каждый год у них, почему? И через разные города неслась навстречу друг другу сперма и яйцеклетка.
Володя же резким движением кулака пробил дыру в стене подъезда, и на стенке вдруг ясно появились капли крови, кровь густая медленно выступила на белой стене после такого сильного удара. Володя же, увидев, как Ксюша смотрит на вытекающую из стены кровь, громко и злостно засмеялся и обнажил свои кривые гнилые передние зубы. Ксюша увидела его красное от экстаза лицо и пыльные черные длинные волосы. Ее же лицо было так искажено от жажды вечности, что ей хотелось путешествие совершить в туманном сне. Вдруг подъезд исчез, словно чайка в белом море, Коля плакал, сидя на холодных ступенях, а потом взял себя в руки и сказал сладострастно Ксюше:
- Я бы не убивал бы мать Пашу, если бы она дала мне изведать свое тело по любви, но она сама довела меня до этого. Она обещала, что не будет сопротивляться, но как только я стал раздевать ее на кровати, то она от испуга убежала в коридор, где в шкафу у нее лежало ружье. А я тогда-то и побежал за ней: выбежал из подъезда и мчался бешено по проспектам спящим и смердящим. Около мертвого супермаркета стояли машины. Там я стремительно завалил мать на алый от света луны снег. Помню, как налег на ее каркас, вонзил в него мощным движением член, качнулся пару раз в ее поющем от радости бытия лоне, которое было уже мокрым от предвкушения сладкой истомы, а потом, не дождавшись ее оргазма, задушил ее тело, что кричало от предчувствия космических полетов.
Мы быстро шли к морю. Мой разбитый лоб, ведь я потеряла сознание, как только увидела кровь на стене, хорошо, что он мне открылся, мне теперь было приятно, что он считает меня другом. Я думала о том сладостном для Коли миге, ведь он теперь не тварь дрожащая, ведь он так бунт устроил, а не зрелище! Это ведь не каждый на это способен, тут дюжая сила ума нужна, а он и во снах своих насиловал и убивал свою мать Пашу. Сказка, рассказанная Колей, такая вот философская о том, как сперматозоид во фраке и яйцеклетка в юбке идут на свидание, а в результате рождается новое тело, но тело выросло, а потом убивает подобное тело, которое насытилось кровью и спермой. Тело плачет, танцует и смеется. Веселый труп бегает туда-сюда просто ради забавы. Копит и складирует деньги и тонны рухляди. А ведь Коля натягивает мамочку на край своей плоти только лишь ради общего дела. Строитель мечты о светлом будущем, где нет смерти, боли, одиночества, тоски и страха.
Мы шли с Володей вдоль острых и отвесных скал, держась за руку, к морю, что было темным и чужим. Там я бросала камешки в море, искупалась в ночной мгле, луны не было, я была совсем без ума от него, а он смотрел на свою жизнь и видел в ней одну лишь боль и печаль. Я была по возрасту двадцатилетней девушкой, но чувство моего праведного гнева выдавало во мне мудреца. Я хочу убить его, чтобы спасти его от самого себя. Я чувствую, что раз не могу спасти мир от греха и ненависти, то должна убить его, чтобы ему больше мучится, ведь я не могу равнодушно смотреть на то, как он мечется по кругу.
Володя подошел к краю скалы. Я слышала, как сильные волны бились об острые скалы внизу. Как мелкие камни уходили из-под наших ног. Как они летели секунд десять до камней, что взмокли от волн, что лезли на них со стоном и ужасом. Володя вдруг достал из куртки черную тетрадку.
- Вова, что там? – спросила я с удивлением. – Ты рисуешь свои сны? Дай посмотреть! – стонала я, протягивая руки к тетрадке.
- Мои детки, вот что! – усмехнулся он и тронул меня холодной рукой за шею. - Мои рассказы и картины дадут тебе ощущение огня, и ты пройдешь на край ночи, ты минуешь мир людей легко и быстро. Я завоевываю иные реальности, мои картины уводят туда, где ты бесполезен. Я ухожу. Я буду в иных мирах, где нет людей. Тут мои рисунки и записи, начиная с восьми лет. Там все, что я пережил, когда я стал сыном самого себя и отцом самого себя. Когда я родил сам себя. Мне хватило одного мига радости, когда я кончил в мамино влагалище. Я уже знал, что она никого больше не сможет родить. На далеких орбитах встретимся, Ксения. Я верую, что в тех мирах мы встретимся и вечно будем вместе. Не поминай лихом! Вон на том камне я вижу полускрытую покрывалом женщину. Она манит меня. Зовет за собой. Реальное – это всего лишь бесформенное пятно. Мы воспринимаем только тени.
- Чтоб ты исчез навеки из этого мира кошмарного общественного дела, Володенька, - только и успела прошептать я ему в след, и мне показалось на миг, что это я его столкнула со скалы. Что это мои руки дали ему толчок, в результате которого, его тело так красиво ударилось о скалы. Ведь в следующий момент он растворился в темном и бесконечном море. Волны быстро унесли его тело, искалеченное о камни тело. Оно тревожно скрылось под водой. Ночь, казалось, будет вечной.
Иван постучал в дверь дома, где жила Ксения. Он узнал, что его приемный сын ушел на ту сторону, что теперь ему легко и немного грустно от того, что тело его больше не ощутит, как солнечные лучи скатываются ему ниже шеи.
Иван, скинул свой рабочий пиджак и прилег на кровать Ксюши. Ксюша лежала без одежды, и это было замечательно, ведь ей никогда не приходилось спать с рабочими. А Иван рассказал ей про ночи без сна и еды, ведь много лет его взяла под свое крыло бессонница, а еда ему уже совершенно ненужно. Ксюша укрыла Ивана теплым пледом и обняла его худое тело. Ей казалось, что он вот-вот отдаст душу.