Дом на продажу

Евгений Красников5
           Кавалер ордена Мужества, майор бронетанковых войск, офицер с веселыми глазами и упрямым ртом, Трубицын Алексей закончил службу добровольно. Как только похмелился после вчерашнего «гусарского» банкета, когда однополчане выпили в честь его сорокалетия, Трубицын написал рапорт об отставке. Он точно рассчитал время, так как намечалось, по словам штабистов, переформирование, а то и расформирование части, и хотя майора Трубицына и не было среди кандидатов на увольнение, его рапорт был удовлетворен, – он облегчал командованию решение судьбы других офицеров.

           Желание уйти со службы у майора назрело уже давно. Он до сих пор был не женат, «неприкаян», как сам шутил, и ему давно хотелось семейного уюта с детской возней, с милой женой и в собственном доме.

           О работе на гражданке он не беспокоился. Во-первых, его школьный друг Егунков Петя работал военным комиссаром в небольшом, но зеленом и красивом районном городке в трехстах километрах от Москвы, во-вторых, в танкисты он попал после окончания автодорожного института и найти работу в автосервисе или в автопарке рассчитывал без проблем. В конце концов, он был готов открыть свое дело.

           Проводили Трубицына хорошей пьянкой с теплыми словами и обязательными рукопожатиями. Командир части вручил ему пистолет ПМ с именной гравировкой «За мужество и отвагу во время службы в рядах Российской армии».

Кстати и орденом, а позже и именным пистолетом майора наградили за маленький, по его словам, подвиг. Он спас во время пожара в танковом ангаре сверхсекретный новейший образец танка-робота, который мог воевать без экипажа. Трубицына представили к награде, и он получил орден. Шла речь и о повышении в звании, о чем майор и не мечтал, так как был человеком ершистым, отчаянным и нередко спорил с командиром части, не желающим выносить сор из избы. И возможно эти черты характера майора и побудили командование удовлетворить рапорт об отставке, вместо очередной звёздочки на погоны.

          И Трубицын решил ехать к другу-военкому в районный городок. Он планировал, прежде всего, купить дом, не квартиру, а именно дом, пусть с небольшим, но участком, хотя бы с палисадником. Видимо, в генах его пробудилась крестьянская закваска, но домашний уют он представлял только в отдельном жилье с садом-огородом.

          Подполковник Егунков, полный, с одышкой кабинетный офицер, встретил друга радушно, предложил до покупки дома пожить у него. И во время вечернего коньяка в честь встречи сообщил Алексею адреса продаваемых домовладений и посоветовал быть внимательней и осторожней – в городе были случаи афер с недвижимостью, когда покупателю продавали чужие, не подлежащие продаже квартиры, или, угрожая, оставляли без денег, а то и хуже. Сам же комиссар уехал в командировку.

          На следующий день, облачившись в штатскую одежду, Трубицын отправился на поиски нужных ему домов. Помня предостережение Егункова, он прихватил именной ПМ и, немного поколебавшись, достал из саквояжа увезенную из части неучтенную гранату РГД-5, надежную «лимонку», и сунул ее в барсетку: «Попугаю, если что!»

          Первый дом на улице Сиреневой оказался, к сожалению, продан, а дом и улица понравились. Стоимость второго дома никак не устраивала майора, жадный хозяин не уступал ни рубля, а на упреки по поводу несуразной цены, разводил руками, приговаривая: « Как хотите!»

          Когда Алексей назвал таксисту адрес третьего дома, водитель пытливо взглянул на пассажира, но ничего не сказав, повез.

          – Ну, вот и Союзная, 96, – сказал таксист, подъезжая к забору, за которым виднелись дом, деревья и еще какие-то строения. – Так и есть, он, – со странной интонацией произнес шофер, принимая деньги.

          – А что, вы знаете этот дом? – полюбопытствовал Трубицын.

          – Да нет, я в нем не бывал, но разговоры о нем слышал, – после некоторого молчания произнес таксист.

          – И что за разговоры?

          – Да болтают всякое, вроде бы этот дом нехороший, как будто люди там пропадают.

          – Как это пропадают? – не поверил Алексей. – Куда пропадают?

          – Не знаю. Как бы заходят, а назад не выходят, только это все чепуха, бабки полуграмотные гутарят…

          – Ну что ж, спасибо, – попрощался Трубицын.

          Дом находился в конце улицы, дальше начиналась промзона. Алексей по еле заметной тропинке направился к калитке, а подъезд к воротам как зарос с весны, так никаким транспортом и не был потревожен. Войдя во двор, Алексей прежде всего увидел дом. Он был большой, красный кирпичный, с двухскатной оцинкованной крышей, такой и мечтался майору. «Комнат пять, может, шесть. Самое то, что нужно!» – прикинул навскидку Трубицын размеры дома. Но только выглядел дом мрачно и некрасиво. Поначалу майор не понял в чем дело, но потом обратил внимание, что у дома нет окон, во всяком случае, на доступных взгляду стенах.
 
          Подойдя поближе и обойдя дом, Алексей обнаружил, что окна во всём доме почему-то были заделаны позже таким же кирпичом, и в доме оставались  нетронутыми только два входа, на главном фасаде с крыльцом и с тяжёлой на вид, но красивой дубовой дверью, и сзади. «Ну, окна можно вставить» – скользнула мысль. Во дворе, поросшем зарослями клена, сирени и фруктовыми деревьями, лепились еще две постройки – деревянный жилой флигелек и кирпичный гараж. Входная дверь флигелька растворилась, и на пороге объявился мужичок небольшого роста и неизвестного возраста в телогрейке, несмотря на августовское лето, в поношенных брюках, такой же кепке и в резиновых ботах. Он, щурясь, поглядел на Трубицына и спросил с интересом, сморщив обветренное безбровое личико:
          – Что хотели, гражданин хороший?

          – Я по объявлению. Дом-то продается? – громко спросил Алексей, почему-то посчитав, что мужичок глухой.

          – Ага, покупатель, значит. Продается! Купить желаете?

          – С хозяином поговорить желаю, – сказал Алексей, нелюбезно, глядя на собеседника с недоверием.

          – Я за хозяина. Проходи ко мне, поговорим, – пригласил тот, шире открывая дверь.

          – Ну что ж, здравствуйте, спасибо за приглашение, давайте поговорим, только тут – на воздухе, здесь хоть покурить можно.

          – Оно и там можно, ну хочешь на воздухе, значит, на воздухе,  – не возражал мужичок и сошел с крыльца.

          – А хозяин все же где? – еще раз спросил Алексей. Представитель хозяина, чуть помолчал, шевеля губами, и ответил солидно:

          – Архонтов? Архонтов в другом городе живет, в Москве или…  еще где, – туманно уточнил мужик, – а я, значит, сторожу вот, да дом торгую! Мне велено что? Как найдется купец-то, так хозяину и сообщить по адресу. Он и телефон мне провел, чтоб звонить.

          – Ну и какая же начальная цена? – ускорил переговоры Трубицын.
 
          Услышав цену, он сильно удивился – он мог купить дом прямо сейчас, не дожидаясь положенного ему военного жилищного сертификата. Алексей хотел было спросить, почему так дешево, но передумал и задал неожиданный вопрос:
 
          – А скажи-ка, сторож, правда, что дом нехорошим называют?

          – Что правда, то правда, скрывать не буду, – не смутился сторож, – потому и дешево!

          – А что же в нем нехорошего? – выспрашивал Алексей улыбаясь.

          – Дык, кто ж его знает? Он ведь лет сто тут стоит, а то и больше, и всегда нехорошим считался. Еще в царское время прадед нашего хозяина, тоже Архонтов, значит, говорят, колдуном был – и порчу умел наводить, и с бесами знался, и сглазить запросто мог. И даже перекидываться мог…  Боялись его, значит.

          – Как это – перекидываться? – не понял Алексей
.
          – Ну, в птицу какую, или, там, в зверя…

          Майор, с усмешкой внимавший россказням про дом, спросил:

          – Ладно, мужик, в сказки и в колдунов я не верю, так что мне это не интересно. А вот почему ты так легко об этом покупателю говоришь, словно пугаешь, непонятно!

          – А чего тут непонятного-то! Пока дом не продан, я, значит, при доме, сторожу тут, мне каждый месяц хозяин деньги платит, и жильё какое-никакое есть, а купят когда дом-то – мне ж сразу: ау фидерзеин, Иван! Но я, честно, ничего не придумываю, старики, если хочешь узнать подробней, расскажут, ты поспрашивай! – заверил разговорчивый сторож.
          – А почему окна заложили? – продолжал расспросы Алексей.

          – Это отец моего хозяина, лет пятьдесят тому назад, значит, заложил. Он света белого не любил, всегда в черных очках ходил, и ещё люди говорили, что он окна-то заделал, чтоб никто не подглядывал, али ещё хуже, чтоб не кинули, значит, в окно чего – кирпич иль, там, бутылку с керосином… – пояснил смотритель.

          – М-да… Ну хорошо, хозяин, а внутри-то – как там? Покажи-ка, – Алексей пошел к главному дому.

          – Ну, это я мигом,– загремел ключами сторож. – Я тебе сейчас, значит, двери отомкну, а ты уж сам смотри… Я туда не пойду, – замотал мужик головой.

          – Ты что же, Иван, боишься, что ли? – усмехнулся Трубицын.

          – А вот и боюсь! – с обидой ответил Иван, – мало ли что, может и взаправду – зайдешь, да и не воротишься. Вон два года тому назад пара одна из Сибири, значит, приезжали, приценивались. Я их в дом пустил, а как они обратно… я так и не видал!

          – В стакан, наверно, смотрел? – иронически взглянул Алексей  на разговорчивого мужичка.

          – Ну, было немного, имею право, значит. Но они-то, если уходили,  должны были мне-то сказать, так? – возразил Иван.

          – Им не понравился дом, вот они и уехали, и тебя беспокоить не стали, – объяснил Алексей.

          – Может быть, – согласился сторож, – может быть. Потом участковый, милиционер, значит, заходил, интересовался, тоже давно уже, сразу после этих. И опять, я его больше не видал. Может он и вышел, да так оно и было, скорей всего. Я, значит, три дня подождал и дом на замок закрыл.

          – Ладно, открывай, посмотрим. Только ты меня все же дождись, не запирай раньше времени, – и Трубицын протянул сторожу 100 рублей.

          – Вот это спасибо, – поблагодарил тот и, выбрав массивный с тремя, под углом, фигурными бородками ключ, пустил Трубицына в дом.

          Оставив открытой наружную дверь, Алексей пересек тамбур и очутился в передней. Справа от двери висел электрощит с электросчетчиком, пробками и рубильником. Трубицын нащупал выключатель, и в потолке в полнакала оранжево засветился круглый матовый плафон, встроенный в потолок.

          Передняя была пустая, если не считать деревянную вешалку для пальто на три места слева от входа и мутного от пыли зеркала в тяжелой раме из морёного дуба, висевшего на противоположной стене рядом с жёлтой филёнчатой дверью. На боковых стенках желтели одна напротив другой две таких же двери с поворотными ручками. Стены блестели пластиковой облицовкой, имитирующей шпон. Пыльный пол вначале показался паркетным, но это был линолеум.

          Алексей немного подумал,  открыл правую дверь и обнаружил комнату с жалкой мебелью в виде больничной тумбочки, венского стула и ложа, вроде топчана, застеленного дешёвой ковровой дорожкой. И в этой комнате было ещё две двери – слева и напротив. Вот она и привлекла внимание Алексея: ведь стена напротив, по его прикидке, была наружной, но на фасаде он не заметил никакого проёма! Трубицин застыл в недоумении, потом решительно шагнул к загадочной двери и толкнул. Она не открылась. «Обманка» – с облегчением догадался майор, и хотел было направиться к следующей двери, которая должна вести вглубь дома, но вдруг, словно вспомнив что-то, повернул ручку и потянул на себя, дверь отворилась, и он увидел новую комнату! «Что за чертовщина?» – мысленно ругнулся Алексей – «Не может быть!». Он еще раз вспомнил дом, его ширину, вход посередине торца и, судя по размерам комнат, этой вот не должно быть, но она была. Он оглянулся, ещё раз проследил свой путь из передней – эта стена с дверью  должна быть наружной, но вопреки его выводам за стеной находилась большая, метров пять шириной и восемь длиной комната. «Что-то я в своих расчетах не учел», – успокоился Алексей и огляделся.

          Освещалась комната двумя чуть накалившимися светильниками на потолке, посредине стоял стол без скатерти с облезшей полировкой, вокруг него в вольных позах были расставлены гнутые стулья, вдоль длинной стены, облицованной шпоном, тянулся книжный стеллаж без книг, который обнимал еще одну дверь, и на коротких перегородках то же имелись дверные проемы. Слегка ошарашенный Трубицын пошел налево, как он предполагал, вглубь дома. Дверь мягко поддалась, и он очутился в маленьком кабинете со старинным бюро и книжным застекленным шкафом тоже без книг, и если пройти этот кабинет насквозь, то упрешься в следующую дверь. «Да тут анфиладная планировка!» – подумал Алексей. Но в кабинетике имелась третья дверь на боковой, правой стене. И тут Трубицын растерялся – куда идти дальше? Он решил лишь заглянуть в эту боковую дверь – за нею было что-то, вроде спальни с кушеткой и тумбочкой. Алексей заходить туда не стал, выдерживая первоначальное направление. Анфилада заканчивалась залом, где стоял большой бильярдный стол с ободранным сукном и одним желтым, в паутине мелких трещин шаром с числом «13» на щербатом боку. Напротив проема, в котором остановился Алексей, была глухая стена с темной картиной, портретом остробородого мужчины арабского вида, к стене был придвинут стол с вертикальной панелью, на которой белели меловые полустёртые цифры, и тут же на столе стоял и ящик с мелками. А на торцевых стенах майор опять увидел двери. Он остановился, сплюнул и почувствовал, что совсем запутался. И хотя любопытство толкало, что там дальше еще можно найти в необычном доме, Трубицын решил вернуться. Он повернулся, пересек кабинетик, распахнул как бы знакомую самозакрывающуюся дверь и… не поверил своим глазам – он очутился в следующем помещении, каком-то коридоре, узком и длинном с дверью в конце и рядом проемов по обе стороны. Алексей попятился, вернулся в кабинет с конторкой и, свернув налево, ткнулся в закрытую дверь. Она открылась, за нею обнаружилась, видимо, столовая с обеденным столом и стульями по бокам на 6 человек, вдоль стены блестел побитыми стеклами и посудой сервант, тут же валялся на боку поднос на колесиках. Из столовой в свою очередь открылись ещё две двери в другие помещения, возможно, на кухню или сервировочную. И действительно, Трубицын попал на кухню с раковиной, разделочным столом и электрической четырехконфорочной плитой. Он покрутил кран – воды не было. Алексей начал ругаться вслух, вновь вернулся в кабинет, пошел направо и снова  удивился – это была пустая захламленная комната, где он еще не был. Злость и отчаяние на мгновение застлали его сознание, – он со всего размаха ударил ногой очередную дверь. Та как-то легко слетела с петель, грохнулась на пол в следующей комнате, а точнее сказать, в холле, так как мебели здесь не было.

            Алексей увидел деревянную лестницу с перилами и широкими ступенями, ведущую наверх, где, по всей видимости, был мансардный этаж. Трубицын уже устал, был сильно раздражен необычной ситуацией, но любопытство опять взяло верх. Он поднялся по скрипучим ступеням и остановился, не дойдя до конца, и увидел по ходу лестницы длинный плохо освещенный коридор с рядом одинаковых дверей по обе стороны. Алексей насчитал по четыре двери, а дальше коридор уходил в темноту, и, где он кончался, исследовать майор благоразумно не стал, только чертыхнулся громко и спустился вниз. Он уже давно понял, что попал в дьявольскую ловушку, в какой-то издевательский лабиринт и не знал, как из этого всего выпутаться. Алексей взглянул на часы: «Ого!» – вырвалось у него. Он уже ходил по странному дому более шести часов, хотя ему казалось – всего тридцать минут. Но, скорее всего, в самом деле, минуло 6 часов, потому что его, помимо усталости, изводили необходимость постоянного мучительного выбора и голод. И Алексей решил возвращаться, тем более, у него уже вызрело окончательное решение – этот чёртов дом-головоломку он покупать не будет.

           Он вышел через проход с выбитой дверью и запнулся. Перед ним в пустой замусоренной комнате было три выхода, и как он сюда попал, он не помнил. Снова надо было гадать, сомневаться и ждать чего-то. Это уже стало тревожить: «Так можно и заблудиться!»

           А он уже заблудился.

           Он не знал, какая из этих идиотских дверей приведет его наружу. Трубицын напрягся: «Так! Стоп, Алексей, думай, думай! Надо мне как-то отмечать, где я уже побывал, а где нет. И не ломиться в первую попавшуюся дверь!»  Он нашел среди мусора на полу – обрывков бумаги, тряпок, щепок, крысиного помета, – ржавый гнутый гвоздь и стал, по очереди открывая двери, осматривать, что там за ними, не переступая порога, и метить их царапиной. Но новая проблема заставила его забеспокоиться всерьез – все три комнаты оказались проходными кабинетами с одинаковыми конторками и пустыми книжными стеллажами, и в котором из них он уже побывал, Алексей не помнил. Он вспотел, от злости на этот издевательский дом, и от досады на себя, и снова стал дергаться от одной двери к другой, порой забывая их отмечать. Он очень утомился, ноги гудели, и ему захотелось присесть, отдохнуть и всё обстоятельно обдумать: «Должен же я, в конце концов…».

          Он подумал, что если двигаться всё время против часовой стрелки, то непременно попадет в одну из комнат, в которой он был вначале пути и откуда он знает дорогу наружу. Он шёл, быстро пересекая широким шагом помещения, не забывая оставлять условные царапины на дверях, и всё время сворачивал налево. Одинаковое тусклое, даже мрачное освещение, одинаковый рисунок полов и обшивки стен, однообразные двери, полная тишина притупляли сознание и чувство реальности, и времени. Он ещё раз взглянул на часы и не поверил своим глазам: в общей сложности он бродил здесь уже более четырнадцати часов.

      За раздумьями, колебаниями, постоянной необходимостью выбирать он не заметил, как просвистело время. И сразу же на него навалилась и придавила плечи и ноги страшная усталость, сразу заскулил желудок, и очень сильно захотелось пить.

          И, наконец, он попал в комнату с кушеткой или топчаном. Алексей огляделся, увидел больничную тумбочку:  «Я же здесь уже был!» – но сразу же одёрнул себя: «Неизвестно, сколько ещё таких убогих одинаковых проходных спален предусмотрел сумасшедший архитектор.

          Трубицын присел на пыльный топчан, потом прилёг. Хотелось есть, но ещё больше хотелось пить. И переделка, в которую он попал, давно уже не была забавным или дурацким приключением: за бесчисленными дверями, за монотонными стенами, в темных углах и помещениях – везде таилась опасность! – Опасность заблудиться, сойти с ума, погибнуть от жажды. И ощущение притаившейся за спиной неизвестной угрозы не давало ему заснуть. Но уставшие глаза закрылись сами собой, и он уснул, и тут же ему стал сниться сон, как будто он бегает по бесконечным анфиладам, где комнаты неотличимы друг от друга, или снует из одной комнаты в другую и обратно, и будто ходит за ним и хихикает кто-то невидимый, скрипят полы и хлопают двери.

           Алексей вздрогнул и проснулся в той же плохо освещенной спальне и успел увидеть, как большая крыса скользнула из-под тумбочки и, пискнув, нырнула за оторванный плинтус, за ней ещё одна. «Вот кто меня во сне пугал!» – догадался Трубицын. Крысы, как ни странно, взбодрили его – он не один здесь, и, значит, где-то здесь есть и вода и еда, ведь крысам то же надо и пить и есть.

           Спал он, похоже, часов пять, и желание поесть, а особенно напиться начинало его мучить. Он нашел свою метку на одной из дверей и открыл соседнюю. И снова похожие, как клоны, чередовались комнаты с минимумом мебели, а то и пустые. «Хорошо, что ещё свет горит!» – подумал Алексей и стал вслух с руганью и злым юмором комментировать происходящее, стараясь заглушить нарастающий страх – страх может перерасти в панику, паника заставит его метаться, ломиться напролом и отнимет последние силы и…
 
           И что с ним может произойти, он убедился, попав в соседнюю комнату.
 
           На полу лежал человек.

           Алексей вздрогнул, но всматриваясь, подошел ближе – это был скелет в милицейской форме. «Участковый» – вспомнил Трубицын. Время, тление и крысы обглодали всю плоть с трупа, оставив белые кости. Одежда тоже частично была изъедена, изгрызана, остались только сухие фрагменты, фуражка и металлические детальки. Вокруг останков чернела высохшая лужа со следами крысиных когтей и зубов.

          И сразу Алексею почудился сладковатый запах разложения. Он хотел было подобрать что-нибудь оставшееся от несчастного, какое-нибудь вещественное доказательство, но тут же забыл об этом  – страшная находка заставила его предельно собраться, а осознание того, что ему грозит серьёзная, даже смертельная опасность, побудила его спасаться, спасаться. Майор торопливо выскочил из комнаты-склепа, и быстрым шагом направился дальше, по-прежнему, время от времени сворачивая налево. Он уже не обращал внимания на обстановку и отделку комнат, а быстро шёл, оставляя заметки на дверях и убеждая себя: «Ничего, Леха прорвемся, и не такое бывало!» Голод и жажда терзали его, но больше всего пугало отсутствие воды. Трубицын знал, что без воды он долго не протянет и, не позволяя себе расслабиться, с маниакальным упорством нанизывал одну комнату за другой, но не попадалась ему больше ни бильярдная, ни столовая, откуда он ещё мог припомнить выход. Он уже перестал глядеть на часы, так как не мог сориентироваться – ночь сейчас или день. По тяжести в гудящих ногах, по усиливающейся жажде, по нарастающему ужасу быть навечно погребённому в этом страшном доме, он понял, что сильно устал, что его уже качает. Рот пересох, дыхание было горячим и учащенным, в голове шумело, в висках пульсировала боль.
 
           Трубицын уже не шёл, он еле тащился, машинально делая своё дело, пока не почувствовал, что сейчас упадет. Алексей всё же заставил себя пройти ещё в одну комнату, и тут ему повезло. Толкнув обитую белой потускневшей жестью дверь, он неожиданно очутился в помещении, приспособленном под очередную спальню.  У стены приютились знакомая кушетка и тумбочка, на потолке горела лампа в проволочной оплётке. Майор лег на жесткую постель и забылся. И сразу же ему увиделась текущая из крана вода, её журчанье, её изменчивый блеск, но потом сознание окутал мрак, и то ли это был глубокий сон без сновидений, то ли обморок, и как долго он продолжался, Алексей знать не мог.
Как и не мог знать, сколько дней он плутает по удивительному дому и сколько ещё продержится.

          Очнулся Трубицын от жестокой жажды. Губы, глотка, нёбо пересохли, весь рот покрылся горькой шершавой коркой, распухший колючий язык с шуршанием терся во рту, царапая нёбо. Алексей долго лежал, соображая, где он и зачем? И ещё… что-то необычное привлекло его внимание, и он не мог сообразить, что именно.  Майор прислушался к себе и понял, что стена, к которой он привалился спиной, у левого плеча холоднее, чем у правого. А это могло означать, что эта стена наружная, и что на улице, скорее всего, ночь или резко похолодало! Он пока не сообразил, что ему это даст, но само нарушение слепого страшного однообразия и монотонности лабиринта породило надежду.
 
          Алексей начал мучительно искать зацепку: «Думай майор, думай, ты же голова, майор!» И решение пришло вдруг, будто майор о нем знал. Он встал, отодвинул от стены кушетку и рукоятью пистолета проломил в  холодном месте облицовку стены. Там была пустота. Затем начал отдирать листы пластика, обнажая кирпичную кладку и деревянные про-гоны, к которым крепилась облицовка.

          И ему открылась в толстой стене ниша размером полметра на полметра и глубиной в полтора кирпича. Похоже, что прежде здесь было какое-то техническое помещение с люком наружу, который хозяева заложили таким же кирпичём. От ниши вверх и вниз стену прорезала штраба с кабелем и ржавой трубой  с вентилем, для которого и была предусмотрена ниша. Трубицын тумбочкой заклинил дверь, чтобы она не закрывалась, потом достал из барсетки лимонку, свой последний шанс, и заклинил её между вентилем и кирпичами. Понимая, что ри-скует, что мощности гранаты может не хватить, чтобы выбить стену, он  сначала расстрелял из пистолета всю обойму, стараясь попасть в швы, надеясь тем самым ослабить кладку, выдернул чеку и выскочил в дверь, укрывшись за перегородкой.

          Взрыв хлестнул осколками металла и кирпича по стенам, а грохот и взрывная волна – по ушам. Майор рванулся в дымную комнату. В стене вместо ниши зиял чёрный рваный проём с лопнувшей, изогнутой трубой. Вокруг него горела облицовка. Из отверстия тянуло холодом и сыростью.

          Дикое торжество, радость победы заставили Алексея на миг забыть жажду и усталость. Он, из последних сил отогнул разорванную трубу, протиснулся в пролом, и обдирая плечи, выпал в холодную дождливую ночь. С неба сыпал мелкий, как пудра дождь, дул ветер. Майор, не вставая, подставил исстрадавшийся рот дождю, но заметив рядом блестевшую в ночном свете лужицу, стал черпать ладонями воду и жадно пить. И это была самая вкусная вода, которую он когда-либо пил. Пил он долго, грязные струйки текли по подбородку, на зубах скрипел песок, а он никак не мог напиться. Наконец, заставил себя оторваться от воды и огляделся. Таинственный дом мрачной, зловещей глыбой вырисовывался на фоне тёмного неба. Чернели деревья, шелестел дождь. Из дыры, через которую вылез Алексей, падал на мокрую траву неровный багровый отсвет пламени.

          Трубицын поднялся и направился к флигелю, в окне которого горел свет. Майор громко постучал в дверь. Загремела задвижка, послышалось бормотанье, и сторож открыл дверь. Увидев майора, он особо не удивился, а только сказал:
 
          – А! Покупатель. А чегой-то ты, на ночь глядя? – Трубицын, молча отодвинув его, прошёл внутрь.

          – Водка есть? – спросил он мужичка и, не дожидаясь ответа, достал тысячерублёвую банкноту и, отдавая её, прохрипел:
 
          – Водку давай!
 
          Поначалу, сторож, разглядев при свете измученного, поросшего длинной щетиной майора с черными кругами вокруг глаз, в грязной одежде, сильно испугался, что недовольный покупатель начнет разборку с матом и кулаками, но при виде денег с его скисшего лица сползли недоумение и испуг, сменившись радостной улыбкой.

          Он цепко схватил купюру, спрятал её поглубже в карман и из старого шкафа достал бутыль самогона:

          – Макаровна снабжает! – весело уточнил Иван, суетясь со стаканами и закуской, а потом спросил: – А что это там громыхнуло?

          – Ничего, глас Божий, – угрюмо ответил Алексей и, взяв бутыль, налил полный стакан и сразу выпил:
 
          – Дай запить! – Иван подал ему кружку воды и выпил тоже.

          А Алексей стал жадно поедать холодную картошку и черствый хлеб, игнорируя расспросы хозяина. И только слегка насытившись, выпив ещё стакан, он, прислушиваясь, как оживает измученное жаждой, страхом, голодом, непрерывной безумной ходьбой тело сказал:

          – Ну, брат, и устроил ты мне экскурсию!

          – А ты что, значит, только оттуда что ли? – кивнул Иван в сторону дома, таращась на Алексея: – Я-то думал, что ты осмотрел там всё, да и уехал! – виновато промолвил он.

          – Осмотрел, осмотрел, пропади оно пропадом, еле выбрался, чудом, можно сказать.

          – Я же предупреждал – нехороший дом, я говорил! – оживлённо затараторил Иван.

          – Кстати, Иван, я участкового твоего там встретил! – устало отваливаясь от стола, вспомнил Трубицын.

          Иван шарахнулся от майора, чуть не свалясь с табуретки:

          – Как!?

          – А так… Скелет с погонами капитана… вот как! – И почувствовав, что быстро пьянеет, добавил: – Ладно, хозяин, поздно уже, да и устал я страшно, дай мне где-нибудь прилечь. Проклятый дом доконал меня.

          – Дык, ложись вон на лежанку, а я, значит, тут вот на полу, – и мужичок бросил на пол тулуп.
\
          Рано утром, выйдя на крыльцо, они увидели, что из полуоткрытой двери нехорошего дома вверх по стене текут кучерявые струйки густого тёмного дыма.

          – Ох, твою мать, горим! Что жа делать!? – всплеснул руками сторож растерянно.

          – Что, что! Вызывай пожарных!

          Ребята из приехавшего пожарного расчета, быстро раскатав рукав, побежали к двери, вдруг она толчком распахнулась и оттуда, отшвырнув пожарных, выплеснулся огромный язык яростного оранжевого пламени, и огонь радостно загудел.

          Пожарные, отойдя, били в огонь из брандспойта и казались слабыми и бессильными.

          А внутри дома что-то с грохотом обрушилось, и вновь огненный вихрь и туча искр полыхнули из проема, потом ещё раз загремело внутри и ещё.

          Как потом сообщили местные СМИ, пожар к изумлению пожарных, несмотря на потуги десяти расчётов, продолжался семь дней, ревущее пламя взлетало на десятки метров, пугая горожан, освещая пляшущим светом окрестности, и черный вонючий дым тучей висел над городом, застилая улицы сизой ядовитой пеленой.

          Полностью выгорело всё – перегородки, двери, мебель, кости и тайны. Остались только прокопченные кирпичные руины.
2010г.