Люба и королева

Николай Николаевич Николаев
               
      Люба Звонарёва давно мечтала сесть за руль своей машины и не кататься больше глупой куклой на пассажирском сиденье, а самой управлять табуном резвых скакунов, спрятавшихся под капотом железного монстра. Но нет. Не монстра, а ласточки! Если у неё будет своя машина, то Люба будет её любовно называть только нежными именами. Рыжик, например. Если машина будет рыжего цвета. А может быть Саннушкой…Если автомобиль будет семейства Ниссан. Или Федей, если будет Форд. Придумает что-нибудь. Главное, чтобы машина была. 

     – Ну и удумала, курица! – негодовала свекровь Зоя Павловна. – Другая молилась бы на мужа, что он исполняет её прихоти и возит на машине, куда только ей – дурёхе вздумается. А этой подавай самой рулить! Вот насмешили! Клоуны!

      – Да я же только мечтаю, мама! – оправдывалась Люба.

      – Мечтает она! – продолжала сердиться свекровь. – Лучше почисти как следует судно! Да и вообще. Не ставь его под кровать! Лень что-ли лишний раз его носить? Уборной всё пропахло! Что, если не хожу, так значит уже и не человек? Что за люди!

     Свекровь, выжившая из ума старуха, не вставала с постели уже два года. Ровно столько времени прошло, как её сын привел  в дом Любу в качестве своей сожительницы.

     Зоя Павловна только и знала, что возлежала на многочисленных подушках, которыми заботливо обложила её со всех сторон Люба, и капризничала. То телевизор у неё громко орёт. То наоборот, бормочет – едва слышно. То мыши возятся в тумбочке и не дают ей спать.  А то кот обнаглел, топчет её постель.

     Зоя Павловна с самого начала была настроено враждебно по отношению к Любе.

     Сначала Люба не могла понять, почему её милый терялся, когда их затянувшиеся гуляния на промозглых осенних улочках и  долгие поцелуи в подъездах требовали своего логического продолжения где-нибудь в уютном гнездышке. Например, в его двухкомнатной квартире, где он проживал вдвоём с матерью. Ведь не маленькие! Обоим пятый десяток уже пошёл! Сколько можно её выгуливать!  Но Сергей медлил с приглашением её в свой дом, предпочитая, наверное, сгорать от неутолённой страсти. Пригласить его к себе она тоже не могла, поскольку жила в общежитии, где в каждой комнате ютилось по  пять-шесть девчат. Так вот, пришлось мыкаться по общежитиям после того, как бывший муж оставил её без жилья.

    И вот как подарок небес – Серёжа!

     Она досадовала. Как так? Она готова была предоставить всю себя в его полное распоряжение, а он вдруг начинал увиливать. Уж не импотент ли он? – думала она тогда с опаской.

     Люба потом со смехом поделилась с Сергеем своими опасениями, потом, когда уже лежала в его комнате, на его кровати, на измятой простыне вся пропитанная и пронзённая его любовью.

      – И как только я могла такое предположить! – говорила она счастливая, лаская его своими мягкими, нежными руками. – Ты такой неутомимый!

    Сергей лежал на спине с закрытыми глазами и молчал. Видно было, что ему не хотелось говорить. Но он сказал. Медленно, словно с трудом поднимая  тяжёлые слова из бездны небытия:

     – Видишь ли, Люба. Мама против тебя. Она никогда не позволит на тебе жениться. Она считает, что ты хитрая и расчётливая. Хочешь меня опутать, чтобы завладеть нашим жильём. Вот так она думает.

    – Да, я  хитрая, Сергей. Очень хитрая! А всё потому, что  уже давно взрослая. – Люба оперлась локтем о подушку, выставив вперёд  острое плечо,  и продекламировала:

       – Чем старше женщина, тем с ней сложнее.
       Она мудрей, хитрей, нежней.
       И точно знает – кто ей в жизни нужен! 
       Ходы вперед десятками считает.
       Читает взгляд, и даже слабый жест.
      Она всё то, что ей по вкусу,  ест!

    Люба  обвила рукой голову Сергея и, осыпая его поцелуями, сказала:

      – Ты же не считаешь так, как твоя мама?

     Сережа молчал, послушно  позволяя ей целовать себя, и не спешил с ответом. Потом всё же ответил, но как- то неохотно:

     –  Нет, конечно.

     – Ты же любишь меня?

     – Конечно, – в словах Сергея было больше усталости, чем страсти.

    Люба как-то случайно услышала, как Зоя Павловна говорила сыну:

   – Какая любовь? О чём ты говоришь? Женщине за сорок! Да она любого мужика  с квартирой "полюбит" – лишь бы он её взял в жёны и пустил в свой дом хозяйничать! Любовь у вас. Насмешили! Клоуны!

     Когда Сергей, несмотря на мнение матери, привёл всё-таки  Любу  жить к себе, свекровь с неделю не притрагивалась к еде, лежала молча с закрытыми глазами на своей кровати, не откликаясь ни на чьи призывы, словно умерла.

    Сергей, хмурясь, ходил по коридору у комнаты матери, не в силах что-то придумать, чтобы вернуть мать к жизни. Пожалуй, единственный раз в жизни он решил ослушаться мать и захотел сам, без неё, строить своё счастье, привёл в дом  любимую женщину.

      Люба же часами сидела у кровати свекрови и с самой невозможной откровенностью рассказывала ей всё о своей жизни. Рассказывала о том, как не складывалось с первым мужем, как он пьянствовал, гулял и избивал её, как не получалось у них завести ребенка,  и как горячо они любят друг друга с Сергеем.

      – Никого я, Зоя Петровна, никого не любила так сильно как вашего Сережу. Он такой хороший! Такой замечательный! Я так счастлива с ним!

     То ли её откровенность, то ли её униженное положение просителя, а то ли просто Зоя Петровна проголодалась, но наконец, свекровь смилостивилась и жестами приказала Любе покормить её.

     Создавалась впечатление, что Зоя Петровна совсем сдала. Еда валилась у неё изо рта прямо на постель. Ложку она не держала и Любе приходилась самой кормить её из ложечки. Казалось, Зоя Петровна и слова забыла, как произносить, забыла, как зовут её сына, как зовут невестку. Она обращалась к ним только окриками: "Эй!"

     –Эй! – и небрежным жестом показывала, что ей надо: воду, чай, молоко, хлеб…

     Но если её не сразу понимали, то она разражалась ругательствами и проклятиями, которые произносила чётко и быстро.

     Люба сильно переживала непринятие её свекровью. Она не понимала, чем вызвала у пожилой женщины такую злобу, и  даже не злобу, а скорее ярость. Люба ведь любила её сына и, не смотря на некоторый риск, ведь ей уже перевалило за сорок, готовилась родить ребёнка, который будет Зое Петровне внуком или внучкой. Особенно убивало Любу некоторая отчуждённость, которую она вдруг почувствовала со стороны Сергея. Он стал каким-то замкнутым и скупым на ласки. Наверное, он был озабочен тем, как быстро сдала его мать. Это понятно. Но к этому, всё-таки, она догадывалась, примешивался невысказанный упрёк в её адрес. Словно это она, Люба, сводит его мать в могилу.

     Тем не менее, он продолжал любить Любу. А иначе стал бы он дарить ей свой автомобиль?

    Люба чувствовала себя леди, когда подъезжала к магазину и элегантно, как ей казалось, парковалась рядом с другими машинами. Её синенькая тойотка, её ласточка, её "Королева", поблёскивая свежевымытыми боками, так выигрышно смотрелась в ряду пыльных и грязных автомобилей, что она еще долго довольно улыбалась, прохаживаясь по магазину.

     – Ну вот, началось! Я так и думала! – Зоя Павловна, узнав о подарке сына, просто взбесилась. Она швыряла со своей кровати в стену тарелку, кружку – всё, что ей попадалось под руку. – Осталось только квартиру нашу ей подарить! Вынеси! Вынеси меня на помойку! Прямо с этой кроватью! – стала она кричать сыну. – Задыхаюсь! Не могу тут с вами!

     И так кричала она изо дня в день, вырывая из своей головы волосы. Сергей ходил по квартире почерневший лицом.

     – Люба, – как-то сказал он, – может быть, поживёшь пока у подруги? Временно. Пока, мать не успокоится? А может быть,  даже твоё место в общежитии никто еще не занял?

     Люба летела на, теперь уже своей, "Королеве" к подруге и не могла сразу понять, толи это дождь заливает лобовое стекло, то ли это её слёзы.  Она была неопытным водителем. Поэтому не смогла правильно сориентироваться в сложной дорожной ситуации. Когда на её полосу выскочил какой-то неадекватный лихач на своём тяжёлом джипе,  у Любы не получилось  ни надавить экстренно на тормоза,    ни увести машину в сторону. Как ехала с приличной скоростью – так и въехала прямо в лоб лихачу.

   Но удивительное дело. Сразу после её похорон Зоя Павловна встала на ноги. Она ходила по квартире и наводила самостоятельно порядок. Собрала все вещи Любы в отдельный узел и раздарила их соседям.   Выметая несуществующую пыль из углов комнаты, елозя шваброй  под кроватью, на которой валялся безутешный в своём горе сын,  она ворчала:

   –  "Наши люди в булочную на такси не ездят!" Конечно. Понятное дело. Приключений искала.  Вот и нашла. Насмешили! Клоуны!