Бледный огонь

Захаров Юрий
Каждый вечер в закатном тумане
Прохожу мимо этих ворот,
И она меня, легкая, манит
И круженьем, и пеньем зовет.

И в призывном круженье и пенье
Я забытое что-то ловлю,
И любить начинаю томленье,
Недоступность ограды люблю.

Александр Блок

Холодная осень завладела свободным дыханием Петербурга. Несмотря на живительные солнечные лучи, которые из последних сил пробивались сквозь серые облака, промозглая пустота все быстрее заполняла рутинную жизнь горожан. Они вновь выбрались на улицы и беспомощно отправились к своим друзьям, знакомым и родственникам, чтобы обсудить с ними погоду и подержать в руках кружку горячего кофе.
 
Мечтатель и Настенька сидели на старой куртке, которая была постелена рядом с круглой каменной оградой фонтана. Люди пробегали мимо них, непробиваемо укутываясь в воротники и ежесекундно причитая, что в такой холод сам черт не вышел бы на улицу.

Мечтатель осторожно обнимал Настеньку, чтобы ей не было холодно. В ее красивых, лучезарно струящихся волосах виднелся нежно-розовый цветок мальвы. В этом холодном, отчужденном мире цветок напоминал некий спасительный маяк, от которого исходило едва различимое животворящее свечение.
 
- Вы бледны, моя дорогая Настенька! – проговорил Мечтатель тихо. – С Вами все хорошо? Я не могу позволить, не могу и мысли допустить, чтобы Вы заболели!
- Мне вовсе не холодно! – проговорила Настенька фарфоровым голосом, которой раздавался словно из маленькой музыкальной шкатулки.
- Мы сидим на земле. Я очень переживаю за Ваше здоровье.
- Нет же, мне очень хорошо! Все прекрасно! – ответила Настенька, сделав ударение на последнем слове. – Уж поверьте, мне сейчас так тепло…
Мечтатель провел пальцами по ее бархатной руке и понял, что она говорит правду.
- Довольно чудное место мы выбрали для этой встречи, - заметил он через несколько минут.
- А мне оно безумно нравится! Вы только взгляните! Все куда-то спешат, никто не сидит у фонтана! А мы видим всех, провожаем глазами…
- Да, это поистине удивительно! – согласился Мечтатель.

Где-то недалеко от них ветер закружил небольшой хоровод из скучных осенних листьев, которые затем устремились в тусклую даль скучающего парка.

- Расскажите мне что-нибудь, пожалуйста! – попросила Настенька, осторожно прислонившись щекой к плечу Мечтателя. – У вас это порой очень диковинно получается.
- Не знаю, Настенька, не знаю! Мне кажется, что сегодня не лучший день для рассказывания…
- Бросьте! Вечно вы себя накручиваете! Так нельзя. Оставьте свои глупости и расскажите мне что-нибудь.
- Совсем что угодно?
- Мое внимание в вашем распоряжении, - ответила Настенька, всматриваясь куда-то вдаль.
Цветочный аромат ее заповедных волос незримо начинал сводить с ума.
Неожиданно в глаза Мечтателю бросилось пылающее пятно мальвы. Он почувствовал, как черная краска, разлившаяся над быстроходными кораблями его души, безжизненно стала расползаться куда-то в стороны, пропуская в бескрайний залив милосердное солнце.

- Настенька! Вы когда-нибудь слышали о философии Платона?
- Да, нам рассказывали об этом философе в школе, - честно призналась Настенька,  руки которой не теряли своей загадочной теплоты.
- Знаете ли Вы что-нибудь о его знаменитом дуализме?
- Нет, теперь я совсем ничего не помню. Что же это такое?
- Хм. Сейчас, разгуливая по соловьиному саду моих догадок, я подумал, что могу рассказать Вам о такой вещи, которую древние называли «анамнесис», - глубокомысленно произнес Мечтатель.
- Вы говорите совсем уж непонятные вещи! – улыбнулась Настенька.
- Вы ведь сами просили меня рассказать что-нибудь. Вот теперь слушайте! Платон разделил весь мир на материальное и идеальное. Принцип самый простой - по образу и подобию человека… Материально и ощутимо наше тело, но невесома и нематериальна наша душа.
- Понимаю! Но к чему все это?
- К тому, моя добрая Настенька, что все наше бытие разделяется на мир идей и мир вещей, который, в общем-то, извечно окружает нас. Вчера, позавчера… Даже сейчас! Кругом все до обидного материальное.
- В этом нет никаких сомнений.
- Но я свято верю в то, что мы можем столкнуться и с идеальным, - таинственно проговорил Мечтатель, вновь и вновь ощущая тепло достижимого бархата. – Почему нет? Когда-то наша душа уже соприкасалась с идеальным, с прекрасным, с неповторимым… Ведь в тело она пришла прямиком из мира идей и образов!
- Что Вы хотите сказать? – очень тихо проговорила Настенька, посмотрев прямо в глаза Мечтателю.
- Только лишь то, что когда странствующая по мирам душа вновь встречает нечто прекрасное, она припоминает момент свое давнего знакомства с ним. И тогда прекрасное вновь открывается нам - нить за нитью, звук за звуком, мечта за мечтой… Это и называется «анамнесисом» в философии. Припоминание.
- Но может ли душа совершить ошибку? – боязливо спросила Настенька, вновь сжимая руку Мечтателя. – Что, если она сделала неправильный выбор? Что будет тогда?
- Душа не умеет ошибаться.
- Вы уверены в этом?
- Абсолютно, дорогая Настенька! Если душа различила прекрасное в чем-либо, то что бы ни происходило вокруг, какие оплошности ни совершал бы ее печальный хозяин, душа все равно будет рваться к прекрасному.
- Вот оно что… Хм!
- Позвольте мне рассказать Вам одну историю, которую я случайно вычитал в одной старинной книге.
- Конечно, рассказывайте! – воскликнула Настенька.
 
Ее глаза загорелись понимающе и поддерживающе. Вся она в этот момент превратилась в один сплошной факел, спасающий несчастных путников в самых глубоких пещерах, куда никогда не заглядывала надежда.

- Некогда в Петербурге жил один знаменитый пианист, - начал Мечтатель. – Музыка его была удивительна. Едва только он прикасался к клавишам... Слушатели будто бы отправлялись в некое необъяснимое путешествие между потрясающе яркими, поразительными картинами. В эти моменты каждый видел что-то свое: кто-то бесконечные луга, залитые воспоминаниями и солнечным светом, кто-то самую прекрасную в мире любовь, а кто-то – пылающее полотно запоздалого заката.
- Даже не верится, что такое бывает…
- Он был вдохновенным творцом, дорогая Настенька. Он создавал свою музыку, потому что душа его не могла и не умела молчать. Так оно всегда и бывает… Как только огонек внутри нас разгорается до невиданных размеров, руки тянутся к перу, к музыкальному инструменту или же к согревающей палитре красок. Это как раз и есть, как мне кажется, момент встречи нашей души с прекрасным, Настенька. Порой даже абсолютно немые начинают говорить…
- Как интересно! Но что стало с тем музыкантом? – спросила Настенька.
- Однажды он пришел в гости к своим друзьям и они попросили его сыграть что-нибудь на пианино. Разумеется, музыкант с радостью согласился. Люди со всей округи прибежали к тому дому, где он играл…
- Я бы тоже сходила послушать его музыку, если она действительно такова, как Вы ее только что описали… А что было дальше?
- Он играл очень долго, непрестанно повторяя произведения по просьбам зачарованных слушателей. Разрушительный гром оваций едва ли возможно описать каким-то либо языком... Но вот домой ему пришлось возвращаться совсем поздно…
- Что-то случилось?
- Да, Настенька… Грабители поймали его в старом парке и избили до полусмерти. Он чудом остался жив.
- Господи! – тихо проговорила Настенька, приложив три пальца к губам.
- Хуже всего-то, что после этого музыкант совсем потерял память. Он не вспомнил лиц своих рыдающих родителей, когда те забрали его из больницы. Он не вспомнил своих школьных товарищей, которые ежедневно приходили навещать его и приносили ему разные сладости.
- Какую ужасную историю Вы для меня приберегли сегодня! Бог мой!
- Не волнуйтесь, Настенька. Все испытания на нашем пути так или иначе связаны с тем самым путешествием души по миру идей.
- Ну не томите же! – возмутилась Настенька, вновь заглядывая в глаза Мечтателю. – Вечно Вы так со мной! Сначала заинтригуете, а потом медлите или молчите! Что случилось дальше?
- Пианист зажил новой жизнью. Новой – и совсем пустой. Все ему казалось непонятным, необычным, непостижимым… Былая искра утратилась. Он потерялся в мире из пустых проходов и бессмысленных отражений.
- Мир стал лабиринтом?
- Да, кажется, именно так. И вот однажды он пришел вместе с родителями в чужой дом. Я уж не помню, что их привело туда, но роковой час настал.
- Он увидел пианино?
- Да, Настенька. Показал на него пальцем и спросил что это.
- И?
- Родители ужасно переживали, что музыкант может снова заинтересоваться этим инструментом. В своих нескончаемых горестях они винили именно пианино – как будто в нем и крылась причина ужасной беды, что произошла с их сыном. Разумеется, его домашний инструмент они продали в первый же вечер.
- Но что они ответили на вопрос?
- Все сказали несчастному музыканту, что это подставка для свеч. Он удивился и спросил, зачем нужна такая огромная подставка для столь маленьких предметов. Родители долго не знали, что ответить, но в конце концов подумали и сказали, что так было задумано изначально и теперь уже ничего не изменить. Однако пианист не унимался. Он спросил у хозяина, можно ли ему прикоснуться к подставке. Тот ответил, что нет.
- Но почему?
- Пианист живо задал ему тот же вопрос, а потом добавил еще несколько. Что же мешает? Какие могут быть проблемы? Это опасно? Это больно? Почему бы не попробовать? Хозяин дома ответил, что он не знает.
- Но ведь это обман! – возмутилась Настенька, слегка отстраняясь от фонтанного ограждения. – Ведь очевидно же было, что пианист жил и должен жить своим инструментом дальше! Тем более если у него получалась такая восхитительная музыка!
- Это очень хороший пример, моя добрая Настенька. Пример того, когда идею пытаются подменить вещью. Поверьте мне! Я и сам поступал так когда-то... С нами всегда такое бывает. Всегда, когда мы пытаемся обмануть нашу собственную душу. Когда отвергаем оригинал и отдаем предпочтение блестящей подделке. Когда боимся впустить прекрасное в нашу жизнь, потому что это что-то новое, обжигающе светяшееся, непонятное... Только какими бы искусными лжецами мы ни были, собственную душу обмануть невозможно. Хотя бы потому, что когда-то она уже все это видела. А вот наши глаза... А что глаза? Это всего лишь стекло, за которым может либо гореть огонь, либо хозяйничать тлетворная тьма.
- Я очень хорошо понимаю! Уверяю Вас! Но что же случилось дальше?
- Музыкант потерял всякий сон. Он перестал общаться с родителями, перестал принимать беспокоящихся за него друзей, стал везде и всюду ходить хмурым… Во сне ему начало сниться пианино, на котором горел ряд кривых огарков. Эти мерзкие сны не давали ему покоя. Но когда родители спросили его, почему он не спит, он сказал им очень необычную вещь.
- И что это было? Что? Что?
- Он сказал им, что счастлив.
- Возможно ли?
- Возможно. Очень возможно! – тихо проговорил Мечтатель. – Подставка для свечей стала для него выходом их лабиринта. Стала определенностью. Он понял, куда нужно идти, к чему нужно стремиться. Понял, что не сможет больше спать спокойно до тех самых пор, пока не выяснит, зачем всемогущие высшие силы связали его с этим странным предметом.
- А дальше? Что же дальше??? Говорите же! – воскликнула Настенька чуть ли не плача.
- Спустя несколько месяцев родители поняли, что их сын совсем зачахнет от горя, если они не позволят ему еще раз увидеть проклятую подставку для свечей.
- Они вернулись в тот дом? Ведь так? Так?
- Да, - сумрачно ответил Мечтатель, вновь ослепленный мистическим светом мальвы. – Он зашел в дом стремительно, ураганно и не терпя возражений. Просто откинул крышку и, обливаясь холодным потом, прикоснулся к подставке для свечей. Тогда его душа вспомнила… Вспомнила тот мир, откуда когда-то ушла. Вспомнила. Вспомнила…

И тогда, прошептав последнее слово с дребезжащим на губах волнением, Мечтатель поцеловал Настеньку.

Рядом с задремавшим фонтаном загорелся одинокий уличный фонарь.
Корабли пересекали залив.