8
А Злата и Денис топтались на одном месте уже под звуки танго «Ах, эти черные глаза». И хотя глаза у партнерши были совсем не черными, все остальные слова подходили замечательно. Денис улыбался им, а Злата, слегка повернув голову вправо, слышала на своей щеке его горячее дыхание и невольно сдерживала свое. Совершенно не романтическая мысль, что она может благоухать сейчас салатом, заставляла ее помалкивать.
Ей стало хорошо, как давно не бывало. Чувство, что она нравится этому красивому парню, даже в таком варианте – без косметики, было приятным.
Ах, как она переживала когда-то из-за своих рыжих волос и веснушек! Сколько слез пролила, начиная с семи лет, когда вдруг мальчишки стали дружно называть ее Рыжей и дергать за косички! Бабушка заплетала ее непослушные волосы в тугие косички, пытаясь навести порядок на голове внучки. И было за что дергать. А в двенадцать, когда она впервые влюбилась в одноклассника, одна девочка сказала ей:
– Ой, посмотри на себя в зеркало, рыжая обезьяна! Назарчик таких не любит! Отвали от него, булькатая!
И неважно, что роковые слова произнесла злючка, сама влюбленная в Назара. Посмотрела на себя в зеркало Злата и вынесла приговор: я – уродина. Рыжая и булькатая.
Тогда впервые у нее случилась настоящая истерика. Бабушка бегала вокруг, брызгала на нее водой и кричала деду:
– Вызывай «скорую»! У нее падучая!
Дед схватил Злату за руки, стиснул их, прижал к себе, заставив трепыхающее худое тельце успокоиться, спросил:
– Кто тебя обидел? Если сейчас же не скажешь, иду в школу, сам найду и набью ему морду!
Она не выдала обидчицу и не сказала правду. Но затаилась в своей скорлупе, пугая бабулю и деда.
Когда стала взрослой, сообразила: если бы тогда передала эти обидные слова, ее бы хоть немного утешили! Ведь от бабушки она слышала постоянно:
– Какие у тебя глазки, Златочка, красивые! Большие, как два озерца.
Это уже потом, в Америке, парни говорили то же самое, что и бабушка. Никто не называл ее булькатой. И добивались ее любви, дружбы. А девочки спрашивали иногда:
– Ты, случайно, не из Ирландии? Какие у тебя шикарные волосы!
И влюбленный в нее Юра, из параллельного класса, с которым она дружила на расстоянии, когда уехала учиться, говорил о ее «неземной красоте», как только она возвращалась на каникулы домой. И почти убедил, что никакая она не уродка. Комплексы отступили потихоньку, когда она сама трезво решила, что внешность у нее – на любителя. Одним нравится, другим – нет, и нечего по этому поводу страдать!
Просто она выросла, поумнела…
И все-таки она приучила себя на всякий случай сдерживать возникающее влечение в самом начале, чтобы не нарваться на вот этих – кому она была неприятна. Да и пережитое однажды чувство неразделенной любви помогало не распускаться. Потому и сейчас она сопротивлялась своему желанию прижаться к Денису, положить голову на его плечо, хотя уже поняла: он бы этому обрадовался.
Ах, если бы все происходило в родном городе! Она бы надеялась на продолжение. Но здесь все обернется (в лучшем случае) кратковременной интрижкой, быстротечной связью. Вот этого она себе не позволяла никогда.
Денис почувствовал ее напряжение и расценил так: «Я ей тоже нравлюсь, но она живет далеко и не хочет продолжения».
И все-таки страх, что сейчас все может оборваться, заставил его осмелеть. Не отпуская руки Златы, Денис повлек ее к компьютеру, кивнул на монитор:
– Вы эту штуковину освоили, надеюсь? Оставьте мне свой адрес. Обещайте, что не пропадете.
Она кивнула:
– Обещаю.
И назвала адрес.
– Заметано, – по-мальчишески улыбаясь, шепнул он.
И тут увидел глаза своей матери. « А это уже не твое дело, мамуля!» – с какой-то злой радостью подумал Денис, посылая ей свой красноречивый ответ глазами.
Стол уже сиял парадным чайным сервизом, а в центре красовался огромный торт из супермаркета. Наталья Борисовна не утруждала себя выпечкой. Она не ела сладкого.
После танцев все словно подобрели. И сидели теперь не на своих местах, а парами – как танцевали. Даже пытались немного попеть, как было когда-то. Но хор распался быстро. Когда пьешь чай, жуешь конфеты или апельсины, а запретный лакомый кусок торта гипнотизирует тебя с тарелочки, как-то не до песен.
Светлана, вдохновленная идеей околдовать Лешку, задавала вопросы Злате, улыбаясь по-родственному (нельзя с девочкой портить отношения); Любочка шепталась с Игорем; Раечка вовсю кокетничала с Сашкой, быстро охмелевшим. Одной рукой он гладил Райкину коленку, другой ковырял ложечкой кусок торта. Ему никак не удавалось подцепить кусочек, чтобы донести до рта, и тогда Саша вытаскивал на поверхность свою ласкающую руку – помогать этому отнюдь не романтическому процессу поедания торта. За его усилиями наблюдала Наталья Борисовна, опасаясь, что сейчас тортик упадет кремом прямо на скатерть. «И когда он успел так набраться? Все вроде бы пили одновременно и не такие пьяные? Только Лешка да Игорек», – думала она с досадой.
А Лешка как раз и протрезвел к чаепитию. Светланины чары оказались сильнее хмеля. Он уже трезво прикидывал, куда сплавить Златку на пару ночей. С этим делом нельзя тянуть. У него как раз образовалась брешь в личной жизни, а его бывшая сокурсница явно созрела. Как хорошо все-таки, что он живет один!
Родни у Лешки в городе не было. Его мать, старшая сестра Марички,тогда еще живой, училась во Львовском университете, но его не закончила – поспешила за своим мужем, выпускником военного училища, которого направили в этот незнакомый город, большущий и неуютный, как ей тогда показалось. Она выросла в Хмельницком и не привыкла к таким просторам.
Здесь они и застряли на всю оставшуюся жизнь – Лешка, поступивший в мединститут, и брошенная мужем его мама Соня. Сыну исполнилось к этому событию всего десять лет. Спасибо паразиту-мужу, что оставил им квартиру, удирая к молодой зазнобе в соседний город. Это жилище и привязало ее к городу крепче, чем замужество. Муж как раз демобилизовался по язве желудка. И спасибо перестройке, в суете которой военкомат, где служил в чине подполковника Лешкин папа, словно забыл о квартире. Шиш бы они имели при советской власти, строго следившей за ведомственным жилищем!
После ее смерти Лешка стал законным владельцем приличной двухкомнатной квартиры – еще и в хорошем районе, где располагались почти все вузы. Получилось так, что со смертью двух сестер они со Златой остались единственными продолжателями рода – по материнской линии.
Дружбы между ними быть не могло: разница в возрасте, разный пол, разное отношение к любви, разные места обитания не сближали, а медленно отдаляли друг от друга. И то, что Лешка вдруг позвал ее, Злата расценила как первые признаки его одиночества. А во время танцев, едва глянув на брата, увлеченного однокурсницей, она поняла: надо уезжать, она мешает. Пусть хоть Лешка устроит свою личную жизнь! «Надо сказать ему: мне понравилась Светлана!» – решила Злата, в которой боролись два чувства. Ей хотелось остаться, но не хотелось огорчать Лешку. А тут еще мать Дениса старательно обходила ее взглядом, что могло означать только одно: не хочется ей даже смотреть на незваную гостью.
Наталья Борисовна успела взять себя в руки. «Ничего, – утешала она себя, наблюдая за гостями, которые уже поглядывали на часы. – Эта особа уедет. Он забудет. Мой мальчик достоин лучшего».
Громкий голос Лешки вернул Наталью Борисовну к чайному столу.
– А знаете, что моя сестрица учудила в поезде?
– И что? – спросила Раечка.
– Леша, помолчи! – нахмурилась Злата.
– Она забыла в купе самое дорогое, что есть у женщины! А что это, ребята, угадайте! Что у женщины самое дорогое?
– Подумаешь, загадка! Косметичка, – снисходительно усмехнулась Любочка.
– Как ты догадалась? – изумился Лешка.
Женщины засмеялись
– Ду-ра-чок, – отчеканила Светлана, ласково теребя хвостик на шее своей жертвы. – Это детский вопрос. Ничего дороже просто не бывает для нас – Я только во время операций косметику смываю, а так… Мусор выношу при полном параде.
– Злата, вам моя помада подойдет? – спросила Раечка.
– Эй, подруга, ты, кажется, сангигиеной сейчас зарабатываешь? – насмешливо сощурилась Светлана. – Кто ж у тебя возьмет чужую помаду?
– А у меня две! И одна – новая! – торжествующе крикнула Рая, снимая со спинки стула свою сумку. Она подкрашивала губы через каждые полчаса и с сумкой поэтому не расставалась.
– Покажи!
Рая и Любочка тут же заспешили в прихожую, к зеркалу.
Светлана взяла за руку Злату и потянула за собой. Та не сопротивлялась, хотя вся эта затея ей не нравилась. Но надо было налаживать контакт – хотя бы ради брата.
– Нет, бабы – это какие-то инопланетяне! – сказал Костя.
Денис с непонятным выражением лица издали наблюдал за этой женской возней. Он заметил, как Злата сделала отстраняющий жест, когда Любочка потянулась к ее губам – с помадой. Вот Злата взяла тюбик, глянула, пожала плечами, очевидно – не желая даже пробовать. Светлана убрала со лба Златы прядь волос. «И все норовят исправить ее облик, – подумал Денис с досадой. – Дуры какие».
Губы Злате накрасили – он видел. Но та через полминуты сняла помаду салфеткой, показав свой характер. Это понравилось Денису, но девушки вернулись к столу с недовольными минами.
Стали расходиться. Как-то сразу всем захотелось домой. На улицу вывалились компанией, а там уже разбрелись по парам. Договорились погулять первого мая в парке Шевченко, если удастся дома отвертеться от семейных планов. Все понимали, что – не удастся. У каждого были или дети, или дачи с детьми, или дачи без детей, но все равно что-то было, что привязывало к дому, а не к парку.
Только Денис, Злата, Лешка и Светлана оказались свободными от всяких обязательств.
продолжение http://www.proza.ru/2012/10/07/1591