Вниманию любителей итальянской драматургии и художественных руководителей российских театров предлагается перевод пьесы "Двойная игра Казановы", известного современного драматурга Италии - Ренато Джордано.
Пьеса пользуется огромным успехом в Риме и в Европе.
Текст печатается благодаря любезному разрешению автора пьесы, т.е. Ренато Джордано.
ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ!
По всем вопросам сотрудничества просьба обращаться непосредственно к автору перевода Валерию Попову: E-mail: mariapop@mail.ru
Р Е Н А Т О Д Ж О Р Д А Н О
Д В О Й Н А Я И Г Р А
К А З А Н О В Ы
К о м е д и я в 2 – х д е й с т в и я х
П е р е в о д с и т а л ь я н с к о г о :
В а л е р и й П О П О В
Т е л : ( 4 9 5 ) 6 3 1 . 3 8 . 6 7
E-mail: mariapop@mail.ru
Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А :
- Д Ж А К О М О К А З А Н О В А
- Л О Р Е Н Ц О Д А П О Н Т Е (либреттист опер Моцарта)
- Н Э Н С И Г Р А Л Ь (жена Лоренцо Де Понте)
- Б О Н Д И Н И (импресарио)
- М А Т О Н (служанка)
- Л Ё Д Ю К (слуга, немой)
Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е
Действие пьесы протекает в двух заезжих домах, в Оберлейтеншклорфе и Теплице,
в двух городках Богемии, в последние дни августа месяца 1792 года, где на самом деле имела место встреча либреттиста Да Понте с Казановой, который жил в те дни рядом - в замке Дюкса.
Казанова после первой встречи в Оберлейтенздорфе решил сопровождать Да Понте и Нэнси до Дрездена, но оставляет их в Теплице, после поломки экипажа.
Теплиц. Еще ночь, но начинает светать. Слышится музыка Майкла Наймана*.
ДА ПОНТЕ: Что ты теперь собираешься делать?
КАЗАНОВА: Ничего.
ДА ПОНТЕ: … А в отношении его?
КАЗАНОВА: Несчастных случаев хватает в нашей жизни… одним случаем больше или меньше, не имеет особого значения.
ДА ПОНТЕ: Знаешь, я решил тут же уехать отсюда. (Пауза).
КАЗАНОВА: Я сейчас начал писать историю моей жизни.
ДА ПОНТЕ: И, что ты нам там собираешься рассказывать?
КАЗАНОВА: Все. Одну только правду.
ДА ПОНТЕ: Правду? Если бы мне довелось писать мемуары, я бы никогда не стал писать обо всем правду. Это уж точно! Никогда! Писал бы только то, что мне было бы удобно.
КАЗАНОВА: Я в этом и не сомневаюсь. Но я пишу самому себе, Только лишь для себя.
ДА ПОНТЕ: Пусть будут прокляты эта игра, Бондини и все эти разговоры о “Дон Жуане”… Как бы я хотел, чтобы этой ночи у меня никогда не было в моей жизни.
КАЗАНОВА: (Иронично). Вчера вечером, ты не говорил подобным образом…
Меняется освещение, делается скачок назад во времени, сцена возвращается к событиям предыдущего вечера. На сцене освещаются только две фигуры: Импресарио Бондини и Казанова. Воспоминания о предыдущем вечере, будут чередоваться с нормальным ходом пьесы, пока не наступит момент повествования главной темы произведения.
БОНДИНИ: Дорогой, Джакомо! Рад тебя видеть! Уже прошло пять лет с того момента, как мы виделись с тобой в последний раз в Праге.
Какой то был прекрасный вечер! Ты, я и Моцарт! И целое море балерин!
Но время неумолимо летит. И нашего Вольфганга уже нет на этом свете.
Признаюсь тебе – меня сегодня мучает сильнейшая головная боль. Это результат общения с тем типом, Касселем, который находился со мной в карете.
Он начал разговор со смерти одного бедняги. Речь шла о нашем общем знакомом, покончившим со своей жизнью. Сказал, что тот до этого совершил какое-то преступление.
Было ли там преступление или нет, кто знает? Но каждый – хозяин своей жизни.
Хотя, правильнее сказать, только Бог является хозяином нашей жизни, не человек, так как именно Бог дает нам ее. И, если Бог нам дает ее – он ее и хозяин. Вы как думаете, тот, кто дарит нам жизнь, имеет право быть хозяином этого бесценного подарка? Но Бог не позволяет своему рабу накладывать на себя руки!
* Michael Nyman – современный композитор, написал оригинальную музыку по мотивам произведений Моцарта.
4.-
Короче говоря, после общения с этой занудой, мой дорогой Джакомо, у меня еще больше разболелась голова! Мне надо будет срочно сделать кровопускание.
Я знаю, что здесь находится маэстро Да Понте. Давайте немного попозже соберемся вместе? Старый оперный импресарио, как я, будет польщен такой компанией!
Исчезает со сцены Бондини и свет снова начинает освещать Да Понте и Казанову.
ДА ПОНТЕ: И, что ты собираешься написать об этом Эпизоде?
Появляется Нэнси, жена Да Понте.
КАЗАНОВА: Дорогая Нэнси, я вижу, что вы решили уехать, готовитесь к отъезду. Я уже все уладил.
Сломанный экипаж я продал.
Заказал почтовых лошадей.
Все готово для вашего отъезда в Дрезден.
НЭНСИ: Благодарю вас. Я так счастлива, что встретилась с вами. Мне показалось, что я вас знаю уже всю жизнь. И, наоборот, прошло всего несколько дней со дня нашей первой встречи, в той деревушки, название, которой просто так и не выговоришь.
Снова возникает сцена с Бондини, который разговаривает с Казановой, в то время как со сцены исчезают Нэнси и Да Понте.
БОНДИНИ: Как называется та деревушка, откуда вы приехали?
Оберлейтенздорф? Какое жуткое название! Джакомо, если бы мне понадобилась твоя помощь, ты оказал бы мне её? Как тогда, с теми двумя английскими Лордами… Ты помнишь те слова, что ты говорил мне? Каждую минуты в мире рождается один дурак… и два, чтобы обмануть его. Такова жизнь, друг мой.
У тебя по-прежнему сохранился тот великолепный аппетит?
Действие переносится на несколько дней назад. Мы оказываемся в Оберлейтенздорфе, в деревушке, находящейся возле замка Дюкса, где живет Казанова. Сцена разворачивается в спальной комнате заезжего дома.
МАТОН: (Молодая девушка, работающая в заезжем доме, приводит в порядок багаж Казановы). Вам доводилось кого-либо убивать в жизни?
КАЗАНОВА: Как сказать. Существует много способов убивать.
МАТОН: Не хотите ли вы этим сказать, что вы никого никогда не убивали?
КАЗАНОВА: В таком случае скажу, что да, такое было в моей жизни.
МАТОН: Да? На самом деле? Я в этом была уверена, едва взглянув на вас.
Пауза.
КАЗАНОВА: Я хотел бы тебя попросить за багаж, его надо открывать осторожно. Тебе можно доверить его?
МАТОН: Конечно. Все артисты – народ какой-то странный. Вы же артист, не так ли?
КАЗАНОВА: Нет, я не артист.
Сегодня, случайно, не приезжал, до меня, один джентльмен в сопровождении синьоры?
МАНОН: Нет. К тому же, это заметили бы вы и сами.
5.-
КАЗАНОВА: Дай мне знать, как только они появятся. И приготовь, на всякий случай, еще две комнаты.
МАТОН: (Вытаскивает из багажа Казановы колоду карт). О, да, я вижу, здесь есть и карты!
Мой отец научил меня играть в “фараона” без единого проигрыша.
КАЗАНОВА: А, ну, покажи мне, как это делается.
МАТОН: Минутку, я только подготовлю колоду.
КАЗАНОВА: Если у тебя получится, я позволю тебе взять выигрыш.
МАТОН: Спасибо. Они мне не помешают.
Я тоже скоро уеду отсюда.
Я очутилась в Оберлейтенздорфе совершенно случайно и не хочу больше задерживаться здесь надолго.
Матон манипулирует с картами.
Готово, все время будет выходить одна и та же карта. И я уверена, что вы всегда будите оставаться в проигрыше.
КАЗАНОВА: Ладно. А, ну, открой карту. Ты выиграла. Сейчас я поставлю на семерку. Молодец. Снова вышла шестерка… Однако, послушай! Я никогда не играю с теми, кто закрывает колоду рукой!
Темнота. Возвращается картина предыдущего вечера. Теперь на сцене появляется не только Бондини, но и другие персонажи. В центре размещается стол, где до этого принимали пищу. Сейчас стол подготовлен к игре.
ДА ПОНТЕ: Дорогой Бондини, и вы тоже здесь. Какая приятная встреча!
БОНДИНИ: Не нахожу слов, чтобы выразить мою радость, Маэстро! Простите, это ваша подруга?
ДА ПОНТЕ: Это моя жена, Нэнси.
НЭНСИ: Приятно познакомиться, синьор…!
БОНДИНИ: Поздравляю, поздравляю, на самом деле…
КАЗАНОВА: Я пригласил нашего друга составить нам компанию.
ДА ПОНТЕ: Надеюсь, он не откажется поиграть с нами в карты.
БОНДИНИ: Сочту за большую честь.
КАЗАНОВА: Во что мы будем играть? В “фараона”, “черного человека” или в “пикет”?
ДА ПОНТЕ: В кости. Предлагаю поиграть в кости.
Народную игру.
БОНДИНИ: Сходи за игральными костями. Только давайте, мои дорогие друзья, договоримся сразу, что будем играть на небольшие деньги.
КАЗАНОВА: Здесь нет никакой опасности, что игра будет идти по-крупному!
Игральный стол находится в полутьме. А вся остальная часть сцены освещается светом.
Да Понте и его Жена Нэнси Грааль прибывают в заезжий дом.
НЭНСИ: Какое ужасное место.
ДА ПОНТЕ: Не хуже других.
6.-
НЭНСИ: Здесь так воняет, словно мы очутились в курятнике.
ДА ПОНТЕ: Ко всему привыкаешь быстро.
НЭНСИ: Здесь повсюду грязно.
ДА ПОНТЕ: Оберлейтенздорф.
НЭНСИ: И название то, какое ужасное. А, как он?
ДА ПОНТЕ: Приедет. Если уже не приехал…
НЭНСИ: Каков он из себя?
ДА ПОНТЕ: Старый.
НЭНСИ: Он наконец-то отдаст нам те деньги?
ДА ПОНТЕ: Я у него выцарапаю их, чего бы мне это не стоило. Они у него есть, несомненно. Какая ему от них теперь польза!
НЭНСИ: Я знаю, меня тут же стошнит, как только я увижу его. Неприятный тип.
Мне будет стоить несомненного труда, переносить его.
Жду не дождусь, когда мы отправимся в Дрезден.
Входит Матон.
МАТОН: Пожалуйста, пройдите сюда, господа.
Темнота. Снова включается свет над игральным столом в Теплице.
КАЗАНОВА: Нэнси, прошу вас.
Усаживает Нэнси за стол
ДА ПОНТЕ: Было любопытно очутиться в этой богом забытой деревушке!
БОНДИНИ: Мы столько с тобой ездим по свету, что уже нечему нам удивляться. К тому же в Теплице есть почтовая станция.
КАЗАНОВА: (Обращается к Нэнси). Бондини – театральный импресарио. Курировал первую постановку “Дона Жуана” Моцарта в Праге.
НЭНСИ: А… понятно.
ДА ПОНТЕ: Кто начинает?
БОНДИНИ: Вам выпала эта честь.
ДА ПОНТЕ: (Бросает кости). Три – четыре. Итого – семь.
БОНДИНИ: Теперь моя очередь. Шесть.
ДА ПОНТЕ: Тааак! Я выиграл!
КАЗАНОВА: Сегодня вечером фортуна благоволит к тебе.
Над столом нависает темнота, в то же самое время заезжий дом в Оберлейтенздорфе освещается светом. В начале на сцене находится только девушка по имени Матон, затем также появляется Казанова.
МАТОН: Они прибыли.
КАЗАНОВА: Сколько их там?
МАТОН: Трое. Мужчина, девушка, которая очень красивая, и один молодой человек, который управляет экипажем. С ними багаж – два кожаных баула. Синьор – обычного типа, она же – необыкновенная красавица.
7.-
КАЗАНОВА: В таком случае, это опасно… для нее.
МАТОН: Опасно в чем?
КАЗАНОВА: Быть необыкновенной красавицей. Жила-была как-то в Античной Греции одна принцесса по имени Персефона. Однажды в ее краях появился старый кавалер. Он подарил ей плод граната и затем похитил ее.
Следует пауза, словно Казанова забыл о том, что рассказывает Матон историю.
МАТОН: И, что было потом?
КАЗАНОВА: Безутешная мать Персефоны пролила столько слез, что злой Бог Тьмы сжалился над ней и вернул ей красавицу-дочь.
А, теперь, хватит, объяви-ка им о моем присутствии.
Темнота. Светом освещается только стол.
БОНДИНИ: Я бы хотел попробовать еще.
ДА ПОНТЕ: (Бросает кости и снова выигрывает). Игра сделана! Преклоните колени и воздайте мне хвалу! Деньги выигрывает тот, кто смел!
КАЗАНОВА: Здесь не обойтись без вина. Хорошего молодого вина!
БОНДИНИ: Теперь буду бросать я. Одиннадцать! Мне очень жаль вас, мой дорогой друг, но на этот раз выиграл я.
ДА ПОНТЕ: Оставим на кону все деньги!
БОНДИНИ: Ты, что собираешься проигрывать и дальше? Что до меня, мой дорогой друг, то я не возражаю.
На кону остается шестьдесят золотых цехинов. Поборемся за них вдвоем!
КАЗАНОВА: (Встает из-за стола). Как раз я собирался сказать, что я – пас.
ДА ПОНТЕ: Это видно и так!
Освещение меняется, и возвращается предыдущая сцена.
ДА ПОНТЕ: Дорогой мой друг, как мне приятно снова видеть тебя!
КАЗАНОВА: И мне тоже.
Следует небольшая пауза, во время которой Да Понте и Казанова обнимаются.
ДА ПОНТЕ: Я нахожусь здесь, так как очень хотел увидеть тебя.
КАЗАНОВА: А, кто будет это прекрасное создание?
ДА ПОНТЕ: Моя жена…
КАЗАНОВА: Жена… (Подмигивает, одобряя выбор друга). Поздравляю.
ДА ПОНТЕ: Я так счастлив, что могу по-прежнему рассчитывать на твою дружбу. (Говорит голосом человека, знающего себе цену). Я тебе очень признателен за все твои советы, прогнозы, пророчества, поздравления и за все то, что ты мне пишешь всегда с такой щедростью.
НЭНСИ: (Со скучающим видом). Приятно было познакомиться. Ваша покорная слуга.
КАЗАНОВА: (Смотрит на Нэнси). Нет, не слуга. Я больше не являюсь хозяином ничего. И никого.
НЭНСИ: Какая галантность! Такое можно было услышать только в старые времена!
8.-
Я оставлю вас с моим мужем, наедине с вашими разговорами. Ведь, вы уже давно, как не виделись друг с другом. Мое почтение, синьор…! (Удаляется из помещения).
КАЗАНОВА: (Смотрит ей вслед). Откуда вы следуете?
ДА ПОНТЕ: Из Триеста.
КАЗАНОВА: Прямо из Триеста?
ДА ПОНТЕ: (Отвечает без запинки). Нет, мы сюда приехали, до этого побывав в Праге.
КАЗАНОВА: В Праге?…
ДА ПОНТЕ: Да… (чувствуется легкая заминка в ответе).
Мне бы очень хотелось побывать в Париже.
Этот город должен стать конечной целью нашей поездки.
КАЗАНОВА: По всей видимости, в Праге ты сумел вновь повидать всех своих старых друзей.
Тебя там, наверно, встретили с триумфом, учитывая твои заслуги перед этим городом…
ДА ПОНТЕ: Да, довольно-таки сердечно. (Старается переменить тему разговора).
Как тебе показалась моя молодая жена?
Мы поженились с ней в Триесте.
КАЗАНОВА: Поженились? Католический священник и молодая протестантка?
ДА ПОНТЕ: (Решительно). Да, поженились. Поженились. К тому же, она не совсем протестантка.
Надо сказать, ты выглядишь совсем неплохо.
КАЗАНОВА: Не могу сказать, что мне хорошо. Чувствую себя уже старым. И вижу, как ко мне все ближе подплывает лодка Каронта. (По греческой мифологии Карнт увозит на тот свет души умерших).
ДА ПОНТЕ: Возможно,… Меня утешает то, что ты все еще держишься, по крайней мере, что касается зрения, и можешь еще различить на приличном расстоянии Каронта, с его лодкой, направляющейся в твою сторону.
КАЗАНОВА: (Улыбается).
ДА ПОНТЕ: Пожалуй, тебе надо будет уделять больше внимания своему здоровью.
Немного не вытягиваешь на всемирно известного “Казанову“! А, что, граф Вальдштейн, он здесь, в замке? Он в свое время взял у меня в долг 200 форинтов?
КАЗАНОВА: Нет, он в Лейпциге.
ДА ПОНТЕ: Могу рассчитывать только на помощь моего друга. Ты мне чем-нибудь сможешь помочь?
КАЗАНОВА: Как твой кошелек?
ДА ПОНТЕ: (Недовольно). Он у меня почти пуст. (Следует небольшая пауза).
Кстати, ты еще помнишь о своем старом долге, о тех деньгах, что я одолжил тебе в Вене, на оплату твоего жилья в Грабене*?
КАЗАНОВА: Да. И я тебе до сих пор за это очень признателен.
ДА ПОНТЕ: 380 форинтов. Эти деньги ты мне до сегодняшнего дня так и не вернул.
КАЗАНОВА: Еще бы. Как можно забыть те памятные дни, что мы провели в Вене!
ДА ПОНТЕ: Ты думаешь, что ты можешь погасить мне тот долг? Как ты уже догадался, мне нужны деньги на мой вояж, который предвидится длинный и весьма неопределенный.
КАЗАНОВА: Сколько у тебя сейчас с собой денег?
ДА ПОНТЕ: Наберется семьсот-восемьсот цехинов. Но и те - не все мои. Должен быть очень внимателен с ними.
КАЗАНОВА: Как бы то ни было, это не мало, но осторожность не помешает, деньги кончаются быстро.
* Грабен – район Вены.
9.-
В этот момент появляется Матон.
МАТОН: Комнаты синьоров приготовлены на ночь.
Следует пауза, после чего Матон покидает помещение.
КАЗАНОВА: Ты бы не хотел провести немного времени в компании с этой девушкой?
ДА ПОНТЕ: Конечно же, но мне не показалось, что ей хочется задерживаться в этих краях надолго.
Снова возвращаемся к сцене в Теплице, с игральным столом, освещенным светом, где игра набирает темп.
ДА ПОНТЕ: Повремени немного бросать кости.
Нэнси, подойди ко мне, пожалуйста, поближе. Пусть твое присутствие принесет мне удачу.
КАЗАНОВА: Кто счастлив в любви, тому не везет в игре.
После этого вступления, Бондини бросает кости.
ДА ПОНТЕ: Поговорка не оправдалась, я выиграл!
БОНДИНИ: Поздравляю! За твой двойной успех!
ДА ПОНТЕ: Никто не может побороть чувства зависти, увидев подобную женщину! Вы ее еще не видели голой. Тело у нее еще красивее, чем лицо.
КАЗАНОВА: Я не сомневаюсь в этом. Сейчас, впервые в своей жизни, ты не рассказываешь нам сказки.
ДА ПОНТЕ: Ясное дело, что не рассказываю сказки.
А, ну, подними юбку, мое сокровище, покажи им свои ножки, чтобы у них было настоящее представление…
НЭНСИ: Что это тебе влетело в голову?!
ДА ПОНТЕ: Делай то, что я тебе говорю. Покажи им свои ножки.
Нэнси задирает наверх свою юбку, делая это быстро и одновременно немного смущаясь.
КАЗАНОВА: Великолепно.
БОНДИНИ: Мои поздравления.
КАЗАНОВА: Вы больше не играете?
БОНДИНИ: (Возбужденный). Нет, нет. Я готов сыграть на всю сумму, что у нас сейчас находится на столе.
ДА ПОНТЕ: А у тебя есть деньги?
БОНДИНИ: У меня есть еще сто флоринов. Если я их проиграю, то я тебе останусь должен еще сорок.
ДА ПОНТЕ: Нет, ничего не поделаешь, я не играю на слово.
Фортуна может отвернуться от меня.
10.-
БОНДИНИ: В таком случае я могу поставить на кон эти часы.
ДА ПОНТЕ: Идет.
КАЗАНОВА: (Обращается к Нэнси). Отойдем от них немного в сторонку.
Меняется свет и возвращается другая сцена. Ночь. Казанова не спит, освещаемый лунным светом, проникающим в комнату из окна. Он – один, затем появляется Матон и приближается к нему.
МАТОН: Что это может значить?! Ваш друг и его жена спят в разных комнатах!
КАЗАНОВА: Моему другу постоянно не везет в любви.
МАТОН: Он уже пытался сделать мне предложение заняться любовью.
КАЗАНОВА: (Обнимает девушку). И, как ты?
МАТОН: Он меня ничуть не заинтересовал.
КАЗАНОВА: (Ласкает Матон руками, после чего целует). Что делает в этом месте такая девушка, как ты?
МАТОН: Где только мне уже не довелось побывать до этого. Я была уже и в Дрездене, и в Праге, и в Брюле. Сейчас я нахожусь здесь, но не задержусь надолго.
КАЗАНОВА: Знаешь, он заслуживает того, чтобы его кто-нибудь утешил.
МАТОН: К тому же, у него больные зубы. (Целует страстно руки у Джакомо).
КАЗАНОВА: Зато – он молод. И является известным артистом.
Следует небольшая пауза.
МАТОН: Ладно. Я могу идти?
КАЗАНОВА: (По-прежнему лаская Матон). Да.
Матон направляется к выходу. Смотрит на него. Он улыбается ей. Наконец, она выходит из помещения.
После этого Казанова встает, зажигает свечу и принимается раздеваться. За его спиной появляется Нэнси. Он тут же оборачивается.
НЭНСИ: Стало быть, это и есть тот знаменитый Казанова.
Конечно, видеть вас в такой момент…
КАЗАНОВА: Не знаю, чем я обязан такой славе.
НЭНСИ: Это совершенно естественно, что годы берут своё.
Казанова смотрит на Нэнси, улыбается ей многозначительно, но не отвечает ей на ее слова.
НЭНСИ: С каких времен вы знакомы с моим Лоренцо?
Вот уже много лет, как Венеция…
КАЗАНОВА: Я бы охотно направился туда, если бы был уверен, что Лоренцо оправдают от тех абсурдных обвинений.
Именно так и есть – от “абсурдных обвинений”.
11.-
Как можно так преследовать священника, за неудачно оброненное словцо, за небольшую оргию с доступными женщинами, за незаконнорожденного сына или же за содом устроенный с какими-нибудь семинаристами?!
НЭНСИ: (Не скрывает своего отрицательного отношения к словам Казановы и собирается уйти). Я вас оставлю. Спокойной ночи.
КАЗАНОВА: Я делаю все возможное, чтобы помочь ему вернуться в Внецию, вместе с моим другом Дзагури. Появилась надежда на то, что дело против него будет закрыто.
Нэнси задерживается и передумывает уходить.
НЭНСИ: Вы, наверно, подумали, что я такая же непутевая, как и все другие женщины.
КАЗАНОВА: Кто-то, возможно, мог бы так и сказать, поскольку многим представляется, что женщины мыслят, прежде всего категорией своего передка.
НЭНСИ: Вы тоже относитесь к ним?
КАЗАНОВА: Ничуть нет! Некоторое время тому назад я написал одну книгу, в которой, аргументировано, опровергаю благородные тезисы двух ученых медиков из Болоньи по этому вопросу.
НЭНСИ: И какой такой аргументацией?
КАЗАНОВА: Той аргументацией, что я как никак разбираюсь немного в женщинах.
И отвожу им то место в жизни, которое они заслуживают.
НЭНСИ: Хитрец!
КАЗАНОВА: Мне кажется ваше суждение неполным. (Вытаскивает из кармана пузырек).
НЭНСИ: Это что?
КАЗАНОВА: Лауданум, против болей в желудке. В моем возрасте без него уже не обойтись. Служит своеобразным фильтром.
НЭНСИ: Это еще как сказать. Не всегда.
Нэнси первый раз за время общения с Казановой начинает смотреть на него с интересом. В то время как сцена начинает погружаться в темноту.
Снова на сцене появляется игральный столик, освещенный светом. За ним находятся только Да Понте и Бондини, продолжающие свою игру.
БОНДИНИ: Готово. Я это предчувствовал. Я победил.
ДА ПОНТЕ: Но игра еще не окончена. Я попрошу тебя оставить деньги на столе.
БОНДИНИ: Как? Ты еще собираешься продолжать игру?
ДА ПОНТЕ: Да.
БОНДИНИ: Ты, наверно, хочешь, чтобы я забрал у тебя все деньги, которые я заплатил тебе до этого за “Дон Жуана”?
ДА ПОНТЕ: (Бросает кости и все снова проигрывает). Черт подери! Нет, я буду играть еще!
Снова на сцене появляется заезжий дом. Казанова по-прежнему находится в своей комнате, в темноте. Продолжение все той же ночи. К нему входит Да Понте.
ДА ПОНТЕ: Сегодня ночью я полностью доволен собой.
КАЗАНОВА: Находишься в покое с самим собой и своими чувствами.
12.-
ДА ПОНТЕ: Знаешь? (Смотрит вопросительно на Казанову)
КАЗАНОВА: Да, я за вами подглядывал.
ДА ПОНТЕ: Пока мы занимались всем этим?
КАЗАНОВА: Я бы сказал, у вас там все неплохо получалось. А какие позиции…, в особенности, когда она находилась у тебя сверху…
ДА ПОНТЕ: Как ты можешь позволять себе такое?
КАЗАНОВА: Могу, так как это я решил ее послать к тебе и немного тебя утешить.
ДА ПОНТЕ: Только я тебя попрошу, чтобы Нэнси об этом ничего не узнала, а то… (Строго).
КАЗАНОВА: А то, что? (Наступает небольшая пауза). Ты помнишь, как, тогда в Праге, ты вызывал к себе колокольчиком ту молодую шестнадцатилетнюю девушку…
ДА ПОНТЕ: У меня тогда постоянно стояла на столе справа бутылка токайского вина, а слева лежала шкатулка с табаком из Севильи…
КАЗАНОВА: И тебе надо было работать над тремя либретто одновременно… По ночам ты писал для Моцарта и читал главу “Ад” из Божественной комедии Данте, по утрам же начинал писать для Мартини и штудировать “Рай”, а по вечерам уже работал на Сальери…
И все ночи проводил в компании с той девчонкой.
ДА ПОНТЕ: У меня не было особого желания заниматься любовью с нею, но когда она наклонялась и принимала какую-нибудь уж очень соблазнительную позу, я не мог удержаться… Ты тоже, безусловно, внес свой вклад в это, советуя мне не противиться моим чувствам…
КАЗАНОВА: И, как результат этого, изучение “Ада”, словно по волшебству, начинало успешно продвигаться вперед.
ДА ПОНТЕ: Это было каким-то чудом… Вино, секс, и даже лауданум - все имело место.
КАЗАНОВА: И, прежде всего, “Дон Жуан”…
ДА ПОНТЕ: “Дон Жуан”!
КАЗАНОВА: Нет, Нэнси ни о чем не узнает. Тем более что я, пока вы занимались любовью, ей на время составил компанию. Нет, можешь быть спокойным.
Следует небольшая пауза.
ДА ПОНТЕ: Почему ты решил послать мне в постель эту девчонку? С тем, чтобы остаться наедине с Нэнси? Гениальная идея: я занимаюсь любовью с малышкой, а ты похищаешь тем временем у меня мою женщину.
КАЗАНОВА: Чтобы организовывать нечистые дела, нужны места темные… Ты – пьян.
ДА ПОНТЕ: А ты – накачал себя наркотиками.
КАЗАНОВА: Время от времени я задаю себе один и тот же вопрос – чем была бы для меня моя жизнь, если бы мне не влетела в голову идея вернуться вновь в Венецию…
ДА ПОНТЕ: Что я в тебе не переношу, так это то, что ты думаешь, что, чем не занимайся или занимайся, а в будущем все будет наоборот…
КАЗАНОВА: Я чувствую себя старым.
ДА ПОНТЕ: И, что из того?
КАЗАНОВА: Да, так. Ничего. Тем более, что и ты выглядишь не лучше меня.
ДА ПОНТЕ: Возможно, но только немножко. Но, чтобы не огорчать тебя, соглашусь с тобой.
КАЗАНОВА: У тебя нет сердца.
13.-
ДА ПОНТЕ: Да, у меня нет сердца. Это так, у меня, его нет.
Или же, правильнее сказать, у меня есть только мое сердце и мне его достаточно.
КАЗАНОВА: Но тогда ты, может, мне ответишь, что у нас такая дружба с тобой.
ДА ПОНТЕ: Можно сказать – дружба на паритетных началах…
КАЗАНОВА: Дорогой друг, сейчас происходит в мире что-то ужасное. Настали, и в самом деле, мрачные времена.
ДА ПОНТЕ: Нет, нет. Я с этим не согласен. Подобные слова можно было слышать от людей во все времена.
Не думай, что у нас дела обстоят хуже, чем у других.
Не бери это в толк.
КАЗАНОВА: Если, так и говорят во все времена, это не означает, что всё надо пускать на самотек.
Это означает лишь только то, что уже испокон веков дела идут подобным образом.
ДА ПОНТЕ: Послушай, это не времена сейчас мрачные, а ты сам.
Ты это знаешь? Тебе это понятно?
Ты сам!
КАЗАНОВА: Я ухожу.
ДА ПОНТЕ: Будет тебе, почему ты вдруг решил уйти? Ты, что, боишься со мной разговаривать? (Казанова останавливается при этих словах).
Я сейчас написал новые стихи, некоторые из них я посвящаю твоему графу Вальдштейну.
Надеюсь, что мои октавы произведут на него положительный эффект, и он сможет одолжить мне деньги, в которых я сейчас так нуждаюсь. “Мой кошелек стал худым, гардероб бедным, а ларец с деньгами пустым. Часы стали моим последним ресурсом”.
Что ты на это скажешь?
КАЗАНОВА: Попал в самую точку.
ДА ПОНТЕ: “Мое падение настолько серьезное, что, если ты мне не поможешь, меня ждет неминуемая смерть”.
КАЗАНОВА: В твоей фразе еще что-то недостает.
ДА ПОНТЕ: Что именно?
КАЗАНОВА: “Не приложу ума, где мне еще можно добыть денег, если не позволю моей жене наставлять мне рога”.
ДА ПОНТЕ: Эта шутка мне совсем не нравится.
КАЗАНОВА: Это не шутка, а совет.
ДА ПОНТЕ: Смотри у меня, а то я раскрашу тебе хорошенечко лицо.
КАЗАНОВА: Попробуй.
ДА ПОНТЕ: Я намного моложе тебя.
НЭНСИ: (Входит в комнату). Прекращайте! Нашли момент, чтобы ссориться!
Вам что, больше нечем заняться?
КАЗАНОВА: Подумай над моим предложением, и обязательно включи мои строфы в твои стихи. Я тебе всегда давал прекрасные советы… поэтические.
ДА ПОНТЕ: В Венеции мы тоже ссорились, потому что ты всегда критиковал мои стихи.
Я думал, что со временем ты изменишься.
КАЗАНОВА: Хотел бы знать - мое мнение еще стоит чего-нибудь или нет? (Казанова и Да Понте смотрят враждебно друг на друга и молчат).
14.-
НЭНСИ: Мой Лоренцо уже имел возможность продемонстрировать свои способности на деле, и ни один раз. Ему больше ничего не надо доказывать.
КАЗАНОВА: Безусловно. Например, в своем шедевре “Дон Жуан”, музыку к которому написал маэстро Моцарт.
НЭНСИ: Точно. Его либретто просто великолепно.
ДА ПОНТЕ: Джакомо, это знает. Он мне оказал несомненную помощь, написав несколько частей под мою диктовку, и, дав мне ряд небольших идей. Кроме того, он внес небольшие корректировки в мой окончательный текст.
КАЗАНОВА: Вижу, память тебе не изменяет. Также и в том, что касается “небольших идей”.
НЭНСИ: Стало быть, и вы тоже были в те дни в Праге?
КАЗАНОВА: Да. Я имел счастье присутствовать на премьере этой великой оперы.
ДА ПОНТЕ: (Несколько смущенный). Мне, наоборот, пришлось еще до ее премьеры вернуться в Вену. Туда меня вызвал к себе Сальери. Но я оставил там, в Праге, своего достойного заместителя.
КАЗАНОВА: … В тени.
НЭНСИ: В принципе, тот Дон Жуан немного похож на портрет, который сложился о вас в представлениях многих людей.
КАЗАНОВА: О, эти люди… Что только они не придумают, есть и такие, кто говорит, что я участвовал и в написании самой оперы. Если ты поинтересуешься в Праге на этот счет, тебе ответят именно то, что я только что сказал тебе.
ДА ПОНТЕ: В таком случае, ты думаешь, что мне удастся получить деньги в долг, или хотя бы возвратить те деньги, что ты мне должен? Вена меня вскоре снова примет триумфатором, но пока у меня только одна цель, мне нужно, как я уже тебе об этом говорил, ехать непременно в Париж.
КАЗАНОВА: В Париж… Но там сейчас идет революция! Что ты там будешь делать там, в Париже? Уж лучше ехать в Лондон.
ДА ПОНТЕ: Ты постарел и перестал идти в ногу со временем. Сейчас рождается новый мир, и в Париже снова как никогда жизнь бьет ключом.
КАЗАНОВА: Поступай, как знаешь. Но во Франции сейчас для итальянской оперы нет места.
ДА ПОНТЕ: Я буду писать им на французском языке.
КАЗАНОВА: Может, тебе стоить поменять профессию?
Я советую тебе стать платным доносчиком полиции. Это было бы для тебя идеально.
Ты мог бы сообщать ценную информацию относительно определенных событий и персон из Австрии и Венеции.
Иногда и это можно сочинить, а не только писать либретто. Большой разницы в этом нет.
ДА ПОНТЕ: Я не знаю, куда ты клонишь, но я не хотел бы быть каким-нибудь козлом отпущения.
И тем более заниматься не присущей мне работой.
Посоветуй мне, что-нибудь другое.
Следует небольшая пауза.
КАЗАНОВА: Нэнси, если бы тебе пришлось выбирать, кто из нас двоих, по-твоему, более похож на Дон Жуана или Лепорелло, чтобы ты ответила?
НЭНСИ: Это что, розыгрыш? Или провокация?
15.-
Меняется картина на сцене, мы снова оказываемся в Теплице и следим за игрой
ДА ПОНТЕ: Я выиграл. Мы обменялись любезностями.
БОНДИНИ: Если кто-то не умеет играть, то ему лучше не садиться за стол.
Он должен сочинять только свои стихи.
ДА ПОНТЕ: Держи себя, пожалуйста, в рамках приличия, мой дорогой друг. Мои деньги также хороши, как и твои.
БОНДИНИ: Что твои деньги хороши – я в этом не сомневаюсь. Но так ли хороша и твоя фортуна – это большой вопрос!
И что в тебе нашла такого, эта женщина, просто уму непостижимо!
ДА ПОНТЕ: Я думаю, что её сразило мое очарование!
БОНДИНИ: Если Бог займет нейтральную позицию в нашей игре, и не станет помогать тебе, тебе останется только одна доля – всегда проигрывать. (Бросает кости). Бог занял нейтральную позицию!
На сцене появляются, Нэнси и Казанова. Они уединяются в сторонку от посторонних глаз.
КАЗАНОВА: Почему ты позволяешь так командовать собою?
НЭНСИ: Я делаю то, что от меня требуется – занимаюсь любовью!
КАЗАНОВА: Ты что, готова исполнять все, что он от тебя потребует?
НЭНСИ: Да, до тех пор, пока будет длиться любовь. Любую вещь. (Смотрит на Казанову с вызовом).
КАЗАНОВА: За этим что-то скрывается?
НЭНСИ: Может быть! Но вы этого никогда не узнаете.
КАЗАНОВА: Когда-то женщины то же самое делали и для меня. Но время проходит, стареешь, и в начале замечаешь, что удовольствие, которое ты получаешь от любви, на самом деле ни такое живое и впечатляющее, каким бы ты мог предположить его до этого.
Затем все чаще начинают давать о себе знать небольшие симптомы. Так, после длительных любовных игр, нарушается сон, и ты уже не высыпаешься, как раньше.
За столом, если прежде любовь вызывала у тебя дикий аппетит, то теперь – наоборот, чувствуется отсутствие какого-либо аппетита. Кроме того, замечаешь, что ты больше не привлекаешь прекрасный пол с первого взгляда, и что тебе все больше приходится делать ставку только на свое красноречие.
И, наконец, ты видишь, как выбор женщин все чаще падает на твоих молодых соперников,
в то время как тебе все чаще приходится слышать, как люди говорят о тебе – “Этот мужчина в возрасте…”.
Ха-ха! Жар, потухший в моем теле, делает мое кадило жалким…
НЭНСИ: (Смотрит в направлении игрального стола). Я очень обеспокоена за Лоренцо.
КАЗАНОВА: Он проиграет. Обязательно проиграет. Слишком нервозен. Один такой нервный игрок уже в свое время проиграл.
НЭНСИ: По каким признакам можно догадаться, что он крайне нервозен?
КАЗАНОВА: Взгляни на его руку. Он продолжает играть пальцами со своим кольцом.
Его противник, это прекрасно понимает и обретает уверенность в себе.
В такой ситуации можно только проигрывать.
16.-
НЭНСИ: Если бы я вам призналась, что я так желаю вас, вы бы поверили моим словам?
КАЗАНОВА: Когда тебе нравится получать удовольствие, не следует много философствовать, если не хочешь потерять эффект.
НЭНСИ: Стало быть, да?
КАЗАНОВА: Я не сомневаюсь в том, что смогу доставить тебе удовольствие, даже, несмотря на разницу в наших годах! (На губах Нэнси появляется улыбка). И должен признаться, что мне очень жаль… но я не собираюсь попасться на твою уловку!
НЭНСИ: Вы, действительно, очень интересный человек.
КАЗАНОВА: Осторожно… Возьми это. (Дает ей монету).
Закрой руки, плотно-плотно. Знаешь эту игру? Мне надо будет отгадать, в какой руке ты прячешь монету. (Нэнси выполняет то, что ей велел сделать Казанова).
В этой руке! (Нэнси открывает руку и оказывается, что Казанова отгадал, в какой руке скрывалась монета).
Ну, что, видела?! Я отгадал! Давай попробуем снова… Теперь в этой! Даже, если повторить всё сто раз, я определю в какой руке лежит монета все сто раз.
НЭНСИ: Как вам это удается?
КАЗАНОВА: Это мне подсказываешь ты сама, едва уловимым движением своих глаз.
НЭНСИ: Но тогда, как быть?
КАЗАНОВА: Как быть… То, о чем мы думаем, то, что мы желаем – мы можем осуществить или нет… Но мы не можем скрывать этого.
Снова действие пьесы смещается в Оберлейтенздорф. В темноте постепенно выплывает освещаемая светом кровать. На сцене протекают события новой ночи. Да Понте и девушка находятся на кровати.
ДА ПОНТЕ: Иди ко мне, попробуем еще раз, сверху…
МАТОН: Нет, на этом хватит, я больше не хочу.
ДА ПОНТЕ: Как? Это невозможно! Я еще нахожусь в возбужденном состоянии.
МАТОН: Что случилось с твоими зубами?
ДА ПОНТЕ: Один проклятый доктор, чтобы отомстить мне, за то, что я соблазнил его возлюбленную, прописал мне обрабатывать воспалившиеся у меня десны сильнодействующим раствором. В результате я испортил себе все зубы.
На, выпей. (Предлагает Матон выпить вина).
МАТОН: Хватит, не надо.
ДА ПОНТЕ: Я сам знаю, когда хватит…
МАТОН: Я уже сказала - нет.
ДА ПОНТЕ: Позволь мне… (Собирается поцеловать ее).
МАТОН: Мне не нравится целоваться с тобой.
ДА ПОНТЕ: Посмотрим, кто здесь принимает решения.
МАТОН: Ты мне делаешь больно.
Отпусти меня, прошу тебя. Ааххх…
Да Понте хватает девушку за горло. В этот момент в комнате появляется Казанова.
КАЗАНОВА: “Nocet empia dolore voluptas”.
Ну, что, убей ее. Она отказала тебе. Чего ждешь!? В этом тоже есть своя прелесть. Испытай удовольствие до конца.
17.-
ДА ПОНТЕ: (Оставляет в покое девушку). Будь ты проклят! Но, что это со мной происходит… Я весь мокрый от пота… О, боже!... Если бы кто-нибудь только знал, как у меня буквально горит тело. Если бы я так поступил с тобой так, как ты поступаешь со мной, я был бы проклят тобою навечно.
КАЗАНОВА: Ха-ха. Стало быть, ты веришь в Бога!?
ДА ПОНТЕ: Как никак, но я все же священник.
КАЗАНОВА: Не смеши людей. Ты меньше всего сейчас похож на него.
Жду ответа на мой вопрос.
ДА ПОНТЕ: Я верю в существование Дьявола.
КАЗАНОВА: Если ты веришь в Дьявола, значит, веришь и в Бога.
ДА ПОНТЕ: Я часто взывал к Богу, когда мне нужна была его помощь, но никогда не получал от него ответа.
КАЗАНОВА: Если бы так легко решались все проблемы, было бы очень просто. Если есть Зло, должно существовать и Добро.
ДА ПОНТЕ: Мне часто снится один и тот же сон. Я выхожу из моего Оперного Театра. Нахожусь в нервном состоянии, и иду по улицам быстрым шагом, насколько это возможно, поскольку земля покрыта снегом. Неожиданно я оказываюсь перед одним домом, вхожу в него, и там, на кровати, обнаруживаю, лежащей на кровати, молодую, беременную женщину, совершенно нагую. Я приближаюсь к ней, поворачиваю ее к себе за плечи. Затем, прежде чем лечь на нее, я оборачиваюсь и вижу за моей спиной человека, которого я до этого не заметил. Этот мужчина, находясь на расстоянии, начинает разговаривать со мной и говорит мне такие слова: “Ты предпочитаешь Эбе или Ганимеда?” или же… “Но ты, разве, не говорил мне, что ты будешь любить ее только как дочь?”.
Я приближаюсь к нему, чтобы понять, кто он есть, но, прежде чем подойти к нему, я начинаю вращаться словно мотовило.
Я уверен, что это Дьявол, и, что у этого Дьявола именно твое лицо, хотя я пробуждаюсь от этого сна раньше, чем успеваю окончательно разглядеть его лицо. Не понимаю. Зачем я заехал сюда, к тебе. Все равно от тебя ничего невозможно добиться путного.
Собирается взять девушку с кровати и уйти вместе с ней.
КАЗАНОВА: Нет. Она принадлежит только мне.
Поскольку в наших отношениях с ней нет ничего серьезного.
Ты что, ничего не слышал? Она – маленький подарок судьбы для тех людей, которые не ищут ничего серьезного в своих любовных похождениях. И для людей, у которых нет жен.
ДА ПОНТЕ: Ты, никак, изволил шутить…
МАТОН: О чем вы там переговариваетесь?
КАЗАНОВА: О том, кому надо заниматься с тобой любовью. Я придерживаюсь той точки зрения, что я могу это делать. А он - нет. У него серьезные отношения с женой, и он должен беречь свою любовь.
ДА ПОНТЕ: Мы это еще посмотрим, кто может, а, кто нет, жалкий ублюдок.
КАЗАНОВА: Можешь и не помышлять об этом!
ДА ПОНТЕ: Ты, как всегда, в своем амплуа. Но ты не успеешь оглянуться, как я обкручу тебя вокруг пальца.
КАЗАНОВА: Неблагодарный! Я не мог оказать тебе лучшей услуги, дав тебе этот совет.
ДА ПОНТЕ: Хватит, так-то я тебе и поверил.
18.-
КАЗАНОВА: И сделал я это для твоего же блага. Когда-нибудь ты мне за это еще будешь благодарен.
ДА ПОНТЕ: Вот что - я тотчас же прикажу собрать мне мои чемоданы и тут же уезжаю отсюда. (Одевается и быстро удаляется из комнаты).
МАТОН: (Все еще не может прийти в себя). Я познакомилась со священником, который знался с Дьяволом. Он мне рассказал, что как-то Дьявол взобрался на его кровать, и между ними произошла сумасшедшая борьба. В этой схватке они, похоже, надавали друг другу порядком тумаков.
КАЗАНОВА: Ты веришь в Ад и Рай?
МАТОН: Да, а как же ещё!
КАЗАНОВА: Тогда тебе, должно быть, не просто грешить.
МАТОН: Я знаю, что Бог милосерден ко мне.
КАЗАНОВА: Тебе плохо?
МАТОН: Нет. А ты, ты веришь в Бога?
КАЗАНОВА: Несколько ночей тому назад я глубоко спал и вдруг вижу сквозь сон, как в комнату врывается свет, в котором парят передо мной чьи-то глаза, уши, губы, носы, ноги, руки, генитальные органы обеих полов и другие части человеческого тела. Они кружились в световой массе, ослепляющей мои глаза, без остановки, но перемещались неравномерно, поскольку часто сталкивались друг с другом и меняли направление своего движения, со скоростью и ускорением, пропорциональной их массам.
Игра, производимая этим явлением, вводила меня в экстаз, мне казалось, что она исходит непосредственно от этих вращающихся небольших предметов…
Опьяненный наслаждением, я жадно ловил глазами происходящее и вслушивался в этот спектакль, и не смог удержаться от восклицания: О, Боже! Бог ты мой! Какое только это
наслаждение! Что это такое, то, что я вижу? И эта масса мне ответила: “Ты видишь Бога!”
МАТОН: Но бога невозможно видеть!
КАЗАНОВА: Глазами, то есть материально, конечно, нет. Но ощутить можно!
МАТОН: Единственно, что я поняла из разговора с тобой, так это то, что ты потребляешь много лаудания. От него могут быть всякие галлюцинации.
Казанова улыбается.
КАЗАНОВА: (Нежно трогает руками Матон). Ты в моем представлении - этакий чудесный, маленький резервуар со святой водой, предназначенный для потех Дьявола!
МАТОН: Но, с другой стороны, иногда ты видишь сны, которые ничего не означают. Так, по крайней мере, они мне представляются. Случается и так, что в нашу голову влетают всякие вещи, совершенно не подконтрольные нам. Влетит такая штука в голову, и никто в мире не может ответить, откуда она взялась и почему.
Как, например, в тот раз, когда мне приснилось, что меня похитил какой-то мужчина и запер меня на ключ в комнате огромной башни замка, всего лишь с одним небольшим окошком, из которого можно было видеть вокруг только море и на горизонте волшебный остров с красивыми деревьями, усеянный гранатовыми кустами с плодами. Когда я рассказала об увиденном сне маме, та мне сказала, что мне приснилась всего лишь
19.-
история, которую мне когда-то рассказывали в детстве. Сны не более странная штука, чем сама жизнь. В некоторых случаях они часто не сбываются даже наполовину. Это любила повторять моя матушка. Когда она умерла, мой отец взял привычку насвистывать дома. Насвистывал какой-нибудь мотив и страшно фальшивил. Казалось, что это был свист Дьявола.
После этого, в церкви, мы ощущали себя побитыми собаками.
Наоборот, у парня, который пел церковные песни, был прекрасный голос.
Звонкий, великолепный. Он пел в церкви один, без сопровождения органа или другого инструмента. Слышался только его голос. И мы все начинали плакать. Священник тоже
рассказывал нам много всяких историй, в том числе и интересных, но… они не были столь проникновенными. И наоборот, когда тот парень, принимался петь в глубине церкви, мы, не уловив даже слов его песен, но, слыша его звонкий голос, красивый и печальный, человеческий, начинали все плакать. И, в какой-то момент, под впечатлением этого пения, я решила, что обязательно уеду оттуда.
Смотрит вокруг себя, пытаясь отыскать Казанову, который во время ее диалога незаметно ускользнул из комнаты.
На сцене находятся Да Понте, Нэнси, и Бондини, разместившиеся за игральным столом.
Затем появляется также Казанова.
БОНДИНИ: Мне очень жаль, но я снова выиграл.
ДА ПОНТЕ: Что за жуткий вечер.
КАЗАНОВА: Почему бы тебе не поменять игру? Например, сыграть в Фараона.
ДА ПОНТЕ: Да, ты прав. Сыграем в Фараона.
КАЗАНОВА: Вот, карты…
БОНДИНИ: Прекрасно. Я буду держать банк.
ДА ПОНТЕ: Колесо фортуны меняет направление своего вращения. Я это чувствую.
БОНДИНИ: Ты тоже поиграешь с нами?
КАЗАНОВА: Ограничусь только одной ставкой.
ДА ПОНТЕ: Я решил полностью полагаться на мой инстинкт. Вы еще не такое увидите!
БОНДИНИ: Ха! Когда раздаются карты, игроки всегда говорят что-нибудь подобное… однако, победа достается только одному из них! (Смотрит на Нэнси).
Интересно, кому ты принесешь фортуну, ха? Ему или мне?
ДА ПОНТЕ: Оставь ее в покое. Весь этот вечер, ты меня все время держишь в каком-то возбужденном состоянии.
БОНДИНИ: Ты, лучше играй!
ДА ПОНТЕ: Ставлю семь монет на кон и вперед!
КАЗАНОВА: Вот мои деньги.
БОНДИНИ: Посмотрим… кто возьмет банк, а также выиграет деньги, поставленные Джакомо.
КАЗАНОВА: Я уступаю свое право начинать игру…
ДА ПОНТЕ: А я удваиваю ставку на ту же самую карту.
БОНДИНИ: Тебе снова не повезло.
ДА ПОНТЕ: Просто невероятно. Постоянно выходит одна и та же карта! Как можно такое - проиграть три раза кряду!
20.-
КАЗАНОВА: Я пас.
БОНДИНИ: ( Обращается к Да Понте). Ты уже проиграл три раза кряду.
ДА ПОНТЕ: И, тем не менее, хочу продолжать игру.
БОНДИНИ: Ты уже лишился восьмисот цехинов, часов и золотой цепи.
ДА ПОНТЕ: Я буду играть под честное слово.
БОНДИНИ: Я не согласен играть под честное слово, так как фортуна в этом случае может от меня тут же отвернуться.
ДА ПОНТЕ: (Обращается к Казанове). Прошу тебя, одолжи мне, пожалуйста, денег.
БОНДИНИ: Уже не первый раз, в трудную минуту, ты обращаешься к нему…
(Да Понте смотрит на Бондини так, словно готов растерзать того на части).
КАЗАНОВА: Ты же знаешь, что я сейчас сижу на мели.
ДА ПОНТЕ: А, как насчет того знаменитого долга в 380 флоринов?!
КАЗАНОВА: Я не в состоянии возвратить его тебе сейчас.
ДА ПОНТЕ: Но я должен найти их, чего бы это мне не стоило…
КАЗАНОВА: Однако у тебя есть что-то другое…
(Смотрит в направлении Нэнси. Та отвечает на его взгляд).
ДА ПОНТЕ: Да, у меня есть кое-что.
Сцена слабо освещена. В заезжем доме в Оберлейтенздорфе Лё Дюк, слуга Да Понте, сгружает багаж на землю.
НЭНСИ: Итак, мы уезжаем.
Вы тоже, естественно, едете с нами.
ДА ПОНТЕ: Думаю, что Джакомо, к сожалению, должен будет вернуться в замок Дюкса.
Его ждет там работа.
КАЗАНОВА: Как скажешь! Если ты так решил!
НЭНСИ: Я, однако, предпочла бы, чтобы он составил нам компанию. Наш экипаж рассчитан на три места, так что мы не будем мешать друг другу.
КАЗАНОВА: Во время поездки растрясет нас как следует…
НЭНСИ: Вы доставите нам удовольствие своим присутствием. Я, верно, говорю, дорогой?!
ДА ПОНТЕ: Истинное удовольствие. (Совершенно неуверенный, что это будет именно так).
КАЗАНОВА: В таком случае, я принимаю приглашение моего друга. Поеду с вами до Дрездена. Затем снова вернусь сюда, а вы продолжите свой вояж.
НЭНСИ: В направлении Парижа…
КАЗАНОВА: … Или в том направлении, в каком будет угодно распорядиться судьбе.
Не исключено, что… в направлении Лондона.
ДА ПОНТЕ: Я только не понимаю, что мне там делать, в Лондоне.
Да Понте и Нэнси выходят из помещения. Тут же появляется Матон.
КАЗАНОВА: Никому не миновать того, что предназначено судьбой. (Обращается к Матон).
МАТОН: Я думаю точно так же.
КАЗАНОВА: Откуда мне сказала ты, родом? Ты не из этих мест, я прав?
МАТОН: Нет, не из этих.
21.-
КАЗАНОВА: Ты мне говорила, что ты приехала сюда издалека, вспоминаю. Вместе с одним мужчиной. Ты мне это говорила?
МАТОН: Да.
КАЗАНОВА: Куда вы собирались ехать с ним?
МАТОН: В Вену… а затем в Венецию.
КАЗАНОВА: В этих краях таких мест нет.
МАТОН: Я не выбирала места… Он меня убедил, что мир за стенами моего дома это Рай, и я полная любопытства покинула свой дом. Затем я поняла, что нет на свете места лучше, чем родительский дом… Знаешь, еще год назад я пребывала в жутком состоянии. Если бы мы встретились с тобой год назад, ты бы даже не обратил на меня внимания.
КАЗАНОВА: Таким образом, ты очутилась здесь.
МАТОН: Хотя, надо признаться, мне здесь довелось увидеть много интересных вещей.
КАЗАНОВА: Например, что?
МАТОН: Людей.
КАЗАНОВА: Что это интересно, я с тобой полностью согласен. (Садится на стул и зевает). С некоторых пор я стал плохо засыпать... Значит людей? А?
МАТОН: Я внимательно прислушиваюсь ко всем разговорам. Говорят о комнатах и заезжем доме, о погоде или же, о странном названии этой деревеньки.
В этих разговорах иногда слышится какое-то отчаяние… Говорят также об одежде, лошадях. Но, что самое странное, эти люди никогда ни в чем не соглашаются друг с другом, и только орут, что есть сил…
Как только замечает, что Казанова уснул, прекращает тут же говорить. Неожиданно Казанова пробуждается ото сна и вскакивает на ноги, чтобы отправиться в дорогу. Но, прежде чем выйти из помещения, он подходит к Матон и нежно ласкает ее.
З А Н А В Е С
Д Е Й С Т В И Е В Т О Р О Е
Теплиц. Комната внутри заезжего дома.
ДА ПОНТЕ: Только нам этого не доставало! Надо же такому случиться, чтобы наш экипаж перевернулся! Хотя, какой смысл, острить на этот счет, и, тем более, менять экипаж. Да еще на таких дорогах как эта, полностью разбитых и с ужасным дорожным покрытием.
Это должно было случиться с двумя сумасшедшими… и с тобой, столь возбуждающей аппетит. Теперь ты можешь быть довольна.
НЭНСИ: Ха-ха, когда тянется такая канитель, не грех и сделать небольшую остановку.
А завтра, после ремонта, можно будет покинуть Теплиц. И снова в дорогу. О том, чтобы починить наш экипаж за самое короткое время, позаботится твой друг.
ДА ПОНТЕ: Это меня беспокоит больше всего. Кстати, что-нибудь придумай, чтобы выцарапать у него тот долг, уже обросший легендами. Пусть он мне вернет мои цехины, хоть высрет, или, по крайней мере, окажет нам помощь, чтобы мы могли заполучить у Вальдштейна деньги в долг. (Смеется). Вряд ли, он сумеет устоять перед очарованием столь красивой, молодой женщины, какой являешься ты.
НЭНСИ: Не думаю, что это тот случай. Тебе будет легче с ним договориться самому.
ДА ПОНТЕ: Никогда не замечал за тобой ранее такой скромности. Тебе всегда удавалось делать и не такое. Попробуй.
НЭНСИ: Попробую.
Появляется Казанова. И одновременно Да Понте выходит из помещения.
КАЗАНОВА: Наше путешествие, могу сказать с уверенностью, ему ничуть не понравилась. О, боже, что только за ужасный характер у этого Да Понте! Как ты с ним познакомилась? (Лё Дюк, слуга Да Понте, начинает готовить воду, для купания Нэнси). Интересно, какова история твоего с ним “брака”?
Мне очень любопытно узнать об этом. Он мне о ней ничего не рассказывает.
НЭНСИ: Дело было так. Лоренцо познакомился с моим отцом и сумел его убедить, не знаю, как, чтобы тот ему доверил заниматься моим сватовством и найти мне хорошего жениха.
Вскоре он действительно подыскал мне богатого жениха - коммерсанта из Венеции. Его тоже, как и тебя, звали Джакомо. Джакомо Кальяно.
Затем пока шла переписка и велась подготовка к бракосочетанию, он сумел влюбить меня в себя, и намечавшийся брак расстроился. Что привело к бурным ссорам в моей семье.
Короче, наше свадебное путешествие с ним было бы правильнее назвать любовным побегом. Хотя и то, и другое - близкие понятия. Я права? (Казанова соглашается).
Свет над игральным столом. Мы находимся в конце вечера, и с этого момента все события следуют друг за другом.
ДА ПОНТЕ: (Отводит Нэнси несколько в сторону). Ты все поняла?
НЭНСИ: Что это тебе влетело в голову?
ДА ПОНТЕ: То, что ты слышала. Хочу знать - ты меня любишь на самом деле? Я тоже тебя люблю. Поэтому обращаюсь к тебе с этой просьбой. Нам нужны эти деньги. Ты мне
23.-
всегда говорила, что, ради меня, ты готова на всё. Так докажи мне это сейчас. Ничего не случится, вот увидишь. Я обязательно выиграю.
НЭНСИ: Да, ты никак с ума сошел?! Ты отдаешь себе отчет в том, что ты мне говоришь?
Ты никак пьян?
Говорят громко, так что их все слышат.
ДА ПОНТЕ: Итак?
НЭНСИ: Отпусти мой локоть!
ДА ПОНТЕ: Значит, ты меня предаешь? Я тебе этого никогда не прощу!
НЭНСИ: Да, ты отдаешь себе отчет в том, о чем ты меня просишь?!
ДА ПОНТЕ: Полностью. (Нэнси теряет дар речи и смотрит на Казанову).
ДА ПОНТЕ: Идет. Я ставлю на кон Нэнси. Если я проиграю, она будет твоею до восхода солнца.
БОНДИНИ: Я согласен. Идет.
ДА ПОНТЕ: А теперь, открой две карты. (Следует напряженный момент ожидания).
БОНДИНИ: Банк взят!
Нэнси быстро покидает помещение. За ней из комнаты выходит Да Понте.
КАЗАНОВА: Я бы сказал, что сегодня выдался прибыльный вечерок.
БОНДИНИ: Да! Хочешь табака?
КАЗАНОВА: Какого он у тебя сорта?
БОНДИНИ: Сорта Рапэ.
КАЗАНОВА: Прекрасно. Дай мне щепотку.
БОНДИНИ: Благодарю тебя за сотрудничество.
КАЗАНОВА: Ты и без меня все равно раздел бы его донага.
БОНДИНИ: Я должен буду вернуть тебе твою часть, за твои крапленые карты. В делах важно держать слово.
КАЗАНОВА: Конечно, эта игра такое же дело, как и другие.
БОНДИНИ: Такое же дело, как и другие. Жаль только, что женщину невозможно делить. Эта красавица будет принадлежать только мне.
КАЗАНОВА: Что верно, то верно. Она может принадлежать только одному.
БОНДИНИ: Все было бы идеально, если бы ни эта ужасная головная боль, которая никак не хочет отпускать меня ни на минуту. Сегодня утром мне было сделано кровопускание, не знаю, я тебе уже говорил об этом или ещё нет?
КАЗАНОВА: Думаю, что да.
БОНДИНИ: В принципе, я догадываюсь, отчего это происходит. Мои паховые железы воспалены и отвердели. Я страдаю от одного подарка, симптомы которого ужасны.
КАЗАНОВА: И, кто, мой дорогой друг, наградил тебя этим?
БОНДИНИ: Одна проститутка. Я взял ее с собой в дорогу, думая, что она порядочная девушка. Когда я понял, в какую историю я попал, я помчался к ней. Она еще спала. Я сбросил с нее покрывало и сорвал с ее тела двойное полотенце, от одного только вида
которого, меня чуть не стошнило. После чего я обследовал то, что должен был разглядеть раньше. Более отвратительного лазарета невозможно и представить себе!
КАЗАНОВА: Какой наивный поступок!
БОНДИНИ: Я ей сказал – посмотри, что ты мне устроила! Ты похитила у меня мое единственное богатство – здоровье!
24.-
Если бы ты только знал, как мне сейчас стыдно за мою глупость!
КАЗАНОВА: Лечение и промывания все вернут в норму. Более того, выпьешь глоток этого лекарства перед сном, и у тебя пройдет быстро воспаление. (Дает ему пузырек).
БОНДИНИ: Только Джакомо Казанова знает хорошенечко свое дело и носит с собой всегда медикаменты от венерических болезней. (Смеется).
КАЗАНОВА: Сейчас, к сожалению, я ношу с собой только амулеты.
БОНДИНИ: Как странно, что мы встретились сегодня здесь втроем. Тебе доводилось когда-нибудь думать о том, что я единственный, кто, кроме вас двоих, знает всю правду об опере “Дон Жуан“. Эту правду так хорошо не знал даже сам Моцарт! Признаюсь тебе – каждый раз у меня возникает огромное желание рассказать о ней.
КАЗАНОВА: Это желание иногда возникало и у меня. А теперь иди наверх, там тебя ждет твой приз. Не станешь же ты ее заставлять ждать. Я прав или нет?
БОНДИНИ: (Направляется на выход). Скажи мне честно, она и тебе тоже нравилась?
Да? (Выходит из помещения).
Казанова остается на какое-то время один. Бросает время от времени кости и улыбается.
КАЗАНОВА: Я бы сказал, что я победил. Ещё несколько минут, и я смогу отправиться за моим призом.
В комнату входит Да Понте.
ДА ПОНТЕ: Друг мой, я в отчаянии. Совершенно не знаю, что мне делать. У меня в голове сплошная каша. Чувствую, как в этот момент мой Бог приводит в действие все мои потенции. Я же являюсь всего лишь некой машиной, исполняющей его волю.
Я ничего не замечаю вокруг себя, но, даже, будучи слепцом, я поступлю точно так же, как и человек, упавший в воду, который своими руками и ногами делает все то, чтобы не утонуть и выбраться на берег.
Если обстоятельства заставят меня действовать, то я уверен, что никакой страх перед возможными рисками меня не остановит…
Его отчаяние звучит неестественно и наигранно.
КАЗАНОВА: Какой же ты все же фальшивый!
Я тебе всегда говорил, что поэт из тебя вышел совершенно никудышный.
Интересно, что ты задумал сейчас?
ДА ПОНТЕ: Ты снова строишь из себя Великого Казанову. Но Великого, чем? Где тому доказательства? Кто тебе позволил так разговаривать со мной, судить меня и относиться ко мне с презрением?
КАЗАНОВА: Потому что ты и в самом деле достоин презрения.
ДА ПОНТЕ: Презрения, презрения! И только из-за того, что моя женщина отправляется в постель с кем-то другим?! А как же колесо фортуны, которое в очередной раз подвело
меня! Послушай, я , тем не менее, со всеми моими грехами попаду в Историю, ты же, со всей этой своей спесью, наоборот, никогда!
Все будут помнить о Да Понте! Это не шутка!
Тебе же так и не удалось создать чего-либо значительного. Только воздушные замки.
25.-
Если хочешь знать, я уже тебя превзошел по всем статьям. О тебе же останется одно лишь воспоминание. (Следует пауза).
Что же до твоих любовных похождений! То ты умеешь их только хорошо продавать!
Все переворачиваешь всегда с ног на голову. Удивляюсь, как это я еще не стал персонажем одной из твоих блестящих выдумок.
КАЗАНОВА: (Смотрит молча на Да Понте долгим взглядом). Я бы хотел сыграть с тобой на деньги. Может, сыграем в Фараона.
ДА ПОНТЕ: Нет. У меня сейчас нет никакого желания играть.
КАЗАНОВА: Боишься, что проиграешь.
ДА ПОНТЕ: Тебя я никогда не боялся и не собираюсь бояться. Даже в этот самый неудачный вечер в моей жизни.
КАЗАНОВА: А, если я поставлю на кон мое кольцо против твоего кольца?
ДА ПОНТЕ: Здорово! Но твое кольцо наверняка стоит дороже моего.
КАЗАНОВА: Это верно. Твое кольцо стоит двести цехинов, мое же на целую тысячу цехинов больше…
ДА ПОНТЕ: Что за этим кроется? Нет ли тут двойной игры?
КАЗАНОВА: Ничего не кроется, ты будешь держать банк, однако, каждый из нас сделает по ставке.
ДА ПОНТЕ: Не согласен. Кто держит банк, тот ничего не должен ставить на кон. Существует такое правило.
КАЗАНОВА: Ладно. Только на этот раз я хочу, чтобы игра между нами протекала на равных. Не будут иметь силы двойные карты, а также последние две карты.
ДА ПОНТЕ: (Смеется). …Э, нет, в таком случае у тебя будет преимущество.
КАЗАНОВА: Так не пойдет, Маэстро Да Понте. Если ты мне докажешь, что это именно так, я готов поставить на кон даже 380 цехинов.
ДА ПОНТЕ: Стало быть, у тебя есть деньги, чтобы вернуть мне долг!
КАЗАНОВА: Чтобы вернуть долг – нет, а, чтобы играть есть!
ДА ПОНТЕ: Ты мне бросаешь вызов.
КАЗАНОВА: Я всего лишь играю. Всего лишь играю…
ДА ПОНТЕ: Я не склонен давать тебе преимущество.
КАЗАНОВА: Если ты мне сможешь доказать, что я получаю при этом преимущество,
я тебе верну 380 цехинов. Если же это не так, могу поспорить, что, несмотря на ограничение в игре на двойные карты и на две последние карты, держать банк это по-прежнему большое преимущество.
ДА ПОНТЕ: Хотел бы я знать, что это за преимущество.
КАЗАНОВА: Я тебе это докажу самым наилучшим образом и выслушаю затем мнение этого парня. (Показывает на Лё Дюка).
ДА ПОНТЕ: В таком случае, продемонстрируй мне, что это за преимущество.
КАЗАНОВА: У держащего банк имеются два очевидных преимущества.
Первое преимущество, небольшое, заключается в том, что он держит карты в руке, и не должен следить пристально за своим противником, так как последний не имеет никакой возможности осуществить фальшивую подрезку. В результате, у того, кто держит банк, никак не нарушается нормальный ход мыслей.
В то же самое время тот, кто делает ставку, мучается, ломая себе голову над тем, как ему угадать карты, у которых наибольшая вероятность выйти, как на чет, так и на нечет.
ДА ПОНТЕ: И какое второе преимущество?
КАЗАНОВА: Фактор времени. Кто держит банк, вытаскивает свою карту раньше, хотя бы на секунду, той карты, которая предназначается сделавшему ставку.
26.-
Таким образом, фортуна того, кто держит банк, может дать о себе знать всегда раньше, чем фортуна противника.
Наступает глубокая тишина. Ее прерывает Лё Дюк, своими аплодисментами. Так он выражает свое одобрение объяснениям Казановы.
ДА ПОНТЕ: (После небольшой паузы, нервным жестом прогоняет из комнаты Лё Дюка). Чтобы установить настоящее равенство в азартной игре, надо, чтобы оба игрока были бы равны во всем, но этого добиться почти невозможно!
Ты обычный шут. Дай мне, пожалуйста, карты.
КАЗАНОВА: Хорошо, как тебе будет угодно. Тогда, может, поговорим о “Дон Жуане”?
ДА ПОНТЕ: Я знал, что рано или поздно, но ты затронешь эту тему.
КАЗАНОВА: Кстати, твое лучшее либретто, возможно, написал не ты.
ДА ПОНТЕ: Кто мог знать, что эта опера станет затем столь знаменитой?!
Когда тебе предлагают какую-нибудь работу, ты не можешь отказаться от нее, хотя у тебя уже есть другая! Такова наша профессия – всегда находиться на гребне событий!
Никогда не знаешь, сколько времени может продлиться золотое время.
В тот период я принял предложение Моцарта, с которым я до этого работал над либретто
к операм “Свадьба Фигаро” и “Так поступают все женщины”. Хотя перспективы хорошо заработать на этой опере были минимальными. Он, тогда, как раз впал в немилость к своим обычным покровителям.
К тому же, я всегда испытывал огромную симпатию, к этому сумасшедшему спутнику всех наших оргий и пьяных вечеринок. Затем мне посыпались заказы от Сальери и Мартини. И от других известных музыкантов. Оперы с моими либретто шли с полными аншлагами в Вене. Я имел гарантированный заработок. Протекции. К слову сказать, я готов был написать под заказ любую вещь, лишь бы мне платили.
КАЗАНОВА: Почти.
ДА ПОНТЕ: Любую вещь.
Естественно, что, после интенсивно проведенного дня, когда надо было перелопатить всю мифологию, познакомится с античными метафорами и подобными штуками, ночью я уже чувствовал страшную усталость, находился в опьяненном состоянии и горел желанием поскорее взобраться на ту девушку, которая ждала меня, заснув у меня под боком. Мысль о том, что эта девушка находится там и ждет меня, была своеобразным стимулом, для того, чтобы писать быстрее, но такая мысль закрадывалась ко мне в голову ненадолго… Признаюсь, я никогда не мог удержать себя от соблазна задрать при случае женскую юбку…
КАЗАНОВА: Не только это.
ДА ПОНТЕ: Ясное дело, что не только… усталость давала о себе знать… ведь, не просто спать только по три часа в сутки. Я разрешил своей спутнице будить меня ото сна по утрам, трясти меня изо всех сил, насильно вливать мне в рот кофе и затаскивать меня в ванную с холодной водой…
КАЗАНОВА: Ты отлично знаешь, что я хочу от тебя услышать. Будь, по крайней мере, искренним.
ДА ПОНТЕ: Ладно… В тот вечер, когда я тебя привел в ту остерию, поскольку мне надо было переговорить с Вольфгангом, я его совершенно не понимал. Совершенно. Что ему было нужно? Почему он был не удовлетворен моей работой?
Уже существовало либретто, написанное Бертати по “Дон Жуану” Мольера.
27.-
Мне нужно было написать новое либретто. Я занимался переработкой всех текстов, до этого существовавших на тему Дон Жуана.
Он, вдруг, начал мне говорить, что в моем тексте совершенно отсутствует трагический момент, именно трагический момент. Но, если либретто должно быть комическим, гротескным, откуда там взяться трагическому началу?
Он говорил: “Я хочу объединить в своем труде оперу-буфф и трагедию. В моей жизни они в данный момент присутствуют обе! Командор – символизирует смерть. Мой отец тоже символизирует смерть. Секс, желания – это жизнь. К сожалению, события начинают ускоряться со страшной силой. Я чувствую, как меня начинают покидать силы, и, как я потихоньку умираю.
Лепорелло – это темная лошадка, он страшнее Дон Жуана в два раза, хотя и является комическим персонажем”.
Должен признаться, я ничего не мог понять из его слов. Ничего.
И чувствовал себя страшно уставшим и не отказывал себе в удовольствии пропустить очередной стакан вина.
КАЗАНОВА: Я же, наоборот, находился там, сидел, не вступая в ваш разговор, и только все слушал. Внимательно.
Ясное дело, что мне были понятны слова Вольфганга. Я и сам испытал в моей жизни ни раз подобные ощущения. В моей жизни было и веселье, и насмешки. И любовь, которая могла разом трансформироваться в ад.
И миг, буквально ускользающий из твоих рук… Моя жизнь, жизнь развратника, закончилась тем, что я теперь, как это не прискорбно, замаливаю в этом аду Дюкса не столько свои грехи, а его грехи. Но с трагическим величием – мне это так, по крайней мере, кажется – хотя я при этом не забываю о своих многочисленных веселых похождениях.
К тому же с призраком смерти я всегда был знаком не понаслышке!
ДА ПОНТЕ: Моцарт все это отлично понимал. Он разговаривал со мной, но все время поглядывал на тебя, в то время как я под действием алкоголя пытался просунуть руку между ног какой-то пьяной певицы, сидевшей рядом со мной.
После этого вечера ты стал часто заходить ко мне, брал на корректировку некоторые сцены и затем возвращал мне их, но уже со своими правками.
Моцарта это устраивало, все было в порядке. Я работал со страстью над либретто самых известных опер, оставляя время также и на развлечения. Во всем виноваты женщины. Та девчонка доводила меня до сумасшествия, когда засовывала свою ручонку в мои штаны и принималась меня ласкать.
Надо сказать, что хотя опера “Дон Жуан” и была интересной, но… (Смеется).
Что значит быть “интересной”?
КАЗАНОВА: Ты хочешь сказать, что ей было далеко до оперы Сальери “Ассур”!
ДА ПОНТЕ: Да, именно это! Сальери послал за мной, чтобы я немедленно возвращался в Вену, и просил меня закончить либретто для его оперы. Я отправился в дорогу, после того как сказал Вольфи, что ты вполне сможешь сам внести последние корректировки в текст, ещё до дебюта оперы. Так что в этом смысле здесь все было в порядке. И ты регулярно получал вознаграждение за свою работу от Бондини и Гуардассони.
КАЗАНОВА: Более-менее.
ДА ПОНТЕ: Затем я узнал, что у оперы был колоссальный успех.
Мне говорили, что в Праге меня вспоминают добрыми словами.
Затем, я увидел ее в Вене, там прошло всего пять представлений, и меня она очень разочаровала.
Но, зато я понял, чего хотел Моцарт.
Вот как обстояли дела…
28.-
Та опера была единственная в своем роде. Я бы никогда не сумел удовлетворить до конца этого гениального человека. По жизни я всегда был всего лишь Лепорелло. Ты это чувствовал и изобразил меня в том персонаже. Но об этом, однако, никто никогда не узнает. Это просто невозможно. Нет никаких доказательств. К тому же, наш великий гений уже мертв. Кто теперь вспоминает о нем? Прошел только год с момента его кончины, но о нем уже все забыли.
КАЗАНОВА: Я бы не был столь категоричным.
ДА ПОНТЕ: Признайся, ты с ним обсуждал эту тему? Что-то у вас было. Потому что на мое предложение написать новую оперу, в которой я бы попытался объединить
трагическое и комическое, как он это хотел до этого, он даже мне не ответил. Что ты там
придумал?
КАЗАНОВА: После той встречи, мы с ним встречались вновь. В последние дни перед постановкой я внес в текст либретто небольшие изменения, но несущественные.
Затем была премьера… и масса эмоций. А также две необыкновенно грациозные девушки. Они были итальянками, из Падуи. Лучше не придумать, чтобы согреться в холодную ночь, вместе с великолепными закусками из устриц, вяленой ветчины и большим количеством вина.
У меня не было особого желания беситься, но Моцарт захотел повеселиться и шумно отменить событие. Девушки были проститутками, он их отлавливал где-то на стороне.
Я похлопывал его по плечам, и между делом говорил ему все, что мне приходило на ум.
Например, что я бы закончил оперу смертью Дон Жуана. Я ему также сказал, что девятая сцена второго акта, так, как она была написана, не очень вписывалась в контекст оперы. Что ее следовало бы изменить структурно и переписать заново.
ДА ПОНТЕ: Переписать? Переписать секстет?! Момент, когда обнаруживается обман.
Когда замечают, что Лепорелло выдает себя за Дон Жуана. Но, что там не так?
КАЗАНОВА: “Простите, простите меня, синьоры, за то, что я не тот, за кого я себя выдаю”.
ДА ПОНТЕ: После чего следуют слова: “Тысяча порочных мыслей бродит в моей голове.
Если гроза пронесется надо мной, и я спасусь, то это будет настоящим чудом”.
КАЗАНОВА: Да, так кончается восьмая сцена оперы и до сих пор все идет гладко. Менять надо девятую сцену.
ДА ПОНТЕ: С какого места?
КАЗАНОВА: Мне то же самое говорил Моцарт. С того места, когда Донна Анна удаляется. Вместе с ней исчезает и трагический момент в пьесе. Пока она есть, ничего не может случиться такого.
ДА ПОНТЕ: Что я мог сделать? Мне надо было положить секстет на уже написанную музыку!
КАЗАНОВА: Надо было вмешаться в текст, пока квинтет еще не перешел в секстет. Донна Анна, гордая, непреклонная в своих решениях удаляется со сцены в сопровождении своих слуг, без Дона Оттавио, который остается со всеми остальными, чтобы преподать Лепорелло урок, который тот заслуживает.
ДА ПОНТЕ: Но, но, ведь, существует музыкальная канва…
КАЗАНОВА: Донна Анна – персонаж трагический. Ее поступками движет одновременно и любовь, и месть.
Она понимает, что как только откроется обман, история примет комический оборот. Лепорелло ее совсем не интересует.
Она хочет только смерти Дон Жуана. Ей ничего не остается другого, как только уйти.
Когда я понял это, я подумал, что конец оперы следовало бы переделать.
29.-
Первым делом стоило заметно поубавить значимость других персонажей. Завершить темп “allegro assai”, убрать рожки, фаготы, флейты и смычковые инструменты. Вернуть Лепорелло. Тот примется просить всех быть к нему милосердными и будет еще несколько минут говорить и веселить публику, до того как убежит со сцены. Что ты на это скажешь?
ДА ПОНТЕ: Я? Причем тут я?
КАЗАНОВА: Понимаю тебя. Ты бы сказал, что виной всему сумасшедший секс, который очаровывает нашу душу и пленяет сердце.
О, секс – обольститель!
Источник всех мучений!
ДА ПОНТЕ: Я бы уточнил, что виной всему – женщины! Это именно так и есть.
КАЗАНОВА: И, наконец:
Вашего гнева
Заслуживает только лишь Дон Жуан,
Этот соблазнитель, но не злодей.
Накажите подлого,
И позвольте мне убежать…
ДА ПОНТЕ: И что же Моцарт?
КАЗАНОВА: Он меня слушал и молчал. После этого, мы хорошенечко выпили.
В конце были девушки. Мы их раздели до гола и проделали с ними все, что звериный инстинкт нам подсказывает в подобных ситуациях, часто меняясь ими, друг с другом.
Я продолжал еще какое-то время говорить об опере…. Но затем пожалел об этом, причем, сразу. Почему нужно было акцентировать столько внимания на действиях какого-то слуги? Почему неожиданно, и без видимых на то причин, отказываться от других персонажей, которые совсем недавно до этого пообещали отомстить Дон Жуану?
Моцарт на этот счет заметил, что…
ДА ПОНТЕ: Решение должно быть в высшей степени комичным.
КАЗАНОВА: Именно это.
Что это должно было именно так, не было больше никаких сомнений. Все должны были говорить и наброситься с упреками на Лепорелло.
ДА ПОНТЕ: Исчезает трагическая составляющая сюжета и открывается дорога к настоящему комизму. Это как раз то, чего так хотел Моцарт.
КАЗАНОВА: Да. Лепорелло должен всех смешить и отвечать остроумными и сумасшедшими репликами на слова окружающих.
ДА ПОНТЕ: Всеми покинутый…
КАЗАНОВА:
Неуверенный.
Сконфуженный.
Разоблаченный.
Не знаю, как мне дальше защищаться, и прошу у вас прощения.
Все хором: “Простить тебя невозможно”.
Затем все изливают на нем собственный гнев.
Дзерлина: “Выпотрошить бы из тебя все кишки!”
Мазетто: “Как бы я хотел вытрясти из тебя душу!”
Оттавио: “За такие штуки тебя бы следовало вздернуть на виселице!”
Эльвира: “Сдохни, на этом же месте!”
Но все эти проклятья его совершенно не пугают. Он больше ничего и никого не боится. Для него уже рассеялся мрак ночи. Он понял, что ему удалось спастись, а это самое главное, и он убегает прочь. Почти подтанцовывая и повторяя на ходу:
30.-
Только от вас зависит
Моя фатальная участь.
От вас ждет прощения
Трепетно бьющееся сердце.
ДА ПОНТЕ: (После небольшой паузы). Великолепно. Справедливо. Допускаю такое развитие событий, без каких-либо возражений. (После чего обращается к Казанове с нескрываемым любопытством).
Но, как так случилось, что этот вариант не был включен в венскую постановку оперы?
КАЗАНОВА: Моцарт долго вглядывался в выражение моего лица, после чего он вернул мне назад два листочка с моими вариантами и сказал: “Пусть они хранятся у тебя, так будет лучше. Я больше ничего не в состоянии поменять в опере”… “За исключением финала”,- сказал я. “Естественно, за исключением финала”, - ответил он. “Все должно кончиться смертью”.
Между тем, у нас в голове начал проходить хмель веселья. Так всегда случается, когда кутеж длится сверх меры, с какого-то момента он становится бессмысленным и вульгарным, и оставляет сердце опустошенным.
После этого разговора Моцарт дал восемь скудо девушкам, попрощался со мной и напоследок сказал: “Да, все должно кончиться смертью. Но эти листочки я прошу тебя не выбрасывать”.
Я их все еще сохраняю.
ДА ПОНТЕ: Для чего?
КАЗАНОВА: Не знаю.
ДА ПОНТЕ: Сколько Бондини тебе заплатил за твою работу по “корректировке” текста?
КАЗАНОВА: Два дуката.
ДА ПОНТЕ: (Смеется). Так мало?!
КАЗАНОВА: Как видишь. Ни больше, ни меньше. (Смеется в свою очередь)
В комнату возвращается Нэнси.
НЭНСИ: Я уже устала ждать этого синьора. Когда он удосужится прийти ко мне?
ДА ПОНТЕ: Как, он еще к тебе не приходил? (Улыбается).
Возможно, передумал!
Возможно, моя добрая звезда не покинула меня в трудную минуту.
Наведаюсь к нему лично.
А тебя я пока оставлю в приятной компании.
Лоренцо выходит из комнаты. Казанова и Нэнси какое-то время молчат.
КАЗАНОВА: Во мне сидит один Гений Добрый, а другой – Злой.
Когда мы ехали в экипаже, я смотрел на тебя, и мне казалось, что я являюсь арбитром твоей судьбы. Я задавал себе один вопрос: то, что ты оказалась со мной на моем пути, было делом рук моего Доброго Гения или Злого?
В моем возрасте уже есть на это ответ – один единственный.
НЭНСИ: Не принижайте своих способностей!
КАЗАНОВА: Моим главным занятием в жизни было - получать удовольствия через мои чувства. Ничего у меня не было важнее этого. Сейчас я вижу, что конец мой неизбежен, и, когда я думаю об этом, мне становится грустно, так как я ничего не люблю на свете больше жизни.
31.-
НЭНСИ: Я бы сказала, что вы тот еще грешник!
КАЗАНОВА: Спасибо за комплимент. Мне неприятно констатировать тот факт, что я сейчас стал добреньким, лишь только потому, что больше не могу причинять зла.
НЭНСИ: Я вас презираю.
Нэнси держит в руках Библию, которую Казанова берет из ее рук.
КАЗАНОВА: Я часто читаю Библию, поскольку нахожу ее непристойной: “… Она отправилась искать таких мужчин, у которых половой член был бы, как у ослов, и, которые не знали бы устали, как лошади…”.
Мило, ничего не скажешь? А здесь, наоборот, описывается тот случай, когда Бог приказал Озею взять с собой проститутку, жениться на ней и наплодить детей. Это, наверно, может тебя заинтересовать.
НЭНСИ: Что вы этим хотите сказать?
КАЗАНОВА: Ничего. Что ничто не должен знать наш дорогой Лоренцо. Синьорина Нэнси Граль.
НЭНСИ: Осторожно, пожалуйста, выбирайте выражения.
КАЗАНОВА: Ясное дело, однако, мы знаем, что синьор Граль ничуть не приходился тебе отцом, а…
НЭНСИ: (Берет из рук Казановы книгу и перелистывает несколько страниц).
“У нас есть сестренка, у которой еще не выросли груди. Как мы поступим с нашей сестрицей, когда придет время позаботиться о ней? Если будет стена, то мы приделаем ей серебряные зубцы… Если будет дверь, то мы ее отделаем досками из ливанского кедра.
А если она будет женщиной…“
КАЗАНОВА: … Если будет женщиной, ее надо будет пристроить! В этой ситуации все поневоле становятся добренькими, так как нет иного выхода.
НЭНСИ: Я вижу в этом мало приятного,… как бы то ни было, благодарю вас. Таким образом, я рассчитываю на вашу ненавязчивую, дружескую поддержку.
В комнату возвращается Да Понте.
ДА ПОНТЕ: О, боже, хотите услышать последнюю новость?! Бондини умер. Именно умер. Снял с себя одежду. Оставил на себе только ночную рубашку. Мы его обнаружили лежащим на спине, прямо на полу. Думаю, что он покончил жизнь самоубийством. Хозяин заезжего дома был со мной и может это засвидетельствовать! Моя фортуна не оставила меня в трудную минуту, несмотря на то, что Злые друзья развлекаются тем, что насмехаются над ней.
КАЗАНОВА: Именно, так и есть.
С этого момента мы замечаем, что диалог возвращается к тому моменту, с чего начиналась комедия.
ДА ПОНТЕ: Что ты теперь собираешься делать?
КАЗАНОВА: Ничего.
ДА ПОНТЕ: А в отношении его?
Между тем, Нэнси покидает комнату.
32.-
КАЗАНОВА: Несчастных случаев в нашей жизни хватает… одним случаем больше или
меньше - мало, что меняется от этого.
ДА ПОНТЕ: Знаешь, я решил тут же уехать отсюда.
КАЗАНОВА: Я сейчас начал писать историю моей жизни.
ДА ПОНТЕ: (Обеспокоенный). И, что ты там собираешься рассказывать?
КАЗАНОВА: Все. Одну только правду.
ДА ПОНТЕ: Правду?
Если бы мне довелось писать мемуары, я бы никогда не стал писать обо всем правду, это уж точно. Никогда! Писал бы лишь только то, что мне удобно было бы рассказывать.
КАЗАНОВА: Я в этом не сомневаюсь.
Но я пишу самому себе. Только лишь для себя.
ДА ПОНТЕ: Пусть будут прокляты эта игра, Болдини и все эти разговоры о “Дон Жуане”! Как бы я желал, чтобы этой ночи у меня не было и в помине!
КАЗАНОВА: (Иронично). Вчера вечером ты не говорил подобным образом…
До этого момента диалог был повторением диалога начала комедии, до того, как начался длительный перекрестный flashback (обратный кадр).
ДА ПОНТЕ: И, что ты там собираешься писать о некоторых известных событиях?
КАЗАНОВА: Ничего… атмосфера этой деревеньки на меня производит точно такой же эффект как река забвения Лета.
Мне пока придется остаться в этих краях. Очевидно, пройдет еще не мало лет, прежде чем я смогу вернуться в Венецию.
ДА ПОНТЕ: Ха-ха! (Вздыхает с облегчением).
В комнату возвращается Нэнси, уже в плаще.
КАЗАНОВА: Дорогая Нэнси, вы решили уехать, можете готовить чемоданы. Я все уладил. Сломанный экипаж уже продан. Все готово для вашего отъезда в Дрезден.
НЭНСИ: Благодарю вас. Я так счастлива, что встретилась с вами. Мне показалось, что я вас знаю уже всю жизнь.
И, наоборот, прошло всего лишь несколько дней с момента нашей первой встречи в той деревушке, чье название трудно выговорить. Вы навсегда останетесь в моем сердце. Еще раз вам спасибо за все. (Удаляется из комнаты).
КАЗАНОВА: (Обращается к Да Понте). Ты мне должен дать два дуката за мое посредничество в твоих делах, думаю, что я их заслужил.
ДА ПОНТЕ: Что?
КАЗАНОВА: Дай мне два дуката за мою работу.
ДА ПОНТЕ: Так мало?
КАЗАНОВА: Да. Как ты слышал.
Да Понте берет сумку, которая вернулась к нему словно по волшебству, с восьмистами цехинами, вытаскивает из нее два дуката и вручает их Казанове.
У обоих недовольные выражения лиц. Затем Да Понте удаляется из комнаты, предварительно бросив взгляд в сторону Казановы.
КАЗАНОВА: (Оставшись один, принимается говорить сам с собой вполголоса).
33.-
Жила-была как-то в Античной Греции одна принцесса по имени Персефона. Однажды в ее краях появился старый кавалер. Он подарил ей плод граната и затем похитил ее.
За спиной Казановы появляется молча Матон, девушка из Оберлейтенздорфа.
МАТОН: После этого мать Персефоны пролила столько слез, что злой Бог Тьмы сжалился над ней и вернул ей красавицу-дочь.
КАЗАНОВА: (Оборачивается в сторону Матон). А, это ты. Хорошая сказка, не правда ли?
МАТОН: Да. (Ставит на пол свой мешок, который, судя по скромным внешним очертаниям, и составляет весь ее скарб). Знаешь, я ни разу не бывала в тех местах, о которых я тебе говорила до этого, что я их видела. Как-то я смотрела книгу, в которой были репродукции Праги, Дрездена и других мест. Это и все представления, что я имею о них. Я лишь только знаю некоторые места на севере. Так я очутилась в Ольмице.
КАЗАНОВА: Я знаю это местечко.
МАТОН: Великолепно.
КАЗАНОВА: Что в том великолепного, что я знаю, где находится Ольмиц?
МАТОН: Великолепно то, когда люди знают, о чем идет речь. В Ольмице я влюбилась
в младшего лейтенанта. Он был приписан к гарнизону в Бреславле. Но вскоре любовь прошла.
КАЗАНОВА: Что послужило причиной?
МАТОН: Полное разочарование. Можно мне будет остаться переспать здесь с тобой?
КАЗАНОВА: Да. Однако, я пока не собираюсь спать.
МАТОН: Спасибо. Нет ничего хуже ужасных дорог.
КАЗАНОВА: Не знаю, смогу ли я теперь когда-нибудь нормально уснуть. С некоторых пор меня терроризирует мысль, что я навсегда останусь без сна. (Садится на кровать).
МАТОН: Можно мне лечь на полу?
КАЗАНОВА: Нет. Ляг рядом со мной, есть место.
МАТОН: Ты не хотел бы позаняться со мной любовью, до того как я усну?
КАЗАНОВА: Нет.
МАТОН: Прекрасно. Я не могу сказать, что мне было бы неприятно позаняться любовью, но мне сейчас страшно хочется спать. Спокойной ночи.
Казанова ничего не отвечает на слова Матон. После чего они ложатся на кровать, спинами друг к другу.
З А Н А В Е С
Январь, 1991.
Варианты Казановы к либретто оперы Моцарта “Дон Жуан“ взяты из текстов, хранящихся в Архиве города Духов, Чехия.