Я живу в Париже. Это город, в котором и шага нельзя ступить, чтобы не наткнуться на целующуюся парочку, это город, в котором живет самое большое количество голубей, это город в котором витает опьяняющий запах сигар, ликера и круассанов. Если вы едете в Париж для того лишь, чтобы поглазеть на Эйфелевую башню и Мону Лизу, ты вы никогда не увидеть настоящий Париж. Для того, чтобы увидеть настоящий Париж, нужно погулять по отдаленным улочкам и поучиться у французов радоваться жизни и забивать на все проблемы.
Каждый день я гуляю по Парижу с ноутбуком в руках, останавливаясь на любом понравившемся месте и печатаю, пока не стемнеет. Кстати, я вам говорил уже, что я писатель? Да-да, одинокий писатель, закрывшийся в своем одиноком пустом мирке. Напечатавшись вдоволь, я беру желтенькое такси и еду в свой пустой дом на берегу Сены.
День я обычно заканчиваю тем, что сажусь у подоконника и смотрю на мерцающие огоньки большого города. Смотрю на набережную и придумываю разные истории о безобидных прохожих, которые благодаря моей фантазии превращаются в шпионов, криминальных авторитетов, актрис, циркачей, вампиров и других типчиков, которые потом врываются непрошенными в мои романы.
Когда мне надоедает шпионить за чужой жизнью, я закрываю глаза и представляю девушку… Её звали Эмма. Я называл её солнышком, потому что она освещала все вокруг дивным сиянием своей улыбки. Мы любили друг друга. Мы даже хотели пожениться в маленькой часовенке.
Много воды убежало. Мы не виделись уже двадцать четыре года. Я закрываю глаза и вижу её – улыбающуюся, взбалмошенную, смелую… Она целует меня и уходит… Уходит навсегда.
Эмма… Ты поддерживала меня, когда не хотелось жить, любила меня, когда никто не любил, понимала, когда никто не понимал. Я живу одними лишь воспоминаниями.
Как долго я тебя искал… Как долго не хотел свыкнуться с мыслью, что ты навсегда исчезла из моей хмурой, затянутой темными облаками жизни.
Я так никого себя и не нашел. В каждой женщине я видел лишь слабый отблеск твоей красоты, силы духа и неуемной жажды жизни. Все они казались мне бледными тенями, скучными и одноцветными куклами, которые надоедали мне уже на второй день. Как говорится, тот, кто отведает небесный эликсир, никогда уже не сможет пить простую воду.
Я помню каждую твою улыбку, каждое прикосновенье, каждое слово… Ты снишься мне. Ты смеешься, а в воздухе звенят серебряные колокольчики. Мое потерянное счастье… Моя несбывшаяся мечта…
Каждый день я молюся о том, чтобы увидеть тебя еще раз, спросить, почему ты исчезла тогда так неожиданно и жестоко, оставив после себя лишь воспоминания, несчастные крики ласточек и запах фиалок, которые ты так любила…
Двадцать четыре года прошло, а я до сих пор слышу твой голос, ощущаю прикосновение твоих губ, помню твою походку...
Сегодня я закончил свой новый роман, над которым трудился целый гол. Настроение у меня необычайно приподнятое. Я уже предвкушал дни своего отпуска. Правда, для меня понятие «отпуск» ассоциируется не с золотыми пляжами и голубыми морями, а с прогулками по ночному городу, пересмотром любимых фильмов, поглощением сотен чашек кофе на верандах милых ресторанчиков с видом на Париж… Обычно во время моего отпуска рождается идея новой истории, которая потом магическим образом превращается в роман.
Но хватит уже о романах, мне хочется настоящей жизни, где живут реальные, а не вымышленные люди. Я надел свое лучшее пальто и отправился на поиски приключений. Кто знает, возможно меня похитят инопланетяне или я найду машину времени, которая перенесет меня на двадцать четыре года назад… Но не будем о грустном! Сегодня я хочу веселиться! Уж слишком долго я был примерным писателем паинькой.
Я шел и шел, наслаждаясь жизнью, которая бурлила вокруг меня. Меня занесло в дешевый бар, где обычно предлагают поганое виски и пару драк. Чувствуя себя школьником, сбежавшим с уроков, я прошмыгнул в кабак, забитый потными мужиками и разрисованными девицами легкого поведения. Я заказал себе бутылку портвейна и протиснулся за свободный столик, стоящий у самой сцены.
Мне было необычайно весело. За короткие пять минут ко мне пыталось подсесть шесть грудастых девок и два пьяных мужика, которым срочно нужно было выговориться. Я всех их прогнал: сказалась многолетняя привычка никого к себе не подпускать.
Неожиданно свет погас и на сцену вышла женщина в белом. Я замер. Я не верил. Стакан, который я держал в руке, упал и со звоном разбился. Она взяла микрофон и начала петь «Жизнь в розовом цвете». У меня выступил пот на лбе. Её голос я смог бы различить и среди миллионов похожих голосов…
Я попытался что-то крикнуть, но у меня пересохло горло. Наконец, она посмотрела на меня. Побледнела. Узнала. Выронила микрофон на пол. В зале послышались недовольные крики. Ни она, ни я этого не заметили. Она прошептала: «Мишель?»
Я кивнул. Она бросилась прямо со сцены и обняла меня. Все смотрели только на нас. А нам… нам было все равно. Мы смотрели друг другу в глаза, плакали, обнимались…
Это был самый счастливый момент в моей жизни. Я никак не мог поверить, что нашел её! Она провела меня в небольшую комнатку, служившую ей, наверное, гримеркой. Мы сели друг против друга за маленький столик, взялись за руки и смотрели счастливыми глазами, чувствуя себя на седьмом небе.
Да, она изменилась, вокруг глаз появились гусиные лапки, между бровей пролегла складка, свидетельствующая о тяжелых думах, уголки губ, которые когда-то могли круглосуточно улыбаться,- опустились, словно им не хватало радости. Глаза, сияющие когда-то весенней синевой, поблекли и приобрели оттенок моря после шторма. В золотых когда-то волосах появились серебряные нити. И все же это была та самая Эмма, любовь к которой я смог пронести через всю жизнь.
Мы не могли разговаривать. Мы могли лишь вспоминать.
Было бы эгоистично с моей стороны не рассказать эту историю с начала, а поддаться порыву остаться в этой тесной коморке.
Вспоминать прошлое – это всегда больно и приятно, тяжело и волнующе одновременно. Прошлое всегда влечет к себе. Не раз и не два к нам приходит мысль: «А что было бы, если бы я…» И всегда воспоминания оставляют неприятный осадок, потому что прошлого, к сожалению, изменить нельзя…
Видите, даже сейчас я оттягиваю момент, когда придется рассказать вам, читатели, то, что я так бережно хранил в своем сердце двадцать четыре года… Итак, начинаю!
Я родился в небольшом провинциальном городке в семье бедного механика. Мой отец ремонтировал старые дряхлые машины, которые я терпеть не мог. В нашей семье было шестеро детей.
Как самому старшему на меня возлагалась вся тяжелая работа, которая отбирала у меня все свободное время. Я помогал отцу в гараже, воспитывал самых младшеньких, потому что мама буквально разрывалась между нами, ездил за покупками, убирал в доме, подрабатывал почтальоном и выгуливал чужих собак. Плюс ко всему мне нужно было успевать учиться.
В редкие минуты отдыха, а такие выпадали только ночью, я зачитывался потертыми книжками, взятыми в скудной городской библиотеке. В одной комнате со мной жили два моих брата. В доме постоянно стоял детский плач и лемент, мама постоянно на всех кричала, отец всеми командовал и злился из-за всяких мелочей…
Я ненавидел свою жизнь. Осознание того, что я занимаюсь бестолковыми и пустыми занятиями вместо того, чтобы развиваться, не давало мне спокойно жить. Долгими ночами я смотрел на звезды сквозь маленькое окошко и мечтал о том, как когда-нибудь я:
А) уеду далеко-далеко
Б) стану богатым и известным
В) отведаю кучу разных опасных приключений.
Отец хотел, чтобы я до конца жизни ковырялся в старых машинах и содержал своих братьев и сестер. Я не согласился. Я сказал, что не хочу всю жизнь прозябать в дыре и заниматься делом, которое я люто ненавидел. Еще я добавил, что хочу выучиться в университете и выбиться в люди.
Отец обиделся. Он не понимал меня. Мама тоже. Они сильно разозлились. Отец сказал: «Катись на все четыре стороны, только я тебе не дам ни копейки. Уверен, что ты вернешься через месяц, побитый, как щенок, и будешь просить прощения».
Я не вернулся и по сей день. Я поступил в университет на факультет французской литературы. Жизнь в мировой столице не была такой легкой, как мне казалось сначала. Я жил впроголодь, как это делают все студенты, получающие одну лишь крохотную стипендию. Помню, я пять месяцев собирал деньги, чтобы попасть в Лувр. Но зато я нашел много новых друзей, с которыми мы проворотили много сумасшедших дел, о воспоминании которых у меня до сих пор краснеют щеки.
Когда прошел год моей учебы я, чтобы не возвращаться на летние каникулы домой, согласился на стажировку на юге Франции. Я должен был работать на виноградниках.
Собрав свои немногочисленные пожитки, я без страха отправился навстречу далеким и захватывающим приключениям, чувствуя себя настоящим Робинзоном Крузо. Я был беден, голоден, меня ждала тяжелая физическая работа, но я был так счастлив, что улыбка не сходила с моего лица.
Человек, проживший много лет в одном месте, знает, какое это наслаждение вырваться в широкий мир. Что ж, дорога была нелегкой. Я пять часов тарахтел на электричке, потом полтора часа шел через лес, потом еще полтора часа искал человека, который смог бы мне помочь и объяснить, что мне делать.
Наконец, меня поселили в небольшом домике на опушке леса и сказали, что к работе я должен приступить с завтрашнего дня. В моем домике было две небольшие комнатки и уютная кухонька с занавесками. У меня никогда не было собственной комнаты, а тем более, так что я был в полном восторге.
Если вы думаете, что я так устал после долгой дороги, что тут же лег спать, вы глубоко ошибаетесь. Я кинул свои пожитки на старую кровать и побежал исследовать местность.
О, знали бы вы, что это было за место! Настоящая сказка! До сих пор помню, как восторженно бродил по прекрасным полям и виноградникам. Это была настоящая долина – изумрудная, улыбающаяся и захватывающая дух. Где-то далеко-далеко виднелись живописные горы, покрытые извечным мхом. Окружал эту долину гордый столетний лес. Но самым красивым было, без сомнения, озеро, отливающее зеркальной чистотой и видное с любого уголка долины. Озеро переливалось всеми цветами радуги, оно было розовым на рассвете, серебристым утром, голубым в обед, синим в полдник, золотым на закате, бархатистым как чешуя дракона, – ночью. Вокруг озера раскинулись уютные коттеджи, в которые летом съезжались состоятельные люди, чтобы побывать на лоне природы.
За коттеджами красовалась маленькая деревня – настоящее сокровище, которое кормило этот край теплым, ароматным молоком, нежным сыром и мягким, душистым маслом. Этот край славился лучшим вином в стране. Климат был теплым, круглый год светило ласковое солнце, которое в этих краях не палило беспощадно, а убаюкивало дремлющей теплотой. Воздух был упоительным и опьяняющим. На каждом шагу пестрели цветы и пели маленькие беззаботные птички.
В мои обязанности входило обрабатывать виноградники с шести утра до трех дня. По сравнению с тем, как я пахал дома, работа казалась мне легкой и приятной. Я чаще стал смотреть на небо, задумываться о чем-то важном. Каким жалким казался мне городок, в котором я вырос, по сравнению с этими роскошной долиной, где, казалось, навсегда поселилась Радость, Счастье и Веселье.
Люди, с которыми я работал, были простодушными и добрыми, совершенно не зацикленными на деньгах и других материальных проблемах. Они просто радовались жизни, подставляли солнцу лицо, пили вино, танцевали и пели. Они ценили каждый прожитый день и пытались создать гармонию своей души с природой. В каком-то смысле они были вечными детьми, не знающими никаких забот и тревог.
После работы я много гулял, читал и размышлял. Моя душа отдыхала. Моим любимым местом для прогулок было озеро. Больше всего мне нравилось приходить к нему вечером и наблюдать, как за самую высокую гору прячется красный, распаленный шар солнца. Мне нравилось купаться в озере ночью, рассекая теплую бархатную гладь. После купания я часто лежал на мягкой траве, смотрел на звезды и мечтал. Да, чудные были деньки. Самые лучшие дни в моей жизни.
Когда прошло две недели моей стажировки, со мной произошла любопытная история. Как всегда после работы я убежал на свое озеро(видите, уже считаю его своим). Я гулял вдоль тихой глади, размышляя о том, как справляется без меня моя семья. Что ни говорите, а меня мучила совесть, хотя я и пытался её всячески уговорить перестать меня изводить долгими ночами. Меня снедало чувство вины зато, что я бросил семью и отдыхаю в этом чудном месте, пока они там страдают…
Ничего не замечая, я шел вдоль берега, смотря себя под ноги. И тут совершенно неожиданно из озера выбросилась рыба, сделала в воздухе тройное сальто и скрылась в воде. От полнейшей неожиданности я вскрикнул, споткнулся об какой-то корень и упал, не забыв перекувырнувшись. Надеюсь, вы не будете винить меня за то, что маленькая рыбешка показалась мне лохнесским чудовищем, правда ведь? Я люто замахал воде кулаком и смачно выругался.
За спиной послышался мелодичный серебряный смех. Я обернулся и испуганно замер – передо мной был ангел. Мне понадобилось пять минут, чтобы понять, что передо мною живая девушка из плоти и крови. Она была одета в белое развевающееся платье. В руках у неё была соломенная шляпка с голубыми лентами. У неё были золотые волосы, которые развивались на ветру и доносили запах… запах лесных фиалок, который опьянял меня с ног до головы.
Видя мое замешательство, девушка рассмеялась еще больше, запрокинув миниатюрную голову.
- Вы такой смешной! - нараспев сказала девушка мелодичным и звонким голоском. Она разговаривала так, словно пела, растягивая гласные,- я давно за вами наблюдаю. Что же вы молчите? Вы что, немой?
- Вы ангел,- только и смог сказать я.
Девушка рассмеялась:
- Это лучший комплимент, который я когда-либо слышала. Но на самом деле я не ангел, а всего лишь Эмма. А вы?
- Мишель…
- Очень приятно, Мишель. Вы мне нравитесь.
- А вы то мне…
- А знаете, что? – воскликнула Эмма,- давайте дружить! Мне кажется, мы будем хорошими друзьями!
- Конечно! – я радостно улыбнулся,- а вы из деревни?
- О нет, ну что вы! – Эмма кокетливо посмотрела на меня сквозь полуопущенные ресницы,- я живу вон в том коттедже за озером. Он считается самым большим и красивым в этой долине. Мы приезжаем сюда с папой отдыхать летом. Это что-то нашей летней резиденции. А так мы живем в Париже. Мой отец руководит одним из самых крупных банков. Я же учусь в колледже и потихоньку умираю от тоски. Так вам нравится наш коттедж?
Я посмотрел на это огромное здание, которое еще вчера поражало меня свое элегантностью и красотой. Но теперь…
- Эмма, я должен сказать вам,- я глубоко вздохнул и заставил себя отвести взгляд от прекрасного лица, которое так лучезарно и доверчиво улыбалось мне,- я бедный студент, приехал сюда на стажировку. Я работаю на виноградниках. У меня всего один костюм и пять долларов в кармане. Мое будущее еще нужно строить… Как бы это не было прискорбно говорить, мне кажется, что наша дружба невозможна.
Затаив дыхание, я смотрел на неё. Она слегка нахмурила свои милые бровки, но уже через минуту её личико прояснилось:
- Как говорит мой папа, нет ничего невозможного. Мне все равно, кем вы работаете и сколько денег в вашем кошельке. Главное, что вы мне нравитесь, а все остальное неважно. Ах, я схожу с ума от одиночества в этой глуши. Мне просто необходим друг. И да, давайте перейдем на ты, мне кажется странным, что мы общаемся, как два престарелых политика на званом обеде. Мы ведь молоды, а молодость не терпит неискренности, так ведь? Ну что, идем на ты?
Мы рассмеялись. Какая же она все-таки замечательная! В тот день я был самым счастливым человеком на земле. Несмотря на свои восемнадцать, мне никогда не приходилось общаться с девушками, маленькие сестры не в счет. Я влюбился в Эмму с первого взгляда. Я её смех, голубые глаза и неиссякаемую силу духа. Она была такой живой, веселой, обворожительной, что я просто не мог не влюбиться в неё. Она была так непохожа на всех других…
Уже в первый день знакомства Эмма поведала мне, что её не нравится учиться, что она считает это скучным и гиблым занятием, отнимающим драгоценное время, которое можно потратить на путешествия, любовь и общение с друзьями. Цитирую: «Все эти чудаки, которые зубрят с утра до ночи, вызывают у меня аскому. А ученые вообще кажутся мне поголовно чокнутыми! Как можно убить свою жизнь во имя науки? Как можно сидеть взаперти над книжками и портить зрение, если вокруг – целый мир, полный опасностей и красоты!»
Литературу и историю она еще терпела кое-как, но математику ненавидела люто и вела с ней беспощадную борьбу. Физику она принципиально не учила, потому что верила, что все вокруг – это волшебство, чудо, а не следствие сухих физический законов. К химии она относилась пренебрежительно, представляла её прыщавой девочкой в огромном колпаке в горошек.
Эмма болтала обо всем на свете: о Париже, о войне в Африке, о своих подружках, о журналах, об актерах, об отце, которого она очень любила, и конечно же о своих мечтах.
Под огромным секретом она мне признала, что хочет стать артисткой, покорительницей человеческих сердец. Ёё прекрасную голову за одну минуту посещали тысячи самых разнообразных мыслей, которые она не успевала высказать. Она могла говорить о Мерилин Монро, в следующую минуту описывать своих одноклассников, а потом вдруг воскликнуть: «Как прекрасен это мир!» и начать танцевать, напевая какую-то милую, незатейливую песенку. А потом она вдруг могла стать серьезной и начать философствовать, уже через минуту придумывая какую-то сумасшедшую игру.
Я смотрел на неё, восхищаясь её силой и неуемной энергией. Она была такой яркой, такой неповторимой! Какими бледными и неинтересными казались мне все по сравнению с ней все те люди, с которыми я был знаком раньше. Её главным отличием от всех смертных было то, что она не боялась воплощать в жизнь все свои самые безумные желания. Возможно, кто-то посчитал бы её неудержимой, слегка сумасшедшей, слишком яркой и самовлюбленной, но именно все это мне в ней и нравилось!
В тот день мы не расставались до вечера. Мы бродили по самым глухим закуткам, лазили на скалу, кричали с огромной высоты(таким образом Эмма избавлялась от депрессии). Я выполнял любое её желание: катал на лодке, собирал землянику в лесу, лазал на самое высокое дерево, чтобы сорвать её аппетитное яблоко, цитировал французские стихи о любви… А вечером мы вернулись к озеру, чтобы посмотреть на закат.
- Мне так нравится это место! – прошептала Эмма, обнимая меня,- здесь так спокойно! Я бы ничего не другого не хотела, лишь бы моя жизнь была так же прекрасна, как это долина! Хочешь, расскажу тебе один секрет?
Я кивнул, повернувшись к ней. Эмма некоторое время молчала. Я терпеливо ждал, наблюдая за её идеальным профилем, который в сумерках казался мне фарфоровым. Наконец она повернулась ко мне и страстно прошептала:
- Я несчастна! Ох, Мишель, если бы ты знал, как я несчастна!
- Почему? – ошеломленно спросил я, заметив на глазах девушки слезы, похожие на бриллианты.
- Мне так одиноко здесь. Я скучаю по своим друзьям, по Парижу. Папа все грозится отправить меня учиться в Гарвард, в эту далекую и нецивилизованную Америку, где все ругаются и едят хот-доги... Но что больше всего меня тревожит, так это то, что минувшей весной мне исполнилось семнадцать лет, а я…
- Что ты?
- А я… Я еще ни разу не целовалась. Все мои подружки целовались уже раз сто, а я ни разу, понимаешь? Не то, чтобы другие мальчики ко мне клеились, но все они такие гадкие и некрасивые, такие хмурые и неотесанные, такие противные и навязчивые… Я всегда даю им звонкую пощечину, когда они начинают лезть ко мне. Они думают только о поцелуях. Ну а ты… ты другой… От твоего взгляда мне становится так хорошо, ты не поверишь! Ты ведь готов ради меня на все, верно, Мишель? Ты бы сделал глупость ради меня?
Не раздумывая ни секунды, я кивнул. Мое сердце учащенно забилось. Элизабет взяла мою руку в свою и, подвинувшись ближе, прошептала:
- Тогда поцелуй меня. Пожалуйста…
Её губы были теплыми и шероховатыми. Её волосы пахли розами, а кожа – фиалками. Я целовал её волосы, шею, губу, щеки… Она опьяняла меня.
Не знаю, до чего бы это все дошло, если бы я вовремя не отстранился и не прохрипел:
- Тебе, наверное, пора домой. Уже стемнело… Твой папа будет волноваться…
Она порывисто дышала. Её глаза блестели в темноте. Она тряхнула волосами, которые блестели даже в темноте, и сказала:
- Вот почему я попросила тебя поцеловать меня. Я была уверена, что ты не причинишь мне вреда. Ты ведь не такой, как другие мальчишки. Ты особенный. Я почувствовала это, когда только увидела тебя. Я подумала: «Только этот человек сможет сделать тебя счастливой, Эмма. Держись за него!» Я буду завтра. В четыре на этом же месте. Приходи. Если захочешь, конечно
Она поцеловала меня и убежала, скрывшись в темноте. Я зачарованно смотрел ей вслед, пытаясь уловить запах фиалок.
В ту ночь я не смог заснуть. Я думал лишь о ней и улыбался, как слабоумный идиот. Когда она спросила, готов ли я на все ради неё, я не соврал, ответив утвердительно. Если бы она попросила меня достать звезду с неба, я бы расшибся в лепешку, но сделал бы так, как она хочет. Я знал, что это не хрупкая первая влюбленность, которая рушится от любого дуновения ветра. Я был уверен, что эта любовь – раз и навсегда.
Весь следующий день я не мог дождаться того момента, когда увижу её снова. Я что-то делал, куда-то ходил, с кем-то разговаривал, даже не замечая своего собеседника. Мои мысли витали во вчерашнем вечере. Я то и дело смотрел на коттедж и представлял, что же сейчас делает Эмма.
Я диву давался, как такая красивая девушка обратила внимание на меня – нищего студента, не отличающегося ничем особенным. Я был готов пожертвовать всем, лишь бы сделать её жизнь счастливой и насыщенной.
Уже в полчетвертого я нетерпеливо сидел возле озера с букетом фиалок в руке, которые я успел насобирать в лесу. Знаю, дарить цветы примитивно, но мне так хотелось сделать ей приятное! Будь у меня деньги, я бы купил Эмме сапфиры, которые бы так подошли к её глазам. Пока же – только фиалки. Она появилась неожиданно и весело захлопала, увидев цветы в моих руках:
- Как это мило, Жульен! Откуда ты узнал, что фиалки – это мои любимые цветы?
- Почувствовал. Мне кажется, эти цветы больше всего подходят тебе.
- О, спасибо! – Эмма радостно взяла букет,- надо же, я и не знала, что они растут здесь. И пахнут они намного лучше, чем мои духи, выписанные из Флоренции. А какие они красивые! Мне дарили целые ведра роз, гортензий, лилий, но эти цветы порадовали меня больше всех их вместе взятых.
В награду она поцеловала меня, а потом с задором воскликнула:
- Ты когда-нибудь катался на лошадях?
- Нет…- покачал головой я,- хотя всегда мечтал. Моя семья больше занималась автомобилями.
- Фу, не люблю автомобили,- Эмма поморщила милый носик,- они такие гадкие и вонючие. К тому же они жутко отравляют нашу атмосферу. То ли дело лошади! Я без ума от этих животных! Что может быть лучше, чем скакать во весь упор вперед, не думая ни о чем? У моего отца здесь целая конюшня. Думаю, если бы не верховая езда, я бы совсем умерла от скуки. Может, прокатимся сейчас по зеленым лугам? Погода просто замечательная!
- Но я ведь не умею…
- Не дай дурацким предрассудкам и страхам лишить тебя самых лучших моментов в жизни.
- А как же твой папа?
- О, он уехали на целый день в соседний городок на ярмарку. Он хотели взять меня с собой, но я оказалась, потому что захотела провести этот день с тобой. Понимаешь, только с тобой!
- И все же я…
- Кто-то вчера говорил мне, что он ради меня готов на все,- Эмма лукаво улыбнулась, пуская в ход свои женские чары,- ну же, не будь таким нерешительным!
И мы побежали, веселые и бесшабашные, в сторону особняка Эммы. Она показала мне особняк изнутри. О, как был я ошеломлен увиденным великолепием! Все было как в лучших американских фильмах про миллионеров. Огромные светлые комнаты, заставленные дорогой мебелью и новейшей техникой.
В мое сердце заползла гадюка зависти, которую я попытался тут же придушить. Да, в молодости мне хотелось быть богатым. Впрочем, кто не хочет в молодости богатства? Кто не мечтает о белоснежных яхтах, дорогих машинах и домах с видом на Средиземное море? Все богатые люди делятся на две категории. Первая – это Гобсеки, жалкие людишки, которые тратят свою жизнь на зарабатывания денег. Обычно эти люди самые несчастные и одинокие существа в мире. Другая категория – это люди, которые смогли вовремя остановиться и посвятить себя семье, любимому занятию и полезным делам, таким как благотворительность. Такие люди самые счастливые.
Понимание ничтожности денег приходит с жизненным опытом, который достигается в сложных боях за местом под солнцем… Жизненный опыт достать сложней всего. Его нужно выстрадать, выплакать, выносить в себе…
Обойдя огромный сад, заполненный диковинными цветами и миниатюрными беседками, мы оказались возле конюшни. Эмма взяла два яблока из мешка, стоящего возле огромной дубовой двери, протянула мне одно и сказала:
- К ним без сладостей нельзя.
Я осторожно зашел в полутемное помещение, пахнущее соломой и теплотой. За стойлами стояли десятка два прекрасных лошадей, которые призывно ржали. Некоторые их них смотрели на меня по-доброму, некоторые откровенно выказали свое недовольство. Я шел с разинутым ртом, крепко держа Эмму за руку. В свои восемнадцать я видел лошадь впервые.
Наконец, Эмма остановилась возле одного стойла, где радостно заржала белоснежная лошадь, похожая на единорога. У неё на лбу было пятно в форме звездочки.
- Вот моя красавица! – с гордостью представила мне своего друга Эмма,- её зовут Мери, и мы с ней очень любим друг друга. Она никого не признает, кроме меня.
Эмма угостила свою любимицу яблоком и показала мне на стоящую рядом рыжую кобылу с черным хвостом и длинными белыми ресницами.
- А её зовут Инесса. Она самая смирная и спокойная. На ней лучше всего ездить новачку.
Что ж, это был… достаточно интересный опыт. Все было замечательно вначале, если не считать двух легких падений. К концу тренировки я даже смог проехаться так званым аллюром. Эмма держалась в седле превосходно. Она даже не держала поводья в руке, ей достаточно было колен, которыми она направляла свою послушную лошадь в любое направление. Я чувствовал себя неловким простофилей, который ничего в этой жизни не умеет. Что не говорите, а юношеский максимализм давал о себе знать еще как.
Все знают, что мальчики любят порисоваться перед девочками. Желание казаться более смелыми, способными и великодушными, чем мы есть на самом деле, у нас в крови. Не знаю, как такая гениальная идея пришла в мою не менее гениальную голову, но я решил прокатиться с ветерком, дабы показать Элизабет, какой же я талантливый и храбрый. Хотел, как лучше, а получилось, как всегда.
Лошадь понесла, я не удержался и, перекувыркнувшись в воздухе, со всего размаху упал на землю. На несколько минут я потерял сознание. Очнувшись, увидел над собой встревоженное лицо Эммы. Она тормошила меня, что-то кричала, гладила по волосам…
-Я так боялась, что ты не очнешься! – воскликнула она, когда увидела, что я открыл глаза,- я не должна была заставлять тебя кататься на лошадях! Какая же я эгоистка! Прости меня, пожалуйста! Ну что, больно? Ты ничего не поломал?
Я осторожно пошевелил руками и ногами, потом улыбнулся и погладил Эмму по золотым волосам. Она все не переставала плакать. Я сказал:
- Ну же, не плачь! Это все я виноват, хотел порисоваться. Ну же, я не могу смотреть, как ты плачешь. Улыбнись, и мне сразу станет легче.
Эмма улыбнулась сквозь слезы. Увидев, что у меня на руке небольшой ушиб, она испуганно вскрикнула:
- У тебя кровь! Нужно срочно обработать рану.
- Эмма, это такие пустяки. Не обращай внимания.
- Ну уж нет,- Эмма помогла мне встать и решительно повела к дому.
Усадив меня на диван в огромной гостиной, она поспешно сказала:
- Сейчас, я только найду бинт и приду.
Её не было минут пятнадцать. Наконец она ворвалась в гостиную с огромной аптечкой и с совершенно безумным взглядом:
- Извини, что так долго. Я не знаю, кто додумался держать аптечку на веранде возле искусственной пальмы!
- Я чуть ли не истек кровью, пока дождался тебя,- пошутил я.
Эмма вытрусила все содержимое аптечки на дорогой, по всей видимости, персидский ковер и безрезультатно стала искать что-нибудь подходящее. В конце концов, мне пришлось помочь ей найти зеленку, вату и бинт. Потом я показал ей, как правильно нужно обрабатывать рану. Она смотрела очень внимательно, а когда я закончил, пошутила:
- Если ты еще раз упадешь с лошади, обещаю, что не буду вести себя, как избалованная богатенькая девочка, которая даже не знает, как обработать пустяшную рану.
Мы рассмеялись. Уже через пять минут рана была забыта. Нас захлестнуло непреодолимое желание веселиться. Мы дурачились, бились подушками, бегали по всему дому, танцевали, включив на всю катушку новенький магнитофон в комнате Эммы. Слегка проголодавшись, мы отправились на огромную кухню, которой мог похвастаться не каждый ресторан.
- Когда никого нет дома,- таинственно поведала мне Эмма,- я балуюсь жутко вредными, многокалорийными вкусностями. Потом, я, конечно, целый месяц сижу на строгой диете, но мои редкие банкеты греют меня во времена самого страшного голода. Сейчас я угощу тебя своим фирменным блюдом.
Эмма достала две глубоких тарелки, наложила в каждую по три вида мороженого, добавила взбитый белый крем, клубнику, ананас, апельсин, манго, киви и вишенку. Посыпала все это сверху корицей и шоколадной стружкой. Потом взбила всю эту массу миксером. Выглядело все это потрясающе. Зная, что раньше я питался одной вареной картошкой да лапшой, вы сможете представить мой восторг.
- Ну как, нравится? – с гордостью спросила Эмма.
- Это что-то божественное! Никогда не ел ничего вкуснее.
Она радостно захлопала в ладоши и поцеловала меня в щеку. В этот момент в комнату вошел презентабельный мужчина лет пятидесяти с высоко поднятым подбородком. Она был похож на президента.
- Эмма, дочка, я услышал твой смех…- он остановился на полуслове, увидев меня, сидящего возле огромной тарелки с мороженым и целующегося с его дочкой,- кто вы, молодой человек?
- Ой, папочка, я все объясню,- затараторила Эмма, отодвинувшись от меня на два метра, - это Мишель. Мы познакомились с ним вчера.
- Ах, вот оно что,- отец кинул на меня пренебрежительный, полный недоверия взгляд,- почему же ты не рассказала мне об этом молодом человеке вчера за ужином?
- Наверное, потому, месье, что я работаю на виноградниках,- я встал и с достоинством посмотрел на отца Эммы, - я студент, изучаю французскую литературу. Я знаю, что я не пара для вашей дочери, но ей было так одиноко в этих краях, что я взял на себя смелость стать её другом.
Он измерил меня испепеляющим взглядом и пробормотал сквозь зубы:
- Молодой человек, пройдемте в мой кабинет. Нам следует поговорить.
- Но папочка,- Эмма бросилась к отцу и пылко его обняла,- не запрещай мне дружить с Мишелем. Он такой хороший и добрый. Он никогда не причинит мне зла.
- Ну что ты, доченька,- голос месье вдруг стал очень нежным и любящим,- конечно же, я не буду лишать тебя компании этого юного шевалье. Я ведь знаю, как сильно ты скучаешь по своим друзьям, солнышко. Мы просто поговорим, как мужчина с мужчиной, а потом вернемся, ладно, лапушка?
Мы прошли в его кабинет, заставленный огромным количеством раритетных вещей, начиная от давних книг и заканчивая мебелью, сделанной из красного дерева. Строгий месье сел за свой громадный письменный стол и указал на стул напротив.
- Эмма у меня одна,- начал месье, пристально смотря мне в глаза, - моя жена умерла, когда Эмме было всего три года. Мне пришлось выполнять обязанности двоих родителей. Эмма самый дорогой человек для меня. Я вложил в неё все свою душу. Она смысл моей жизни. Ради неё дышу, ем, работаю…Она моя единственная надежда. Надеюсь, юный шевалье, вы понимаете, что я не позволю какому-то нищему студенту вскружить голову моей девочке и сломать ей жизнь. Я пообещал Эмме, что не буду запрещать вам дружить, и я выполню свое обещание, так как выполняю любое желание Эммы. И… я волнуюсь, как волнуется каждый отец, у которого красивая дочь. Она ни с кем не встречалась раньше. Что ж, гуляй с ней по озеру, целуйся, ежь мое мороженое, но помни, что если ты сделаешь ей больно, то я убью тебя. Ты уяснил суть проблемы?
Я кивнул, стараясь не выказывать свой страх.
- Свободен.
С того дня мы с Эммой были неразлучны. Ровно в четыре мы встречались у озера и, взявшись за руки, бродили в чудесном краю фиалок и любви. Много смеялись, шутили, целовались и всерьез верили, что перед нами лежит весь мир.
Мы были так молоды и юны, так самонадеянны и наивны, что за легкими пушистыми облачками не разглядели надвигающуюся грозу. За восхитительным ароматом фиалок мы не почувствовали запах дыма, обещающего превратиться в пожар, который испепелит нашу жизнь…
Шаг за шагом мы строили свою сказочную реальность, где не было ничего невозможного, где пели соловьи и высоко в небе летали белоснежные голуби.
Эмма доверяла мне все свои секреты и не раз говорила, что не встречала в своей жизни человека, который бы понимал её больше, чем я. Больше всего она ценила во мне то, что я могу принимать её такой, какая она есть, не пытаясь изменить по собственному усмотрению. Она рассказывала, как сложно ей было расти без мамы, как в школе её все считали сумасшедшей и завидовали, потому что она была не такой, как все, потому что умела смеяться и радоваться жизни, когда все остальные хмурились и думали лишь о своих мелких проблемках. А как-то раз она прошептала мне на ухо: «Я люблю тебя, Мишель. Ты мой подарок».
Это были самые счастливые дни моей жизни. Я цитировал ей стихи о любви, рассказывал придуманные на ходу сказки, делал разные сюрпризы и подарки. Она же танцевала, пела и смеялась… Впоследствии Эмма признавалась, что никогда не смеялась так много, как смеялась в те дни.
А еще Эмма часто любила представлять себя птицей. Она вздымала руки вверх и восторженно говорила своим певучим голосом: «Мишель, иногда я и в самом деле верю, что я птица! Кажется, стоит только захотеть, и я полечу вверх к самому солнышку! Ах, как же я счастлива теперь, находясь рядом с тобой! Как же хочу, чтобы в моей жизни не было ни одной, даже самой маленькой и невинной тучки! Как же я хочу стать знаменитой! Как же хочу парить в белоснежных нарядах на лучших сценах мира! Как мечтаю оставить после след, важный след, который принесет людям пользу! Ах, мой милый, иногда мне кажется, что я взорвусь от переполняющих меня эмоций! Мне столько всего хочется успеть, столько хочется сделать за свою короткую жизнь! Мне хочется петь, сниматься в фильмах, танцевать, блистать на красных дорожках, раздавать автографы! Мне так хочется, чтобы мною все восхищались… Хочется быть не менее известной, чем Мерилин Монро. И все это нужно успеть сделать за короткий отрезок времени! Ах, как было бы хорошо, если бы можно было совсем не умирать. Как было бы хорошо найти философский камень и жить вечно. Верно, Мишель?»
Я соглашался, любуясь, как солнечные зайчики играют в её золотых волосах,- иди сюда, солнышко!
Юность тем и прекрасна, что верит в невозможное, что питает иллюзии о безбрежном счастье и огромных деньгах, которые совсем рядом, стоит только руку протянуть.
Однажды я рассказал ей, как иногда купаюсь в озере. Она всплеснула руками и воскликнула:
- Мишель, а ведь я никогда не купалась ночью. Надо же, какое упущение! Наверно, это так романтично – месяц, звезды, мы вдвоем, только ты и я. Давай скупаемся этой ночью!
- Если твой отец узнает об этом, он наверняка запретит нам встречаться
- Ах, Мишель, не будь таким занудой! – по её озорным огонькам в глазах, что понял, что Эмму уже не переубедишь,- ты только представь, как будет здорово! Это будет настоящий побег! Я уже знаю, что надену. На мне будут черные штаны от Версаче и топ от Дольче Габана. Я проберусь к озеру под покровом темной ночи и встречу там тебя! Разве не замечательно?
Да. Эмма была самым упрямым и своенравным человеком на Земле. Но как очаровательно было её упрямство! С каким изяществом она топала ножкой, когда ей что-то не нравилось! Как прелестно надувала губки, когда обижалась из-за какой-то ерунды! Она казалась мне Амазонкой в обличье Венеры.
Мы встретились ровно в двенадцать на нашем любимом месте возле озера. Увидев меня, Эмма радостно вскрикнула и бросилась ко мне в объятья:
- Ах, Мишель, чего мне стоило удовлетворить твою прихоть! Мне было так страшно пробираться сквозь опасную чащу, населенную волками и другими дикими зверями(чащей был ухоженный сад, а волков в этих краях уже лет сто не водилось). И все ради тебя, любимый! Правда, я смелая?
- Ты самая смелая девушка на земле,- подтвердил я, подхватив Эмму на руки,- только купание в озере было твоей идеей. Не нужно все сваливать на меня.
Элизабет хитро засмеялась и доверчиво прошептала:
- Я так волновалась за ужином… Вилка два раза падала, и я от волнения не смогли съесть свои любимые трюфеля. После ужина я приставила к своему окну лестницу и ровно в полдвенадцатого спустилась в сад! Я боялась, что сработает сигнализация, но она молчала, как рыба, представляешь? Правда, наша собака, Артемон, хотел уже было залаять, но узнал меня и полез целоваться. Веришь ли, я еле от него отбилась, паразита такого. А потом прибежала сюда, рискуя своей жизнью. Разве не здорово?
- Здорово.
На некоторое время мы притихли, любуясь окружающей нас красотой. Звезды сияли с небес. Ночь выдалась теплой и гортанно ласковой, словно созданной для сказки. На воде серебрилась лунная дорожка, похожая на Млечный Путь. Вода мягко ударяла об берег, ласково приглашая искупаться двух влюбленных, ошеломленных красотой летней ночи. Красота, за которой наблюдаешь с любимым человеком, кажется вдвойне прекрасной и очаровательной.
- Я так счастлива! – прошептала Эмма и неожиданно воскликнула,- ой, смотри, светлячки!
И в самом деле, в траве один за другим начали появляться мерцающие изумрудики, соревнующиеся в своей красоте с далекими звездами
- Представь, я никогда не видела настоящих светлячков! – Эмма радостно захлопала в ладоши,- объездила весь мир, но такой красоты, как здесь, не видела нигде!
- Красота есть везде, но не везде есть люди, которую эту красоту способны оценить.
Я насобирал целую пригоршню светящихся малышей, подошел к Эмме и осторожно вплел ей в волосы мерцающие огоньки. Я замер, завороженный её красотой. Она была как греческая богиня. Я понял, что чувствовали Данте, Петрарка, смотря на своих возлюбленных.
- Как ты прекрасна!
- Нравится? – довольно прошептала Эмма, став вдруг совершенно серьезной,- думаю, нам пора скупаться.
Не спеша, она сняла с себя всю одежду, представ передо мною полностью обнаженной. Я, затаив дыхание, смотрел на её нефритовое тело, которое светилось в темноте молочной белизной.
У меня пересохли губы, и закружилась голова.
- Ну что же ты, раздевайся, - прошептала Элизабет, наслаждаясь произведенным на меня эффектом.
Сейчас, когда я вспоминаю тот эпизод, у меня краснеют щеки и пылают уши. Тогда же чувства стыда как такового вообще не существовало. Я разделся. Она рассматривала меня с нескрываемым интересом:
- Никогда не видела обнаженного мужчину. Ну что же ты застыл? Пойдем купаться. Мы ведь для этого пришли сюда, помнишь?
Мне понадобилась целая вечность, чтобы прийти в себя и понять, что все происходящее реально и Эмма – это не восхитительный сон. Наконец я кивнул и взял её за руку. Мы медленно вошли в теплую бархатную воду, чувствуя себя на седьмом небе от счастья.
Это было незабываемо! Мы плыли по лунной дорожке, стремясь все дальше и дальше, ожидая, что вот-вот случится какое-то чудо… Но чуда не случилось. Что ж, мы были слишком счастливы, чтобы расстраиваться и портить лучший вечер в нашей жизни.
Спустя час мы нехотя вылезли из воды и легли на мягкую пушистую траву. Эмма прижалась ко мне, дрожа от холода. Я укрыл её полотенцем и, как мог, контролировал себя Мои нервы были напряжены до предела. Когда она потянулась, что поцеловать меня, я вздохнул и горестно сказал:
- Эмма, я не могу так.
Девушка прерывисто задышала. По её слегка надувшимся губам я понял, что она обиделась. Я поцеловал её в лоб и торопливо зашептал:
- Пойми, Эмма, я слишком люблю тебя, чтобы лишить тебя самого ценного вот здесь на траве, возле озера. Это не честно по отношению к тебе. Не честно по отношению к твоему отцу, которому я дал обещание, что не причиню тебя зла. Меньше всего я хочу, чтобы ты проснулась завтра утром и возненавидела меня.
- Но…
- Эмма, видишь вон ту звезду? Это ты. Я не хочу сбрасывать тебя с небосклона ради своей прихоти. Не хочу омрачать твою светлую, разрисованную самыми яркими красками жизнь.
- Но ведь я сама хочу…
- Я мечтаю, чтобы все было по-другому,- приподнявшись на локоть, я серьезно посмотрел на её хорошенькое личико,- ты самый дорогой мне человечек. Я люблю тебя больше жизни. Я хочу заботиться о тебе, хочу оберегать тебя, хочу, чтобы этот свет, который ты излучаешь, никогда не погас. Ты полностью изменила мою жизнь и меня самого. Ты открыла во мне те качества, о которых я даже не подозревал. Мог ли я подумать, что смогу полюбить так? Обретя тебя, я обрел себя. Мне кажется, мы созданы друг для друга. Эмма, ты выйдешь за меня замуж?
Она смотрела на звезды. Её губы дрожали. Спустя мучительно долгое мгновение она повернулась ко мне и прошептала:
- Как же я могу сказать «нет» самому любящему и заботливому парню на земле? Как могу отречься от дара, дарованного мне самим Господом Богом? Ведь я люблю тебя, Мишель. Я стану твоей женой, Мишель.
В ту ночь я был самым счастливым человеком на земле. Я смеялся, плакал и строил планы на будущее, которое казалось мне розовым и безоблачным:
- Как бы мне хотелось уже завтра повенчаться с тобой в той милой церквушке на зеленом холме! – мечтал вслух я, - но нужно подождать, пока ты закончишь колледж, а я университет. К тому же твой отец наверняка будет против нашей свадьбы, потому что я не богатый и не учусь на экономическом факультете Гарварда. Но к окончанию университета я попытаюсь уже прилично зарабатывать, чтобы обеспечивать тебя всем самым необходимым.
- Каким же это образом?
- Я буду писать романы,- восторженно поведал я Эмме тайну, которую хранил в своем сердце вот уже несколько месяцев,- ради тебя я буду писать гениальные романы, которые прославятся на весь мир. А потом, когда у меня будет много-много денег, я помогу тебя стать певицей или актрисой, как ты захочешь. Если понадобится, я сам сяду за режиссерское кресло, сам буду твоим продюсером, композитором, хореографом… Всем, чем ты захочешь, солнышко! Нас будет знать весь мир, все, как ты хотела. Мы будем путешествовать, заниматься благотворительностью, давать интервью, просто жить и наслаждаться каждой прожитой минутой!
- А ты уверен, что сможешь написать что-то по-настоящему стоящее? – недоверчиво спросила Эмма, - есть ли гарантия того, что ты будешь зарабатывать много денег?
- Если ты будешь рядом с мной, я горы сверну,- с энтузиазмом ответил я, - было бы желание, а все остальное приложится. Я верю в нашу счастливую звезду. Все будет просто замечательно, вот увидишь.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Какой же ты хороший…- прошептала Эмма,- ты достоин лучшей девушки, чем я.
- Ну что ты, любимая. Это ты достойна лучшего.
Так мы и заснули в объятьях друг друга – двое влюбленных, глупых подростка, наивных, как птенчики, которые только-только увидели белый свет… Мы вместе проснулись на рассвете. Вместе позавтракали. Вместе провели следующий месяц, узнавая в друг друге что-то новое и интересное. Эмма казалась мне бездонным океаном, который невозможно изучить. Каждый день я открывал в ней новую грань, новую особенность, новую тайну, которую я складывал в одну картину. Эмма напоминала мне Мону Лизу: чем больше на неё смотришь, тем загадочнее она становится.
Не буду врать, что каждый день был безоблачным и счастливым. Мы часто ссорились, но ведь любовь не может приносить лишь радость, верно? Любовь без ссор – это то же самое, что блинчики без молока. К тому же, ссоры стоить терпеть для того хотя бы, чтобы пережить радость примирения, не так ли?. Иногда она казалась мне вредной, заносчивой девчонкой, и у меня возникало желание задушить её. Но я всегда вспоминал надпись на кольце самого мудрого царя Соломона, которая гласила: «Все пройдет». И в самом деле, наши мелочные ссоры, неурядицы, недовольство проходили, а любовь оставалась, и не было силы, способной её выгнать из наших сердец.
Однажды она прибежала ко мне, необычайно веселая и радостная. В её глазах светились радужные искорки. Она поцеловала меня, серебристо рассмеялась и, улегшись поудобней на мягкой, сочной траве, начала рассказывать:
-К нам на две недели приехал в гостий давний папин друг – месье Дюбуа. Они учились вместе в одной школе и были неразлейвода.
- У тебя, наверное, хорошие воспитания о нем с детства, раз ты ему так нравишься? Он был чем-то добрым дядюшкой, который дарил тебе мешки подарков на Новый год и Рождество?
- Все так и есть! – Эмма весело рассмеялась и, вскочив на ноги, закружилась в импровизированном танце. Затем она снова упала на траву и продолжила,- он баловал меня невероятно. Возил в Диснейленд, покупал мишку ростом с меня… Но самое главное - он известный французский режиссер. У него даже есть пальмовая ветвь из Канн. Ты понимаешь?
- Что-то не очень….
- Какой же ты глупенький, Мишель,- Эмма встряхнула волосами,- возможно, он пригласит меня в свой следующий фильм, понимаешь?
- О, это было бы замечательно! Это и в самом деле шанс.
- Ты так считаешь?
- Конечно, нужно постараться, чтобы он пригласил тебя на какую-то сложную, драматическую роль, которая бы вмиг тебя прославила! Думаю, это будет прекрасным стартом для твоей будущей карьеры.
О, как я ненавидел себя впоследствии за эти слова! Как сильно винил себя, что не смог уберечь её! С какой яростью рвал на себе волосы! Но чему быть, того не миновать. Не мне бороться с судьбой.
Следующую неделю только и разговору было что о месье Дюбуа: какой же он добрый, талантливый, внимательный и неповторимый. Видя, как счастлива была Эмма, я и сам радовался, пропустив самое важное…
То был четверг. Всю жизнь я ненавидел четверг. Эмма прибежала ко мне в пять. Она была одета в развивающееся белое платьице. Её волосы развевались на ветру. Она улыбнулась мне и нежно погладила по щеке:
- Я люблю тебя, Мишель! Я никогда-никогда тебе не забуду. Прости, что обижала тебя, что вела себя отвратительно, мерзко, эгоистично. Прости за все. Ты сделал для меня так много добра, подарил мне столько любви, что её бы хватило на десятерых девушек.
- Ты говоришь так, словно прощаешься,- встревожено сказал я. В душе появилось какое-то тревожное предчувствие.
Она поцеловала меня. Её глаза странно блестели. Длинное, невероятно длинное мгновение она смотрела на меня. Смотрела так, словно хотела запомнить на всю жизнь. Потом сделала шаг назад и прерывающимся голосом сказала:
- Мне пора идти. Меня ждут.
- Кто?
- Месье Дюбуа… Он… мы проедем в соседний городок за покупками. Нужно успеть, пока не стемнело.
- Ладно… - растерянно сказал я,- но ведь завтра мы встретимся?
Она как-то странно улыбнулась:
- Конечно, встретимся. И завра, и послезавтра… Ну что ж, мне пора.
Эмма еще раз поцеловала меня. Мне показалось, или в её глазах блестели слезы? Она повернулась и зашагала прочь. Какой-то внутренний порыв заставил меня воскликнуть:
- Эмма, я люблю тебя! Ты даже не можешь представить себе, как сильно я люблю тебя!
Её плечи вздрогнули, она обернулась ко мне и прошептала:
- Прости меня, Мишель…
Я стоял и смотрел, как она уходит, думая, как когда-нибудь мы поженимся. Глупый дурак! Как виню себя, что не побежал за ней, не остановил, не предотвратил!
На следующий день она не пришла. Я ждал час, ждал два… Уже и солнце зашло на горизонте. Я смотрел на их особняк. Там даже не горел свет. В восемь часов меня начали терзать смутные сомнения. Вдруг что-то случилось? Не выдержав, я бросился к её дому. Остановился возле огромной дубовой двери. Перевел дыхание. Постучал.
Прошла минута, две. Мне не открыли. Я постучал еще раз. Мне открыл папа Эммы. У него был безумный взгляд. Под глазами засели синяки, волосы были растрепаны, руки дрожали. Увидев меня, он резко схватил меня за воротник и начал душить:
- Ты! Ты! – хрипел он,- где она?
Я не мог ничего ответить. Я задыхался. Собрав все силы, я отшвырнул от себя отца Эммы. Он упал на пол и заплакал, как ребенок. Я терпеливо ждал, смотря с ужасом на плачущего мужчину, который еще вчера казался мне непобедимой твердой скалой. Спустя десять минут он посмотрел на меня, пытаясь понять, кто я, потом пробормотал:
- Она бросила меня.
- Как? – я перестал дышать.
- Дюбуа! – еще горше заплакал убитый горем отец,- а я его еще другом называл! Мразь! Подлая мразь!
Дрожащими руками он протянул мне записку, на которой красивым почерком Эммы было написано:
«Папочка, сможешь ли ты простить свою непутевую дочь или отречешься от меня навеки? Я знаю, то, как я поступила с тобой и с Мишелем жестоко и отвратительно… Но поверь, я не могла поступить иначе. Я должна была уйти, исчезнуть из вашей жизни! Месье Дюбуа предложил мне роль в своем новом фильме при условии, что я убегу, никому ничего не сказав. Папочка, я чувствую себя неблагодарной эгоисткой! Пожалуйста, прости меня. Эта роль - мой единственный шанс осуществить свою мечту! Это такой шанс для меня! Я не хочу учиться в Гарварде. Я хочу сняться в настоящем кино у известного режиссера месье Дюбуа. Не волнуйся за меня. С месье Дюбуа мне не грозит ничего опасного. Пройдет совсем немного времени, и ты будешь гордиться мной. Передай Мишелю, что мне очень жаль, что у нас не вышло, передай, что я никогда не забуду его и всегда буду благодарна ему за ту любовь, которую он мне подарил. Я надеюсь, что он станет знаменитым писателем. Мне было очень больно бросать вас, но я не могу упустить журавля, который сам прилетел мне в руки. Не могу дольше писать – мне пора. Простите, если сможете. Ваша навсегда, Эмма».
Я вновь и вновь перечитывал рядки, которые вдруг стали расплываться перед моими глазами. Я понял – это слезы. Что я чувствовал в тот момент? Шок, смятение, недоверие, жалость к её отцу… Это было неожиданно. Это было больно. Так словно тебе взяли и безжалостно отрезали частичку твоей души. Но я не позволил горю завладеть моим сердцем. Рядом со мной находился человек, которому тяжелее, чем мне.
Я подошел к отцу Эммы и крепко обнял его – совершенно чужого и неизвестного мне мужчину, которого еще вчера я боялся, как огня. Сегодня же только я мог помочь ему пережить утрату второго самого важного в его жизни человека. Почему мы теряем любимых людей? Не смыкая глаз, мы просидели всю ночь, двое брошенных раздавленных мужчины.
В ту ночь его черные, как смола, волосы побелели, как снег. А уже через месяц он умер от горя. Он не смог пережить утрату дочки. Я не смог ему помочь, как мог, хотя приходил каждый день, утешал, разговаривал. Но есть болезни, которые не лечатся. Нельзя выпить таблетку и снова стать счастливым. Нельзя забыть, как предали, бросили, наплевали в душу… Однажды он сказал мне:
- Как бы я хотел, что у меня был такой сын, как ты! Если бы она(он не называл её по имени) не убежала, лучшего бы мужа для неё, чем ты, не существовало бы на всем белом свете.
С отцом Эммы случилось самое ужасное, что только может случиться с человеком – он разочаровался. Разочаровался в дружбе, в преданности, в благодарности… Он умер в её комнате. С её письмом в руках.
После похорон я уехал на учебу в Париж. А уже через месяц дядьки в черных костюмах известили меня, что отец Эммы оставил мне двадцать процентов своего состояния. Остальные деньги он пожертвовал на благотворительность.
Я не радовался этим деньгам. Мне казалось, что я их не заслужил. Все свое наследство я потратил на поиски Эммы. Сперва я нашел этого прохвоста месье Дюбуа, но он выдворил меня с помощью охраны, так и не сказав мне, где Эмма. Когда я известил Дюбуа, что его лучший друг умер, он лишь пожал плечами и небрежно бросил: «Каждый живет так, как может. Я не виноват, что этот дурень не берег свою дрожайшую дочурку. Где она, я не знаю, да и знать не хочу. Убирался бы ты, малек, по-хорошему, если не хочешь, чтобы мои парни тебя избили, как собаку».
Я понял, что с Эммой что-то случилось. Что-то очень плохое. Не мог успокоиться, чтобы не найти её. Я нанимал лучших сыщиков, бегал по всему Парижу, заглядывая в каждый уголок, в каждую щель. Её нигде не было. Я никак не мог успокоиться. Я все искал и искал Эмму, не слушая доводы сыщиков, которые убеждали меня, что я занимаюсь бесполезным делом. Я не злился на Эмму. Любовь не может злиться. Я не обижался на неё. Любовь не может обижаться. Я не желал мести. Любовь не может мстить. Я лишь хотел найти её, удостовериться, что с ней все хорошо, помочь ей. Но однажды мне пришлось остановиться. Я понял, что если не остановлюсь, то сойду с ума от горя. Мне нужно было начать новую жизнь.
То, что осталось от наследства отца Эммы, я потратил на публикацию своего первого романа, который пользовался огромным успехом. Дальше уже редакции платили мне, а я лишь делал то, что облегчало мою жизнь – писал. Моя работа стала для меня наркотиком, которая позволяла хотя бы на короткое время забыть об Эмме.
Невозможно передать ту боль, которую я испытывал первые годы после её исчезновения. Было ощущение, словно до знакомства с Эммой я жил в темной пещере, и вот ненадолго появилась она, осветив вокруг себя всю мою жизнь, и исчезла, оставив меня в полном мраке. Единственное, что спасало меня и не давало купить веревку с мылом, эта работа, которую я полюбил искренне и которой я уделял все свое время.
В годы творческого взлета я мог писать по шесть книг в год. Мне начали платить бешеные гонорары, узнавать и приглашать в высшие круга общества, снимать по моим книгам фильмы, но меня все это не трогало. Я оставался равнодушным к славе и к деньгам, хотя в юности мечтал быть обеспеченным и знаменитым. И понял я, что деньги никогда не принесут счастье. Они лишь искушение, заставляющее человека забывать о самом главном и отдаваться идолу. Половину заработанного я посылал своей семье(они не разу не прислали даже благодарственного письма), а половину тратил на благотворительность. На жизнь оставлял совсем немного, лишь бы не голодать и прилично одеваться. Ни деньги, ни миллионные заработки не сделали меня счастливым.
Лишь одна девушка способна была пробудить во мне радость, но её не было рядом. Были лишь воспоминания, которые я пронес по крупинке сквозь долгие годы одиночества. Так греки и римляне дорожат своим прошлым, не в состоянии построить достойного настоящего.
И вот я нашел её… Постаревшую, раздавленную, измотанную жизнью Эмму, девушку, которую я любил всю свою жизнь.
Она сидела за грязным столиком напротив меня и курила дешевые сигареты. Её руки нервно вздрагивали. От прежней Эммы остались лишь голубые глаза, цветом своим похожие на ясное весеннее небо. Остальное же… Как она изменилась… Куда ушла мечтающая девочка, верящая в волшебство? Как больно видеть, когда человек теряет собственное я. Как невыносимо видеть, как твой идеал упал с пьедестала…
- Эмма… Мне так жаль… Расскажи мне, милая, как ты жила эти двадцать четыре года.
- Помнишь месье Дюбуа? – спросила она хрипловатым голосом. Её лицо исказила судорога боли,- когда он приехал, он постоянно рассказывал, как прекрасна жизнь актрис, как роскошно и счастливо они живут. Этот подонок так красочно описывал картины роскоши, известности и благополучия, которые меня ждут, если я снимусь в его фильме, что я ни о чем другом не могла думать. На протяжении двух недель, которые он провел в нашем поместье, он так заморочил мне голову, что я была готова на все, лишь бы стать актрисой. А потом, прямо перед его отъездом, Дюбуа сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться: он предложил мне роль в своем новом фильме, который, по его словам, должен стать культовым в истории кинематографа. Он даже уверял меня, что фильм получит «Оскар», что будут задействованы звезды первой величины, что я прославлюсь и на меня отовсюду посыплются предложения сниматься в других картинах… Я была так благодарна ему, что он решил дать мне шанс… Только у него было странное условие: я должна была убежать тайком, бросить все, что мне было дорого, навсегда отказаться от прежней жизни… Как сложно мне было сделать выбор! Я была такой глупой, амбициозной, эгоистичной, а месье Дюбуа таким настойчивым, убедительным, опытным! Он говорил, что отец будет мною гордиться, что я смогу вернуться к нему после съемок… Когда я сказала ему, что у меня есть любимый парень, за которого я собираюсь выйти замуж, он нетерпеливо прервал меня: « Что за чушь! Если хочешь прославиться, нужно забыть о любви. Да-да, девочка, пора расставлять приоритеты. Знаю, больно, но нужно ведь чем-то жертвовать ради своей мечты. И какая любовь может быть в семнадцать лет? Просто в твоей милой голове бушуют гормоны. Ну же, не кричи личико. Если парень любит, то дождется. Только не думаю, что взлетев на самую высоту, ты вспомнишь о каком-то сопляке! Уверяю, у тебя будут совсем другие увлечения».
Мишель, что я могла сделать под таким давлением? Я любила тебя, но мои амбиции взяли верх. Я была готова пожертвовать всем ради призрачной надежды на славу! И я убежала, оставив одну лишь записку… С тех пор и начался мой кошмар, который длится вот уже двадцать четыре года. В Париже Дюбуа поселил меня в дешевой гостинице и использовал, сам понимаешь как. Он приходил пару раз. Это было ужасно. Он забрал мой паспорт, не разрешал выходить из гостиницы. Мне было очень страшно. Дюбуа вел себя очень жестоко и был совсем не похож на доброго дядю, которого я знала с самого детства. Каждый раз, когда я видела этого поддонка, я спрашивала, когда же начнутся съемки, а он лишь смеялся и отвечал: «Скоро».
А однажды он не пришел. Зато пришел хозяин гостиницы и потребовал денег за жилье и еду. А у меня с собой ни гроша не было! Я с дому даже вещи никакие не взяла. Надеялась, дурочка, что Дюбуа поведет меня по лучшим парижским бутикам. Меня забрали в участок, где я просидела трое суток. Представь меня, изнеженную избалованную барышню в грязном обезьяннике с мышами, немытыми бомжами и другими гадкими существами! Я побоялась попросить помощи у отца - мне было ужасно стыдно. За те трое суток я стала другим человеком. Я не хотела причинять ему еще большую боль. Не хотела, чтобы он увидел, что со мной произошло. Он бы этого просто не пережил. С меня не просто сняли розовые очки - их разломали и втоптали в грязь. Все иллюзии и мечты разрушились, как карточный домик.
- Но почему ты не обратилась за помощью ко мне? – с болью спросил я,- я так долго искал тебя…
- Я ничего о тебе не знала: ни фамилии, ни адреса, ни даже университета, где ты учишься, - Эмма развела руками,- а не нашел ты меня по одной простой причине – у меня не было паспорта. К тому же мне казалось, что возненавидел меня и давно забыл. Но ладно… Я смутно помню первые годы своего существования после побега,- Эмма достала новую пачку сигарет,- помню, что занималась самой грязной работой: мыла полы, посуду, пела на улице, разносила еду в дешевых барах. Мишель, ты не представляешь, через что я прошла! Чем только не занималась, чтобы заработать буханку хлеба! Помню, я нашла в газете заметку о смерти отца. Это было так… Так ужасно! Ведь это он из-за меня… А сколько он для меня сделал! Совесть мучала меня двадцать четыре часа в день. Я вспоминала, как он читал мне сказки, как учил ездить на лошади, с каким трепетом относился… Какой дрянью я себя чувствовала! Как ненавидела себя, как раздирала щеки до крови, как кричала, срывая голос! Эгоистичная девочка, которая мечтала стать великой певицей, а стала посудомойкой. А знаешь, что самое страшное? Таких, как я, миллионы. Таланты, которым не суждено реализоваться, звезды, которым не дано зажечься… Сколько в мире гениальных певиц, художников, писателей остаются неизвестными… Почему в мире так много памятников неизвестному солдату, и ни одного памятника неизвестному музыканту, актеру, танцору? Почему так много жестокости, так много боли? Жизнь – одно лишь страдание. Помню, как переходила улицу на красный свет, надеясь, что какой-то добрый и великодушный водитель прервет мои страдания. Не знаю, как не бросилась в реку, не повесилась, не порезала вены… В самые ужасные моменты я вспоминала слова папы, которые он говорил мне, когда я плакала в детстве: «Ничего, доченька, все пройдет. Ты потерпи, любимая, еще и на твоей улице будет праздник. После дождя всегда светит солнышко. Никогда не сдавайся. Будь сильной, верь в свою счастливую звездочку, верь в ангела-хранителя, который обязательно поможет в трудную минутку». Но ангел-хранитель, наверное, взял продолжительный отпуск или вообще уволился… Дождь шел и шел, я уже совсем потеряла надежду, что когда-нибудь выглянет солнышко. Наверное, я бы умерла от голода, если бы судьба не смилостивилась на мои слезы и мольбы. Однажды хозяин одного кабака шел по улице и услышал, как я пела, выпрашивая у прохожих милостыню. Он пригласил меня работать певичкой. Я зарабатывала копейки, а пела иногда по десять часов в день. Но это было все же лучше, чем… Ты ведь все сам понимаешь. Вот так всю жизнь и околачиваюсь по барам и дешевым кафе, сражаясь за любой кусок хлеба. Мужа и детей нет. Смешно вспоминать свои амбиции, самоуверенность, ветреность… Как бы хотелось вернуть время вспять… Я бы никогда, никогда тебя не бросила. Я бы ценила свою счастливую жизнь. С какой нежностью и благодарностью вспоминала ту любовь, которую ты мне так щедро дарил! Когда рыдала, всегда вспоминала тебя. Я встречала много людей в своей жизни, но лучшего чем ты, не было…А помнишь, как ты назвал меня солнышком? – по глазам Эммы потекли слезы,- помнишь, как вплетал светлячков в мои волосы и говорил, что готов на все ради меня? Все эти годы мне так не хватало простой человеческой доброты, ласкового слова, поддержки… Я видела только грубость и ненависть… Сколько же в этом мире ненависти! Я бы совсем разочаровалась бы в людях, если бы не знала тебя. Как жаль, что мы встретились так поздно…
- Но ведь мы все-таки встретились,- я улыбнулся и взял её за руку. Я понял, что все еще люблю её и что мне все равно, что она постарела, изменилась, и что не осталось той девочки, ради которой я готов был снова и снова падать с лошади. Я готов был бороться за неё. Я готов был сделать все, чтобы Эмма снова поверила в волшебство, - кто знает, возможно, судьба дает нам второй шанс?
В глазах Эммы сквозь боль появился огонек надежды, но он тут же погас:
- Я не и надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь простить меня. Благодарна хотя бы за то, что ты выслушал меня.
- У русских есть одно очень мудрое высказывание: «Не отрекаются любя».
- Да, ты прав, я не должна была отрекаться от тебя ради несуществующей роли в кино…
- Ты не поняла, Эмма,- я улыбнулся,- не отрекаются любя. Я не отрекусь от тебя. Неужели ты и в самом деле думала, что я отпущу тебя, когда, наконец, нашел?
Я вам честно говорю, она молодела на глазах. Уже через пять минут она выглядела на тридцать пять. Передо мной сидела счастливая, жизнерадостная женщина, полная сил. Я был уверен, что она еще взойдет на большую сцену и покорит сердца миллионов французов… Я все сделаю, чтобы осуществить её мечту хотя бы спустя столько лет. Ведь я обещал ей. Как мало нужно человеку для счастья! Всего лишь вера, надежда и любовь. И все это я дам Эмме.
- Пойдем отсюда.
- Куда?
- В счастливое будущее.
Мы шли по осеннему парку, взявшись за руки. Люди оглядывались нам вслед, удивляясь счастью, которое излучали наши лица. Мы снова были Эммой и Мишелем – юными, влюбленными и неописуемо счастливыми…