Учителю и другу – Семёнову Игорю Николаевичу, убедившему автора поверить в свои силы, посвящается.
Часть первая «Денис»
Когда случай дарит кому-то шанс, это можно воспринимать как удачу. Чаще так и бывает, но иногда этот подарок оборачивается чем-то совершенно необычным, понятным лишь самому случаю.
автор
Глава 1
Если бы ему кто-то сказал, что у него есть реальная возможность оказать какое-то влияние на судьбы не только многих людей, но даже и народов этого мира, он принял бы это в лучшем случае за неудачную шутку. Как и большинство людей нашего циничного времени, он не предавал своей личности никакого значения в этом мире, но много ли мы знаем о себе и о предназначении дарованной нам жизни?
От сознания безысходной серости постылой обыденности, иногда хотелось напиться в дым. Лучшая половина жизни, пожалуй, самая лучшая уже прожита. Чего же он достиг? Ответ обидный – ровным счетом ничего! Самый обычный, средний человек, до того средний, что ему самому от этого бывало противно. Средний рост, средний вес, ничем не выделяющиеся черты лица. Самая что ни на есть усреднённая среднестатистическая частичка массы народонаселения России.
Может быть, даже и стоило изредка напиваться до поросячьего визга, чтобы хоть на время заглушить грызущую тоску по несостоявшейся жизни, но даже потребление алкоголя стабилизировалось на среднем уровне. Заставить себя пить больше он не хотел, а, скорее, просто не мог. Однажды, при подобной попытке, изнутри поднялось нечто большое и сильное, вывернуло его наизнанку, прополоскало желудок и мозги, вызвав отвращение к такому способу самообмана. Совсем пить он не бросил, но с тех пор пропускал рюмочку – другую чаще по необходимости поддержать друзей. Не получая, впрочем, никакого удовольствия от действия алкоголя, он только больше ощущал свою ничтожность. Тем не менее, полной бездарностью его назвать нельзя, широте интересов мог бы позавидовать любой. Его увлекала история, физика, философия. Особый интерес вызывали фундаментальные проблемы мироздания. Но всё это опять-таки на среднем научно-популярном уровне. Его, безусловно, можно считать человеком образованным, приятным собеседником, умеющим не только понятно и логично излагать свои мысли, но и внимательно слушать, что, без сомнения, нравилось его немногочисленным друзьям и знакомым. Они иногда встречались вечерком за бутылкой дешёвой водки и подолгу беседовали о чем-нибудь отвлеченном, наслаждаясь возможностью хоть ненадолго вырваться из адова круга именуемого реальной жизнью.
В свои тридцать пять лет он жил один. Имелся, правда, неудавшийся опыт создания семьи, который закончился семь лет назад. Женщинам он не уделял особого внимания не потому, что ему не нравилось общение с ними, вовсе нет, скорее наоборот, прекрасный пол его очень даже интересовал. Не скрывая вожделенного взгляда, он часто любовался миловидными, стройными девушками, не обходил зрительным вниманием и хорошеньких молодых женщин. Монахом, разумеется, он не был, были кратковременные знакомства, и даже случайные связи. Но всё это носило именно кратковременный характер, главным образом потому, что женщины довольно быстро в нём разочаровывались, несмотря на его неплохие внешние данные. Причиной было, скорее всего, то, что он не умел зарабатывать деньги. Конечно, он получал жалкое жалование на службе, прирабатывал ремонтом различной бытовой техники, но главное – он не умел «крутиться», то есть был совершенно неспособен, ни воровать, ни торговать, что в конце девяностых считалось главным показателем надежности спутника в жизни. Более того, всё это было для него настолько чуждо, что он не хотел даже задумываться о таких вещах. Это вовсе не означает, что его устраивало подобное существование, и он не мечтал о лучшем. Мечтал, но и только. Реально, осознавая свои крайне ограниченные возможности, он просто смирился с положением вещей, и плыл по течению.
Таков герой нашего повествования. Да, кстати, зовут его Денис Иванович Протасов. Ни Лотерман или, скажем, Шейнман, ни даже Мерк, а до обидного простая русская фамилия, исключающая все иллюзии на возможность райской жизни в эмиграции.
Но иногда бывает так, что мадам Фортуна, шутки ради, возьмёт да и плеснёт на голову какого-нибудь бедолаги каплю божественного нектара из своей золотой чаши. На этот раз ей вздумалось крутануть своё колесо двенадцатого сентября последнего года второго тысячелетия от рождества Христова.
Итак, ранним сентябрьским утром Денис, как обычно, вышел из подъезда своего дома и, прикуривая на ходу первую на сегодня сигарету, направился к остановке автобусов. Свернув на аллею, он сразу же увидел её, небольшую хромированную зажигалку с затейливым, чернёным узором, напоминающим сплетение иероглифов. Нужно сказать, что ещё в детстве, он приобрёл неисправимую привычку внимательно осматривать всё, что попадалось ему под ноги. Среди мальчишек его двора была распространена мания поиска и собирательства всего, что представляло для них хотя бы какой-нибудь интерес. Такие коллекции были предметом ребячьей гордости, и каждая новая находка, давала повод похвастаться перед друзьями. Мать Дениса называла их увлечение «плюшкинизмом» и постоянно грозила выбросить весь хлам на мусорку, если Денис не найдёт для своей коллекции подходящее место. Нужно отдать ей должное, свои угрозы она никогда не приводила в исполнение, в отличие от других родителей, но, в свою очередь и Денис старался не раздражать её, аккуратно разбирал свои находки. Наиболее ценные «реликвии» складывал в посылочный ящик, всё остальное, что не удостаивалось чести хранения в ящике, шло на дворовую «биржу» в качестве товара для обмена. Чего только у него не было! Найденная Денисом в обвалившемся старом окопе гильза от противотанкового ружья, поддерживала его триумф во дворе целую неделю. Детство ушло.… Не сохранилось ни одного экспоната из его знаменитого собрания, но привычка осталась. Он и сейчас находил множество всякой всячины, нужных и ненужных вещей: ключи, пуговицы, брошки, иногда часы. Один раз ему попалась даже золотая серьга с рубином. Но он уже ничего не коллекционировал и чаще, полюбовавшись какой-нибудь безделушкой, тут же её выбрасывал. Зажигалку он оставил, уж больно приглянулась ему эта необычная на вид вещица. Показался тридцатый автобус и Денис, сунув находку в карман, рванул к остановке.
От пятиэтажного здания института, в котором работал Денис, науке осталось только два верхних этажа. Три нижних и подвал были отданы на откуп развивающейся рыночной экономике новой России. На первом этаже разместилась глянцево-галлогеновая забегаловка, с претензией на западный шарм. Без сомнения, хозяевам пришлось основательно раскошелиться на её отделку. Возведение фундаментального крыльца с навесом в виде китайской пагоды, покрытым немецкой металлочерепицей, облицовка, как самого крыльца, так и участка прилегающей стены ослепительно-яркой мраморной плиткой из солнечной Италии, выливались в астрономическую, по представлению Дениса, сумму. Завершали композицию два массивных чугунного литья столба, увенчанные не менее массивными фонарями в готическом стиле. Заведение носило нежное и заманчивое название «У Киски», оповещая о себе всех прохожих неоновой рекламой. Сама же Киска находилась внутри чаще пустующего зала, уткнув скучающий взгляд перекрашенных глаз в небольшой телевизор на стойке бара. Оживление наступало ближе к вечеру. Тогда из приоткрытых дверей кискиного домика доносилось нечто отдалённо напоминающее музыку, а также хохот и обрывки малопристойных фраз. Это уютное гнёздышко явно не пользовалось популярностью у работников института, ибо, не блистая изысканностью ассортимента, Киска заламывала царапающие душу цены. Честно говоря, это неестественно яркое пятно, на фоне облезлого институтского здания, да ещё в обрамлении давно не убираемого мусора, представляло собой довольно удручающую картину.
На первом этаже нашлось место и для парикмахерской, именовавшей себя салоном стильных причесок «Ева». Духу, правда, хватило только на стеклянную вывеску и рекламу – раскладушку, которую ежедневно выставляли, чуть ли не на середину тротуара. Были здесь также частная юридическая консультация, бюро по обмену и продаже недвижимости «Кентавр» и даже платный общественный туалет, слегка переделанная институтская уборная первого этажа с прорубленным наружу входом и украшенная огромным фикусом из бывшего вестибюля. Туалет принадлежал институту – инициатива и гордость завхоза Семёна Петровича Колыванова. Затея Семёна Петровича оказалась весьма полезной для института, учитывая крайне ограниченное и далеко несвоевременное поступление бюджетных средств. Большого дохода «сантехбизнес», разумеется, не приносил, но на текущие канцелярские нужды вполне хватало. Туалет пришелся по душе и штатным техничкам института, посменное дежурство в котором приносило им небольшую прибавку к зарплате.
Двери второго и третьего этажей пестрели табличками различных ООО, ЗАО и им подобными организациями. Сдаваемой в аренду площади было довольно много. Учитывая расположение института в центре города и высокую стоимость арендных квадратных метров, сумма должна была набегать немалая. Но какие это были деньги, куда и когда приходили и куда уходили, никто не знал, да, собственно, и не интересовался.
Если от первых этажей здания несло новым предпринимательским духом, то четвёртый и пятый всё ещё сохраняли старый милый запах застойного периода. Никакой суеты, тоже размеренное постукивание тех же печатных машинок, те же кучки сотрудников и сотрудниц, перекуривающих и что-то обсуждающих на лестничных площадках и даже те же лозунги в коридорах и актовом зале. Наверно их забыли снять, а может просто лень. Не знаю. Создавалось впечатление, что на верхних этажах института время застряло где-то в середине восьмидесятых. И хотя весь институт вжался в два верхних этажа, тесноты не ощущалось. Лишнее оборудование, ранее не редко загромождавшее проходы в коридорах, куда-то испарилось. Сокращения штатов, как такового, не было. Оно произошло как-то само собой. Наиболее везучие укатили за границу, правда, немногие, более вёрткие рассосались в новых экономических структурах, кто-то открыл собственное дело. Таким образом, коллектив института абсолютно безболезненно сократился более чем наполовину. Остались немногие, фанатично преданные науке люди, которых часто называют чудаками, но и таких умников немного. Большинство же оставшихся было из той категории, которым, в силу ряда причин, просто некуда было податься. Именно к этой категории сотрудников относился и Денис Иванович.
Материальное положение жрецов науки оставалось довольно жалким, если не нищенским, чего, правда, нельзя сказать о директоре института, его заместителе, главном бухгалтере и некоторых приближенных. Судя по их пышущим здоровьем лицам, машинам, кожаным плащам (знали бы вы какая у Татьяны Осиповны, секретарши директора, норковая шуба!) черта бедности им пока не угрожала.
Как видите, жизненный уровень сотрудников института был далеко не однозначный, как, впрочем, и всего населения России. Общим, как для «старых», так и для «новых» русских было острое чувство неуверенности в завтрашнем дне. Именно это чувство больше всего угнетало Дениса. Поэтому его так манил к себе спокойный, сытый и главное предсказуемый Запад. Не красивая и роскошная жизнь, нет. Стабильность и покой – вот о чём он мечтал, прекрасно понимая, что в России достичь этого можно только на кладбище. Денис пробовал обращаться в эмиграционные службы, частные конторы, занимающиеся эмиграцией, заполнял кучу анкет. Его данные заносили в компьютер, брали деньги, но.… Почти три года он усиленно изучал английский и добился неплохих результатов, свободно читал, сносно говорил. А главного результата не было. Потеряв, наконец, всякую надежду, Денис запустил, а через некоторое время вообще бросил заниматься языком.
Институт ещё дышал тем, что составлял технические проекты и обоснования для мелких цехов ширпотреба, пивных заводиков, автомастерских и подобных им производств. Без визы института предприниматели строившие, или перестраивающие здания под свои нужды не могли получить необходимые сертификаты для своих малых предприятий в мэрии.
Этой работой Денис занимался и сегодня. О находке он вспомнил только во время обеда. Кушать хотелось основательно, но он, заглянув в институтский буфет, ограничился шестирублёвым хот-догом с треснувшей сосиской и четырёхрублёвой банкой напитка «Браво», так как десяткой ограничивалась вся его наличность, не считая мелочи в кармане брюк. С этой нехитрой снедью Денис отправился в любимое место – старый заброшенный скверик рядом с институтом. Осенью здесь почти всегда было безлюдно, и сегодня одиночество Дениса никто не нарушал. Усевшись на скамейку, он в пару минут проглотил хот-дог, но небольшой кусочек булки всё-таки бросил воробьям, терпеливо ожидавшим подачки. Они тут же затеяли свалку. Съеденная сосиска только обострила чувство голода, тем более что сегодня он не позавтракал дома.
Открыв банку с напитком, Денис отхлебнул. Газировка неприятно ударила в нос. Оставив напиток освобождаться от излишков газа, Денис достал сигарету и зажигалку, но не свою трёхрублёвую пластмассовую одноразовку, а найденное утром хромированное чудо. То, что этот предмет никакого отношения к зажигалкам не имеет, Денис понял при первом же беглом осмотре. Так как ни крышки, ни колёсика, ни заправочного штуцера у него не было. По форме он напоминал классическую металлическую зажигалку в стиле «Зиппо», но на этом сходство и ограничивалось. Прикурив, всё-таки, от своей зажигалки, Денис стал с возрастающим интересом изучать находку. Чем больше он всматривался в неё, тем больше приходил в изумление. Без сомнения это был какой-то прибор. Об этом ясно говорил маленький светодиодный индикатор и два полумиллиметровых отверстия, которые находились на верхней грани. Не менее интересным оказался и узор. Во-первых, он не был отштампован обычным способом с последующим чернением, как это обычно делается на миллионах металлических зажигалок, скорее он напоминал узор, выполненный методом тауширования, то есть вставкой одного металла в другой. Это особый, очень кропотливый способ инкрустации, которым очень хорошие мастера пользовались при отделке дорогого оружия в старину. Более того, всё оказалось отшлифовано с такой тщательностью, что Денис при всём старании не смог обнаружить ни одного искривления в линиях стыков металлов. Все линии были идеально прямые, чего добиться при таушировании практически невозможно. Создавалось впечатление полной однородности металлического корпуса, и только цвет идеально чётких линий выделял узор. Во-вторых, цвет узора был не равномерным, заметно отличаясь в местах пересечения линий. Глядя на них, создавалась иллюзия прохождения одной линии под другой. В целом же, при внимательном рассматривании узора и некотором напряжении зрения, проступала отчётливая объёмная конструкция, и весь узор как бы расслаивался на несколько пространственных уровней, связанных между собой невероятно сложными, почти не различимыми переходами. Это не могло быть и голограммой. Принципы голографии и свойства голограмм Денису были хорошо известны. Под любым углом просмотра узор не менялся, да и рассеянный свет облачного осеннего дня не мог с такой потрясающей чёткостью восстановить голографическое изображение. В небе не было и намёка на солнце. Денис был потрясён! Ничего подобного он никогда в жизни не видел.
Но и это ещё не всё. То, что Денис принял за хромирование, тоже оказалось чем-то совершенно непостижимым. Безукоризненная зеркальная поверхность прибора не сохранила никаких следов обработки ни царапины, ни штриха. Ничего! Денис сам попробовал её оцарапать. Сначала подобранным тут же гвоздём – никакого следа, затем осколком бутылочного стекла – результат тот же. Он надавил сильнее – ничего, ещё сильнее – стекло треснуло и раскрошилось. Смахнув стеклянную пыль, Денис до боли в глазах всматривался в покрытие, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь след своих усилий, но идеальное зеркало поверхности прибора только отражало удивлённо расширенный зрачок Дениса. Устав от напряжения он протёр ладонью глаза и тут вдруг обнаружил ещё одну необычную особенность прибора – корпус монолитный! На нём не было ни одной щели! И всё-таки это прибор. В этом Денис был уверен. Ещё до попытки повреждения «хромированной» поверхности, изучая узор, он, пытаясь прощупать шероховатость, довольно сильно надавил на него большим пальцем, от чего корпус слегка прогнулся, раздался чуть слышный щелчок и загорелся светодиод слабым красным огоньком. Вторым нажатием Денис тут же его погасил. Без всякого сомнения, это прибор и для чего-то он предназначен. Но для чего? Дистанционный пульт? Возможно, но ни одной кнопки на нём не было! Индикатор реагировал только на нажатие узора, причем реагировал странно. После нажатия, даже убрав палец с узора, он продолжал светиться, и выключался только при повторном нажатии. Очень странно… Обычно, в целях экономии энергоресурса батарей, индикаторы на дистанционные пульты вообще не ставят. Если же индикатор стоит, то работает он кратковременной вспышкой, сигнализируя о прохождении команды и ни в коем случае не должен гореть постоянно. Дистанционный пульт с постоянно горящим индикатором – это не нормально. Такая безалаберность в конструкции не сопоставима с потрясающей тщательностью отделки прибора. Стоп! Каким образом можно менять батарейки, если корпус не разборный? Одноразовый пульт с такой чудовищной по сложности отделкой? Еще один парадокс, от сознания которого у Дениса слегка помутилось в голове.
Итак, это не дистанционный пульт. Что же тогда? Но рассуждать об этом дальше, Денис уже не смог, так как новое открытие настолько потрясло его, что кожа на голове поползла вверх, а волосы встали дыбом. Дело в том, что, нажав в очередной раз на узор и включив индикатор, Денис вдруг обнаружил, что он оглох! В самом деле, в середине дня в центре большого города стояла непроницаемая тишина! Ни звука! Денис вскочил со скамейки, опрокинув при этом банку с напитком, но звука её падения не услышал, хотя и заметил откатившуюся в сторону банку. Собрался, было сделать глоток или продуть уши (знаете, как это делают, когда закладывает уши в самолёте?), но тут же рухнул обратно на скамейку, сражённый новым, еще большим потрясением. На этот раз причиной шока оказались воробьи, вернее то состояние, в котором они находились. Недавно щебетавшие, выхватывающие друг у друга кусочек брошенной Денисом булки, они вдруг окаменели, точнее, застыли в самых неестественных позах с растопыренными крыльями, поднятыми хвостами и открытыми в беззвучном крике клювами. Один воробей, подлетавший к остальным, так и остался висящим в воздухе с распластанными крыльями. Поднятая ветерком конфетная обёртка висела рядом со скамейкой, на которой сидел, как громом поражённый, Денис. Лёгкий осенний ветер, шевеливший уже начавшую желтеть листву, тоже исчез. Ужасающее безмолвие и неподвижность, вдруг фантастическим образом поразившие всё, окружили Дениса. В голове же у него стучал бешеный галоп. Прошло несколько минут, прежде чем к нему начало возвращаться сознание. Возвращалось оно медленно, шаг за шагом. Сначала он шевельнул рукой, моргнул. Галоп в голове снизил темп скачки, постепенно переходя на рысь. Денис медленно поднёс руку к голове, ощупал лоб, провёл ладонью по лицу. «Я жив. Это точно!» – наконец появилась первая связная мысль. «Чёрт возьми! Что это?» – сознание расширялось, вытесняя образовавшийся вакуум. Ещё раз, ощупав лицо, он медленно поднялся. Внимание Дениса сконцентрировалось на неподвижно висящем в воздухе воробье – зримом, до ужаса очевидном вызове Исааку Ньютону. Сделав несколько неуверенных шагов, словно после тяжёлой болезни, Денис подошёл к воробью вплотную. Поднял руку, провёл ладонью под воробьём, над ним, затем сделал несколько круговых движений. Никаких невидимых подпорок или ниток не было. Воробёй просто висел в воздухе без всякой поддержки и, скорее всего, был мёртв. Денис ясно видел, что воробей не дышал, ни одно перо не шевельнулось на его груди. В голове немного прояснилась, и он отважился прикоснуться к птице. Едва касаясь перьев, провёл безымянным пальцем от головы к хвосту. Поднёс руку снизу. Коснулся груди. Воробей качнулся и упал в открытую ладонь. От неожиданности Денис отдёрнул руку, но, спохватившись, поймал безвольно падающего воробья. Воробей никак не реагировал на его действия. Птица казалась мертвой, но ладонью Денис чувствовал теплоту маленького тельца. Никаких признаков окоченения. Правда окоченение наступает не сразу, но Денису не верилось, что воробей умер. Подняв руку, он поднёс пташку к лицу и дунул на неё. Перья качнулись. Со смешанным чувством страха и любопытства Денис рассматривал неподвижные, но в то же время совершенно ясные, живые глаза. Крылья воробья оставались, по-прежнему, раскрыты. Денису захотелось сложить их. Он поднёс к воробью левую руку, и к своему изумлению, обнаружил в ней прибор, о котором, в результате пережитого шока, совсем забыл. Внимание переключилось на прибор. Аккуратно опустив воробья на землю, Денис переложил прибор в правую руку. Индикатор светился. Пару минут, переводя взгляд, он смотрел то на воробья, теперь лежавшего в по-летнему ещё зелёной траве, то на прибор, смутно улавливая какую-то связь между этим непостижимым явлением и прибором. Денис не понимал что именно, но что-то их связывало. Не без робости, ожидая еще, каких-либо сюрпризов, Денис нажал на узор и погасил индикатор.
Шум города с рёвом курьерского поезда ворвался в ошалевшую голову Дениса. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы устоять на ногах. Он не упал, но всё же предпочёл опуститься на скамейку. Воробьи, вспорхнув, разлетелись, испуганные неожиданно близким появлением человека. Только опущенный в траву горемыка замешкался, видимо соображая, каким же образом он туда попал, но, спустя пару секунд, улетел и он.
- О, чёрт! – первые произнесённые вслух слова вывели Дениса из стрессового состояния. Он стал щёлкать прибором, поражаясь его необыкновенному действию. Щелчок, и всё вокруг мгновенно замерло и утихло, щёлк и вновь движение и звук заполнили сквер. Пощёлкав несколько минут, психологически привыкая к фантастическому прибору, Денис, включив его в очередной раз, оставил прибор включенным. Он поднялся, и теперь уже спокойнее начал осматриваться, анализируя ситуацию. Подошёл к кусту, на ветках которого, словно ёлочные игрушки сидели застывшие воробьи. Ещё редкие, но уже начавшие опадать листья, изредка попадались зависшими в воздухе. Денис толкнул один из них пальцем. Лист, плавно спланировав, опустился на землю. Денис наклонился, поднял камень. Недолго подержал его, раздумывая, и бросил в ближайшее дерево. Пролетев метра четыре, камень стукнулся об ствол, отскочил и упал в траву, немного прокатившись, но ни стука о дерево, ни шороха травы Денис не услышал.
Пытливому уму свойственно, преодолев испуг, тут же приступить к исследованию поразившего его явления. Денис был исследователем. Решительности ему тоже было не занимать. И так, в этом новом, обездвиженном и обеззвученном мире он оставался, подвижен и, приложив усилие, мог приводить в движение другие объекты, придавая им ускорение. Но только ли он мог двигаться? Решив расширить зону эксперимента, не выключая прибор, Денис вышел из сквера. То, что он увидел на улице, чуть было снова не повергло его в шоковое состояние. Правда, зная причину, он уже быстрее и легче с этим справился. Сделав глубокий вдох и выдох, он шагнул на тротуар. «А ведь мне очень повезло, что в сквере я был один - подумал Денис - увидев такую сцену, запросто можно свихнуться».
Проезжая часть и тротуар напоминали огромную композицию театра восковых фигур. Зрелище было впечатляющее, если не сказать жуткое. За свой рассудок Денис уже не беспокоился, так как уже знал по опыту – стоит выключить прибор, и всё вернётся к прежнему состоянию, как в детской игре по команде: «Отомри». Прибор останавливал течение времени для всего вокруг, кроме Дениса, то есть владельца прибора. Потрясающе! Но чей это прибор? Кто его изобретатель? Денис не мог поверить, что изобрести и изготовить такую вещь мог человек. Хотя допустить можно всё, что угодно, он прекрасно понимал, что современной науке фокусы с фундаментальными законами физики не по зубам. Искусственно остановить время? Если это и возможно, то только теоретически. Даже писатели-фантасты отказались от этой идеи. Тем не менее, он сам прямо сейчас оказался свидетелем этого сенсационного феномена! К сожалению, единственным свидетелем. Оставив размышления, Денис стал с интересом всматриваться в людей, вдруг превратившихся в неподвижные манекены. Странно, если раньше, в текучем, неугомонном мире он не обратил бы ни на кого внимания, то сейчас буквально всё вызывало какой-то новый, своеобразный и пока ещё непонятный ему самому интерес. Вот так, наверное, художник, взглянув с новой, никому не известной точки на набивший оскомину пейзаж, находит его восхитительным и принимается за картину. Нечто подобное испытывал и Денис. И вдруг молниеносной вспышкой возникла и отпечаталась в мозгу мысль, как будто втиснутая кем-то извне: «А ведь сейчас они все, без исключения, находятся в моей власти!». Действительно, с любым человеком он мог сделать все, что захочет, как ребёнок с куклой. «Властелин мира»! Жюль Верн, даже во сне не мог такого себе представить. От этой мысли мурашки побежали по коже. Ни хрена себе! Это уж слишком! Чтобы привести сумбур мыслей хоть в какой-то порядок, Денис решил снова уединиться в сквере. Он чуть было не выключил прибор, но вовремя спохватился, сообразив, что его внезапное появление среди людей, вызовет у них смятение. Интуиция подсказывала, что тайна существования прибора – главное, о чём он должен позаботиться в первую очередь. Если станет известно о существовании аппарата времени, все спецслужбы мира начнут не шуточную охоту на него, и тогда Денису Протасову конец.
Он вернулся в сквер. Выключил прибор. От возбуждения пересохло в горле. К счастью банка с газировкой упала так, что пролилось совсем немного напитка и больше половины осталось. Выпив всё до капли, он закурил и задумался над тем положением, в которое поставила его судьба. Возможности, конечно, открывались потрясающие воображение, но так ли это на самом деле? Властелин мира! Сейчас, от этой мысли, ему стало смешно. Какого мира? Мира манекенов? Мира бесчувственных мумий? Быть королём в полном одиночестве, в вечной кладбищенской тишине? Уподобиться надутому карапузу, который воображает себя полководцем, переставляя пластмассовых солдатиков? Нет, такая перспектива вовсе не радовала Дениса. При включенном приборе, он хозяин и повелитель ничего, по сути, не значащего мира. Стоит выключить прибор, и он опять превращается в серое «никто». Интересная ситуация! До чего, всё-таки, эгоистичен, в душе, человек! Стоит попасть в руки чему-либо из ряда вон выходящему, как он тут же пытается воспользоваться ситуацией в своих целях! В этом отношении Денис не отличался от большинства людей. Решение оказалось очень простое: нужно умело пользоваться преимуществами обоих миров. Вот и всё! Мир, разумеется, оставался одним, просто при остановке времени он переходил в другое качественное состояние, если так можно выразиться. С прибором Денис приобретал уникальные, никому более не доступные возможности. Проще говоря, включай прибор, иди куда хочешь, бери что хочешь. Выключай прибор, и пользуйся. Единственное, необходимое условие – сохранение тайны существования прибора. Никто не должен видеть ни внезапного появления, ни внезапного исчезновения. Это правило Денис вывел сразу, присвоив ему номер один. Второе правило вытекало из первого – самому не выделяться, то есть не вызывать внезапным обогащением нездорового любопытства окружающих. Жадность, как известно, фраера сгубила. Правило номер два – чувство меры. Всё остальное – по обстоятельствам, решил Денис, не сомневаясь в трезвости своего ума. Правда, возникало три серьёзных вопроса:
Вопрос первый – что, собственно, это такое? Каков принцип работы аппарата? Использовать прибор, совершенно ничего о нём не зная, рискованно.
Вопрос второй, – от какого энергетического источника он работает? Какой ресурс этого источника? Не возникнет ли такая ситуация, когда, в самый неподходящий момент, попросту сядут «батарейки»?
Вопрос третий, - чей это прибор? Не контролируется ли он кем-либо? А заодно, не находится ли под контролем и сам человек, к которому он попал?
На первые два вопроса никаких ответов, разумеется, Денис получить не мог. На третий попытался ответить сам:
Версию земного происхождения прибора, он отбросил сразу, как не состоятельную. Во-первых, создать такую штуку, без основательно разработанной теоретической базы просто невозможно. Провести фундаментальные теоретические исследования в полной секретности, так же представляется маловероятным, хотя и возможным. Во-вторых, если даже допустить возможность тайной разработки и изготовления прибора в суперсовременной, совершенно засекреченной лаборатории, то, как объяснить тот факт, что найден он был Денисом прямо на улице?! Любой школьник знает, что такие работы проводятся под пристальным контролем спецслужб, и хранился бы такой прибор в ультрасовременном сейфе под круглосуточной охраной десятка, до зубов вооружённых, спецназовцев, не считая охраны самой лаборатории.
Так что возможность его потери совершенно исключена.
Версия гения-кустаря так же неуместна. Достаточно посмотреть на внешнюю отделку прибора. Ни один конструктор-любитель не стал бы уделять такое внимание отделке. Для него важнее сам принцип. Да и путь от идеи до её практической реализации в науке был хорошо известен Денису. Нет, гении-одиночки, сумасшедшие учёные-монстры навсегда остались в научно-фантастической литературе конца девятнадцатого – начала двадцатого веков.
Остаётся версия внеземного происхождения. Вот это, намного реальней. На «зелёных человечков» списать можно всё, что угодно. Правда, Денису не было известно, чтобы они что-то теряли, если не считать слухов об ангаре номер восемнадцать или «зоне пятьдесят один». Но, может быть, это первый случай. Вполне логично допустить, что они пользуются такими приборами для изучения нашей цивилизации. Так сказать – принцип невмешательства. Но, опять-таки, согласно этому же принципу, они ну никак не могли его потерять. А если бы они его, всё-таки, потеряли, то просто обязаны обнаружить прибор своими средствами и вернуться за ним. Причём, они могли это сделать, остановив время другим подобным прибором и не допустить возможности обнаружения его землянами. В конце концов, есть такая вещь, как самоликвидатор. Нет потерять прибор, они никак не могли.
Правдоподобным остаётся только одно предположение, прибор был подброшен специально. Возможно, именно для него – Дениса Протасова. В таком случае они проводят какой-то эксперимент. В чём смысл, и какова цель эксперимента, об этом Денис не мог даже догадываться. Разумеется, они ждут от него какой-то реакции или действия. Но, что именно? Это оставалось тайной. А стоит ли сейчас ломать над этим голову? Естественно, становилось совершенно ясно, что, если это действительно так, за ним будут наблюдать. «Ну и хрен с ними – подумал Денис – пусть наблюдают, всё равно вмешиваться не будут». Придя к такому выводу, Денис заметно повеселел.
- Привет, ребята! – подняв голову вверх, он помахал воображаемым наблюдателям.
- Ну, спасибо! Теперь порезвимся. По-моему, пора пощупать буржуев – сказал Денис, звякнув монетами в кармане. Встал, закурил очередную сигарету и, включив прибор, направился к ряду фешенебельных магазинов у центральной площади.
Выйдя на улицу, Денис невольно содрогнулся. «Да – подумал он – к такому вот так, запросто не привыкнешь». Денис обошёл мужчину средних лет, замершего над изучением записной книжки. Затем на его пути оказались старик и старушка с добрыми лицами. Она держалась за локоть старика, прижимаясь к его, изрядно поношенной, куртке. Старик, наверное, рассказывал ей что-то весёлое, и она улыбалась ему глазами, полными доверчивого обожания и бесконечной любви. Не той, молодой, подобной пороховой вспышке, страсти, а доброй, надёжной, закалённой многими годами совместной жизни, стариковской любви, которая согревает душу, как тепло старого камина. Полюбовавшись идиллией престарелой четы, Денис пересёк дорогу, обходя застывшие на бегу автомобили. Понемногу он начал осваиваться в новом для него мире неподвижных фантомов. Словно в лесу, среди беспорядочно растущих деревьев, Денис петлял, обходя живые статуи.
У первого магазина он потерпел неудачу. Входные двери блокировал толстый мужчина в добротном кожаном пиджаке. Мужчина, с недовольным видом, вытаскивал за руку хрупкую женщину лет тридцати, в модном, очевидно дорогом, осеннем плаще. Обойти их не было никакой возможности, а сдвинуть толстяка в сторону, Денис не решился. Зато вход в соседний магазин, с много обещающим названием «Эльдорадо», оказался гостеприимно свободным. Денис вошёл в, сверкающий зеркальными витринами, торговый зал.
«Эльдорадо», как две капли воды, походил на другие ново-русские магазины, стремящиеся иметь как можно более обширный ассортимент, чтобы не упустить ни одной возможности получить прибыль. Здесь можно было найти почти всё, от булавки до дорогой меховой шубы. Товары предлагались качественные, если не высшего, то достаточно высокого класса, по сравнению с китайско-польско-турецким предложением вещевого рынка. При желании, можно было купить вполне приличную вещь в довольно обширном ценовом диапазоне, в зависимости от толщины кошелька и амбиций покупателя. Рассчитанный не только на толстосумов, подход владельцев оказался правильным, и дело процветало, давая, может быть и не баснословный, но стабильный доход.
В первом зале оказалось не многолюдно. Одна молодая пара, с видом праздного любопытства, задержалась у витрины с посудой из Италии. Девушка была красива, очень красива. Помимо той юной красоты, которая делает привлекательными почти всех девчонок на пороге большой жизни, она обладала всеми качествами подлинной красавицы. Пожалуй, только её небольшой рост препятствовал ей войти в элитный мир супермоделей, но, вероятно, это нисколько её не смущало. В больших, обрамлённых длинными ресницами глазах, на удивление глубоких и чистых, в осанке, в причёске чувствовалась уверенность в себе. Она наверняка знала себе цену. Будьте, уверены, сердце не одного парня трепетало при запретных мыслях о ней. Денису вдруг захотелось провести рукой по её, на вид, мягким, ниспадающим на плечи, светло-каштановым волосам. Он испугался, а что будет, если контакт выведет её из оцепенения? Всё-таки, не в силах побороть своё желание, он осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулся к её голове. Девушка не отпрянула, не вскрикнула, всё так же, со сдержанным любопытством, рассматривала голубую тарелку с видом Венеции. Денис смелее запустил кисть в её действительно очень мягкие локоны и повёл рукой к плечам, пропуская сквозь пальцы нежные струи девичьих волос. Тонкая замшевая курточка, не только не скрывала, а, скорее, подчеркивала соблазнительные линии её безупречной фигуры. Не сдержав желания, он положил руку на её грудь. Слегка сжал пальцы, преодолевая упругость юного тела. Напряжение возрастало, пульс предупреждающе стучал в ушах. Кое-как справившись с безумным желанием овладеть беззащитной, бесчувственной девушкой, Денис, мысленно обозвав себя придурком, склонным к некрофилии, отошел от них. Вряд ли он сам смог бы как-то объяснить случившееся. Поёживаясь от стыда перед самим собой, он дал себе твёрдое обещание – больше не заниматься подобными экспериментами.
Решив, не оттягивать малоприятный момент исполнения задуманного, Денис устремился прямо к кассовому аппарату, не обращая больше внимания на витрины и посетителей.
За кассой сидела ярко накрашенная брюнетка, лет двадцати-пяти, в голубом, фирменном халате с эмблемой магазина на левой груди. Перед ней стояла, богато одетая, пожилая дама, сосредоточенно пересчитывавшая деньги, расплачиваясь, очевидно, за покупку. Выдвижной ящик кассового аппарата был открыт, и Денис, с радостью и ужасом одновременно, увидел в нём рыхлые пачки денежных купюр, аккуратно разложенные, согласно достоинству. Ещё ни разу в жизни ему не приходилось красть. От сознания унизительной постыдности этого действия, Дениса слегка подташнивало. Тем не менее, пересиливая отвращение, он перегнулся через прилавок и вытащил из ящика несколько банкнот по пятьсот и сто рублей из смежных ячеек. Не считая деньги, сунул их в карман и выбежал из магазина.
На улице, переводя дыхание, он оглянулся. Погони не было. Всё, по-прежнему, было спокойно и недвижимо. Сквозь стеклянные двери, Денис снова увидел парня и, так заставившую его поволноваться, красивую девушку. Они, в тех же позах, рассматривали итальянскую посуду. Слева от входной двери, развалившись в пластиковом кресле, сидел охранник в пятнистой униформе, которого Денис только сейчас заметил. Взгляд охранника был прикован к красавице у витрины.
Лицо Дениса горело, сердце колотило изнутри, на лбу выступила испарина. Одежда как-то неприятно липла к телу. Было такое ощущение, будто он провалился в переполненный канализационный люк. Отдышавшись на свежем воздухе, и послав к чёрту, нудившую в голове старуху Совесть, Денис вошёл в соседний магазин.
Здесь он сразу же наткнулся на скучающий взгляд молодого охранника, и от неожиданности попятился. Но вид грозного стража элитного магазина, заставил Дениса улыбнуться. До того он был худой и хрупкий, что, казалось, резиновая дубинка на его боку, соизмерима с ним самим по весу. Воротник форменной куртки, даже застёгнутый на верхнюю пуговицу, был явно велик для его щуплой шеи. Тем не менее, закатанные рукава, газовый пистолет в открытой кобуре и пара наручников, в специальном чехле на широком офицерском ремне, придавали ему бравый, и даже вызывающий вид. Денис фамильярно хлопнул по плечу юного Цербера, от чего тот, покачнувшись, чуть было не упал, и отправился на поиски кассы.
В этом магазине торговали бытовой техникой. Денис давно мечтал о большом, качественном музыкальном центре солидной фирмы. Он частенько заглядывал в магазины с радиоаппаратурой, полюбоваться на не досягаемые, как Луна: «Техниксы», «Филипсы», «Панасоники», «Кенвуды», «Сони»... Хорошая музыка была его страстью. Качественное звучание на высококлассной аппаратуре – недостижимой мечтой. Он пробовал, экономя на всём, скопить деньги, но бесконечная инфляция, а вместе с ней и прогрессирующий рост цен, сводили на нет его жалкие усилия. Поэтому, пришлось удовлетвориться дешевеньким тайваньским двухкассетником, с проигрывателем компакт-дисков. Звучание дисков было удовлетворительным, но шум, слишком простого усилителя в паузах, раздражал. Привыкнув, Денис перестал обращать на него внимание, и каждый вечер одевал наушники и погружался в любимый со школьных лет рок-океан Дип Пёрпл, Пинк Флойд, Назарет, Куин, Лед Цеппелин, Спэйс. Современную молодёжную музыку, он не понимал и не принимал. Единственная советская группа – «Машина времени», которая пришлась ему по душе, в своё время, больше ничего интересного не выдавала и перестала его интересовать. И только столпы мирового рока по-прежнему пробирали до костей. Любой меломан скажет, что такую музыку необходимо слушать только на совершенной технике, растворяясь в безупречном звучании. Можно понять Дениса, задержавшегося в музыкальном отделе. Он с огромным интересом перелистывал рекламные проспекты и технические описания, сравнивал технические характеристики предлагаемой магазином аппаратуры. Денис так увлёкся, что на некоторое время забыл о цели своего визита. Ему понравился пятидисковый «Кенвуд», стоимостью двенадцать тысяч семьсот шестьдесят восемь рублей. Полностью цифровой аппарат, со стационарными колонками в деревянном корпусе. На нём, правда, не было всевозможных мигающих «прибамбасов», типа свето-динамического дисплея и подобных модных штучек, но высокое качество машины чувствовалось в любой детали. На вид, музыкальный центр казался громоздким, но весил не более десяти – двенадцати килограммов, причём, шестьдесят процентов массы, приходилось на колонки. И всё же, это был солидный вес, в сравнении с, так называемыми «мыльницами», «начинка» которых, как правило, ограничивалась одной стандартной платой с набором универсальных микросхем. Сколько же пришлось ему перековырять этого «ширпотреба» за последние пять лет!
«Кенвуд» отличался от них, как новейший «Мерседес» от «Запорожца». Денису подмывало, воспользовавшись, случаем, завладеть этим сказочным аппаратом, но, хорошо подумав, всё-таки решил воздержаться. Во-первых, внезапное исчезновение самого дорогого музыкального центра, вызовет панику с привлечением милиции, и, кто знает, не приведёт ли эта ниточка, в конце концов, к нему? Во-вторых, как он объяснит Шурке (другу со школьной поры), который, чуть ли не каждый день наведывался к Денису, сбегая от своей сварливой жены, появление такой дорогой штуковины? Конечно, можно сказать, что центр принесли на ремонт. И что? Забыли забрать? Нет, Шурка не дурак, его на мякине не проведёшь! Вздохнув, Денис положил на место рекламу «Кенвуда» и повернулся к отделу видеотехники.
Там, солидных размеров, бритоголовый мужчина в короткой кожаной куртке, протягивал продавцу пачку сторублёвок, расплачиваясь за только что проверенный небольшой цветной телевизор. Помощник продавца аккуратно укладывал товар в коробку. «На кухню, наверное» – подумал Денис, подходя к здоровяку.
- Извини, парень, – сочувственно сказал он бритоголовому джельтльмену, и вынул у него из руки, так мило хрустящую «капусту». Вдруг, улыбнувшись внезапно появившейся шальной мысли, он вытащил из кармана душеспасительную брошюру, которую ему всучил навязчивый представитель какой-то религиозной секты, и вложил в руку бритоголового, вместо отобранных денег. «Жаль - подумал Денис – не смогу полюбоваться на твои выпученные шары». На этот раз старуха Совесть, видимо, вздремнула, и Денис спокойно покинул магазин.
Посетив, таким же образом, ещё четыре магазина, он, с раздувшимся карманом, вернулся в сквер и, усевшись на скамейку, принялся пересчитывать добычу. Сотенные и пятисотенные купюры пестрели в его руках. А вот, случайно затесавшаяся, пятидесятирублёвка. Пересчитав деньги, Денис присвистнул от удивления. Одиннадцать тысяч четыреста пятьдесят рублей! Такие деньги ему не приходилось держать в руках. «Не многовато ли, для первого раза?» – Денис опасался, что слишком много взял из касс, хотя прекрасно понимал, что даже недостающая сотня не останется незамеченной. Ну и пусть! Как только он выключит прибор, эти деньги, для всех, исчезнут мгновенно. Они, фактически, «испарятся» прямо на глазах. Ни о каком похищении не может быть и речи! Мистика! Новая пища для любителей паранормальных явлений. Денис усмехнулся, выключая прибор.
Шелест листвы и звуки с улицы, показались ему неожиданно громкими. Удивительно, как обострился слух за время полной тишины, в которой он только что находился. Но больше Дениса удивили изменения, произошедшие в нём самом. Куда только девалось пуританское воспитание, годами прививавшееся его порядочными родителями? Мог ли он, раньше, хотя бы подумать о краже? Подумать, наверное, мог, а вот пойти на это – очень даже сомнительно. Как бы там ни было, эта игра ему определённо понравилась, и он не собирался упускать уникальную возможность из-за дурацких моральных принципов.