Конкурс Копирайта -К2
Знаков с пробелами - 27 169
Телефон настойчиво гудел.
Анна Николаевна, генеральный директор швейной фабрики, потянулась за телефонной трубкой, неуклюжим движением скинула ее на пол, и долго шарила в темноте подле кровати пухлой рукой, чтобы поскорее прервать это невыносимое гудение. «Какому гаду с утра неймется?» - она бросила косой взгляд на потолок, где проектор часов показывал, что еще и шести нет. Невольно наполняясь ненавистью к человеку на другом конце провода, прижала аппарат к уху.
- Слушаю… - прохрипела она спросонок.
В трубке зажурчал бодрый голосок главного дизайнера фабрики:
- Анна Николаевна, миленькая, бога ради простите, что в столь ранний час звоню. Не разбудила я вас? Знаю, вы рано встаете. Дело в том, что… у нас авария.
- Какая авария? Где? - Анна Николаевна резко подскочила.
- Да авария в детском саду. Просто форс-мажор какой-то непредвиденный! Мне самой только что сообщили…
- Тьфу, напугала ты меня.
- Анна Николаевна, я не смогу встретить гостей. Алешку девать совсем некуда. Анна Николаевна дайте мне отгул на сегодня.
- Отгул? Какой отгул, Таня, - работы выше крыши. – Анна Николаевна, не стесняясь, зевнула в трубку.
- Но у меня безвыходное положение.
– Это у меня безвыходное положение! Ну, ты даёшь, Таня! Ищи сама, кто поедет в аэропорт вместо тебя. - Анна Николаевна бросила трубку и села на кровати. - Вот террористка! Авария. Чуть Кондратий не хватил!»
Заботы проснулись вместе с Анной Николаевной, дали о себе знать головной болью. Теперь она уже точно не уснет: вернулись мысли о тяжелом разговоре с дочерью, о предстоящей неприятной процедуре увольнения - она еще не решила, кого - и очень переживала. «Что же я такая сердобольная? – злилась на себя Анна Николаевна. - Жесткости мне не хватает, а то бы не маялась с такими вопросами, да и сотрудники не звонили бы в шесть утра». Если бы она была строгим, безжалостным руководителем, подчиненные вряд ли называли бы ее «директоршей». Почему ей дали такое вздорное прозвище: директорша? Придумали тоже - директорша! Неполноценный директор, что ли? Не нравилось ей это слово. Веяло от него снобизмом и небрежением.
Анна Николаевна нащупала ногами под кроватью тапочки в виде собачьих мордашек, надела шелковое кимоно с рыжевато-медными драконами. Кудряшки, окрашенные в цвет драконов, упали на глаза. Анна Николаевна мотнула головой, стряхивая волосы с лица. От резкого движения в затылке и в висках нестерпимо заломило. Анна Николаевна поморщилась от боли, от неприятного ощущения, будто не голова у нее на плечах, а котелок, наполненный расплавленным свинцом вперемешку с мучительными думами, нерешенными вопросами, повседневными заботами, производственными делами и семейными неурядицами. Эдакое булькающее ассорти из проблем, и каждая проблема требовала ее участия и внимания. Чаще всего трудноразрешимые задачки подкидывали ей многочисленные родственники, которые все поголовно работали на ее фабрике. Как тяжело было управлять ими! И ведь сама виновата: слишком потакала им. «На шею скоро сядут, - злилась Анна Николаевна. - Или уже сели? И Таня в последнее время совсем обнаглела». Главный дизайнер не родня ей, но и не совсем посторонний человек – лучшая подруга дочери. Анна Николаевна знала Танюшку с детства. Это сейчас она стала для нее Анной Николаевной, а раньше была тетей Аней. Тете Ане можно и в шесть утра позвонить, поставить перед фактом: не выйду, мол, на работу. «Да, директор должен быть жестким! – повторяла Анна Николаевна. - Надо быть жестким, если хочешь послушания».
На самом деле, она всегда твердила, что директор, в первую очередь, должен обладать стратегическим мышлением, уметь правильно организовать производство и ладить с людьми. Подобные способности в какой-то мере у нее присутствовали: фабрика работала стабильно, зарплата сотрудникам выплачивалась исправно. Предприятием она владела и руководила уже более пятнадцати лет, и за эти годы вложила в него столько сил, денег и души, что оно стало для нее жизненно необходимой средой обитания. По кирпичику строила она основу своего благополучия: образцовую семью и бизнес: две до недавнего времени успешно работающие налаженные системы. Но как она устала! Как вымоталась! Куда делась ее былая энергия? В начале становления производства муж работал ее замом и помогал во всем, но потом ушел с фабрики и в последнее время старался не вмешиваться в производственные дела жены. Ох, как ей не хватает его поддержки. Скорее бы он из командировки вернулся? У нее мелькнула мысль позвонить ему, посоветоваться? Да только наперед знала, что он скажет: «Ты меня в свои сериалы не впутывай, я в них участвовать не буду. Набрала родственников, сама с ними разбирайся».
Анна Николаевна опустилась в кресло, включила настольную лампу, потянулась за сигаретой. От яркого света в глазах появилась резь, и она прищурила веки, маленькие послушные шторки с короткими ресничками. Подумала, как жаль, что нет таких шторок в мозгу – прикрыла бы их и отгородилась от навязчивых мыслей. Но нечем заслониться, беспрепятственно сами собой всплывали в памяти щемящие картины прошлого, и постепенно уносили Анну Николаевну все дальше от сегодняшнего дня.
Она всю жизнь старалась делать добро, жила для других, работала как ломовая лошадь. Как только она организовала свое производство, близкие и дальние родственники отовсюду потянулись в их город. Анна Николаевна никому не отказывала в призоре, умудрялась каждого пристроить: кого в цех, кого в администрацию, кого в охрану. Старший брат Анны Николаевны получил место руководителя отдела снабжения. Младший брат работал начальником цеха. Невестки и золовки тоже обосновались на ее фабрике. Дочку, Ирину, после института сделала своим заместителем – придет время, и сядет наследница в директорское кресло. Для зятя специально ввела в штат должность главного инженера, а для его матери как раз подоспела вакансия начальника отдела кадров. Взяла Анна Николаевна на фабрику и дочкину лучшую подругу, Татьяну. Главным дизайнером ее сделала. Анне Николаевне нравилось чувствовать себя благодетельницей. Она радовалась, когда могла обеспечить работой и зарплатой какого-либо родственника или знакомого, гордилась, если из них со временем получался высококлассный специалист. «Что б вы без меня делали?» – вопрошала она на семейных праздниках и с удовольствием выслушивала слова благодарности. Только муж не захотел числиться у нее в подчиненных, ушел, организовал свою фирму оптовых продаж. Однако жену не бросил, помогал ей в главном: искал заказчиков и продвигал товар на рынок. Все шло своим чередом, производство расширялось, фабрика развивалась. В коллективе директорша культивировала принципы дружбы, солидарности и взаимопомощи. А как же иначе в семье?
Но не все от Анны Николаевны зависело. Родичи не желали быть счастливыми, не хотели покоя и периодически генерировали проблемы. Дела житейские обязательно каким-нибудь боком касались дел производственных, что Анну Николаевну больше всего огорчало и нервировало.
Вот и дочкин муж ее подвел: закрутил роман с главным дизайнером фабрики. Жалко, нет прививки от измены и предательства. Помнится, шесть лет назад брат предупреждал, что дочкина подруга опасная штучка: неординарная, умная, сильная соперница. А директорша радовалась новому специалисту. Сказала: «дерзай, молодежь!» и поставила ее на руководящую должность. Правда, ни разу не пожалела, что так поступила. Татьяна выкладывалась на полную катушку, дневала-ночевала на фабрике, зажигала коллег новыми идеями. Но и учить ее пришлось многому. В институтах ведь одна теория: выпускника к работе без наставника допускать никак нельзя.
Анна Николаевна сама стала для девушек наставником. Обеих учила, как от замысла до продажи модель довести, как соединить красоту и выгоду, как сделать, чтобы платье на любой фигуре сидело. Делилась секретами, рассказывала, где ткани заказывать, на какие выставки, ярмарки ездить. Возила их за счет фирмы за рубеж, таскала по бутикам. Вместе распарывали импортные модели, чтобы подсмотреть технологию обработки деталей. Вместе выбирали оборудование. Праздновали маленькие и большие победы. Веселое, интересное время было! Дружно жили.
Иришка вскоре вышла замуж. Анна Николаевна и тут руку приложила: мужа дочке выбирала с учетом того, чтобы новый член семьи фабрике смог пригодиться. Обо всем она радела, а потом с умилением наблюдала результаты своих стараний. Идиллии хватило ненадолго. В Ирочкиной семейной гавани постоянно штормило. Вот и накануне дочь влетела в кабинет с перекошенным от ярости лицом и с порога истошно закричала:
- Ты должна ее уволить!
- Кого? – Анна Николаевна испугалась разъяренного вида дочери, вздрогнула.
- Эту тварь, – словно тигрица рыкнула Ирина, - Таню!
- С чего бы это? – у Анны Николаевны от ожидания неприятностей заломило в затылке. - Что случилось?
- Таня стерва, - распалялась дочка. – Тварь! Предательница! Ненавижу! Она с моим Игорьком… Она хочет отнять у меня Игорька... Ненавижу, ненавижу! – Ирина застонала, загорелые ножки на высоченных каблуках подкосились, и она обмякла прямо на пол, уткнувшись лбом в кожаную обивку дивана. Тонкие струйки слез, растворяя тушь, пачкали лицо и белоснежный диван.
- Да скажи ты толком, что случилось? С чего ты взяла, что она хочет твоего Игорька? – Анна Николаевна села рядом на диван.
- Как я ей верила! - голос у Иришки дрожал, срывался. Ни в чем неповинный диван принял на себя гневные удары маленьких кулачков. - Лучшая подруга! Предательница… Они обнимались, целовались. Прямо у него в кабинете. На таком же диване. Я думала - умру на месте. Прошу тебя, уволь Таню немедленно. Прямо сейчас.
Анна Николаевна встала, плеснула себе коньяка. Вот она, ее главная тревога, - Ирочка! Как ее осчастливить, мать не понимала.
- Не реви. Игорек тебя любит, пылинки с тебя сдувает. Он нас никогда не бросит. И Татьяна ему не нужна! Зачем она ему с ребенком?
- А вдруг это его ребенок? – с ужасом произнесла Ира.
- Это бред! Не фантазируй. Ну, пофлиртовал мужик немного – ничего страшного. - Анна Николаевна удивлялась дочкиной горячности, сама она никогда не была ревнивой и надеялась, что дочка в этом вопросе будет придерживаться ее философии: хочешь удержать мужчину – дай ему ощущение свободы.
- Пофлиртовал? – в истерике кричала Ирина. - Он мне изменяет! С Танькой! Она его соблазнила, сучка, - ходит, задом вертит перед его носом. Декольте до пупа! – Ирина жалобно всхлипнула и набросилась на мать: - Это ты всех распустила! Когда папа здесь работал, все по струнке ходили. Он бы давно дресс-код ввел. Я ей Игорька не отдам! Надо уволить эту тварь немедленно. Чтобы ноги ее здесь не было!
- Ах, как у тебя все просто! – мысли Анны Николаевны заметались. - Уволь немедленно! Моя левая нога так хочет! А фабрика встанет!? Ты забыла, что Таня у нас и художник, и модельер, и технолог. Все проекты - на ней, дизайнерский надзор - на ней. Новую коллекцию надо готовить к запуску. Кто это будет делать? Ты? Или за один день найдешь мне нового дизайнера, чтобы за троих работал? Или сама встанешь за штурвал? Не захотела в свое время!
Анна Николаевна вспомнила, как тяжко им было, когда Татьяна ушла в декрет; еле дождались, пока она выйдет на работу. Директорша тогда была готова и няню оплачивать, лишь бы Татьяну поскорее вернуть. В их городе найти хорошего специалиста непросто, почти невозможно. Нет, не хотелось ей увольнять главного дизайнера, но дочку тоже было жалко – лучшая подруга предала – вместе им на фабрике теперь точно не работать.
- Причем здесь фабрика? – обижалась дочь.
- Нет такой статьи в Трудовом кодексе – увольнять за соблазнение мужика, - повысила голос Анна Николаевна. - Давай не будем личное и фабричное в одну кучу мешать? Я не хочу, чтобы мой бизнес страдал из-за ваших похотливых треугольников! Надоело!
- Ты всегда так! Бизнес, бизнес! Спасибо тебе, мамочка!
- Да, бизнес! Для тебя его, между прочим, строила! Ребенок у Тани до трех лет. Надо подумать.
- Чего тут думать? – исступленно кричала Ира. - Будто не знаешь, как это делается «по собственному желанию»? Что ты на нее молишься? Она подлая. Она левака гонит. Экспериментальный цех превратила в свое ателье. Заказы берет. Ты не знала? Весь город ходит в наших тканях. Завидует! Я уверена: она сидит и мечтает, как фабрику к рукам прибрать, так же, как Игорька моего.
- Кишка тонка! – процедила сквозь зубы Анна Николаевна, слышать такое ей было неприятно. - Уволю ее, только позже. Пусть сначала сделает лекала, техкарты, проведет апробации.
- Еще она смеется над нами: меня называет «заменитель директора», а тебя - «мама зама».
- Мама зама… Смешно. - Анна Николаевна подавила улыбку.
- Она неблагодарная воровка! - истерично взвизгнула Ирина, заметив улыбку матери.
- Ира, не придумывай! – Анна Николаевна ощутила неприятный укол в груди.
- Ты так, да? Ты сними заодно? Папа бы не церемонился с предателями. А ты!.. Эх, ты! Но я тебе обещаю, завтра Таньки здесь точно не будет.
- Дров не наломай!
- Убью суку!
- Что ты несешь? – испугалась мать. - С такими мыслями надо прямиком к психологу.
Анна Николаевна не на шутку разозлилась и на дочку, и на Татьяну, и больше всего на Игорька. Мало ей производственных проблем?!
Ирина, несмотря на ярость, выглядела жалко и потрепано, как одуванчик после дождя и ветра. Мать с горечью смотрела на дочку, но видела в ней только возмутителя спокойствия, новый источник проблем. Поймав этот недовольный взгляд, лишенный сочувствия и понимания, дочь со словами «да пошли вы все!» выбежала из кабинета, спотыкаясь на ровном месте под холодное молчание матери.
Анна Николаевна не знала, как быть. Как обычно, с запозданием в ней проснулся материнский инстинкт, и она ощутила почти физическую боль от угрызений, что в трудную минуту не поддержала свою единственную любимую доченьку, не остановила Иришку, не сказала ей ободряющих, добрых слов. Могла бы просто по-матерински поохать. Анна Николаевна в отношениях с дочерью всегда была наполовину директором, и служебные дела волновали ее едва ли не больше, чем семейные, но когда директорша вдруг вспоминала, что она не только руководитель, но и мать, то в искупление своей вины становилась с дочкой излишне сентиментальной и услужливой. Ведь, по большому счету, все ради своей кровиночки Анна Николаевна делала: и жила, и работала. Фабрику тоже ради нее организовала, чтобы не с пустого места ее дочурка стартовала во взрослой жизни. А Ирочка совсем не выглядела счастливой.
Черт бы побрал этого Игорька! Чего ему надо? Ирина такая красивая, обаятельная, стильная, в меру умная женщина. Немного избалованная, эмоциональная - ну и что! - это не самые плохие черты характера.
«Надо мерзавца вызвать, поговорить с ним, - решила она, - пусть сам все разгребает. Нашкодил, паразит».
Пришел Игорек. На ловеласа вроде не похож. Да и не Игорек он уже давно - Игорь Петрович, главный инженер фабрики, серьезный, рассудительный, приятный молодой мужчина.
Анна Николаевна ожидала, что Игорь Петрович будет отрицать измену, а он еще стал и обвинять Иришку в излишней ревности, в неадекватной реакции. «Вы не находите, что Ирочке просто заняться нечем?» - Зять смотрел на тещу ясными, честными глазами, уверял, что у него с Татьяной исключительно рабочие отношения. А поцелуй (совсем невинный) был совершен в творческом порыве: Таня предложила очень интересную идею, и он от восторга расцеловал ее.
- А что еще от восторга ты готов сделать? – строго спросила теща, - Ты мне дочку до истерики довел. На работе работой занимайся, а не поцелуями. А то я тебя так поцелую! Что там у вас за идея?
- Как сэкономить десять миллионов, - сказал Игорек, победно улыбаясь. Знал Игорь Петрович, чем можно отвлечь тещу от скользкой темы.
- Ну, давай, рассказывай, – глаза директорши загорелись. – Реабилитируйся.
Игорек в ярких красках начал рисовать, доказывать преимущества и выгоды новой концепции, и Анна Николаевна втянулась в дискуссию, заразилась его энтузиазмом, вдохновилась открывавшейся перспективой и на время забыла о дочкиной проблеме. Экономия в десять миллионов! Для их небольшой фабрики – это весомая выгода.
Да, зятек заговорил ей зубы.
В конце рабочего дня в кабинет зашла виновница стресса, принесла отчет и между делом пожаловалась на Ирину, что из-за нее, мол, сорвалась встреча с заказчиком. Поведение соблазнительницы было нарочито ровным, спокойным, большие карие глаза с длинными наклеенными ресницами хлопали невинно-уверенно. Анна Николаевна пыталась углядеть в облике дизайнера замаскированное чувство вины и искала к чему придраться. А декольте у нее, правда, ниже некуда.
- Татьяна Ивановна, ты совсем обалдела? – не удержалась она от замечания. – Что за стриптиз? Хочешь, чтобы все наши мужики из штанов повылазили, глядя на твои дыньки? Кажется, один уже вылез? – бросила Анна Николаевна, наблюдая, как Таня отреагирует на эти слова, но дизайнер только хихикнула: «Всем мои дыньки не дают покоя. Даже вам».
- У нас не бордель. Будь добра, облагородь себя. Смени стиль. И разработай дресс-код для сотрудников администрации.
- Хорошо. Я все поняла, - сухо ответила дизайнер.
Обычно Таня непринужденно, весело тараторила обо всем подряд, а в тот раз говорила подозрительно мало и нехотя. Этот факт стал для Анны Николаевны подтверждением, что рыльце у барышни все-таки в пушку, но расспрашивать дизайнера ни о чем не стала. Попросила, чтобы утром Таня встретила в аэропорту гостей из Италии.
Домой Анна Николаевна вернулась в двенадцатом часу ночи и сразу легла в кровать. Но уснуть не удавалось, почти до рассвета недвижно лежала в раздумьях, прикидывая разные варианты решений. «Кого увольнять? Таню не хочется. Столько дел на ней висит. Может, Игорька? Пес неблагодарный! В открытую гуляет! Без него вполне можно обойтись. Только Иришка рассердится. Надо не забыть сказать этому мерзавцу, чтобы завтра чердаки проверил и все огнетушители. Да эту вечно грязную лужу во внутреннем дворе засыпал щебнем, а то совсем не пройти. Пусть закажет одну машину. Одной хватит. Это не должно дорого стоить. Рабочих не будем заказывать, сами разбросаем. Механиков можно попросить. Надо предупредить, а то он денег не считает, все делает, как ему проще. А может асфальт сразу положить и не мучиться? Проверка придет, а у нее полный порядок. Хорошо, золовка предупредила о проверке… Охране надо напомнить, чтобы сразу звонили… Билеты в Милан пора покупать, пока дешевые. Надо Аллочке сказать…. и забронировать в гостинице три места, нет – теперь уже два. Бухгалтера предупредить, чтобы не платила «ЭрТексу». Последняя партия пришла вся бракованная. Хорошо, сама случайно заметила. Это брат не доглядел. Совсем разболтался, выпившим на работу приходит. Выговор, как минимум, получит, и премии лишу. Разговаривать опять целый месяц не будет. Ну и черт с ним. Куда он денется – заговорит. Что же мне с Ирочкой делать? Как же развести их по разным углам? Хоть всех троих увольняй! Ох! – вырвался тяжелый вздох у Анны Николаевны. – Иришке совсем неинтересно на фабрике работать. Не работает, а мучается, ребенок. Зря на дизайнера ее отдала – не лежит душа у дочки к этому делу. Не пустила ее в Иняз. А кем потом работать в городе? Учителем за копейки? Языки и без института выучила, английский, итальянский. Французский вот учит… Способная. Нет, пусть работает на фабрике, как и работала. Не болтаться же без дела? Ничего, втянется! А вот Татьяну надо на филиал перевести - будет меньше общаться с Игорьком и от Иришки подальше. Филиал что-то загибаться стал: в убыток работает. Да, надо Таню на филиал кинуть. Пусть поднимает. Самой, однако, придется мотаться в тот филиал».
Утомив себя пустыми размышлениями, Анна Николаевна встала, прошла на кухню, приготовила себе горячего чайку с коньячком и медом. Наконец она смогла забыться тревожным сном. И вдруг этот звонок главного дизайнера по поводу отгула разбудил ее. Собираться на работу было еще рано. Расположившись в своем любимом зеленом кресле, которое приветливо поскрипывало под тяжестью немолодой грузной женщины, она закурила и помечтала: «Эх, в отпуск бы сейчас, и ни о чем не думать, послать все к чертям! Но надо работать. Надо работать! Работать!»
На фабрике день с утра не заладился, то ли волнение генерального окружающим передавалось, то ли вспышки на солнце усилились, но машины ломались, в банке не решался вопрос по поводу кредита, контрагенты срывали сроки поставок, и даже рейс итальянцев задержали. Иришка на работе не появлялась, и телефон не отвечал. Анна Николаевна позвонила Игорьку. Зять сказал, что Ирочка осталась дома и на работу не собиралась, а сам он давно уже на фабрике. Дочка себе такие вольности и раньше позволяла: могла запросто прогулять. Мама-директор, конечно, журила ее, но неизменно оставляла подобные выходки без заслуженного наказания. И сейчас Анна Николаевна особенно не насторожилась.
Да, дурное утро выдалось - прелюдия к страшным событиям, пронесшимся, как ураган, по жизни Анны Николаевны.
После обеда в кабинет вошел белый, как мел, Игорек. И только Анна Николаевна собиралась ему про щебенку сказать, как он оглушил ее страшной новостью: Татьяну сбила машина, мерседес красного цвета. До матери не сразу дошло, что красный мерседес с номером три пятерки принадлежал ее Иришке. У Анны Николаевны комната поплыла перед глазами, она отмахнулась от Игорька, закричала: «Замолчи!» А он все говорил и говорил, объяснял подробности. Зачем ей эти подробности? Надо бежать скорей! Зачем он рассказывает, что Ира была в сильном алкогольном опьянении, что она скрылась с места происшествия, оставив умирающую подругу на дороге, что Таня в тяжелом состоянии находится в реанимации, а Ирина дает показания в полиции. Зачем все это слушать? Бежать скорей, спасать свою кровиночку!
Не помня себя, мчалась директорша к дочке, по дороге вспоминая ее недавние угрозы в адрес подруги: «я сама решу проблему», «убью», «Таньки здесь завтра точно не будет». Не придала тогда этим фразам Анна Николаевна должного значения, пропустила мимо ушей, думала, вздор несет дочка. Ах, надо было быть внимательнее к своей роднуличке!
При встрече с дочерью Анна Николаевна не могла сдержать слез: увидела ее униженную, измученную допросами, понуро сидящую на заскорузлом, привинченном к полу стуле. В глазах ее девочки, как у ребенка перед наказанием, застыли непонимание, удивление и страх. Анна Николаевна бросилась к своей рыбке, обняла, шептала: «Иришка, зачем? Ирочка, моя деточка, как же ты могла?» «Это не я», - плакала дочка, и все отрицала, уверяла, что была дома, спала до полудня, потом тупо смотрела телевизор и пила с горя коньяк. Она все время спрашивала мать: «Ты мне веришь?» Анна Николаевна верила. Конечно, машину могли угнать. Только зачем угонщику надо было возвращать машину обратно?
Нет алиби у Ирочки - некому подтвердить, что дома была - муж на работу уехал рано. Улики все против нее: видеокамера зафиксировала наезд, а кто сидел в машине, не видно, в гараже обнаружили мерседес с характерными повреждениями, и в салоне автомобиля валялся Ирочкин сотовый телефон со звонками на номер Татьяны. Мотив нашли быстро. Сослуживцы свидетельствовали, что слышали Ирочкины угрозы в адрес главного дизайнера. Всех их уволила потом Анна Николаевна.
Никто не верил несчастной девушке, одна только Анна Николаевна знала: не могла дочка так жестоко поступить.
– Мы наймем лучших адвокатов, я все продам, я все сделаю, моя деточка, мы докажем, что ты невиновна, - обещала дочке Анна Николаевна.
Потом был долгий кошмар: следствие, допросы, суд, обвинительный приговор, обжалование приговора и снова суд. Травля в прессе. Продажа бизнеса. Деньги уходили на адвокатов, на лечение пострадавшей, на другие нужды, о которых не говорят широкой публике.
Татьяна осталась жива, но была парализована: не могла ни ходить, ни говорить. Ирине дали четыре года лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении. Матери не удалось спасти дочку от наказания - дело получило слишком широкую огласку. Игорек Ирину сразу бросил, а значит, и не любил никогда. Отец Ирины, муж Анны Николаевны, не выдержал напряжения, умер от инсульта. Остальные родственники крепко обиделись на Анну Николаевну за то, что она продала фабрику, и они потеряли работу.
Сидела целыми днями одинокая женщина, бывшая директорша, в своем зеленом кресле, курила, тихонько плакала, вспоминала счастливые дни. Деньги стремительно таяли, но Анна Николаевна не оставляла надежды добиться справедливости. Только через два года выяснилось, что Ирина была, действительно, не виновата. После операции и долгого лечения к Татьяне вернулась способность говорить, и она рассказала, что утром злополучного дня за рулем красного мерседеса был Игорь Петрович. Вскрылась все-таки правда. Только уж больно поздно: жизнь стольких людей уже была изломана, исковеркана, загублена.
Директорша прикурила новую сигарету. Часы на потолке показывали четверть седьмого.
- Я спасу тебя, моя Иришка! – как клятву, вслух произнесла Анна Николаевна. Впервые за последние годы ей стало страшно.
«Это ж надо так себя накрутить, - Анну Николаевну потряхивало. - Прямо детектив. Не приведи господи! Эх, Таня, Таня! Хоть ты нужна мне, но доченька дороже. Надо позвонить в тот детский садик», - вдруг пришло в голову задерганной женщине.
- Здравствуйте, это садик номер два? Будьте добры, скажите, когда у вас аварию ликвидируют? Как какую? Нет аварии? И сад работает? Значит, детей принимают… Спасибо.
«Солгала Танька. Ах ты, подлая дрянь!» - Анна Николаевна решительно набрала домашний номер своего лучшего дизайнера. От возмущения, что ее обманули, она еле сдерживала себя, чтобы не сорваться на мат. Тон директорши стал ледяным, голос - резким.
- Татьяна Ивановна? Это Анна Николаевна. Слушай меня внимательно: во-первых, отгул отменяется. Во-вторых - ты уволена! – сами собой вырвались жестокие слова.
В трубке повисло долгое молчание.
– За что? – тихим упавшим голосом наконец спросила Таня.
- Ты знаешь, за что. Дела сдай старшему мастеру. Не придешь - уволю по статье.
- Мне Алешку некуда девать?
- Меня это не волнует. Это твои проблемы.
- А что случилось?
- Ничего не случилось, и не случиться, я надеюсь.
Анна Николаевна повесила трубку. В висках стучало, наверное, давление подскочило. Она снова взяла телефон, набрала дочкин номер и с облегчением услышала сонный родной голосок: «Але. Я сплю. Только уснула, мы всю ночь мирились».
- Зайка, прости, что разбудила? Я тоже не спала, о тебе думала. Можешь успокоиться: я ее уволила. Уже сказала. Она просила отгул, врала, что у них в детском саду авария. Я не поленилась, позвонила – нет там никакой аварии. Обманула, заразочка! Сад номер два. Да ладно! У них другой садик? Ну и черт с ними... Это уже неважно. А что за сюрприз? Ой! Ну, видишь, как висе хорошо! Путевки… на Бали. - Анна Николаевна грустно улыбнулась. - Вот Игорек молодец. Вдвоем… на целый месяц! А там не опасно? Кругом тайфуны бушуют. Ну, ладно, ладно, не злись. Да нет, я рада за вас. Только кто работать будет, помогать мне кто будет? Ну, да. Я всегда справляюсь. Придется, а куда мне деваться? Пока, родная! Отдыхай…
Сердце горемыки-директорши сдавило от внезапно появившегося ощущения одиночества и обреченности. Дурнота подкатывала к горлу, комната кружилась.
«Не раскисай! – приказывала себе Анна Николаевна. – Радуйся, что все живы-здоровы! А с проблемами разберемся. Разберусь… Бизнес - это ведь как езда на велосипеде: остановишься - упадешь. Пока жива, буду крутить педали. Где мои таблетки? Где эти чертовы таблетки?»
Август 2012
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2012
Свидетельство о публикации №21209071022
рецензии
http://www.proza.ru/comments.html?2012/09/07/1022