Перевод: Дан Берг
Глава 25
Спасительная вера и верное спасение
В смятении пребывает город Господень. Днем и ночью слышны стоны умирающих с голоду. Тут грохочет молот, там стучит топор – горожане порушают дома, камнями и деревом укрепляют городские стены. Лица темны, и надломился дух. Иудея взрастила сынов, сыны Иудеи спасают мать-родину.
Царь Хизкияу собрал войско – десять тысяч отважных сердец. На площади он обратился с речью к бойцам и прочему народу.
- Слушайте меня, дети Сиона! Перед нами враг, и полчища его бессчетны. Лязг и скрежет, вопли и крики раздирают уши, но не дождется трусливого отклика устрашающий нас. Не робейте душой и укрепитесь духом. Могучи ратники Санхерива, но вам, воинам Сиона, сам Господь дал силу, и посему не их, а вас ждет победа. Несите в сердцах веру в Господа, и непреклонны будьте в уповании на Него, и увидите чудеса, которые сотворит Всевышний, спасая Иерусалим, обитель свою. Тот, кто не верит – всего боится, а в желанное верить легко. Здесь остановится и окончит кровавый победный путь покоритель мира. Воочию узрим, как в Сионе начнется и весь Божий мир обнимет праведный суд. И народы возблагодарят Бога и вас, героев Иудеи. Помните: спаститель наш – Всевышний, и только Он! – закончил Хизкияу.
Не только царь Хизкияу вещает народу в эти смутные дни. Писца Шэвну не забудем упомянуть. Речи его родят страх в сердцах и сумятицу в головах. Поборники его – тринадцать тысяч душ числом – души робкие, рыхлые, хитрым расчетом ведомые. Внемлют писцу, а тот вдохновен.
- Кому дорога жизнь, кто любит Сион, тот последует совету моему и покорится Санхериву, дабы враг не обратил священный Иерусалим в груду развалин. Посулы Хизкияу – пустые мечтания. Не залатать дыры в крепостных стенах, хоть полгорода на камни разбери. Голодного не накормишь супом из его собственного мяса. Тесаные глыбы кричат: “Не губите!” Балки дубовые вопят: “Пощадите!” Бывает, вера одних – безумство для других. Такой верой город не спасти. Запрем ворота Сиона – распахнем ворота в преисподнюю. Орды ашурские клокочут неудержимой рекой. И волны ее выше стен Иерусалима. Коли не будет разумен наш дух, к духам мертвых причислимся! Неподкупного Равшакэя, военачальника Санхерива, удостоимся встретить. Склоним голову и будем жить.
А чем Хизкияу нас обнадежит? Уж не казной ли откупится? Да он золото из дворца своего и из Храма Господня давно Санхериву переправил в обмен на милости, коих не дождался. Уж не доблестным ли войском своим врага остановит? Влезьте-ка на крыши домов ваших да взгляните за городские стены – черно от железных кольчуг, светло от медных шлемов, так велика ашурская рать! Или союзники руку помощи подадут? Да ведь когда послы царские в Цоане египетском кланялись, у друзей душа в пятки ушла, лишь услыхали просьбу. Хизкияу полон веры, но нерадиво распоряжается нашим общим сокровищем – Сионом. Вот уж почти вся Иудея покорена. Голод свирепствует. Испражнения человеческие стали пищей. Обезумевшие матери пожирают младенцев. Горе, болезни и смерть в земле нашей. Есть одно утешение у побежденных – понапрасну на ждать утешения. Подчинимся Ашуру и спасем Иерусалим, жемчужину Сиона!
Слово матери
Наама и Пнина живут в своих пустых хоромах. Иядидья заботится об их пропитании в голодное осадное время, а Тейман и Тамар навещают. Как-то видит Тейман, что Пнина грустна безмерно, и глаза красны от слез.
- Благородная девица! Когда ты радуешься, очи твои сияют, как яркая луна меж легких облаков, когда грустишь, слезы на щеках блестят утренней росой. Отчего горестно тебе?
- Я так несчастна, мой господин!
- О, прошу, не говори мне “Господин”! Ведь это ты покорила мое сердце и стала госпожой его. И все же, почему горюешь? Нынче судьба к тебе благоволит. Даже недоброй памяти Ахан, подлый поджигатель и изначальная причина бед, признаньем в преступлении вернул вам с матерью принадлежащее по праву. Светит солнце и в твое окно!
- Ты прав, вернулись свобода, имя доброе, владения, достаток. Заново открылось, что я рода благородного, дочь воеводы Иорама. Но где отец, и что с ним? Участь матери – вдовство, и она лишилась сына. Брата удел – скитания и горести. Так-то благоволит ко мне судьба? Как видно, исчезновение начальной причины бед не возвращает счастья. Суров Господь к дому Иядидьи. Иерусалим в осаде. Дочери Сиона находят укрытие за спинами отцов, мужей и братьев. Нет у меня ни отца, ни брата, и кто от бесчестия спасет, если вступит в город враг? От мыслей этих глаза красны, и слезы на щеках.
Тейман не в силах оторвать взгляд от прекрасного лица.
- О, чародейка! Ты говоришь, а я слежу лишь за движеньем уст, я очарован и с трудом ловлю слова. Ты горюешь о брате, и я печалюсь о нем, ведь и мне он был, как брат. Назови меня братом в горестный день, а придет день радости и стану больше, чем брат. Назови меня братом, и доблестью исполнится мой дух, и сердце героя застучит в груди. Враг устрашится меня, как львицу, детенышам сосцы дающую. Стрелы Ашура для меня, что капли дождя над головой. Копья воинственных Эйлама сынов – сухая трава. Я твой щит, лишь братом назови!
- Словом ли пробужу геройства дух? На что тебе плакса? Приедаются вздохи да слезы!
- Мне плакса эта всего на свете дороже! Сгинул терновник, и роза предо мной. О, нежная, верни мир душе моей, и Бог вернет тебе радость!
Вошла Наама, и слова упрека на устах. Невзначай слыхала разговор.
- Кто желает веры словам его, тот не хвалится. Вы, молодые, тужите о далеком, а близких бед не видете! Ведь город Господень в смертельной опасности, и Амнон скитается неведомо где. Слушайте слово матери. Если благоволит Господь дому Иорама, то не позволит угаснуть факелу рода его и возвратит драгоценного моего изгнанника, безвинно отверженного, и союз Иядидьи и Иорама пребудет в силе. Но если пропадет на чужбине Амнон, значит не угоден Господу сей союз, а потому, милые дети, и ваш брачный кинор не запоет. И камень не вернется в оправу кольца.
Прошу тебя, милый Тейман, терпеливо жди решения Божьего, и до той поры позабудь дорогу к дочери моей, и не береди раны, коих слишком много для юных лет ее. Ведь мужчина ты! Чем тежелей приходится, тем крепче дух. С достоинством жди суда. Кто знает, может ваше с Пниной терпение добавит каплю жалости Небесам, и вернутся домой изнанники Сиона! – Закончила Наама.
- Пнина – это жизнь моя и весь мир. Не увижу ее, и тьма пред глазами, и пути Господни скрыты от меня. Исчезнет чудный лик, и утрачу мужество, и сердце размякнет. И она, и я, и Тамар, безмерно любим Амнона, и мука нам без него! – воскликнул Тейман и заплакал. Тут и Пнина присоединила свои рыдания к мужским слезам. А Наама гордо молчит.
С этого дня Тейман не беспокоил более Пнину, а сидел дома и все горевал. Когда в одиночестве, а когда вместе с Тамар.
Полный перевод:
См. Ссылки на другие ресурсы