Запах полыни. Гл IX. Сбор металлолома

Виктор Слободчиков
Время пролетело незаметно. С работы возвращались родители и многих стали звать на ужин. Компания распалась.
Горячие оладьи со сметаной подняли настроение, несмотря на зарядивший мелкий дождик. Мне хотелось, чтобы все собрались в беседке снова, хотелось рассказать о похоронах молодой женщины, которые мы видели недавно. Там ведь в гробу была ещё и маленькая девочка. Узнать бы отчего они умерли, что с ними случилось...

После ужина я побежал в беседку. Пришли Люся и Надя. Люся сказала:
- Лушаху на «скорой» в больницу отвезли. Галя с ней хотела ехать, а Янку не с кем оставить. Плакала опять…
- Да-а. Страшно ей. Жалко мать-то.
- Зря мы её травили, Лушаху. Хотели ей досадить, а больше всех пострадала Галя.
- Почему?
- Ну, она же одна, без мужа, дочка маленькая – с кем её оставлять? Ведь ей и на работу, и в больницу теперь бегать!
- Гадко получилось… Галя раньше всегда со мной здоровалась, а после вчерашнего не замечает. И чем она виновата, что у неё мать такая? Зачем мы на ней-то зло срывали?
- И с Лушахой зря мы это затеяли; надо было только сбросить дорожку, да убежать играть в другое место.

Все замолчали.
- Так часто бывает: хочешь одному досадить, а попадает другому, – начала подошедшая Люба. – Надо бы нам с Галей как-нибудь помириться при случае. Она  хорошая: помогала нам снежную бабу зимой лепить и билеты в кино покупала, когда очередь была большая. Помните?
- Надо сделать для неё что-нибудь! С дочкой, например, посидеть, когда  не с кем её оставить.
-Да-да! Это обязательно, это нам подходит. Я умею с маленькими ладить, - заговорила Надя.  – Может даже воспитателем стану когда-нибудь.
В беседку пришли Нина и Лариса. Они принесли маленького серого котёнка, который дремал у них на руках. И все кинулись гладить этого котёнка, передавать его из рук в руки, чесать у него за ушком, пока он не начал громко и беспокойно мяукать от страха.
- Что он пищит всё время? Может, есть хочет?
- Мы его только что напоили молоком. Посмотри, какой у него животик толстый. Он просто боится нас – народу-то много, мало ли что. У него и так троих братиков или сестричек утопили на той неделе.
В бесёдку заглянула бабушка Нины.
- Ну-ка, куда котёнка утащила? Кто тебе разрешил? Затаскаете – гадить будет, где попало, – она решительно забрала котёнка в картонную коробку и унесла домой.

Люся вспомнила, что в школе объявили о завтрашнем сборе металлолома.
- Давайте сегодня начнём! Таскать к школе пока не будем, а сходим на разведку, поищем и составим план, где что лежит. А завтра навалимся дружно – глядишь,  первое место займём.
Подошли Вова и Толик, и мы, компанией в восемь – десять человек, отправились на поиски железной рухляди. Нас с Ларисой тоже взяли.
Идти решено было по Ипподромской в сторону улицы Фрунзе. Вот и первая находка – огромная ржавая бочка, в которой строители варили гудрон.
- Её, пожалуй, с места не сдвинуть. В школе даже телеги такой нет.
- А, может, оставим её? Может, она нужна ещё?
Толик и Вова попытались раскачать её, остальные кинулись помогать и бочку с глухим грохотом опрокинули на землю. Из бочки посыпались засохшие куски гудрона.
Вовка подобрал маленький чёрный кусочек и засунул в рот вместо жвачки. Тоже самое хотели сделать я и Лариса, но Надя закричала на брата:
- Ты что совсем дурак? Нам же географичка говорила: будете жевать гудрон – будет рак!
Вовка выплюнул кусочек гудрона. И я, конечно, тоже выбросил свой.
У нас недавно от рака умерла знакомая бабушка. Она желтела и худела очень быстро: странно, как жизнерадостный человек на глазах превращался в мумию. Перед смертью она очень мучилась.
Я вспомнил, что ещё прошлым летом жевал эту гадость. Вкуса в нём никакого – просто упругость на зубах.  У меня сразу же всё заныло и заболело от страха. Я очень расстроился…
- Бочку можно катить, толкая вперёд ногами. Только делать это надо одновременно, чтобы она ровно катилась.
- Ты что, до самой школы собрался её толкать? А через дорогу как?

Эту затею решили бросить. Мы увидели на одном из участков улицы, оставленные старые дома – там, рядом шла стройка и уже был вырыт котлован, частично огороженный забором. Несколько строительных вагончиков, брошенный бульдозер и сваезабивная  машина дополняли картину рабочего беспорядка. Сторожа нигде не видно. В старых деревянных домах рядом уже вынуты рамы, кое-где просто разбиты стёкла, сняты входные двери. Тут всё интересно.
Мы вошли во двор одного из домов; часть старого забора была снесена бульдозером. Дворовые постройки – сарай, туалет, баня ещё не разрушены, но всё уже нежилое, без дверей. Всё самое ценное хозяева забрали с собой, оставив кучу мусора из всякой рухляди. Большой куст цветущей белой сирени сглаживал впечатление разрухи.
Мы нашли расколотую чугунную плиту, ржавое ведро, керогаз, обручи от деревянных бочек, огромный помятый самовар, в который засыпали угли, и пару чугунных утюгов.
Странно: люди годами собиравшие и хранившие зачем-то старые вещи вдруг разом согласились с ними расстаться. Почему они не забрали их с собой? Я бы забрал.
Возле разломанной печи в кухне зияло открытое подполье с деревянной лестницей ведущей вниз. Оттуда несло прохладой и старой картошкой. Спустится вниз без фонарика мы не решились – страшно.
Я нашёл серп, – настоящий серп с зазубринами, - раньше такой видел только на картинках, а Толик – ржавый молоток; мы тут же на земле сложили из них символ - серп и молот. Довольные собой, мы вошли в дом через дверной проем. Все разбрелись по комнатам и кладовкам.
Следы чужой прошлой жизни присутствовали всюду. Кое-где на стенах ещё висели цветные вырезки из журналов с балеринами, хоккеистами и космонавтами. 
Люба нашла старый белый ридикюль, набитый почтовыми открытками, Люся – фарфорового слоника без хобота, Надя – красивый, немного помятый подстаканник, а я – ржавый топорик и маленькое квадратное зеркальце. Вовка заинтересовался двухпудовой гирей, которую, похоже, использовали как гнёт в бочке с квашеной капустой, но поднять её не смог. Толик вытащил откуда-то сломанное радио – старую версию репродуктора, и картину на листе фанеры. На картине на берегу реки в сумраке у костра сидели люди; они варили уху или что-то ещё, а рядом паслись кони. Было уютно там, захотелось к реке. Картина была написана маслом и смотреть её лучше издали - вблизи всё казалось мазнёй. Все согласились, что это шедевр.
Толик, увидев у меня зеркальце, предложил:
- Отдай его мне, или давай поменяемся. Я буду перископ делать, мне таких нужно много.
Я не знал что такое перископ, согласился из любопытства. Толик обещал мне дать в него посмотреть. Все согласились отдать Толику зеркала и линзы, если такие будут найдены.
Надя предложила собирать старые вещи для детского театра – вдруг будем постановку делать, всё может пригодиться. Девчонки нашли большую клеёнчатую сумку с грубо пришитыми ручками из кожи; в неё мы стали собирать эти мелочи.
Крупное железо мы выносили во двор и складывали в кучу, чтобы завтра увезти на тележке. Там на куче золы у сарая мы увидели расчленённую целлулоидную куклу – Вова и Толик кинулись к ней, и зачем-то собрали все её части.
- Я знаю, - засмеялась Надя.  – Они дымовуху будут делать.

Время летело незаметно, и светлый летний вечер постепенно превращался  в ночь. Пора возвращаться.
С Толей мы вошли в самую дальнюю комнатку, которая имела сравнительно обжитой вид, несмотря на дыру в потолке.
Пахло чем-то кислым. В углу лежала огромная куча тряпья, а на столике, застеленном газетой, остатки пищи: куски хлеба, открытая банка кильки в томате, засохший и изогнувшийся пластик сыра с выступившими на нём капельками жира. Рой мух гудел над кусками.

Я подумал: вот если бы сейчас была война, как в кино, и мы, дети, остались бы без родителей в таком вот разрушенном доме? Как бы мы выживали и чем питались? Представилась летняя ночь, и как мы сидим во дворе у костра рядом с сиренью под старой липой, варим похлёбку из лебеды и проросшей картошки, и пламя костра выхватывает из темноты наши чумазые лица. Жалко стало  себя, нас, и всех детей войны. Страшно, что такое может повториться.

Вдруг куча тряпья в углу зашевелилась и превратилась в лохматого бородатого деда с красным носом и синяком под глазом:
- Чаво?.. Чаво вы тут?.. – грозно прохрипел дед.
Мы кинулись бежать; наши лица так напугали остальных, что объяснять никому ничего не пришлось – побежали все. Толик ещё и прикрикнул:
- Быстрее, он за нами гонится!..
- Кто!?.. Кто?! – задыхаясь на ходу, спрашивали девчонки.
- Вы, главное, не оглядывайтесь, а то умрёте, - продолжал кричать Толька.
Вряд ли девчонки ему поверили, - я не знаю, оглядывались они или нет, - я-то бежал без оглядки. Толя и Вовка не забыли прихватить с собой сумку с теми мелкими богатствами, которые мы насобирали. И когда мы уже почти добежали до задней калитки нашего двора, ручки у сумки оторвались – всё рассыпалось.
Запыхавшись от бега и поняв, что никто за нами не гонится, мы стали хохотать.
Собрать это в сумраке вечера было нельзя, да и навстречу нам вышел отец Вовы и Нади с прутом в руках…