Монахиня

Рената Гордиенко
                Она болела тяжело и долго. Казалось, что вот еще немного , и жизнь оборвётся, но она продолжала её мучить. Страдания  порой были настолько невыносимыми, что она молила Господа забрать её из этой жизни. Но Бог не призывал её к себе. Видно, так было ему угодно, значит, она еще не всё сделала, что нужно было ей исполнить по промыслу Божь-
ему. Что же делать? Может быть, вызвать маму и рассказать ей обо всём, что с ней случи-
лось и как она жила  это время? А может быть… но тут её мысли были прерваны прихо –
дом келейницы Марфы.
     -  Матушка Фотинья, я принесла вам молочка и лекарство, - обратилась к больной во –
 шедшая и поставила на столик около кровати стакан с молоком и маленькое блюдечко с
 таблетками, - пора вам принять.
     Больная села на кровати и, морщась, проглотила таблетки, запивая их молоком. Потом
 она попросила Марфу проводить её в сад, где можно подышать свежим воздухом, полю-
 боваться красотой увядающей осени, её разноцветием красок и поразмышлять над вопро-
 сом, что же делать. Она просидела так в саду два часа, пока келейница не позвала её к мо-
 литве и обеденной трапезе.
      Матушка Фотинья пришла в монастырь юной девушкой, высокой, стройной, красивой.
  Казалось, что энергия жизни должна бить из неё ключом, а она вошла в ворота монасты-
  ря подавленная, испуганная, растерянная и упала в ноги игуменьи со слезами взять её в
  обитель, протягивая какой-то лист бумаги. Прочитав его, Иулиания пригласила девушку
  пройти за ней. После беседы с игуменьей Иулианией девушка осталась жить в монасты-
  ре на положении послушницы.  Со временем она приняла постриг и стала монахиней по
  имени Фотинья. Живёт в обителе сорок шестой год. Болезнь развивалась исподволь, по-
  тихоньку, но становилась всё тяжелее и мучительнее. Она мужественно переносила свои
  страдания, никогда не жаловалась, старалась никого не обременять просьбами, не досаж-
  дать стонами даже келейнице, которая была приставлена к ней.
         После обеденной трапезы Фотинья , поддерживаемая Марфой,  прошла в свою келью
  и легла отдыхать. Хотелось поспать, но мысли одна за другой не давали покоя. Она поду-
  мала о матери и вспомнила детство. Она очень любила родителей, младшую сестрёнку,
  верного друга семьи, ротвейлера Даньку. Всё проносилось перед глазами ощутимо. Как
  будто бы было вчера: и родная школа, и друзья, и подруги, и влюблённость её и в неё.
  Как-то там они сейчас: живы или ушли из жизни, как сложились их судьбы. Она ничего
  о них не знает, да и они ничего не знают о ней, она для них умерла, просто её нет. И с
  этими мыслями она, наконец-то, заснула. Проспала около двух часов. Проснулась от
  прикосновения кого-то, это Марфа. В руке у неё шприцы.
     -  Пора, матушка, ставить уколы,- сказала Марфа, добавив,- сегодня два.
  После этой неприятной процедуры Фотинья погрузилась в свои невесёлые думы. Что же
  делать? Чувствует она себя с каждым днём слабее. Значит надо вызывать маму и пове –
  дать ей о своей жизни. Слёзы навернулись на глаза от мыслей о матери, о милой, дорогой
  мамочке, с которой она не виделась более тридцати лет. Она вспомнила своё, ничем не
  омрачённое детство, отца, умного, доброго, заботливого, ласковую, нежную мамочку,
  маленькую сестрёнку и разрыдалась. Всё это невозвратно ушло и никогда не вернётся.
  Наплакавшись и успокоившись, она решила вызвать мать в монастырь. Позвав Марфу,
  попросила проводить её к игуменье Иулианне.
       Игуменья Иулиания – высокая, худощавая семидесятилетняя женщина  - умная, стро-
  гая, но добрая и заботливая, никогда не унижала и не обижала монахинь и послушниц,
  пользовалась уважением священников и почитанием насельников, живущих в монастыре
  Она приняла Фатинью с улыбкой и после беседы с ней дала согласие на приезд матери в
обитель. Игуменья вышла, оставив монахиню в кабинете, дав ей возможность поговорить
с родными. Фотинья набрала знакомый номер телефона и услышала чей-то простуженный
 голос: Я слушаю, вам кого?
     - Пригласите Веру Антоновну,- произнесла Фотинья, и сердце её замерло в ожидании.
  - Я слушаю. Кто её спрашивает?
  - Это я, мама, твоя дочь, Рита.- Воцарилось молчание. И потом:
  - Боже мой, Рита, Ритуля, девочка моя, родная, где же ты, что с тобой… и всхлипывание.
 - Мамочка, мамочка, не плачь, не плачь, любимая, со мной всё хорошо. Всё в порядке.
   Мы с тобой скоро увидимся. Успокойся и выслушай меня внимательно, я живу в монас-
   тыре, долго разговаривать не могу, запиши адрес, как туда приехать и день, чтобы я мог-
   ла тебя встретить. Обнимаю, целую, жду.
  Фотинья в изнеможении откинулась на спинку стула, закрыла глаза и так просидела, по-
  ка не вошла игуменья с Марфой, которая проводила её в свою келью.
        Наступил долгожданный день встречи. Это было воскресенье. Утро выдалось на ред-
  кость солнечным, тёплым, тихим. Накануне Фотинья исповедалась, причастилась, и
  батюшка благославил её на встречу с матерью. Проснулась она рано, прочитала утренние правила, позавтракала и стала ждать приезда матери. Очень волновалась, предвкушая это свидание, она пыталась представить себе , какой стала её дорогая мамочка, и не могла. Мысли, как в калейдоскопе, сменяли одна другую, то радостные, то горькие, невозможно
остановить. Ближе к полудню прибежала Марфа и сообщила, что приехала её матушка и
 сейчас придёт к ней. Фотинья села за стол, Марфа поставила на стол цветы, фрукты, пе-
 ченье, конфеты, варенье, две чашки, электрочайник и вышла встретить гостью.
      Через несколько минут открылась дверь, и в келью  вошла старушка, полноватая, се-
  Дая, с тросточкой, прихрамывая на правую ногу, и внимательно огляделась. Увидев за
  столом худую, измождённую, седую женщину, в нерешительности остановилась.
      - Мамочка, милая, - услышала она родные слова,- это я, твоя дочечка, подойди по -
   ближе, посмотри в мои глаза и увидишь свою Ритульку.
       Старушка подошла к незнакомой женщине, приподняв её со стула, посмотрела ей в
   глаза, потрогала седые волосы, почувствовав их прежнюю мягкость и шелковистость,
   бросилась обнимать, целовать и рыдать, приговаривая:
     -  Доченька, родная моя кровинушка, да что же с тобою сделали, да как же так, почему
   ты не давала о себе ничего знать, да куда же ты исчезла от нас так надолго. Господи,
   Боже мой, помоги мне всё это вынести, дай силы!
       Заливаясь слезами, они сели за стол и долго смотрели друг на друга. Потом дочь ска-
   зала: Давай-ка, мамочка, выпьем чаю и поговорим, разговор будет длинным.
       Во время чаепития они посматривали друг на друга, стараясь уловить старые привыч-
    ки, мать заметила, что Рита, как и прежде, макает печенье в чай, а дочь обратила внима-
    ние, что мать по-прежнему пьёт чай из блюдечка, а варенье кладёт на кусок хлеба и тог-
    да запивает чаем. И многие другие прежние привычки  сохранились в них из тех далё-
    ких дней. Это их радовало и воспроизводило картины прошлой, счастливой жизни.
         После чаепития Вера Антоновна оглядела келью, в ней было чисто, светло, уютно.
    Много хороших икон, особенно поразили иконы «Умиление», «Благодатное небо»,
    большая икона Спасителя, много было книг, как церковных, так и классики. Вошла   
   Марфа и сказала, что пора на вечернюю молитву, а гостье в свой номер и предложила
   её проводить. Мать обняла, поцеловала дочь и попрощалась с ней до следующего дня.
           Вера Антоновна пришла к дочери на следующий день после завтрака, надеясь, что
   узнает всё о жизни Риты. Дочь её уже ожидала, сидя за столом. После объятий и поцелу-
   ев они настроились на беседу.
          -Мамочка,= начала Рита,- я хочу, чтобы ты первая рассказала о прожитой тобою  без
   меня жизни. Мне очень важно, какие события произощли в моё отсутствие в семье и во
   дворе.
        - Хорошо,- сказала старушка,- правда, с чего начать, я даже не знаю, - и подумав, про-
  должила. – Начну, пожалуй, с твоего прихода после вашего пикника, когда ты на следу-
  ющее утро вернулась домой, как побитая собачонка: мокрая, взъерошенная, грязная, за-
  плаканная и на вопрос «что случилось» пробормотала что-то невнятное. Мы с отцом
 очень испугались, расспрашивать не стали, пока ты не приведёшь себя в порядок. Потом
 ты сама нам рассказала, что заблудилась в лесу, отправившись по ягоды, что все уехали,
 а ты осталась в лесу на ночь, устроилась спать в кустах, а так как прошел ночью дождь,
 то ты вся промокла. Утром кое-как нашла дорогу и вернулась домой. А теперь скажи, так
 это было или нет?
      - Нет, мама,- тяжело вздохнув, промолвила она и продолжала,- всё, конечно , было не так, а  случилось ужасное, что потом изменила наши судьбы. Но я пока не буду об этом
 говорить, всё  расскажу позже. А сейчас хочу услышать твой рассказ.
      - Хорошо, доченька, в последующие дни, как помнишь, ты вела себя странно, никуда
  не выходила, никого не хотела видеть, не отвечала на телефонные звонки, сказалась боль
  ной и просила нас никого к тебе не пускать. Потом ты куда-то сходила, а после этого ис-
  чезла совсем. Через день ты позвонила и сказала, что уехала и чтобы тебя не искали. Мы
  с отцом сильно переживали, но подумали, раз ты жива и просишь не искать, значит, так
  надо, ведь ты взрослый человек. Часто звонил Дима, спрашивал о тебе, мы говорили, что
  ты уехала. Он недоумевал, почему, и сетовал, что ты ему ничего об этом не сказала. А дал
  ше жизнь шла обычно. Мы не волновались, ведь ты периодически нам звонила и говори-
  ла, что всё у тебя хорошо. Я горевала, что тебя не было рядом с нами, когда заболел отец
  и особенно, когда он умер, а ты не приехала его похоронить.
       - Мамочка, милая, поверь, я никак не могла быть на похоронах, вспомни, я узнала об
  этом, когда уже прошло время. Ну, а теперь, что у вас, как жизнь?
        - У нас всё хорошо, Асе уже сорок пять лет, живут они с мужем дружно, старшая де-
  вочка в этом году будет в одиннадцатом классе, а младшая в девятом, так что им пред-
  стоит напряженный учебный год. Я, как видишь, пока жива и по милости Бога здорова.
 А теперь хочу слышать твою исповедь.
         - Моя исповедь, мамочка, будет тяжелой, так что приготовься услышать страшные
  вещи. Начну с того злополучного утра, о котором ты уже говорила, всё было иначе. Мы
   с  друзьями по курсу договорились на мотоциклах, у кого они были, устроить в лесу пик
  ник в честь окончания второго курса. Лес, куда мы приехали находился недалеко от реки
  все бросились купаться, играть в волейбол, загорать, смеялись, веселились, как обычно в
  таких случаях. Потом хорошо подкрепились и разбрелись, кто куда, некоторые пошли в
  лес, другие на пляж. Мы с Димой пошли купаться. Ты знаешь, что я с ним дружила еще с
  первого курса и, хотя мы любили друг друга , но близости между нами не было, мы не 
  спешили усложнять отношения. К нашей группе присоединился двоюродный брат Димы,
  который приехал к нему на каникулы. Он никому не нравился своим гонором, заносчиво-
  стью, наглостью и цинизмом. Я его просто терпеть не могла. Он клеился ко мне, но я сра
  зу дала понять безнадёжность его заигрывания и попросила Диму поговорить с ним на
  эту тему. Гришка, так его все звали, отстал от меня, но, как я поняла потом, лишь на вре-
  мя. Искупавшись, я легла загорать, а Дима пошел к палатке и стал с ребятами играть в
  карты. Пригревшись на солнышке, задремала., очнулась от чьего-то прикосновения –это
  был Гришка. Он сказал, что Дима разводит костёр и велел позвать меня. Я быстро оде –
  лась и пошла за ним. На опушке леса, куда мы пришли, действительно, горел небольшой   
  костёр, но Димы там не было. На вопрос, где он, Гришка ответил, что тот ушел за хворос
  том и сейчас придёт, и предложил выпить по рюмочке вина для примирения. Я согласи-
  лась. После этого я уже ничего не помнила. Очнулась рано утром от холода и, осмотрев
  себя, поняла, что он меня осквернил, шея и грудь искусаны, ноги в крови, одежда валя -
  лась рядом, костёр погас, а около него лежала записка: «мотоцикл в кустах, можешь
  ехать.» Я чуть с ума не сошла. Когда шок прошел, оделась, села на мотоцикл и вернулась
  домой.
      Взглянув на мать, она увидела, как по лицу её катятся слёзы, а в глазах, смотрящих ми-
  мо дочери, стоял застывший ужас. Дочь встала, подошла к ней, обняла за плечи и тихо
  сказала: Мамочка, родная моя, не надо, всё уже прошло, успокойся, я здесь, с тобой. На
  сегодня хватит.
     Но старушка замотала седой головой и отказалась уходить, прося продолжать страш –
  ную эпопею дорогой дочери.
     - Ладно. – нехотя согласилась Рита,- перейду к объяснению своего странного поведе –
  ния. Дело в том, что он не просто меня испоганил, но он заразил сифилисом. Когда у
  меня начались непонятные мне симптомы, я пошла к врачу. Но не в поликлинику, а к
  частному врачу, я заподозрилачто-то страшное, она подтвердила мое опасение. Врач ока-
  залась не только профессионалом, но и замечательным человеком. Услышав мою исто-
  рию, она взяла меня в свою клинику, а когда вылечила, предложила пожить некоторое
  время у неё, понимая, идти домой я не хочу. Она отнеслась ко мне, как к дочери. Но меня душил  гнев на того мерзавца, я сказала ей, что хочу ему отомстить, убью его или найму ,
  кто это сделает. Видя мое такое состояние, эта добрая женщина с кем-то созвонилась и
  сказала, чтобы я поехала  в Оптину Пустынь к одному старцу и всё ему рассказала, и что
  он мне скажет, то и надо сделать. Она дала мне адрес, назвала его имя. И я поехала туда.
      Эта беседа утомила их, и они простились до следующего дня. Им предстоял нелёгкий
  вечер и тяжкая ночь, особенно матери, как всё «переварить» в сознании. А дочери снова
  пережить ужас прошлого.
         На следующий день Вера Антоновна пришла к дочери после завтрака, и рассказ про-
  должился. Правда, Рита чувствовала себя не очень хорошо, но отменять встречу не хоте-
  ла, и, приняв лекарство, собравшись с силами, начала новый этап своей жизни.
       - По дороге в Оптину Пустынь я о многом думала, даже не представляя, как ко мне
  отнесутся там, что такое старцы, и хотя я крещёная, но в храм ходила редко. Только по
  большим праздникам. Может быть, не ехать туда, а просто уйти из жизни, и с концом.
  Что делать? Поезд двигался вперёд. И вот я в Оптиной Пустыне. Устроилась в гостинице
  для поломников, узнала о старце, когда к нему можно придти на беседу и стала ждать.
  Вечером меня к нему пригласили. Это был худощавый человек лет семидесяти, в одежде   монаха. Он внимательно посмотрел на меня и сказал, чтобы я пришла к нему на следую –
  щий день к девяти часам утра, ничего не кушавши. Я так и сделала. Беседа была в от –
  дельной комнате. Он перекрестил меня и сказал: Ну, что ж, дочь моя, давай рассказывай всё, как есть, без утайки, представь, что ты пред Богом, а значит скрывать ничего нельзя.
   - Лицо у него доброе, а глаза излучали тёплый, ласковый свет, и мне он казался близким,
  родным человеком, и я всё ему рассказала. Он внимательно слушал меня. А когда я ска –
  зала, что хотела убить этого негодяя, то он покачал головою и назвал меня «бедное дитя». Иногда я прерывала свою исповедь и горько рыдала, он тогда гладил меня по голо-
  ве и крестил, что-то приговаривая. Я успокаивалась и продолжала говорить. После испо-
  веди он меня причастил, благословил и сказал, чтобы я вечером сходила на всенощную, а
  утром на литургию. Я спросила его, что же мне делать, как жить дальше с таким грузом,
  и услышала в ответ:
      - Молись, дочь моя, молись, особенно молись о том человеке.
    - Да как же я могу молиться об этом преступнике, он искалечил всю мою жизнь, я могу
  молить только ему наказание покруче или смерть пострашнее.
     - Это грех большой, дочь моя,- проговорил старец,- ты этим грехом навлечешь на себя
  гнев Божий. Вспомни Евангелие, что говорил Христос, «любите своих врагов, прощайте
   их.» И сам он, когда его распинали, простил им, сказав, что они творят, не ведая ничего.
  Вот и ты молись о его здравии, тогда Господь откроет ему очи, и этот грешник увидит
  свои деяния, ужаснётся и придёт к покаянию. Господь сам по своему промыслу опреде-
  лит его наказание или простит, как простил раскающегося на кресте разбойника, а из
  твоей души будет уходить злоба, ненависть, и душа твоя очистится от этих страшных
  грехов, тебе станет легче. В мирскую жизнь тебе идти не надо, у тебя душа пока больна,
  пойдёшь  в монастырь, там будешь лечить свою душу, очищаться от грехов, научишься
  любить людей, прощать им , по-доброму относиться к ним. Но это тяжёлый труд. Готова ли ты?
    - Да, батюшка, я готова на любой труд, лишь бы излечиться от этой боли.
   -Вот тебе адрес женского монастыря и письмо к игуменье Иулианеии, она мудрая жен-
 щина, поймёт тебя правильно и поможет придти в душевное равновесие, найти своё мес-
 то в жизни. В монастыре будешь сначала на послушании, а там по воле Божьей, может быть и сама станешь монахиней, а я буду о тебе молиться.
    Батюшка благословил меня, и я поехала в женский монастырь. Вот так я здесь по воле
  Господа и оказалась.
     Она замолчала, немного отдохнув, улыбнувшись матери, продолжала свою вторую
  исповедь, теперь уже перед дорогой мамочкой.
- В монастыре я попросила для себя самое трудное послушание. Узнав, что в обители
 есть скотный двор, я попросилась туда ухаживать за животными, не хотелось общать-
 ся с людьми, пока не привыкну к новой обстановке, да и рана ещё слишком жива, раз-
 говаривать ни с кем не хотелось. Работа для меня не привычная, тяжёлая, грязная, но
 зато нужная для людей. К скотине я постепенно привыкала, они меня узнавали по голо-
  су, особенно, когда приходила их кормить, встречали даже какими-то звуками: кто бе-е,
  кто ме-е, кто хрюкал, предвкушая пищу. Это вызывало у меня улыбку, а на душе стано-
  вилось теплее.
      Вера Антоновна заплакала, причитая: Бедная, бедная, моя доченька, да ведь ты была
  совсем молоденькая, слабенькая, никогда ничего тяжёлого не делала, только училась, а
  тут такой труд, под силу мужику здоровому. Как же ты это выдержала, могла надорва-
  ться. Господи, Господи, вот горе какое, и за что такое наказание тебе, может быть за на-
  ши грехи. Прости ты нас, доченька, что не уберегли тебя от беды. – И она снова зарыдала
      Рита прижала её к себе и успокаивала, как могла, хотя у самой на глаза навернулись
  горькие слёзы и онасказала:
     - Мамочка, ты не так спрашиваешь, надо не за что, а зачем, для чего, видно таков про-
   мысел Божий, значит, только таким путём я смогла придти к Богу и стать монахиней. Я
   пробыла скотницей год, душа моя оттаяла, это заметила игуменья и дала мне новое по-
   слушание. Ты ведь помнишь, что я хорошо рисовала, так она предложила помогать художникам в оформлении храмового придела после ремонта. Работа  интересная, и я вы-
  полняла её с удовольствием. В то же время я изучала старославянский и не плохо стала
  читать молитвы, псалмы, изучила всю службу и стала иногда подменять чтиц во время
  литургии. Когда матушка игуменья увидела, чего я достигла, спросила, не хочу ли я при-
  нять постриг. Я с радостью согласилась. Так я стала монахиней. Сёстры относились ко
  мне хорошо, я уже не боялась общения с людьми, хотелось делать для них что-то доб-
  рое, одним словом , мне нравилось моё новое положение и совсем новая жизнь. Я стала
  чувствовать себя счастливой, боль моей души постепенно уходила куда-то в дальние
  уголки моей памяти. Однажды я позвонила домой к Диме, мне сказали, что он женился,
  живёт с семьёй в другом доме. Спросила и про его брата, получила ответ, что он погиб в
  автоаварии. После этой новости я стала молиться о нём за упокой.
       - Доченька, - начала Вера Антоновна,- почему же за столько лет ты не сообщила мне,
  где ты живёшь, могла бы меня пригласить в монастырь, навестить тебя, мы всё время ду-
  мали о тебе, тосковали, нам тебя не хватала.
       Мамочка, я боялась расспросов, а это было слишком  больно, да и поняли ли меня, не
   хотела, чтобы , жалели, вели ненужные разговоры. Мамочка, тебе известен новый теле-
   фон Димы?
      Да, конечно, ведь он часто звонил мне и спрашивал, нет ли о тебе известий, я всегда
   отвечала, как ты просила, что ты живёшь далеко и у тебя всё хорошо, а приехать не
   представляется возможным в силу каких-то обстоятельств. А ты всё ещё его помнишь,
   Не значит ли это, что ты его любила и до сих пор любишь?
      - Трудно мне ответить на вопрос, тогда я его любила, а сейчас просто помню. А зна –
  ешь, мамочка, давай позвоним ему и пригласим в монастырь, хочется, пока жива, уви-
  еть его в последний раз.
 - Да что у тебя за мысли, дочка, так нельзя, ты должна ешё жить, да жить, ты моложе ме-
 ня, это мне уже можно на покой, а тебе рано. А предложение твоё мне нравится. Я сейчас
  позвоню. Она взяла мобильный и позвонила:
      - Алло, это Дима?
     - Да, я, а кто спрашивает?
    - Это Вера Антоновна, сначала сядь, Димочка. Сел? Хорошо. Передаю трубку Риточке.
   -  Здравствуй, Дима,- с дрожью в голосе промолвила Рита,- сто лет  не слышала твой
   голос, да и ты, наверное, не узнал мой.
    - Признаться, если бы мама не сказала, что это ты, не узнал бы. Где ты, как живёшь,
   можем ли встретиться, у меня к тебе миллион вопросов и упрёков.
     - Можем, Дима, встретиться, если ты сюда приедешь. Живу я в монастыре, стала мона-
   хиней. Мама у меня сейчас в гостях.
    - Конечно , смогу, давай адрес, и я завтра приеду к вам.
  Рита продиктовала ему адрес. Но завтра он не приехал, а появился через день. Пришла в 
  келью Марфа и сказала, что её ждут в комнате для гостей. Фотинья попросила Марфу об
  этом сказать Вере Антоновне, чтобы она пришла сюда. Когда мать пришла к дочери, они вместе пошли на встречу приехавшего. Фотинья очень волновалась. Они не виделись бо-
  лее тридцати лет, она помнила его молодым человеком, симпатичным, стройным, энер –
  гичным, каков он сейчас, узнает ли его, что осталось от прежнего Димы. Как он отнесёт-
  ся к ней, увидев перед собою седую старуху. Стало страшно встретиться с ним. Но он
  приехал, и назад дороги нет. Вперёд, только вперёд.
       А Дима волновался не меньше, ему тоже страшно предстать перед той, которую очень
  любил когда-то, она была красавицей, юной очаровательной девушкой, он мечтал же -
  ниться на ней, и вот теперь он старик. Сердце сжалось от невыносимой боли, хотелось уйти, скрыться, но он взял себя в руки и сел на диван ждать. Будь, что будет!
     Спустя полчаса в комнату вошли две пожилые дамы, одну он узнал – это Вера Анто -
  новпа, а другая… неужели Рита, та, самая, дорогая его сердцу Рита, не может быть, но
  тогда, кто? Его мысли прервало приветствие: Здравствуй, Дима!
      Он встал, подошел к вошедшим, поцеловал руку Веры Антоновны и, подойдя во вто-
  рой даме, поклонился ей и произнёс: Ты? Да, конечно, ты, твои лучистые глаза, я узнаю
  всегда, Рита, Ритуля,- и он обнял её худенькое, слабое тело. – Дорогая моя Ритуля, вот
  видишь, каким я стал, сгорбленным, седым стариком, да ещё и с тросточкой.
       Они сели на диван и долго смотрели друг на друга, не зная, с чего начать. Первой
  начала Рита: Дима, я в общих чертах знаю о твоей жизни из рассказа мамы, но меня ин -
  тересуют другие события, Знал ли ты о том, что произошло со мною в тот страшный день пикника?
    -  Я знал из слов брата, что ты за что-то обиделась на меня, села на мотор и уехала.
  никто из ребят это на видел, и я поверил Гришке. Потом я недоумевал на твоё стран-
  ное поведение, ты не отвечала на звонки, не хотела никого видеть, а потом совсем ку-
  да-то исчезла, твоя мама сказала, что ты уехала и когда  вернёшься, неизвестно. Всё
  произошло неожиданно и быстро, я не знал, что и думать. Через два года я женился,
  предположив, что ты вышла замуж и не хочешь меня видеть. А разве это было не так?
       - А что же Гришка, как он себя вёл? – с недобрым выражением глаз спросила Рита.
     - Брат на следующий день уехал к себе домой,- был ответ Димы. – А что, разве всё не
  так было?
      Да, Дима, всё было совсем не так. Этот негодяй обесчестил меня. – И она поведала ему
  всю трагедию, которая произошла с ней. Дима потрясён. Он становился напряженнее,
  лицо покраснело, дрожа от гнева, он произнёс:
  - Да, как же так, почему ты мне ничего не сказала, я бы убил его, не задумываясь. Его на-
  до было судить!
      - Дима, Дима, что ты такое говоришь, я не хотела допустить огласки, неужели не по-
  нятно, жить с таким грузом, это значит быть презренной тварью. Ты бы продолжал меня
  любить и уважать? Я сделала правильный ход, просто исчезла, меня не стало, и все обо
   мне забыли, для всех я осталась той же прежней Ритой. Ну, это уже далёкое прошлое,
   рана зарубцевалась и бередить не стоит. Ты мне лучше расскажи, как погиб этот подо-
  нок. Я знаю, что в аварии, но не знаю подробности.
     - После пикника он внезапно уехал к себе домой, об этом ты знаешь, Через некоторое время он вернулся, у него была гоночная машина, отец подарил ему на день рождения. Ре-
  бята его зауважали, девочки мечтали покататься с ним, в общем он был кумиром. Он час-
  то уезжал куда-то по вечерам и приезжал под утро. Он ведь жил унас. Я с ним не ездил,
  мне не нравились эти гонки, да я, если честно сказать, не любил его, не дружил с ним.
  О случившейся аварии мы узнали через день после неё, пока установили его личность.
            Оказывается , он мчался на большой скорости, врезался в столб, машина загоре –
  лась, он сильно обгорел, особенно лицо, ослеп, умирал в страшных мучениях, спасти
  не было никакой возможности. С ним в машине была девица, но она каким – то образом
  оказалась выброшенной из машины, и хотя у неё тоже были ожоги, но её удалось спасти.
  Девица эта  проститутка. Ходили слухи, что он ездил по ночам, подсаживал к себе в ма –
  шину придорожных девок и развлекался с ними всю ночь. Говорили, что он многих из
  них заразил сифилисом, и, возможно, сутенёры подстроили эту аварию. Дело тёмное.
        Рита и мать сидели молча. Дима тоже молчал. Потом Рита тихо произнесла:
   - Так вот как Господь наказал его.
   Вошла Марфа и пригласила на обеденную молитву и трапезу. На следующий день они
 снова встретились в комнате для гостей. Каждый из них многое передумал за прошедшую ночь, перелистал страницы прожитой жизни, мысли были у всех невесёлые. Дима долго молчал, как будто не решался начать разговор. Потом вздохнул и всё-таки заговорил:
     Знаешь, Рита, ты зря совсем исчезла. Ты могла после гибели брата вернуться, ведь никто не знал о случившемся с тобою, и, как знать, возможно, у нас сложилась бы жизнь,
  ведь я тебя очень сильно любил.
  - Пойми ты, Дима, - перебила его Рита,- у нас никогда ничего не могло сложиться, даже,
  если бы ты смирился с моим прошлым. Ну, что я могла тебе дать? Детей тебе подарить
  уже было не возможно, чувства мои отравлены позором, который проник бы в наше под-
  сознание и постепенно убивал бы нашу любовь. Разве мы хотели такого счастья!? Я ты-
  сячу раз убеждаюсь в правильности своего поступка. А так, ты женился, родились дети,
  и ты счастлив. Жизнь твоя состоялась. Я за тебя рада. Моя совесть чиста, что не испор-
  тила тебе жизнь.
        Ну, а теперь,- проговорил Дима,- я свободен, мы могли бы до конца нашей жизни
  быть вместе.
    - Ты забываешь, Дима, что я монахиня, что моё место в монастыре, и буду здесь до
  последнего вздоха. А теперь, когда мы всё прояснили, я хотела бы остаться одна. Вы
  уж простите меня. Вам лучше поехать по домам. Надеюсь, что ты, Дима, проводишь
  мамочку, тогда я буду за неё спокойна.
      - Да, да, не беспокойся, всё будет в порядке.
    Они проводили её до кельи, со слезами на глазах простились и уехали. Это было их
    первое и последнее свидание. После встречи с дорогими ей людьми, потрясённая ус-
    лышанным, Фотинья почувствовала себя хуже. Болезнь начала быстро прогрессиро-
    вать, и через неделю она скончалась. На похороны приехали все её близкие:  мать.
    сестра, с мужем и детьми, и Дима. Похоронили на монастырском кладбище, по пра-
   вославному обычаю, присутствовали монахини во главе с игуминьей Иулианой, по –
   слушницы и прихожане храма. После панихиды все монастырские разошлись. Остались
   только самые родные, дорогие ей люди, теперь они были все вместе у неё, но без неё.