Она медленно вошла в кабинет, вся в чёрном и в монашеском сером головном платке, в чёрных очках, постукивая перед собой палкой. Под руку её поддерживала низенькая, полная гражданка с красным от еле сдерживаемого возмущения лицом.
Старушка тихо присела и слабым, утомленным голосом начала рассказывать, что она уже старая, не может жить без постороннего ухода, поэтому вынуждена приехать к единственному сыну в Москву, а он её не принял, и она вынуждена была ночевать в подъезде. Слава богу, её приютили сердобольные женщины. Поэтому она просит прокуратуру, чтобы её вселили в квартиру сына, который во всём слушается заразу невестку, ненавидящую старую больную свекровь.
Я слушал это нудное повествование, а внутри меня всё клокотало «Ах, подлец, не пустил на порог старую, больную мать, почти слепую!»
Старушка начала ходить на прием каждый день, и уже вся приемная прокуратуры страны шушукалась и обсуждала эту ситуацию. На меня начали смотреть как на врага народа - бюрократа.
Но ситуация то была патовая, не было никаких, абсолютно никаких юридических оснований для иска о вселении несчастной старушки, а её сынок со злодейкой женой не желали являться в прокуратуру.
Но когда я позвонил начальнику отдела Николаевской областной прокуратуры, откуда была родом наша посетительница, опытному, заслуженному дядьке … меня огорошили.
- А Прасковья. Ну, как же знаю, да её многие у нас знают! И под какой личиной она к вам явилась?
- Под какой еще личиной? Тихая, почти слепая старушка, с палочкой.
- Тихая? Да от её зычного голоса у нас стены дрожали, а видит она получше нас с Вами. Та еще ворона. Жила в справном доме рядом с морем, и лучше всех в поселке драла рубчики с постояльцев. А сына своего замордовала, и он от неё сбежал. Тогда она выгнала невестку от первого брака с детьми. Разбирались мы, разбирались, а что сделаешь, она собственница.
А потом, узнаю, продала свой дом за очень приличные деньги, на которые можно прикупить нехилый домишко у Вас в Подмосковье, и уехала. Значит, сына нашла!
И у Вас объявилась. Мои соболезнования, я вам не завидую!
Поняв, что дело пахнет керосином, я решил доложиться начальству.
Два генерала, два мэтра, начальник нашего отдела и его заместитель, Заленский и Чебурахин, смотрели на меня покровительственно и с сожалением « молод и зелён юноша, с такой чепухой к нам обратился», и как я не доказывал, что все это плохо может кончится, меня не поняли.
Но через некоторое время уже Заленский вызвал меня и с нешуточной тревогой сказал, чтобы я позвонил в прокуратуру Николаевской области, с тем, чтобы они для нашей тихой старушки выбили какую - нибудь квартиру. Юрий Антонович был потрясающий интуист, и он явно чувствовал беду.
Однажды мы обсуждали с ним одно склочное дело, в котором спорили мать и дочь за право пользования древним домом. И Заленский вдруг сказал, чтобы я проверил, остался ли реально дом и жива ли мать. Я начал оспаривать, жалобы то идут со стороны дочери, и их берут на особый контроль в партийных и правительственных учреждениях! Без реального повода, зачем обращаться? Оказалось дом давно снесен, а мать умерла. Нонсенс! Чужая душа, она в потемках!
Эту тему тогда использовал ведущий телепередачи "Человек и закон" профессор Безуглов, который любил порыться в архивах нашего отдела, и я ему, между прочим, рассказал эту нехитрую историю. Безуглов выжал из неё большую статью в «Огоньке», а мне презентовал свою книгу.
А зампрокобласти меня деликатно послал, - у нас половина аппарата нуждается в жилье, мы же на Черном море, курортный край!
В следующий раз в кабинете Заленского я увидел испуганную женщину, которая сказала с каким – то надрывом, - если Вы вселите ко мне эту старую ведьму, я её выброшу с девятого этажа или сама выброшусь. Мне её товарки житья не дают, каждый день делегации, стучат и днем и ночью. Муж, подлец, не выдержал, и удрал. Теперь живет в общежитии. Эта квартира моих родителей, какое она имеет право претендовать на это жилье.
Тишайшую старушку … во избежание … мы принимали отдельно. Теперь она разговаривала с нами уже громким металлическим голосом, позабыв про очки, поправляя и перебивая нас безаппеляционным тоном, но палку свою не забыла. Что нас, признаться, несколько нервировало.
После приема мы с Заленским долго сидели и молчали, а потом Юрий Антонович вдруг сказал, - нужно спасать женщину!
- Кого, старушку?
- Нет, её невестку.
Через неделю выяснилось, что эта невестка исчезла с детьми, оставив заявление о своём временном отсутствии и охранное свидетельство на жилплощадь. Исчез и её муж.
Наша преобразившаяся, уже гневная старушка, подрастерявшая своих почитательниц, потопталась у порога заветной квартиры, погрозила нам, «гнусным бюрократам» и тоже испарилась.
Что – то мне подсказывало, что всё это неожиданное разрешение ситуации не обошлось без Заленского, поскольку очень не просто без должных оснований за такой краткий срок получить охранное свидетельство. Но Юрий Антонович мне ничего не говорил, и я не стал его спрашивать. Зачем? Было много других насущных проблем.
Со старушкой – божьим одуванчиком мы уже больше не сталкивались.
Что ею двигало, властолюбие, нерассуждающая слепая любовь к сыну, иные чувства, трудно было понять.
Чужая душа, она в потемках!