- Ладно, езжайте… - и, стуча «берцами» об холодный пол вагона, патруль двинулся дальше.
А где-то в полуразрушенном Грозном, обомлевшая на время от нахлынувшего страха Зулай перевела дыхание, с облегчением почувствовав, как «стальная рука», сжавшая вдруг ее сердце, медленно разжалась…
… Сначала она стала замечать, что из дому пропадают продукты.
- Наверное, дети «подчищают», - поначалу думала Зулай. Семья-то у нее не маленькая – два сына и две дочери. Сыновья, Хасан и Адам, шестнадцати и пятнадцати лет, когда им перепадало чего-нибудь «вкусненького» (что по тем временам бывало очень редко), обычно несли это самое «чего-нибудь» сестренкам. И все равно девчонки росли невысокими да худенькими – все в мать…
А муж…муж Зулай, добрый, заботливый Леча, ходил на работу, «сторожевать» - как он говорил. Ходил «на Ханкалу», где еще как-то теплилась жизнь, через поле, которое было недалеко от их дома.
… Там его и нашли, в воронке от снаряда. Нет, Леча не погиб. Просто застигнутый врасплох начавшимся внезапно с той самой Ханкалы артобстрелом (кого? чего? кто знал…), он укрылся в воронке от летящего с «той» стороны смертоносного металла. В этой самой воронке и нашла его Зулай, которая, обеспокоившись долгим отсутствием мужа, пошла его встречать. Сердце Лечи просто не выдержало…
Кому из нас надо объяснять, что такое семья без отца? А что такое город Грозный военного времени? Блокада, стаи одичавших собак, готовых разорвать всего лишь за кусок хлеба, и – этот самый кусок хлеба, которого в их семье теперь вечно не хватало…
И вот теперь еще – эта напасть. Продукты… Но если бы только продукты! Через несколько дней Зулай заметила, что исчезла черная вязаная шапочка старшего сына, потом недосчиталась спортивных штанов. На все расспросы матери мальчишки недоуменно пожимали плечами: «Откуда мы знаем, что куда подевалось?» - а сами все чаще исчезали из дома.
По тем временам подобные «исчезновения» не могли привести ни к чему хорошему. Можно было пропасть и – «отыскаться» где-нибудь в комендатуре, и то в лучшем случае…
Потому обеспокоенная происходящим Зулай однажды решила проследить за детьми.
Следы привели ее к полуразрушенному дому в двух кварталах от их улицы. Дом был необитаем, но, зайдя за его пробитую осколками ограду, женщина вдруг услышала голоса, доносящиеся как будто из-под земли. Затем она увидела впереди себя темнеющий открытый проем подвала… Голоса доносились оттуда. Подойдя к проему, Зулай прислушалась. Разговаривали почему-то на русском языке.
- Ты не бойся, мы уже договорились, справку тебе сделают. Так что скоро домой покатишь…
«Кто это еще «домой покатит»?!» - и Зулай ступила на перекладину шаткой лестницы, ведущей в подвал.
- Мила ву цигахь? – выступил из темноты ее сын, Хасан. Но увидев мать, смутился и отступил назад. В полумраке за его спиной она увидела Адама и еще… какого-то невысокого, щупленького подростка…нет, не подростка. По виду парню было лет восемнадцать-девятнадцать, но какой же он худенький!
В черной вязаной шапочке Хасана и не по росту длинных спортивных штанах, парнишка действительно производил жалкое впечатление.
- Кто это? – поинтересовалась на чеченском Зулай.
- Да, «срочник» это. От контрактников сбежал, - на правах старшего пояснил Хасан. – Три недели уже тут сидит. Нельзя ему назад, сама знаешь…
Зулай знала. Между тем, не это интересовало сейчас женщину – война есть война, всякое бывает. Перед женщиной стоял чей-то сын, которого тоже ведь ждут дома. Она внезапно представила на месте этого мальчишки своих сыновей… Докончить мысль ей не дали.
- Да ты не переживай, нан, мы уже обо всем договорились. С родными Сашки связались, справку отец Умара сделает… - прервал молчание матери Хасан.
- Какую справку?
- Да что в «дурку» его везем. Мол, брат это наш…двоюродный…
- А с родными как удалось связаться?
- А, чеченская почта…
Что такое «цыганская» почта, Зулай знала, а вот чеченская… Но расспрашивать не стала – поняла, сыновья все равно ничего не расскажут.
… Как же выросли ее дети! Выросли настолько, что смогли взять на себя ответственность за чужую жизнь, за жизнь этого незнакомого мальчика, который сейчас глядел на нее из полутьмы чуть испуганными глазами.
- Теть, да я уйду…я и сам боюсь, вдруг облава…
- Нет! – не допускающим возражений голосом заявил Хасан. В эту минуту он был очень похож на отца. И взгляд у сына был не мягкий, не детский, к которому она привыкла…
Нет, сейчас на Зулай смотрел мужчина, принявший решение.
Женщина перевела взгляд на младшего сына и на этого незнакомого ей Сашку.
- Ладно, вы посидите здесь пока…а я пойду, поесть вам соберу, - сказала Зулай на чеченском.
… Через неделю справка была готова. Корявым и мало разборчивым почерком отца Умара в ней было записано, что «такой-то, страдающий (далее следовал «букет» заболеваний) нуждается в консультации и лечении в психиатрической клинике». На справке «присутствовала» даже печать, впрочем, по тем временам поставить ее не было проблемой.
И вот, наконец, трое мальчишек, надвинув на глаза шапки, покатили в холодном вагоне по «дороге жизни» - туда, где уже ждала их мать Сашки…
- Документы! – голос старшего патруля вывел ребят из состояния сонного оцепенения. Мальчишки подняли головы, и наметанным взглядом старлей уставился на мало похожего на чеченца Сашку. «Хорошо, хоть волосы у него отросли, а то чистый новобранец…» - подумал Хасан.
- Кто это?! – повысил голос старлей. Ребята замерли.
… «Кто это?»…да, вопрос. А цена этого вопроса – жизнь…или три жизни…
Нет, четыре – потому что «этого» не выдержит сердце Зулай. Потому что в ту самую минуту оно сжалось, точно схваченное холодной безжалостной стальной рукой – там, в далеком Грозном. Сжалось в тревоге за них – теперь уже троих сыновей – почему?..
… И Станиславский с его системой «отдыхал», когда Сашка, прищурив глаза и уставившись на старлея безумным взглядом, выдохнул ему в лицо: «Гы-ы-ы-ы…»
- Что за…! – отшатнулся «старшой».
- Брат это наш, в «дурку» везем…вот и справка, - Хасан торопливо протянул старлею измятую бумажку с печатью.
- «Направляется больной…» - начал разбирать каракули «доктора» старший патруля.
- Ладно, езжайте, везите своего психа куда подальше… - чуть помедлил старлей, и…стуча «берцами» по полу, военные двинулись дальше по вагону.
…А где-то в полуразрушенном Грозном, обомлевшая на время от нахлынувшего вдруг страха за детей Зулай с облегчением почувствовала, как безжалостная холодная рука, сдавившая ее сердце, медленно-медленно, но – разжалась…
(имена участников подлинных событий изменены по их просьбе)