Это был обычный, ничем не примечательный, грозненский двор. Улица, на которой он находился, была сразу же за железнодорожными путями, практически в центре Грозного. Само собой разумеется, что желающих поселиться в таком удобном, или, как сейчас говорят, престижном месте, было предостаточно. Возможно, по этой причине еще в незапамятные времена, участок был распродан кем-то из владельцев по частям, и сейчас его украшали не один, а целых три дома. Один из домов был довольно почтенного возраста, с маленькими окошками, выходящими на улицу, два других - поновее. Все дома уже не раз меняли своих владельцев.
В старом доме жил немолодой уже чеченец Иса, который купил этот дом еще лет пятнадцать назад, у выехавшей куда-то из Грозного семьи. В одном из двух других домов жили русские – разведенная женщина с двумя детьми. Женщину звали Натальей. А в самом дальнем, небольшом доме из красного кирпича, обитали мужчины, отец с сыном лет двадцати – Таус и Рахим. Куда подевалась жена Тауса – никто точно не знал, а сам он никогда об этом не рассказывал.
Исе недавно стукнул «полтинник». До пенсии было еще далеко, и он работал слесарем в какой-то жилищной конторе, в то время их было немало. Отец же с сыном работали на «консервном» в одном цеху.
Жили как большинство в то время. Поспали, поели, и - на работу. Потом с точностью «до наоборот» – пришли с работы, поели, и – спать. Обыденное течение жизни нарушалось, пожалуй, только ссорами во дворе. Справедливости ради надо сказать, что раньше отношения между жильцами были куда более приветливыми. Не один раз обитатели старого двора собирались в «теплой дружественной обстановке» за стареньким круглым столом, привлеченные запахом пирогов, испеченных Натальей. Но то ли, в конце концов, дурно повлияло долгое совместное «житие», то ли время наступило такое, но отношения испортились. И сейчас ссоры были уже нередки, благо, повод всегда можно найти, было бы желание. Это и развешенное не на «своей» веревке выстиранное белье, и мусор, подогнанный к дому непослушным ветром, да мало ли чего…Скандалы эти сопровождались руганью на двух языках, при этом, как правило, припоминались все прегрешения «обидчика» за последние сто лет, а также те, которые ему еще предстояло совершить в будущем.
Лишь одно обстоятельство могло привести «противоборствующие стороны» к быстрому примирению – появление «общего врага». В роли «общего врага» выступал, как правило, хозяин соседнего, отгороженного забором, участка. Мужчина лет сорока пяти, Расул (так его звали) был высокого роста, держал себя с достоинством. Разозлить его было непросто, хотя с ним, так же как и между собой, соседи выясняли отношения по поводу и без повода. Впрочем, даже при этом Расул никогда не сбивался на «базарную» ругань, чем, казалось, приводил своих «оппонентов» в еще большую ярость.
Таким же сигналом к перемирию служила и бутылка «беленькой», водруженная кем-нибудь из мужчин на стол посреди двора. Правда, с этим «фактором» в данное время была небезызвестная напряженка.
Само собой, Расула никогда не приглашали принять участие в таких «мероприятиях», да он бы и не принял такого приглашения.
Но однажды привычное течение жизни двора было нарушено. В один из сентябрьских дней, когда гроздья синего винограда наполняли своим ароматом всю округу, а из-за забора раздавался стук молотка Расула, створка высоких ворот чуть приоткрылась. Обитатели двора с удивлением увидели невысокого, в заметно поношенной каракулевой папахе, старика. Бочком старик протиснулся в приоткрытую щель ворот и замер, остановленный голосом Натальи. «Э-э, что надо, уважаемый?»
Несколько ошарашенный таким приемом «уважаемый» спросил, показывая на окна старого дома: «Хозяин где?»
- Дома, где же ему быть. Иса! – в приоткрытую дверь крикнула Наталья.
Привлеченный пронзительным голосом соседки, Расул, мастеривший что-то за забором, поднял голову и увидел деда. «Хоть бы присесть предложили…» - подумалось ему про себя.
Выйдя на Натальин крик, Иса недовольно уставился на непрошенного гостя. «Чего надо?»
Забор между участками представлял из себя натянутую на колья металлическую сетку, и Расулу хорошо было слышно, как дед объяснял им, что в доме Исы он жил еще до высылки… Нет, старик ничего не требовал от нынешних хозяев бывшего «своего» жилища, просил только позволения забрать с чердака что-то, оставшееся еще с тех времен. Почему-то он был уверен, что это «что-то» до сих пор там находится, и даже готов был сам слазить на чердак посмотреть.
Дело, в общем-то, не стоило выеденного яйца, да и что могло сохраниться в целости по прошествии стольких лет, если не сказать, десятилетий. Пусть бы дед глянул да успокоился!
Но не тут-то было. «А больше тебе ничего не надо, - громко поинтересовался Иса. – Кто ты такой, чтобы по моим чердакам лазить?!»
Привлеченные громким голосом Исы, к месту «события» подошли Таус с сыном.
- Да ведь свое прошу, не ваше, - попробовал старик убедить жильцов двора, вставших против него, что называется, грудью.
- Всё своё у тебя дома, - без обиняков заявил Иса. Потом, чуть помедлив, добавил: «А что ты там хочешь найти?»
- Золото и бриллианты, - очевидно, в сердцах, заявил старик, - припрятал, когда выгоняли…
- Ну, это мы и без тебя поищем. Давай, дед, топай, ходят тут всякие.
Тут Расул не выдержал.
- Шу х1ун адамаш ду?! Волкодавы! Выкинули если что с чердака, так и скажите, зачем унижать человека…
В сердцах он бросил молоток на землю и выскочил за калитку. Старик успел уже выйти за ворота, и теперь, ссутулившись, стоял перед домом, глядя на бывшие когда-то «своими» окна.
- Ваша, - позвал Расул старика, - тебе помочь?
Не говоря ни слова, старый чеченец обратил на Расула взгляд темных, глубоко запавших глаз, потом, отвернувшись, точно не видя его, медленно двинулся по улице прочь.
Шла осень одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года…
Вскоре после этого случая Расул завезет на свой участок кирпич, и отгородится от соседей высоченным, почти трехметровым забором. А этого старика он потом встретит на своей улице еще раз. Почти незаметный в тени кроны старой айвы, старый чеченец будет стоять на противоположной стороне улицы и с тоской глядеть на окна старого дома, бывшего когда-то ему родным…
Никто из жильцов того двора не мог даже и предположить, что придет день - и ни их дома, ни даже сами их жизни не будут стоить ни единого гроша. На город упадут российские бомбы, «уравнивая» всех - и правых, и неправых. Жильцы двора, вместе с другими беженцами, в конце концов, будут вынуждены покинуть Грозный в те самые пресловутые «сорок восемь часов», отведенные им генералами.
Не уйдет только постаревший Иса. Он останется, и погибнет там же, в опустевшем уже к тому времени дворе, во время одного из налетов российской авиации. Найдет и похоронит его в своем огороде Расул – тот самый сосед, которого Иса так люто ненавидел…
А соседский двор так и будет стоять опустевший, и переспевающий синий виноград всё так же будет каждую осень наполнять своим ароматом всю округу. На развалинах старого дома будут играть соседские дети. В один из дней прибежит домой сын Расула. Прямо с порога он возбужденно воскликнет:
- Дада, вот, посмотри, что я нашел!
Он протянет отцу…старую, поржавевшую от времени рукоять кинжала. Расул возьмёт ее в руки. Едва заметными знаками арабская вязь сообщит, что… «Верному наибу – от имама Шамиля…»
И только тогда Расул поймет, что же хотел найти на чердаке своего дома пожилой чеченец, приходивший в ту довоенную осень на самый обычный, ничем не примечательный, старый грозненский двор.
Шу х1ун адамаш ду – что вы за люди (чеч.)
Ваша (брат – чеч.) – уважительное обращение к мужчине
Дада – отец (чеч.)