После хлеба самое важное для народа — школа.
Жорж Дантон.
НАЧАЛО ШКОЛЬНОГО ПУТИ...
1 сентября 1947 года, через две недели после нашего приезда в Нарьян-Мар, я пошла в школу, в первый раз, в первый класс. Тогда этот день не отмечался так торжественно, как теперь: цветами, музыкой, приветственными речами. В школу меня отвела моя тетя Лида, она шла учиться в седьмой класс, а я в первый. Так как нам все было незнакомо на новом месте, то мы немного поплутали и подошли к классу уже после звонка. Моя первая учительница, Мария Ивановна Витязева, нашла мою фамилию в списке и посадила меня за первую парту в крайнем ряду, ближе к двери. Школ в Нарьян-Маре тогда было немного: две средние – одна в городе, другая в поселке лесозавода, и семилетняя. Поэтому, у нас не было раздельного обучения мальчиков и девочек, как в крупных городах. Хорошо это или нет, но мы учились все вместе с первого класса, и учителя старались посадить нас парами, мальчика с девочкой, нас это не обижало. В старших классах делалось послабление, и соседа или соседку по парте можно было выбрать самому. В первом классе я сначала сидела с Володей Мальцевым, а потом, до окончания второго класса, с Валерой Вежливцевым. С Володей Мальцевым мы встречались на одном из юбилеев школы, в 80-е годы, вспоминали наш класс и первую учительницу. А Валеру после окончания школы ни разу не видела, не знаю где он. Все мы разъехались по нашей необъятной стране....
Мария Ивановна была молодой, спокойной и доброй, не повышала голоса и не кричала на нас. Если кто-то из детей не успевал все выполнить на уроке, она просто оставалась после уроков и помогала, объясняла, заставляла переделать задание. Большинство учеников пришло в школу не зная букв, а к новому году мы уже читали и писали маленькие диктанты. Наши первые учебники - букварь и арифметику нам выдали в школе, но учебников на всех не хватало, одну книгу давали на двоих или троих учеников, приходилось договариваться между собой, когда кому делать уроки. Потом надо было отнести книгу товарищу, иногда из-за этого возникали споры, каждый хотел получить учебник первым. Поэтому, наша учительница давала книгу тому, кто в тот день получил лучшие отметки и хорошо себя вел. Были проблемы и с бумагой, особенно с тетрадками в косую линеечку для первоклассников. Помню, что папа по просьбе нашей учительницы разлиновывал обычные тетради частыми косыми линеечками. Тетрадки выдавались всему классу одновременно, если у кого-то она заканчивалась раньше, то вставляли листочки и ждали, пока у всех тетрадки будут исписаны. И боже упаси кому-нибудь вырвать из тетрадки испорченный лист, за это строго наказывали, ставили двойки по поведению или оставляли после уроков.
Наша средняя школа размещалась в двух зданиях. Младшие классы занимались в небольшом одноэтажном доме, который все так и называли «маленькая школа». А начиная с пятого, дети учились в большом двухэтажном корпусе (теперь там находится средняя школа №4). В «маленькой школе» было шесть или семь классных комнат и учительская. Учились мы в две смены, первые и третьи классы утром, а вторые и четвертые после обеда. На каждой параллели было по три класса: «а», «б» и «в», мой класс был 1 «б». В классах были печки, их топили зимой по два раза в день, но все равно иногда, в сильные морозы, бывало так холодно, что мы на уроках сидели в пальто. Освещение было электрическое, но очень часто свет отключался, поэтому, в простенках между окон на маленьких полочках и на учительском столе стояли керосиновые лампы. Парты были черного цвета, с откидывающейся верхней крышкой, под которой находился ящик для сумки. В классах было по 35-40 человек, наряду с семилетними и восьмилетними детьми встречались переростки, старше нас на два – три года, которые по тем или иным причинам не могли учиться во время войны, а то и просто второгодники. Такие ребятя после четвертого класса уходили из школы либо в ФЗУ( фабрично-заводские училищи), либо работать.
К школе мама сшила мне сумку в виде портфельчика из старого холщового полотенца, мне она очень нравилась. У большинства других детей были сумки, сшитые тоже из полотна, но с одной лямкой через плечо. Я даже не припомню, был ли хоть у кого-то настоящий портфель, разве что у нескольких человек, да и то, как правило, доставшийся от старших братьев или сестер.
Всю первую учебную четверть и начало второй мы писали простыми карандашами, только научившись хорошо выписывать им палочки и крючочки, первоклассники получали право писать чернилами перьевой ручкой. Теперешние дети, наверное, даже не видали такой ручки. В старом художественном кинофильме «Первоклассница», 1947 года выпуска, дети пишут именно так, как писали мы. В дополнение к ручке мы носили с собой свои чернильницы-непроливайки, но иногда чернила из них все же проливались и пачкали наши тетради и одежду. Случалось и кляксы ставить, как бывало обидно – только что чистенько написал упражнение или задачку, и вдруг - клякса! И уже не исправишь. Вот ведь больше 60 лет прошло, а вспоминается такой случай : в первом классе, наверное в третьей четверти, мы уже писали чернилами небольшие диктанты, помню, что текст был про собаку Жучку, у которой болели лапы. Я старательно выводила буквы, диктант подходил к концу, и вдруг с пера сорвалась клякса, прямо в центр написанного! Я разозлилась и рукой размазала кляксу по странице. Учительница как раз собирала наши тетрадки на проверку. Конечно, увидев мою «мазню», она поставила двойку и сказала, что оставляет меня после уроков переписывать, но не за то, что клякса упала, а за то, что я ее размазала рукой. Со мной в классе училась и соседка по дому – Тамара, я считала ее подругой. Тамара частенько получала двойки и оставалась после уроков. А в этот день она стремительно бежала домой и первым делом рассказала моей маме, что я получила двойку и меня оставили после уроков. Я, переписав заново диктант, шла домой в слезах, думала, что мама меня будет сильно ругать. А Тамара уже ждала меня у крыльца и сказала: « А я все твоей маме рассказала про двойку! Вот теперь тебе попадет!» Но мама, увидев меня в слезах, просто успокоила и пожалела, сказала, что школьная жизнь длинная и всякое будет случаться. А на Тамару я очень обиделась и долго с ней не хотела вообще разговаривать,дружить.
Учеба давалась мне очень легко, первые два года я получала в основном четверки и пятерки и заканчивала учебный год отличницей, с похвальной грамотой и подарком. При окончании первого класса мне подарили маленькую книжку, названия которой я уже не помню, и альбом для рисования. Он был выпущен к 800-летию Москвы, на его обложке был изображен Кремль, и хотя в нем было всего 12 листов бумаги не очень хорошего качества, он казался мне невероятно красивым, я не рисовала в нем и берегла лет пять, если не больше. Родители были очень довольны моими успехами и похвальные грамоты вешали на стенку в рамочке, поэтому они сохранились в сильно выгоревшем виде. Тогда я еще носила фамилию своего кровного отца – Калинина. В «маленькой» школе я проучилась первый, второй и первую четверть третьего класса. Из этого периода сохранились в памяти немногие события, о которых коротко и расскажу.
К празднику Великой Октябрьской Социалистической революции – 7 ноября 1947 года, нас, первоклассников, приняли в октябрята. Была такая детская организация для самых младших школьников. Металлических октябрятских звездочек с силуэтом В.И.Ленина тогда еще не было, родители изготовили нам самодельные из картона, обшив их красной материей. Пришивали их на платье с левой стороны груди. В каждый класс назначали вожатую из комсомольцев, у нас в классе вожатой оказалась моя тетя Лида, чем я очень гордилась. Лида читала нам книжки о детстве Ленина, о пионерах и комсомольцах, разучивала с нами песни, играла, помогала некоторым ребятам делать уроки. Сейчас много негативного говорят и пишут о детских организациях советского времени, но мне с «высоты» своего возраста кажется, что пользы от них все же было больше, чем вреда.
В начале декабря 1947 года отменили карточную систему, и одновременно проводилась денежная реформа, менялись бумажные купюры, а металлические монеты сохранялись в обращении. Мне этот день очень хорошо запомнился. Утром мама собрала всю имеющуюся в доме мелочь и дала нам с Лидой. А мы по дороге в школу зашли в продовольственный магазин рядом со школой, постояли в очереди, и впервые без карточной нормы купили почти целую буханку хлеба! Лида отломила мне большой кусок, вкуснее которого, я кажется, никогда не ела. Так радостно было идти и есть вволю вкусно пахнувший ржаной хлебушек!
В первые дни января 1948 года в школе для нас был организован новогодний утренник с елкой, Дедом Морозом и небольшими гостинцами. Мы с учительницей учили к празднику стихи, пели в хороводе «В лесу родилась елочка». В моей жизни это была первая елка и такой праздник! Как мне все понравилось! В Каргополе и в войну, и первый послевоенный год елку не ставили, не было, видимо возможности – папа вернулся только летом 1946 года, а бабушка уже была сильно больна. А в Нарьян-Маре, начиная с этого года, дома елку мама с папой ставили уже каждый год.
Во втором классе, ближе к весне, в канун дня рождения В.И.Ленина, меня и еще несколько человек, которым к тому времени исполнилось девять лет, приняли в пионеры. Мы готовились к этому событию, писали на двойном листке из тетради «Торжественное обещание юного пионера», украшали его рисунками и учили наизусть. А потом на сборе пионерской дружины, перед лицом своих товарищей дружно давали клятву: «… жить и учиться так, как завещал великий Ленин…». Нам повязали красные галстуки, конечно, тоже самодельные, сшитые мамами из красного ситца или сатина. Какие мы были счастливые в тот момент! Я всегда с удовольствием носила пионерский галстук и активно участвовала в разных мероприятиях пионерского отряда и дружины, избирали меня и звеньевой, и председателем совета отряда, и членом совета дружины.
Так как наша семья часто меняла место жительства, то мне приходилось менять школу, хотя каждый раз это сильно огорчало. Когда мы стали жить в поселке Сахалин, я всю первую четверть учебного года продолжала ходить в свою «маленькую» школу, не хотела расставаться с любимой учительницей и подругами. Ходить было очень далеко, не меньше пяти километров, а транспорта тогда никакого не было. Но зимой мама уговорила перейти меня в лесозаводскую школу, которая была ближе, в пределах двух километров. Я проучилась там две четверти – вторую и третью. Как же мне не нравилось там буквально все! И ученики казались вредными, недружными, на уроках шумели, и учительница была сердитой и несправедливой. Я даже не запомнила ее имени. Но зато помню обиду, которую она причинила мне своим недоверием. Так как меня приняли в пионеры еще во втором классе, я с гордостью пришла в школу в пионерском галстуке, но в новом классе, как оказалось, пионеров еще не было. Ребят собирались принимать в пионеры перед новым годом, в канун дня рождения И.В.Сталина. И учительница велела мне снять галстук, не поверила, что я пионерка, сказала, что этого не может быть. Я очень переживала и плакала от обиды, даже просила маму пойти со мной в школу. Но мама пойти не могла, ведь у нее тогда только что родился Валерий, да и другие дети были маленькие. А учительница сказала мне: « Ничего, вступишь еще раз». Так что я дважды вступала в пионеры. Хорошо, что мое пребывание в этой школе тогда оказалось непродолжительным, хотя позднее, в шестом классе, мне пришлось учиться здесь целый учебный год.
Весной 1950 года мы переехали на улицу Северная, дом 8, и меня перевели в семилетнюю школу, которая была очень близко от дома. Можно было дойти за пять минут, и мы даже бегали домой в большую перемену. О семилетней школе у меня остались самые светлые воспоминания. В третьем «в» классе, куда меня определили, преподавала замечательная учительница Клавдия Петровна Мезенцева. Она была добрая, внимательная, заботливая, как мама. Так получилось, что именно в это время папа оформил документы на мое удочерение, и у меня изменилась фамилия. Была Калинина, стала Купцова. Это мне очень не нравилось, моего согласия никто не спрашивал, я еще была в таком возрасте, когда этого не требовали юридические формальности. Мне казалось, что моя прежняя фамилия была красивее, более звучная, что ли. И я очень переживала, даже стала хуже учиться, портился почерк, появились тройки по чистописанию и четверки по русскому языку, хотя, возможно, повлияла и смена школ и учителей: три за один учебный год. Клавдия Петровна была терпелива, оставляла после уроков переписывать задания, занималась со мной дополнительно. Третий класс я окончила хотя и не отличницей, но без троек, на четверки и пятерки. В четвертом классе я снова стала учиться на отлично, и выпускное свидетельство об окончании начальной школы было только с пятерками. По случаю окончания начальной школы родители устроили нам праздник – чаепитие с пирожными, которые были тогда такой редкостью. Я-то уж точно пробовала их впервые.
Семилетняя школа была меньше городской средней, но там был, как я сейчас понимаю, хороший педагогический коллектив. В школе работало много различных кружков: юных натуралистов, гимнастический, шахматно-шашечный, хоровой, рисования т.д. Кружками руководили наши же учителя, и мы с удовольствием их посещали. Школа была нашим вторым домом, откуда не хотелось уходить. Я с большой благодарностью вспоминаю педагогов семилетней школы: Круглецкую Антонину Фантимовну, учившую нас физике, Болотову Раису Трофимовну, преподававшую математику, учительницу биологии Скробову Нину Васильевну, директора школы-историка Киселева Василия Григорьевича. Учительница физкультуры Александра Георгиевна Герберт занималась с нами гимнастикой и акробатикой в кружке, мы часто готовили с ее помощью различные упражнения и модные тогда «пирамиды», с которыми выступали на сцене в праздничных концертах.
Шестой класс я проучилась в лесозаводской средней школе, но от этого года не осталось практически никаких воспоминаний. Запомнилось только событие, потрясшее тогда всю страну – смерть вождя Иосифа Виссарионовича Сталина, которому мы все поклонялись, считали самым мудрым, добрым и справедливым. В школе отменили уроки, был траурный митинг, плакали все – и учителя, и ученики.
Из периода пионерского детства запомнились поездки в пионерские лагеря, куда я ездила два года подряд, после пятого и шестого класса. Тогда у нарьян-марских организаций не было стационарных пионерских лагерей в южных районах страны, как в восьмидесятые годы. Получить путевку было очень трудно, папе путевки для меня дали на работе, как многодетному отцу. Нас вывозили в сельскую местность вверх по Печоре, размещали в деревенских школах. Первый раз я побывала в лагере в 1952 году в деревне Новый Бор, в ста пятидесяти километрах к югу от Нарьян-Мара, а в 1953 году нас возили очень далеко, в поселок Щелья-Юр, в среднем течении Печоры, километрах в пятистах от города, на территории Коми республики. Возили нас в лагеря по реке, на пассажирском пароходе. Тогда еще были такие небольшие пароходы с большими колесами по бортам, шли они медленно, но плыть было интересно, кругом красивая природа, берега, поросшие настоящим лесом, какого не было в Нарьян-Маре. Останавливались у маленьких пристаней, но нам, пионерам, конечно, не разрешалось выходить с парохода.
В пионерских лагерях мне понравилось оба раза, хотя, по нынешним меркам, условия там были совсем не комфортные, скорее спартанские. Сельские школы – это одноэтажные, деревянные дома, без всяких удобств. Нас размещали в классах, по 18-20 человек, спали мы на примитивных деревянных раскладушках – две крестовины, скрепленные посередине доской и кусок натянутого брезента. Раскладушки частенько ломались, и мы среди ночи оказывались на полу. По утрам умывались на улице, под навесом были оборудованы умывальники, воду в которые наливали дежурные ребята. Один раз, в середине лагерной смены, нас водили в сельскую баню. Кормили в деревенской столовой. Мы тогда не были избалованы, дома питались очень скромно, и в лагере мне казалось все очень вкусным, порции были большие, а кто хотел, мог еще взять добавку. Утро начиналось под звуки горна, обязательного построения, подъема флага и зарядки. После завтрака играли в разные игры, рисовали, читали,ходили гулять с вожатыми по окрестностям. Иногда помогали колхозу на сенокосе, ворошили сено и сгребали его, или занимались прополкой овощей, но работали, конечно, недолго. В теплую погоду купались в речке или маленьких озерках, которых вокруг было много, и вода была теплее намного, чем в Печоре. На Печору купаться не ходили, там довольно быстрое течение, и вода долго не прогревается, холодная даже в середине лета.
Многие из нас плавать не умели, а чтобы держаться на воде, использовали наволочку: надували ее, предварительно намочив, получался такой пузырь, который довольно долго мог держать на воде, правда, нужна была определенная сноровка. Однажды я чуть не утонула: может, кто-то меня толкнул нечаянно, или сама не удержала рукой наволочный пузырь, а он выпустил воздух, и я пошла ко дну. Хорошо, что глубина была небольшая, и вожатая была рядом, она вытащила меня на берег. Испугалась я сильно. Потом стала осторожнее и «барахталась» у берега.
По вечерам мы вместе с вожатыми часто собирались у костра, пели песни, читали стихи, слушали рассказы взрослых о войне, о подвигах героев-комсомольцев. Лагерная смена – 24 дня, пролетала незаметно. К закрытию смены готовили концерт художественной самодеятельности, который проходил у костра, на него приглашали местных ребят. На торжественной линейке председатели советов отрядов рапортовали о том, кто и что сделал за смену доброго, полезного. Медленно спускался с флагштока красный флаг. Потом зажигали огромный прощальный костер. Пионерские костры оставили, наверное, самые яркие впечатления о лагерях. Вряд ли найдется человек, который не любит сидеть у костра, смотреть на живой огонь, на яркие язычки пламени и снопы искр, летящие к небу. Большой прощальный костер зажигался, как правило, на берегу реки, за деревней, на большой, специально подготовленной площадке. Старшие пионеры вместе с руководителем физкультуры заранее готовили запас сухих сучьев и дров. Мы тогда все очень любили петь, было много хороших пионерских песен, веселых, зажигательных. Особенно любили: «Взвейтесь кострами, синие ночи…», «Ах, картошка, объеденье, енье, енье…», «Нам песня строить и жить помогает», да и много других. Сейчас дети практически не поют ни хором, ни в одиночку, за исключением тех, кто занимается в музыкальных школах. А как хорошо становится на душе, когда поешь вместе со всеми! Душа как будто устремляется вверх, к небесам! Песни объединяли нас в дружный коллектив, забывались мелкие дневные обиды и ссоры. Засиживались у костра заполночь, пока не догорали последние уголья. А на другое утро на пароходе мы уже возвращались домой, отдохнувшие, окрепшие, полные новых впечатлений.
Когда мы летом 1953 года снова вернулись жить в городиз поселка лесозавода, я без колебаний пошла в свою семилетнюю школу, свой 7 «в» класс, хотя средняя была тогда ближе к нашему жилью. Учеба в седьмом классе ознаменовалась для меня очень важным событием: 28 декабря 1953года, в мой день рождения, меня приняли в комсомол. Быть членом ВЛКСМ – Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза молодежи считалось очень важным и почетным, ведь мы искренне верили тогда в коммунистические идеи, идеи построения справедливого общества. В комсомол принимали лучших учащихся, из нашего класса приняли одновременно со мной 9 человек. Мы очень важничали, считали себя совершенно взрослыми. Комсомольский билет всегда был со мной, я пришила для него карманчик с левой стороны платья, на груди поблескивал комсомольский значок. Сразу же мне дали комсомольское поручение – назначили пионервожатой в третий класс. Надо было подготовить октябрят к вступлению в пионеры. Я уже тогда мечтала стать учительницей, поэтому поручение старалась выполнить как можно лучше. Читала малышам книги о пионерах – героях, о Ленине, о подвигах комсомольцев во время Великой Отечественной войны, помогала оформить и выучить наизусть Торжественное обещание, словом, все, как и тогда, когда сама готовилась стать пионеркой. А когда «моих» октябрят на сборе дружины принимали в пионеры, и я вместе с другими комсомольцами повязывала им галстуки, то чувствовала себя совершенно счастливой.
Каждой весной, начиная с четвертого класса, мы сдавали переводные экзамены. В четвертом и пятом классах их было по четыре: русский язык письменно и устно, и арифметика, тоже устно и письменно. В шестом классе экзаменов было уже шесть, добавились история и ботаника. К экзаменам мы готовились очень тщательно, повторяли все, что пройдено за год, экзаменационная отметка влияла на итоговую оценку за год. В седьмом, выпускном классе, сдавали семь экзаменов: изложение по русскому языку, устный экзамен по литературе, алгебра письменно и геометрия устно, конституция СССР, история и география. Несмотря на то, что сдавать экзамены было нелегко, и школьники всегда волновались, я, да и большинство моих подруг, любили эти напряженные дни. Они были немного праздничными. В школе тогда не требовали единой школьной формы, она мало у кого была, но на экзамены все приходили очень нарядными. Девочки – в белых фартуках с белыми бантиками в косичках, мальчики – в светлых рубашках. Учителя относились к нам очень благожелательно, подбадривали особо робких ребят, успокаивали. Бывали случаи, когда ученики получали на экзаменах двойки, тогда им назначали переэкзаменовку на осень, и летом учителя занимались с ними. Если двоек оказывалось больше трех по итогам года, то оставляли на второй год. В каждом классе бывало два-три второгодника. Не могу сказать, насколько правильной была такая система, но что экзамены были полезны – это безусловно. Они дисциплинировали и заставляли повторить то, что выучили в течение года. «Повторение – мать учения», говорит русская пословица. Может быть, благодаря экзаменам, я, спустя десятилетия, до сих пор многое помню из школьной программы.
Тедевидения у нас тогда не было, оно "добралось" до Нарьян-Мара тольков в 80-е годы ХХ века. Основными источниками информации были книги, газеты и радио. Репродуктор дома работал с шести утра до двенадцати ночи, родители никогда не выключали его. Радио приносило в дом новости, песни, музыку, по радио читали литературные произведения, передавали спектакли столичных театров. В нашей семье все любили читать, чтению посвящали любую свободную минуту и мама, и папа, и дети. Начиная с 1950 года в дом всегда выписывались газеты: городская «Няръяна Вындер» (Красный Тундровик), областная «Правда Севера» и для детей – «Пионерская Правда» . Все мы были активными читателями библиотеки. Библиотечные работники не просто выдавали книги, а умело помогали нам ориентироваться в мире книг, часто проводили читательские конференции, обсуждения понравившихся произведений. Особой популярностью пользовались книги о героях Гражданской и Великой Отечественной войн, о подвигах коммунистов, комсомольцев и пионеров: «Повесть о Зое и Шуре» Л.Космодемьянской, «Сын полка» В.Катаева, «Четвертая высота» Е. Ильиной, «Улица младшего сына» Л. Кассиля и М. Поляновского, «Молодая Гвардия» А.Фадеева, «Кортик », А.Рыбакова, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого и многие другие. А какой увлекательный мир открывался в книгах о путешествиях! «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо, «Путешествия Гулливера» Д. Свифта, «Земля Санникова» В.А. Обручева, «Два капитана» В. Каверина – их перечитывали неоднократно!
Очень большое влияние оказывало на нас кино - любимый вид отдыха и познания.
Билеты на детские сеансы стоили очень дешево – 1 рубль(до денежной реформы 1961года), это примерно половина стоимости буханки хлеба. Ходили мы в кинотеатр «Арктика» на все новые фильмы, практически, раз в неделю, а то и чаще. Фильмов смотрели великое множество. Всех я, конечно, уже не помню, но особенно нравились довоенные фильмы: «Чапаев», «Броненосец «Потемкин», «Волга – Волга», «Сельская учительница», «Светлый путь». Увлекали фильмы о войне и героизме советских людей – «Молодая Гвардия», «Подвиг разведчика», «Смелые люди», «Зоя», «У них есть Родина», «Падение Берлина», «Радуга». А какими светлыми, добрыми были фильмы «Первоклассница», «Подкидыш», «Тимур и его команда»! С удовольствием смотрели фильмы- сказки - «Василиса Прекрасная», «Кощей Бессмертный», «Конек – Горбунок», и другие. Когда я была уже в старших классах, появились американские фильмы: «Девушка моей мечты», «Сестра его дворецкого», «Серенада Солнечной Долины». А особенно всех покорил фильм «Тарзан»! Не знаю, какими путями попали они к нам на экран, наверняка в крупных городах их показывали значительно раньше. В них было что-то таинственное, волшебное, там шла жизнь, совершенно непохожая на нашу. На эти кинокартины не допускались дети моложе 16 лет, и мне приходилось ходить в кино с паспортом, потому что из-за маленького роста контролеры не хотели пропускать. Хотя в тех фильмах не было, кажется, и десятой доли того, чего не следовало бы смотреть детям и что показывают в нынешних телефильмах.
Многие школьники, особенно девочки,увлекались коллекционированием открыток-фотографий любимых артистов, вклеивали их в альбомы, менялись ими. «Меняю Лемешева на Крючкова или Бернеса, Орлову на Целиковскую, и тому подобное» – такие разговоры велись в школе на переменках и дома между подружками, друзьями.Это увлечение у некоторых сохранилось на всю жизнь. Моя соседка по дому, уже в Клайпеде, в конце 70-х годов, показывала свой школьный альбом с открытками известных артистов. Какое это было удовольствие, мы весь вечер вспоминали любимые фильмы! Как жаль, что нынешние фильмы многое утратили от старых советских фильмов и не оказывают положительного воздействия на молодые умы, в них много негатива – жестокости, предательства .
Весной 1954 года я окончила седьмой класс. За отличную учебу меня наградили похвальной грамотой и прекрасным изданием книги «Поднятая целина» М.А.Шолохова, с иллюстрациями, на глянцевой бумаге. Жаль, что потом эту книгу у меня кто-то взял почитать и унес безвозвратно.
Многие одноклассники решили продолжить учебу в техникумах, в основном, в Архангельске, некоторые пошли работать. У меня была мысль поступить в техникум, хотелось поскорее получить специальность и начать помогать родителям, я понимала, как трудно им живется. Но папа с мамой отговорили меня, убедив, что мне надо окончить среднюю школу, а потом уже выбирать специальность и институт. Им очень хотелось, чтоб я получила высшее образование. К тому же я была очень маленькая и худенькая, боялись , что я вдали от дома буду болеть. Я подала документы в среднюю школу, в восьмой класс. А в летние каникулы родители отпустили меня одну, самостоятельно, поехать в Няндому, к тете Марусе, хотя дорога была неблизкой. До Архангельска добирались, как обычно, на пароходе «Юшар», целой компанией девочек с нашей школы, которые ехали поступать в техникумы. В море меня сильно укачало, замучила морская болезнь. Ехали больше трех суток, и я ничего не могла есть, большую часть пути лежала в каюте. Потом, на железнодорожном вокзале, когда почти сутки пришлось ждать поезда, мне все казалось, что я еще плыву по морю и подо мной палуба судна. В Архангельске тогда еще не было моста через Северную Двину, чтоб сесть в поезд, надо было переправиться на другой берег, к станции Исакогорка , отстоять очередь за билетами, и так как у нас не было никаких знакомых в Архангельске, то ночевать прямо на вокзале. Были мы вдвоем с одноклассницей Зоей, ехавшей поступать в Вологду, и не испытывали никакого страха, благополучно справились со всеми трудностями. В Няндоме меня встретили тетя Маруся с мужем, Владимиром Кузьмичем. Они, и мать Владимира Кузьмича, Александра Яковлевна - я ее называла бабушкой, очень заботились обо мне. Бабушка вкусно готовила,пекла чудесные пирожки. У них была трехлетняя девочка, моя двоюродная сестра Галя, с которой мне нравилось играть. Из поездки я вернулась окрепшая, загорелая, полная впечатлений – лето в Няндоме было теплое, купались на озере и загорали. Можно сказать, что после этой поездки я почувствовала себя совсем взрослой, закончилось мое детство, и началась юность.
СРЕДНЯЯ ШКОЛА.
1 сентября 1954 года пришли мы в восьмой класс средней школы №1, и сильно были огорчены – нас, выпускников семилетки, распределили по разным классам, а мы так хотели быть все вместе! Ходили к завучу и директору, просили не разъединять нас, но это не помогло. Большинство моих подруг оказалось в 8 «в», а я в 8 «б» классе. Из моих бывших одноклассниц только трое попали в один класс со мной. С одной из них, Ганечкой, мы договорились сесть за одну парту, и так и просидели вместе до окончания школы. Однако, довольно быстро в новой школе мы сдружились, тем более, что ведь в младших классах я уже училась здесь, и многих знала по начальной школе.
Я часто слышу от людей более молодого возраста и от нынешней молодежи негативные воспоминания о своих учителях и школах. Для меня же и моих друзей годы учебы в средней школе были самыми счастливыми из нарьян-марского периода жизни, оставив добрую память и приятные воспоминания.
Какой замечательный был в нашей школе педагогический коллектив! Как в такой глуши, в крохотном заполярном городке собралось вместе столько талантливых, добрых, отзывчивых учителей? Уже теперь, встречаясь с одноклассниками, мы пришли к выводу, что часть наших педагогов была из среды ссыльных, репрессированных, очень образованных людей. Были, конечно, и молодые, только что окончившие учительские и педагогические институты. Они попадали под влияние «старожилов», набирались у них опыта и терпеливого отношения к ученикам, далеко не ангелам. Школа дала мне очень хорошие, прочные знания и во многом определила мою дальнейшую судьбу.
Директором школы была Елисеева Ирина Алексеевна, светлая ей память, которую все, и ученики, и учителя, очень уважали, даже, возможно, побаивались. Это был действительно Педагог с большой буквы. Когда мы учились в старших классах, ей было уже больше 55лет, она родилась в 1899 году, но на пенсию вышла через год после того, как мы окончили школу, в 1958году. За свой долголетний, безупречный труд, была награждена орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», несколькими медалями. Ирина Алексеевна носила пенсне, была высокой, статной, всегда аккуратно и строго одета. Она окончила гимназию еще до революции, и нам всегда казалось, что в ней живет этот строгий, дореволюционный гимназический дух, сильно отличавший ее от всех остальных учителей.
Директор всегда говорила тихо, не повышая голоса, но если во время урока входила в класс, все замирали, становилось так тихо, что слышно, как муха пролетит. Благодаря Ирине Алексеевне в школе была очень строгая дисциплина, и для учителей, и для учеников, а это способствовало всему процессу обучения. Ежегодно больше половины выпускников нашей школы поступали в высшие учебные заведения Москвы, Ленинграда, Архангельска и других городов, не говоря уже о техникумах. Среди бывших выпускников есть писатели и ученые, доктора наук, лауреаты государственных премий, военные – даже генерал (выпускник 1952 года), летчики, врачи, учителя. Наша школа всегда гордилась своими питомцами, а мы всю жизнь гордимся своей школой.
Классным руководителем нашего 8 «б» была Татьяна Федоровна Шакула, учительница физики, а в 9-м и 10-м классах ее сменила Александра Ивановна Шутова, преподававшая историю. Математику в восьмом классе вел прекрасный педагог Петр Федорович Шахнов. Он так понятно объяснял материал, сложные теоремы и задачи казались легкими в его изложении, и, наверное, благодаря этому я до сих пор неплохо помню школьный курс математики. А вот в 9-10 классах математику преподавала молодая, только что окончившая институт, учительница Кашунина Александра Ивановна. У нее не хватало опыта, да и по характеру была не слишком строгой и требовательной, а мы тогда этого не понимали, на уроках шумели, особенно мальчики, материал не усваивали, как следует. И я охладела к математике, хотя и алгебра, и геометрия давались мне легко. Думаю, что если бы все три года нас учил по этим предметам Петр Федорович, я выбрала бы себе профессию учителя математики.
Русский язык и литературу у нас вела Зоя Яковлевна Скоробогатова. От других учеников в последующем, на вечерах встречи, приходилось иногда слышать не очень лестные отзывы о ее уроках, но я благодарна Зое Яковлевне. Она обожала творчество А.С.Пушкина и сумела передать многим любовь к поэту. Мы много учили наизусть его стихов и большие отрывки из «Евгения Онегина», я их помню до сих пор, спустя 55 лет. Учила она нас писать сочинения по заданным темам, тогда не было готовых «шпаргалок», как теперь, когда ученикам думать головой не надо – открыл книгу, или интернет и любое сочинение готово, только правильно перепиши.
Вот с английским языком дело обстояло плохо. Преподавала его молодая выпускница учительского института, очень красивая и добрая Любовь Александровна Кузнецова. Дисциплины на уроках не было никакой, шумели, мальчишки могли спокойно уйти из класса, кто-то разговаривал, кто-то читал книжки. Любовь Александровна никогда на нас не жаловалась никому, не писала в дневники замечаний. А мы не понимали тогда, что знания нужны прежде всего нам. Когда я начала учиться в Университете, поняла, насколько плохо знаю английский по сравнению с другими студентами, хотя в аттестате моем стоит пятерка. И как было трудно наверстывать упущенное, по существу, заново учить язык. Все-таки ученики нуждаются в более строгих учителях. Спустя тридцать лет, на юбилейном вечере встречи в нашей школе, мы вновь увиделись с Любовью Александровной, и очень удивились, что почти не отличаемся по возрасту, она была старше нас всего на четыре года.
Вообще-то мне нравились все педагоги нашей школы, подавляющее большинство их работало с душой, с полной самоотдачей. Учительница химии Нина Михайловна Беляева показывала на уроках различные опыты, а при подготовке к экзамену по химии в 10 классе даже доверяла ученикам самостоятельно заниматься в кабинете и повторять некоторые «эксперименты», давала для этого реактивы. Она хорошо пела, иногда выступала на школьных вечерах в концертах самодеятельности, особенно мне нравились в ее исполнении модные тогда песни из репертуара Лолиты Торрес. Учительница биологии – Витязева Антонина Александровна, кроме уроков вела кружок юннатов, были в школе и живой уголок, и пришкольный участок.
В последние два года нашей учебы в школах стали вводить трудовое обучение, приобщение к профессии, так сказать. До этого уроков труда, как теперь, у нас не было. В 9 классе "приобщали" к автоделу. У школы был сарай - его гаражом даже с натяжкой не назовешь, там стоял старенький грузовичок - полуторка, марки ГАЗ, с разобранным мотором. Мастер обучения - даже имени его не запомнила, объяснил нам, из каких частей состоит двигатель, а потом сказал, что мы будем мыть детали в ведре с керосином. И кто не побоится испачкать руки и хорошо вымоет деталь, тем поставит пятерки. Мой папа был шофер, машины я любила, запах бензина и керосина не пугал, мы с подругой Ирой по локоть погружали руки в ведро, очищая детали от смазки, так что свои пятерки заработали. Но автодело закончилось очень быстро - не знаю, по какой причине, было всего несколько уроков.
Потом нас стали посылать знакомиться с рабочими профессиями, кого куда, хотя промышленных предприятий в городе практически не было, кроме лесозавода и рыбокомбината. Нас с Ганей отправили в городскую типографию изучать профессию наборщика. Типография в Нарьян-Маре была маленькая, набор делали вручную. Правда, уже был установлен первый линотип, к которому имел допуск только один человек - мастер. В типографию мы с Ганей ходили месяца полтора после уроков. До сих пор я вспоминаю, как мне там нравилось, как было интересно. Нам показывали и наборные кассы со свинцовыми буквами, специальные приспособления - верстатки (согнутые под прямым углом металлические пластинки), наборные линейки, и многое другое. Под руководством мастера мы даже набрали сами по страничке текста и сделали оттиски на память. Я до сих пор храню эту пожелтевшую страничку со словами песни "Студенточка", которую я набирала. Не помню имени мастера,но он так интересно все рассказывал, даже уговаривал нас поступать в Полиграфический институт, говорил, что от типографии нам дадут направление. Но мы уже к тому времени почти определились, куда будем поступать.
В девятом классе у нас появился новый учитель географии Истомин Михаил Михайлович, выпускник Ленинградского пединститута имени Герцена. Он прекрасно знал свой предмет, очень интересно рассказывал о разных странах и континентах, о путешественниках и великих географических открытиях. Михаил Михайлович был обаятелен, молод, хорошо играл на аккордеоне и организовал самодеятельный хор школьников, куда мы с удовольствием ходили. Посещали хор не меньше 60 человек, пели с раскладкой на голоса, получалось очень красиво. Особенно мне нравилась песня «Вечерний звон», а новая тогда для нас песня «Глобус», которую с нами разучил Михаил Михайлович, стала своеобразным гимном не только нашего выпуска, но и некоторых последующих: « Я не знаю, где встретиться нам придется с тобой, глобус крутится, вертится, словно шар голубой, и мелькают города и страны, параллели и меридианы, но еще таких пунктиров нету, по которым нам бродить по свету…».
И, конечно, многие девочки старших классов попросту влюбились в нового педагога, посещали после уроков занятия географического кружка. Михаил Михайлович рассказывал об учебе в институте, об интересных практиках, о путешествиях, увлек многих краеведческой работой и походами по родному краю. И я, под влиянием Михаила Михайловича, «заболела» географией на всю жизнь, решила поступать на географический факультет Университета.
Школа наша была двухэтажной, деревянной, довольно просторной. На первом этаже, кроме классных комнат, размещались кабинет химии, буфет, пионерская комната и спортивный зал, который служил одновременно и актовым, ибо такового не имелось. На втором этаже находились физический и биологический кабинеты, учительская, кабинеты директора и завуча, комитет комсомола. В биологическом кабинете всегда был «живой» уголок, где жили кролики, ежик, стоял аквариум, много различных растений в горшках,росло даже лимонное дерево. Директор Ирина Алексеевна жила при школе, в квартире на втором этаже, поэтому всегда была в курсе всех дел, наши активисты, чаще всего мальчики, отваживались порой обращаться к ней с разными просьбами во внеурочное время. Например, могли пойти попросить разрешения подольше потанцевать во время праздничных вечеров, или поиграть в волейбол в зале в воскресенье, и т.п. И, как правило, Ирина Алексеевна разрешала, под личную ответственность «просителей».
Отопление в школе было, как и во всем городе, печное. Во дворе стояли огромные поленицы дров, с осени ученики старших классов пилили и кололи дрова, складывали их, работали дружно и мальчики и девочки. Так как зимой частенько бывали перебои с электричеством, в классах, вплоть до окончания нами школы, стояли керосиновые лампы на полочках. Был при школе и небольшой огород (на этом месте теперь стоит универмаг), где стараниями учительницы биологии и юннатами выращивались морковь, турнепс, картофель, овес, проводились какие-то сельскохозяйственные опыты, что невероятно сложно в условиях короткого заполярного лета. Весной, во время половодья, вода подходила к самому школьному крыльцу, и учеников подвозили на лодках. Хотя в само здание на моей памяти вода никогда не заходила, и занятия в школе из-за наводнения не прекращались.
Учеба в старших классах средней школы запомнилась мне очень интенсивной общественной жизнью, внеклассная работа была разнообразной и интересной. За годы учебы я была пионервожатой в младших классах, редактором классной стенгазеты (ее выпускали не реже раза в месяц, а то и чаще), заместителем редактора общешкольной газеты, членом ученического комитета – учкома, был такой орган ученического самоуправления. Избиралась в общешкольный комитет комсомола и делегатом на городские отчетно-выборные конференции ВЛКСМ. Все поручения, все обязанности, я всегда выполняла охотно, с радостью, и даже гордилась, что товарищи доверяют мне. Членов учкома и комитета комсомола иногда приглашали на заседания педсовета, если обсуждались важные для школы мероприятия, или решался вопрос о наказании сильно провинившихся учащихся. Когда мы учились в 9 классе, в школе появился школьный радиоузел, который вел передачи во время большой перемены, сообщая все школьные новости, критиковали лентяев, хвалили за добрые дела, делали разные объявления. Руководили работой радиоузла ребята из кружка физики.
Каждую неделю в школе проводились вечера отдыха для учеников 8-10 классов. Поэтому еще в сентябре комитет комсомола распределял по классам дату и тему вечера, который надо было подготовить и провести. Получалось примерно, что каждый класс отвечал за подготовку двух, максимум трех вечеров. Вечера бывали литературные, посвященные творчеству писателей и поэтов, спортивные, музыкальные, праздничные к датам и т.д. В субботу, после уроков, класс, ответственный за проведение мероприятия, приводил в порядок спортзал. Устанавливали, если надо, сцену, вернее, подмостки. Они были разборные, несколько деревянных щитов ставились на скамейки, и на проволоку подвешивался занавес. Развешивали подготовленные плакаты по теме вечера. Плакаты рисовали сами. Например, если вечер был музыкальный, или юмористический, вывешивали плакат такого содержания: «Наш вечер без песен не интересен, развивай без опаски голосовые связки!»
Схема вечеров была примерно одинакова всегда: сначала небольшое сообщение по теме, потом концерт художественной самодеятельности. Самодеятельность была разнообразной: пели песни, читали стихи, танцевали, ставили небольшие отрывки из пьес, или сценки собственного сочинения на школьные темы, в основном сатирические. Школьный драмкружок иногда ставил целые спектакли. Тогда у нас не было телевидения, и театра в Нарьян-Маре уже не было, и мы не могли с чем-то сравнивать таланты наших товарищей, самодеятельных «артистов», нам все нравилось. После концерта убирали скамейки и «сцену», и начинались танцы под радиолу. Во время танцев старшая пионервожатая, или кто-нибудь из учителей, организовывали с нами игры, викторины, разучивали бальные танцы, например, краковяк, польку, кадриль. Танцы были не такие, как сейчас. Мы любили вальс, фокстрот, вальс-бостон (медленный и очень красивый танец). Наверное, мы танцевали плохо, но воображали себе, что все замечательно! Мальчики наши были довольно робкие, стеснительные, поэтому чаще танцевали девочка с девочкой, лишь к середине десятого класса мальчишки стали более активными. Одевались скромно, на вечера, кроме новогодних и карнавальных, полагалось приходить в школьном платье с белым передником.
Наша директор, Ирина Алексеевна, строго следила за внешним обликом учеников. Все девочки заплетали косички, в будни с темными бантиками, на праздник разрешались белые, никаких «хвостов» или распущенных волос. У мальчиков только короткие стрижки. Девочкам вплоть до выпускного вечера не разрешалось приходить в школу в шелковых, или фильдеперсовых чулках, а только в хлопчатобумажных. Наверное, это было правильно, ведь большинство детей было из многодетных, малообеспеченных семей, не имевших возможности особенно наряжаться. В зале иногда бывало так холодно, что мы даже не снимали валенки, так и «отплясывали» в них. С нас не требовали сменной обуви, как теперь, поэтому обуты были все по-разному, кто во что. Несмотря ни на что, танцы доставляли нам большую радость. Мы старались раздобыть для вечеров самые модные пластинки: «Рио-Рита», «Брызги шампанского», «Кукарача», «Албанское танго» и вальсы.
Главные же вечера были новогодние! К ним мы начинали готовиться еще с ноября месяца. Удивительнее всего для меня сейчас, что эти вечера проводились именно 31 декабря, и мы в 12 часов ночи вместе с учителями и директором встречали Новый год! А теперь стало нормой проводить в школах новогодние елки и вечера за неделю, а то и две до праздника. Я думаю, что наши педагоги жили школой, не отделяя себя от ее забот и проблем. Наверное, была какая-то очередность присутствия, или дежурства, на этих мероприятиях, однако, человек 15 учителей и директор школы всегда были с нами. Новогодние вечера всегда были карнавальными, без маскарадного костюма, или хотя бы маски, в зал не пускали. Свои маскарадные костюмы мы готовили в большой тайне друг от друга, даже от лучшей подружки. Считалось большим шиком, если на вечере тебя никто не узнает под маской. Новогодний бал начинался позже обычного, в 22 часа. Зал украшен самодельными гирляндами, флажками, новогодними стенгазетами, в центре возвышается лесная красавица – елка, на которой большая часть игрушек тоже сделана руками учеников. Играет музыка, шумно, весело. Каждый участник старался как-то представить свой костюм, импровизировали, танцевали, играли в разные коллективные игры. «Почтальоны» разносили заранее написанные письма с новогодними пожеланиями, было своеобразное соревнование: кто больше получит писем в новогоднюю ночь, потом хвастались друг перед другом этим.
Минут за 15 до полуночи в зал спускалась Ирина Алексеевна, выключалась музыка, и включали радио Москвы. Наступал торжественный момент: мы слушали поздравление с Новым годом советскому народу руководителя страны и бой Кремлевских курантов из далекой столицы. С последним ударом курантов начиналось в зале всеобщее ликование, обнимали друг друга, поздравляли, начинали посыпать всех конфетти и разбрасывать ленточки серпантина, и, если кому-то удавалось добыть перед праздником, взрывали хлопушки, бывшие тогда большой редкостью. Кстати, даже конфетти приходилось иногда изготовлять самим из разноцветной бумаги с помощью обыкновенного дырокола. Ирина Алексеевна тоже поздравляла всех нас с наступившим Новым годом, а потом начинался «парад» масок перед авторитетным жюри из учителей и учеников. За лучшие костюмы вручались призы: книги, цветные карандаши, акварельные краски и т.п. Особо выделялись костюмы на политическую тематику, например, «Конституция СССР», «Голубь мира», «За мир – против войны», национальные костюмы народов Союза. На новогоднем бале в 10 классе я получила второй приз за костюм звездочета, хотя он и не был политическим, так как очень активно предсказывала всем будущее и тем веселила публику.
После вручения призов, желающие могли снять маски и костюмы, переодеться, и еще до двух часов ночи мы танцевали. А наши учителя праздновали Новый год в учительской, изредка спускаясь в зал для контроля. Я не помню ни одного случая, чтобы мы не оправдали доверия учителей, никогда не возникало никаких конфликтов или недоразумений. Благодаря строгой дисциплине, наши мальчики, не говоря уж о девочках, в школьные годы не употребляли спиртных напитков, а если кто-то и покуривал, то делал это подальше от школы. Не дай бог, если бы в школе узнали о подобной провинности! Виновника исключали из школы сначала на две недели, а потом могли и навсегда отчислить. Ведь среднее образование тогда еще не было всеобщим обязательным.
В 1957 году, когда мы заканчивали десятый класс, вся наша страна готовилась Международному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Поэтому в школе весной, месяца за полтора до выпускных экзаменов, тоже провели школьный фестиваль. К нему готовились все старшие классы, даже более тщательно, чем к новогодним вечерам. Комитет комсомола объявил конкурс на лучшую эмблему фестиваля, каждый класс выбрал страну, которую он будет представлять на празднике. Об этом государстве старались больше узнать, были выпущены специальные стенгазеты, рассказывающие о природе и жизни людей, народных обычаях. От каждого класса надо было представить двух участников в национальных костюмах выбранной страны, подготовить номер художественной самодеятельности, желательно на национальном языке. В день фестиваля наш спортивный зал был очень нарядным, его украшали разноцветные флаги республик СССР и некоторых стран, гербы, эмблемы, стенгазеты и гирлянды из бумажных цветов, поскольку живых цветов в Нарьян-Маре не было. Были даже воздушные шары, тоже большая редкость в те годы. Праздник получился очень ярким, запоминающимся. Весь день в воскресенье в зале звучала музыка, песни, смех, танцевали, шутили. Было много гостей: родителей и приглашенных учеников из семилетней и лесозаводской школ. А самое важное, на мой взгляд, мы чувствовали единение со всей нашей огромной страной, хотя и жили на самой ее окраине. Не знаю, поймут ли меня современные молодые люди, какое чувство гордости за свою страну мы испытывали тогда.
Подавляющее большинство наших одноклассников было из больших семей. В нашем выпускном классе из 25 человек только двое были в семье единственными - одна девочка, моя соседка по Качгорту жила с папой, мама её умерла рано, а вторая приехала с родителями из Ленинграда, пришла в нашу школу в середине 9 класса. У остальных семьи имели от пяти до десяти детей. Жили довольно бедно, но мы как-то не ощущали себя несчастными от того, что одеты не в шелка и бархат, а в ситевые платья и рубашки. Наоборот, у нас был какой-то душевный подъем, вера в светлое будущее, все трудности казались преодолимыми.
Мои повзрослевшие внуки иногда спрашивают меня: "А дружили ли вы с мальчиками, влюблялись ли?" Ведь всевозможные средства массовой информации внушают, что в бывшей советской стране не было секса, значит и любви не было. Понятие любви часто заменяют понятием секс, а ведь это не одно и тоже. Нынче появилось выражение – «заниматься любовью», что равнозначно понятию «заниматься сексом». Дорогие мои читатели, количество детей в семьях того времени говорит само за себя – была любовь, было и все остальное, семьи были крепкие, развод считался из ряда вон выходящим событием. Просто говорить о сексуальных отношениях считалось неприличным. Никакого специального просвещения по этой теме не было. В средних классах школы мы читали в основном книги патриотического содержания, то, что нам рекомендовали в школе и библиотеке – не буду утверждать, что это правильно, но так было. Но в 9-10 классах мы уже читали романы Ги де Мопассана, Гюстава Флобера, Стендаля , Эмиля Золя и других писателей, о прочитанном говорили только с самыми близкими подружками. По мере взросления пришла к нам и первая любовь,но она была скромной,чистой, тщательно скрывалась от всех. Я даже сейчас не могу объяснить, почему, но мы были очень стеснительными, не выставляли напоказ свои чувства.
Уже спустя лет десять после окончания школы, на вечерах встречи, стали рассказывать кто кому нравился в школьные годы, кто был влюблен в кого, насколько это было серьезно, или прошло, не оставив большого следа. В маленьком городе, как в деревне – от людей не спрячешься, гулять ходили в основном компаниями, а чтобы взяться за руки парню и девушке на виду у всех – это смелость нужна была. Такая вот была «любовь» вприглядку. А что творилось в душе каждого – это был «большой секрет». Из всех выпускников школы, предыдущего перед нами и следующего выпусков, я знаю только две пары, у которых школьная первая любовь привела к созданию семьи. Но вспоминают свою первую влюбленность практически все, кто с улыбкой, кто с сожалением об утраченном чувстве.
Была такая первая "любовь вприглядку" и у меня – очень нравился мальчик с нашего класса. Они с сестрой были погодки и учились в вместе, с сестрой мы дружили (и дружим до сих пор). Когда я проходила мимо их дома, то мне делалось жарко, я отворачивалась, чтоб не взглянуть на их окна. А он даже не догадывался о моих «страданиях», узнал об этом от своей сестры уже когда пошел служить в армию после окончания школы.
В школе очень много внимания уделялось спорту. С учетом долгой и многоснежной заполярной зимы, больше всего мы занимались лыжами. Уроки физкультуры в зимний период, особенно в третью четверть,когда день становился светлым и ослабевали морозы, проводились на улице, на лыжне, поэтому их делали сдвоенными: один раз в неделю по два урока вместе. У многих школьников собственных лыж не было, но в школе были лыжи и их выдавали на урок. Конечно, это были лыжи не лучшего качества, ведь эксплуатировались они почти ежедневно, но мы были рады и таким. Лыжи были с мягкими ременными креплениями, ботинок к ним не было, ходили на них в валенках. В школе было немного и хороших лыж, с ботинками и жесткими креплениями, их выдавали только «чемпионам», тем, кто уже выполнил норматив второго или третьего разряда, или участникам городских соревнований.
У меня собственные лыжи появились, когда я училась в девятом классе, конечно, без ботинок, с мягкими креплениями, и палки были самодельные, папа их сам мне выстругал, но как я была им рада! Лыжи с ботинками долгое время были моей мечтой, и купила я их, уже живя в Клайпеде в семидесятые годы. Сейчас, когда капризная зимняя погода одаривает нас снегом и легким морозцем, я с удовольствием хожу на лыжах, вспоминая детство. На уроках физкультуры мы, как правило, бегали небольшой кросс на три-пять километров, а потом просто катались. Очень часто по воскресеньям проводились лыжные соревнования, то внутришкольные, то на первенство города, то в честь какого-нибудь праздника, например, дня выборов. Лыжная трасса проходила за поселком Кармановка, народу всегда собиралось много, и участников, и болельщиков. Иногда мы с подругами отправлялись покататься с горок за поселок лесозавода, там были хорошие, довольно высокие бугры, и большая гора, с которой не всякая девочка отваживалась спуститься. А мальчишки еще сделали с одной стороны горы небольшой трамплин и с шиком преодолевали его.
Кроме лыж, в нашей школе был в большой чести волейбол. Играли в него и на уроках физкультуры, и вечерами, после занятий, и по воскресеньям, когда не было других соревнований. Из старшеклассников было создано две волейбольные команды, одна из сильных игроков, другая более слабая, как бы запасная. Наш школьный спортзал был тогда едва ли не единственным в городе, во всяком случае, самым большим, и там часто проводились городские соревнования по волейболу. Наша школьная волейбольная команда часто занимала призовые места на городских играх и даже ездила на областные соревнования в Архангельск. То, что в школе спорт был на должном уровне, большая заслуга учителя физкультуры Кольчевского Николая Николаевича, его любили и уважали все ученики.
На государственные праздники: 7 ноября, годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции, и 1 Мая, мы всегда ходили на праздничные демонстрации, которые тогда проводились в Нарьян-Маре на стадионе напротив семилетней школы. Там были деревянные трибуны, их украшали к праздникам красными полотнищами с лозунгами и огромными портретами вождей и членов Политбюро Коммунистической партии. Портреты рисовал наш папа, он же писал и плакаты, я очень гордилась этим, и ходила на демонстрации с большим удовольствием. К демонстрациям в школе мы делали большие ветки с искусственными бумажными цветами, небольшие красные флажки, репетировали хождение строем с революционными песнями. Большой честью было поручение нести впереди школьной колонны знамена школы, пионерской и комсомольской организаций, это доверялось лучшим учащимся, за каждым знаменосцем шли по два ассистента. Нынче все советское прошлое стараются выкрасить в черный цвет и ругают за праздничные демонстрации, на которые вроде бы народ загоняли насильно, но у меня ни в школьные годы, ни в студенческие в Ленинграде, ни когда я работала в Клайпеде, не было негативного восприятия этих мероприятий. Мне нравилось идти под музыку в праздничной колонне вместе с народом!
В 1954 году в Советском Союзе началось освоение целинных и залежных земель в Казахстане, на Южном Урале и Юге Западной Сибири. Тысячи молодых людей, юношей и девушек, отправлялись в дальние края поднимать веками нераспаханные степные пространства, строить новые поселки, выращивать пшеницу. Мы очень завидовали целинникам, нам тоже хотелось поехать помогать Родине. Вместе со страной мы распевали новую песню:
«Едем мы, друзья, в дальние края,
Станем новоселами и ты и я…»
А что там очень, очень трудно, мы по молодости и наивности не задумывались.
Хотите трудовых подвигов - пожалуйста! Летом 1955 года, в каникулы , городской комитет комсомола предложил нам поехать помочь на сенокосе колхозу в деревне Макарово, в 20 километрах от города. Собралась группа комсомольцев 8-9 классов, человек 20, в основном девочки. Работали две недели на заготовке сена и силоса, конечно, бесплатно. Условия были трудными, хотя мы и дома были не избалованы жизнью. Спали в двух больших комнатах конторы, на полу, на сене, без матрацев и одеял, укрываясь простынками, которые привезли с собой из дому, да и то они были не у всех. Окна в комнатах были без занавесок, солнце било в них практически всю ночь, ведь летом оно почти не заходит за горизонт, нещадно донимали комары и мошка, мешающие спать, хотя и очень уставали днем. Кормили тоже плохо, утром и вечером давали молоко и хлеб, в обед какой-нибудь суп без мяса. Словом, «вкусили» романтики. Но зато я научилась запрягать лошадь, мы возили сено на волокушах к зародам, а еще в силосной яме утрамбовывали свежую траву, сидя верхом на старой кляче. Иногда нам немного позволяли проехать верхом на лошадях, правда, они были старые и галопом не скакали, но это нас устраивало. Жить в колхозе нам не понравилось, и в следующий год мы уже не рвались ехать туда работать.
По осени, в сентябре, нас, школьников старших классов, посылали помогать убирать турнепс, морковь и репу, которые выращивались на опытной зональной сельскохозяйственной станции. Туда мы ходили с удовольствием, так как в этот день освобождали от уроков, да еще позволяли взять домой несколько штук морковки или турнепса, который мы любили и охотно ели. Летом, после девятого класса, я две недели работала на этой опытной сельхозстанции на прополке капусты и моркови, платили за работу немного, но все же я заработала на покупку учебников и портфеля. Это были мои первые заработанные деньги.
Подходили к концу три года учебы в старших классах. Мы очень сдружились - общие дела, спорт, вечера, походы в кино способствовали этому. Мы не просто учились в школе, мы ею жили! В нашем выпуске было 100 человек – четыре десятых класса. На аттестат зрелости сдавали семь экзаменов: сочинение по литературе, единственный письменный экзамен, и шесть устных – алгебру, геометрию, физику, историю, химию, иностранный язык. В трех десятых классах у нас изучали английский, а в одном немецкий язык. Подготовку к экзаменам начали сразу после Нового года: переписывали билеты, повторяли все, что выучили за последние три года, ходили на дополнительные занятия. Помогали отстающим одноклассникам, каждый хорошо успевающий ученик «брал на буксир» более слабого.
Вот и праздник последнего звонка – 24 мая! Уроков больше не было, и на оставшихся чистых страничках дневников мы писали друг другу пожелания, бегая из класса в класс. К сожалению, у меня не сохранился тот дневник, а небольшую записную книжку, в которой написана часть пожеланий друзей, я берегу все эти годы. Все пожелания можно свести к одному: чтобы осуществились все мечты!
Наконец, и выпускные экзамены сданы. Самым трудным для меня был экзамен по литературе – сочинение. В моей записной книжке сохранились темы экзаменационных сочинений: 1. Руководящая роль Коммунистической партии в революционном движении по роману А.М.Горького «Мать». 2. Широта показа русской жизни и реализм ее изображения в романе «Евгений Онегин». 3. Лютиков и Олег Кошевой в романе А.Фадеева «Молодая Гвардия».
Я всегда любила Пушкина и поэтому выбрала тему по «Евгению Онегину». Оценок ставили две: за стиль и знание предмета, и за грамотность. Я получила соответственно «5» за литературу и «4» за русский язык, за грамотность, так как пропустила где-то две запятые. Все остальные экзамены я сдала на отлично. Итоговые отметки в Аттестате зрелости – пятерки, кроме оценки по русскому языку. За курс средней школы меня наградили серебряной медалью, это давало преимущества при поступлении в ВУЗы, я была счастлива! На выпускном вечере мне подарили книгу Л.Н.Толстого «Анна Каренина», которую берегу до сих пор. Выпускной вечер был радостным и грустным одновременно. Мы выходили в большую жизнь и расставались со школой, с друзьями, с некоторыми, как оказалось, навсегда.
Еще зимой, задолго до экзаменов, я, как и многие мои подруги, написала запросы о правилах приема в Ленинград, в Педагогический институт имени Герцена, и в Государственный университет имени Жданова. Сейчас все что нужно можно узнать из специальных «справочников для поступающих в ВУЗы» и через интернет. А в те годы достать такой справочник было невозможно, особенно в Нарьян-Маре. Поэтому, мы дружно писали письма во все концы страны, а, получив ответы, обменивались ими, постепенно накапливая сведения по интересующим нас учебным заведениям.
У меня сначала было намерение поступить в педагогический институт, ведь я с детства мечтала стать учительницей. Но на мой запрос сообщили, что в пединституте общежитие предоставляют только студентам из числа малочисленных народностей Севера. Михаил Михайлович Истомин объяснил мне, что после окончания Университета тоже можно работать учителем, и я отправила документы в Ленинградский Государственный Университет им. Жданова. В сопроводительном письме я просила вызов на экзамены прислать в Няндому, на адрес тети Маруси, так как иначе могла опоздать к началу экзаменов. А от Няндомы до Ленинграда ехать меньше суток, да и тетушка приглашали заехать к ним хоть на несколько дней.
Грустно было расставаться с домом, но и радостно в ожидании счастливых перемен в жизни. Вот мы, большая компания выпускников нашей школы вместе едем в Архангельск на пароходе «Чиатури», сменившем в то лето старенький «Юшар». От тех дней в моей записной книжке также сохранились пожелания друзей, судя по которым, наше плавание в «большую жизнь» было веселым, мы заказывали в радиорубку любимые песни, много пели сами. Три дня пути, 10-13 июля, не измучили нас ни качкой, ни морской болезнью, море на диво было спокойным. 13 июля в Архангельске мы распрощались со школьными друзьями, я благополучно села в поезд и утром следующего дня была в Няндоме. Через пару дней, 17 июля пришел вызов с Университета, а 18-го числа я уже ехала в поезде в Ленинград, впервые одна, без родных и друзей. Было немного страшновато, как-то встретит меня огромный город? Мое детство закончилось безвозвратно.