Ах, как годы летят, мы грустим СРТ вспоминая.
Жизнь, ты помнишь ребят, что погибли диплом защищая.
Так ликуй и верши в стенах старой рыбацкой «Системы».
Я люблю тебя, жизнь, ты сама послужила мне темой.
(из старой курсантской песни)
Часто, просматривая на сайте hmu.ru раздел КПС, я вспоминаю наших старших товарищей, с которыми судьба свела меня за годы учебы в ХМУ. Многих из них уже нет в живых, но в памяти моей они живут.
Начать хотелось бы с начальника училища, Николая Яковлевича Горбача, нашего «Чифа». Высокий, плотный, он преображался, когда строевым шагом возглавлял колонну нашего училища на праздничных парадах. Человек Николай Яковлевич был не флотский, но форма морская была ему к лицу. До училища он командовал воинским подразделением, в котором служил и мой отец, поэтому все годы учебы, я испытывал к этому человеку особые чувства. Да и сейчас я вспоминаю о нем с теплом и благодарностью.
На приемной мандатной комиссии он мне напомнил о том, что служил с моим отцом в одной части и просил, если будут какие-либо проблемы, заходить к нему. Правда, за все время учебы, я к нему так и не зашел с личными просьбами. Почему-то все курсанты боялись встречи с ним, и хотя был он строг с разгильдяями и нарушителями дисциплины, без повода никого не наказывал.
Помню первое построение после получения обмундирования. Выдали нам брюки флотские шириной 32 см, а модны были узкие брюки. Сходили мы в первое увольнение и вот уже половина группы щеголяет в брючках от 17 до 20 см, ну а тут построение и «Чиф» лично проверяет форму! Вызвал он из строя всех щеголей и сказал: «Порите, сынки, брюки до самых яичек!» Делать нечего, пришлось, хоть и очень не хотелось, и мы с завистью смотрели на второкурсников, которым выдали уже вторые брюки и они, все как один, стояли в широченных клешах. Любимая песня Николая Яковлевича была «Темная ночь» и однажды на вечере отдыха ребята ему ее спели. Он был очень доволен и сам подпевал. Последний раз я встретился с Николаем Яковлевичем на распределении в конце учебы. Он спросил: «Ну что сынок, поедешь к брату в Мурманск?», на что я ответил ему: « Николай Яковлевич, я человек южный и морозы Заполярья не переношу, Хочу поехать в Калининград». На что он ответил: «ну что же сынок, поезжай, счастья тебе и удачи». До сих пор помню его напутствие.
В начале первого курса четыре группы судомехаников разделили на две роты – шестую и седьмую. Нашу 31 группу с группой, поступившей после 10 классов, свели в седьмую роту. Командиром к нам назначили Горишного Михаила Ильича. На голове у него не было ни одной волосинки – ни бровей, ни ресниц, не говоря уже про шевелюру (возможно после какой-то болезни). В роте его окрестили «Бульдогом» за свирепый вид. Человек он был с поставленным командирским голосом. С разгильдяями разбирался сам, «не вынося сор из избы». На первом же строевом занятии он определил вечных дневальных на праздники( были такие ребята – не строевые, ходили какая рука, такая и нога, сколько с ними старшины не бились, ничего не получалось). Остальных Бульдог гонял до седьмого пота, но и ходила наша рота лучше всех. После первого курса группа десятиклассников ушла на практику и нас объединили в шестую роту, но с Михаилом Ильичом мы часто встречались после окончания училища, так как жил он в одном дворе с моими родителями. По вечерам во дворе был слышен его зычный командирский голос, когда он с такими же, как он пенсионерами, «забивал в козла».
Классным руководителем у нас был Мамонтов Виктор Николаевич –«красавец мужчина в подарок женщинам на день Восьмого марта», как он сам любил выражаться. Преподавал он нам черчение и «самый любимый» предмет – сопромат. Был он ходок по женской части, любил прихвастнуть. Вот один из его рассказов: «… Иду я по Суворовской с девушкой, вдруг СЛЫШУ удар в челюсть, оборачиваюсь, а там громила на меня с кулаками лезет. Я его, конечно, скрутил. Как он потом меня умолял, чтобы я не вызывал милицию…». Пошла у нас как-то мода пришивать на мичманки большие козырьки, ну я и постарался, пришил побольше, чем у «Чифа». Пришел я из увольнения в училище, а дежурным был Мамонтов. Остановил он меня и давай отрывать козырек, да не тут-то было, козырек я пришил «насмерть». И об урну он его колотил, и об угол проходной, да так и не смог ничего сделать. Отдал он мне мичманку и приказал завтра показать ее с форменным козырьком, что я и сделал, показав ему чужую «мицу». В марте 1965г. Виктор Николаевич приехал за нами в Мурманск, где мы проходили практику на учебном паровике «Краб», чтобы отвезти половину нашей роты в Севастополь на наши учебные суда «Метеор» и «Георгий Седов» для дальнейшего прохождения практики. По пути, в Москве он, по всей видимости, загулял, а нам он вез стипендию за два месяца, чтобы нам можно было прокормиться в дороге трое суток. Собрал он нас, сказал, что деньги у него украли, обещал вернуть. Стали мы думать, как будем добираться до Севастополя. Мамонтов сходил к портовому начальству и уговорил дать нам по паре окуней горячего копчения и по буханке хлеба. С тем и поехали. В дороге заводили знакомство с попутчиками (а, в особенности, с попутчицами), хоровым пением и морскими байками зарабатывали себе пропитание. Худо-бедно, но доехали, никто с голодухи не помер, а в Севастополе нас уже накормили на учебных судах. К чести Виктора Николаевича будет сказано, со временем он со всеми нами рассчитался.
Иван Трофимович Бегеза преподавал нам на первом курсе русскую литературу. Роста он был небольшого, но очень полный и костюм носил очень большого размера. Любил он хорошо выпить. Всех курсантов он называл «голубцами». Как сейчас помню его речь: «Ну что, голубец, учил пересказ? Ну, рассказывай». Вызванный к доске начинает, путаясь, отвечать, но потом, видя, что преподаватель начинает дремать, продолжает уже уверенно нести околесицу. Через какое-то время он говорит:
-Иван Трофимович, я все ответил. Тот очнувшись говорит:
-Ну что, голубец, очень хорошо, садись,ДВА!!!
Протестовать было бесполезно.
Однажды в июне мы поехали на городской пляж позагорать и вдруг увидели Ивана Трофимовича принимавшего солнечные ванны. В его «плавки» могло влезть не менее пяти курсантов. Он увидел нас, подозвал и сказал:
- Голубцы! Видите вон того дядьку, это городской судья, а мне с ним сегодня обязательно нужно выпить. Вот вам деньги, быстренько на катере смотайтесь на ту сторону. Просьбу мы, конечно выполнили.
Английский язык нам преподавала замечательная женщина - Ступина Тамара Алексеевна. Симпатичная, с выдающейся грудью, на которую засматривалось не одно поколение курсантов. Преподавателем она была сильным и уже через пару недель после начала учебы, даже те, кто до училища учил немецкий язык, бодро рапортовали: «Стэнд ап!этейшн! Комрад тыче…» ну и т.д. К годичной практике многие из нас неплохо говорили на английском языке. На выпускной вечер мы пригласили многих своих преподавателей, была и Тамара Алексеевна. Каждый из нас пригласил ее на танец, а в конце вечера, когда пришло время песен, она пела вместе с нами.
Последний раз я видел Тамару Алексеевну через пять лет после окончания училища. Мы с братом пришли в гости к Горбачу Н.Я., захватив коньяк и шоколад, но на проходной нам сказали, что он уехал в Севастополь. Мы пошли посмотреть новый учебный корпус и встретили нашего начальника специальности Лазарева Юрия Петровича. Он пригласил нас в свой кабинет, мы выпили за встречу, за тех, кто в море и т.д. Выйдя покурить, я увидел через стеклянную дверь в одной из аудиторий Тамару Алексеевну, она меня узнала, очень обрадовалась встрече и пригласила зайти. Я объяснил ей свое появление в училище, пригласил в кабинет к Юрию Петровичу, но она сказала, что у нее сейчас начинается экзамен. Мы поговорили минут тридцать и распрощались.
Хотелось бы написать еще и о других наших командирах и преподавателях( что , возможно, я когда-нибудь сделаю). Всех их помню и благодарю за путевку в жизнь. Всего им хорошего на том и на этом свете.