Он долго не решался войти в кабинет, переминаясь с ноги на ногу в коридоре городского суда, и нервно теребя дрожащими пальцами повестку. Внутренний страх окончательно парализовал его сообразительность и находчивость. По этой причине все идеи представлялись неубедительными и безнадёжными, откликаясь в душе то гневом отчаяния, то откровенной беспомощностью.
Собрав оставшуюся волю в кулачок, он решительно поцарапал указательным пальцем дверь.
- Вы позволите, Ваша честь?
В глазах его тут же потемнело, но, по неизвестной причине, он всё ещё удерживался на ногах, так и не упав в обморок, подобно перезревшему плоду, рухнувшему на землю.
- Отчего же вы так непунктуальны? Входите, я вас уже давно ожидаю.
Интонация голоса была сравнима с контрольным выстрелом в голову. Вторая волна ужаса окатила вошедшего таким жаром, что он мгновенно ощутил, как ручейки пота побежали по спине. Лицо побагровело, веко правого глаза предательски задёргалось, рот исказился.
- Присаживайтесь, гражданин Бупкин.
Налившиеся свинцом ноги с трудом передвигались по паркету. Стиснув зубы, он, подобно финиширующему марафонцу на последних метрах дистанции, преодолел пятиметровое расстояние до стула.
Блюститель закона выдержал паузу, во время которой внимательно смотрел на Бупкина. В его взгляде прочитывалась уникальная способность, которая позволяла ему заглянуть внутрь тёмного, запутанного лабиринта личности и с невообразимой лёгкостью определить, искренен перед ним человек или нет.
Съёжившийся на краешке стула Бупкин испуганно отвёл взгляд, с мыслью о том, что не человек это вовсе смотрит на него, а рентгеновский аппарат.
- Итак, Вальдемар Карлович, на вас поступило исковое заявление от гражданина Зубова Игната Фёдоровича. В котором вы обвиняетесь в вымогательстве, а также в посягательстве на его честь и достоинство. Я подробно ознакомился с этим заявлением. Беспристрастно, согласно своей должности ограничивая человеческие чувства, и служа букве закона. Но прежде, чем озвучить свой вердикт о мере вашей вины, хотел бы выслушать вас.
Несчастный бедолага, с неимоверным усилием проглатывая подступивший ком к горлу, смахнул обильно выступившие капли пота беспомощным движением руки. И с дрожью в голосе, заикаясь, простонал:
- К-к-кто? Я?
- Ну, не я же, гражданин Бупкин. Разумеется вы. Как же вам не ай-яй-яй? Вальдемар Карлович, вы не волнуйтесь, успокойтесь и рассказывайте всё как есть, по порядку.
- Я ваша честь это, того. Никак нет. Вы позволите стаканчик воды, уж больно скверно мне что-то.
- У меня, знаете ли, только натуральный «боржоми». Устроит ли вас?
- Думаю, что хуже не станет…
Одним глотком осушив наполненный до краёв стакан, Бупкин продолжал удерживать его в руке.
- Ну что, полегчало вам? - справился законник.
- Покорнейше благодарю, если можно ещё стаканчик, хороша водица.
- Да уж недурна, Вальдемар Карлович. Она и денег немалых стоит, потому как натуральная.
Опустошив второй стакан, Бупкин почувствовал слабый намёк на облегчение.
-Не виноват я, Ваша честь, не было этого. Вот вам крест.
Он чуть было не перекрестился, но вовремя сдержался.
-Хорошо, тогда потрудитесь доказать обратное. Может, у вас свидетели есть?
Кресло судьи стояло на подиуме, голова его была на уровне пояса возвышающейся за спиной божественной фигуры Фемиды. Греческая Богиня правосудия в одной руке держала меч, грозно направленный в потолок, в другой находились весы. Глаза её скрывала повязка. Статуя символизировала неподкупность, справедливость и возмездие.
После непродолжительной паузы Бупкин, ёрзая на стуле, сунул руку во внутренний карман пиджака, извлёк конверт и аккуратно положил его напротив судьи.
- Здесь показания моих свидетелей. Ваша честь, взгляните, пожалуйста.
- Так-с. Полюбопытствуем, что тут у вас?
Он неспешно приоткрыл конверт, бросив беглый взгляд на его содержимое.
- Это что, взятка? Да как вы посмели думать об этом. Что вы себе позволяете! Интересно, за какую такую сумму вы решили меня купить?
Перелистывая купюры со скоростью банковской счётной машинки, судья озвучил сумму: двадцать тысяч рублей.
-Да что вы, Ваша честь, я и не помышлял о таком. Это презент, подарок от всей души.
Тучная фигура блюстителя закона, не без труда выбравшаяся из-за стола, поспешила присоединиться к статуе богини правосудия, приложив свою пухлую ручку к той, что удерживала меч. С возрастом приходят почести, жир и осторожность.
-А вам известно о том, что вы сейчас сделали? Дача взятки должностному лицу, это вам с рук не сойдёт, это я вам обещаю. Да таких, как вы, надо незамедлительно изолировать от нашего общества. Калёным железом. Стыдитесь же, супостат, вампир человеческий. Неужели, вы и в самом деле думаете, что подобное возможно?
-Да отчего же невозможно, Ваша честь. Ежели от всей души, не подумайте о дурном.
Бупкин суетливо извлёк из кармана ещё один конверт и приложил его к первому.
-Так-так, это уже интересно. Да вы, сдаётся мне, страшный человек Вальдемар Карлович. Ну и что же у нас в этом конверте?
После той же самой процедуры, обнаружилось, что «показания свидетелей» в конверте увеличились вдвое.
- Да я вас начинаю бояться, голубчик вы мой.
Смягчая тон произнесённой фразы, судья ослабил руку, до того сжимающую меч, и плавно переместился в центр фигуры богини Фемиды.
Нависшая гробовая тишина, казалось, убила всё живое в кабинете. Бупкин заметил мелькнувший едва уловимый огонёк в чёрных, как уголь, глазах судьи. Сейчас решалась судьба. Законник смотрел на него с выражением, подавляющим воображение простором темноты неограниченной власти, данной ему помиловать Бупкина или раздавить как клопа, оставив красное пятнышко в делопроизводстве. Наконец, прищурившись, он тихо произнёс:
- Видите ли, уважаемый Вальдемар Карлович. Два ваших свидетеля, безусловно, некоторым образом меняют ситуацию по данному обстоятельству. И я, в принципе, мог бы прикрыть глаза, упуская из виду довольно-таки существенные детали дела. Но уж больно, факт-то, вещь упрямая. Тут знаете, поднатужиться придётся. Нет ли у Вас еще каких-нибудь смягчающих обстоятельств?
Бупкин, почуяв переломный момент дела, едва не прокричал, как пионер «Всегда готов!» и чуть не отдал салют вершителю своей судьбы, живому богу, на треть заслонившему своим телом гипсовое изваяние.
- Отчего же нет, Ваша честь. Есть, есть ещё одно смягчающее обстоятельство.
Судья сложил вместе три конверта и, не глядя, аккуратно опустил их на дно приоткрытого кожаного портфеля. После этого он вновь присоединился к обществу богини, на этот раз, расположившись возле руки, держащей весы.
- Вот ведь как бывает, дорогой вы мой Вальдемар Карлович. Живёт человек преисполненный гармонией, и жизнь свою проводит в неустанном труде, не жалея сил и живота своего. Доставляя определённое удовольствие себе и своей семье. Не нарушая безмятежное спокойствие общества, проявляя законопослушность и добропорядочность, гнушаясь ложных принципов и представлений. И в самый неподходящий момент, без всякого предупреждения, как удар исподтишка, принесённый непонятно каким ветром, обрушится на его голову грозовая туча несчастья и горя. И всё бы объяснимо, ежели тому есть основание. Да нет же. На деле оказывается, что причиной тому элементарная зависть человечишки мелкого, тщедушного. Человека пустяшного самим собою, лишенного напрочь творческого начала и харизмы, выбравшего самую подлую
форму обвинения. Переполненного желчью внутреннего несовершенства и страдающего от собственной ничтожности, способного лишь на то, чтобы выбрать для себя благоприятный момент и ужалить, как подколодная змея.
Нет, милый вы наш Вальдемар Карлович. Не позволим! На то мы и поставлены, чтобы оберегать таких, как вы, и карать тех, кто навсегда утратил человеческое достоинство, стыд и совесть. Не дадим сокрушать институт нравственности и законности. Уверяю вас, драгоценный вы мой человек, в том, что это вопиющая выходка не только пощёчина вашему румянцу, это вызов всей системе правосудия. Вот мы этому Зубову, клыки-то и повыдёргиваем, чтобы впредь и другим неповадно было. Пишите, друг мой, встречное заявление на этого клеветника. Не сомневайтесь и доверьтесь моему многолетнему опыту и практике. Мы с вами взыщем с него за моральный ущерб и потребуем публичного извинения. Семь шкур сорвём с негодяя.
После долгих дружеских объятий, троекратного поцелуя и липких рукопожатий, Бупкин, оседлав фортуну, на крыльях счастья выпорхнул из кабинета. Опьянённый триумфальной и невообразимой победой над "несправедливостью", Бупкин торжествовал….. На его глазах проступили слёзы неподдельной радости и блаженства. Такого душевного подъёма до сих пор он никогда не ощущал.
Заточив зубы на успехе, заручившись поддержкой блюстителя закона, он, ещё час тому назад, замкнутый как устрица в раковине, распрямил пружину своей значимости и неприкосновенности, предвкушая смести всех, кто стоял на его пути, соперничая и мешая. Внутренняя гордость переполняла его. Мысли о том, что золотая монета способна на весах правосудия перевесить правду, вселяла уверенность в день завтрашний. Пугающая невозмутимым видом статуя Фемиды теперь казалась ему очаровательной и божественно милой. Секрет благосклонности её скрывался в том, с какой стороны и с чем к ней приближаешься. Единственною каплей дёгтя на этом фоне оставался негодяй Зубов, расправа над которым ещё впереди.
Судья проводил до двери разгоряченного от счастья Бупкина и вернулся на рабочее место. Расположившись поудобнее в кожаном кресле, он заглянул в приоткрытую пасть кожаного портфеля и, уставившись на конверты, погрузился в глубочайшие раздумья. Стук в дверь застал его врасплох, от чего он вздрогнул. На пороге кабинета стоял его давний знакомый, коллега по цеху, пожилой судья.
- Здравствуй, уважаемый. Чем скажи на милость, ты так озабочен? Вид у тебя несколько уставший.
- Да вот, знаешь ли, дружище, не могу разрешить создавшуюся проблему.
- Поведай, в чём дело, буду рад помочь.
- Видишь ли, ситуация такова. Истец, пожелав расправы над своим обидчиком в качестве презента, естественно, приложил к своему заявлению n-ную сумму. В это время как ответчик предложил больше, чтобы я уладил это дело. Стало
быть, я должен вернуть деньги истцу, а уж больно не хочется, к тому же сумма эта давно потрачена.
- Дорогой мой, разве это повод для уныния? Это, право, не проблема вовсе, а наоборот. На мой взгляд, справедливо было бы намекнуть заявителю о необходимости внести разницу в суммах, а потом уж судить по закону.
- Вот уж, правда: век живи, век учись! Милейший друг мой, позволь отблагодарить тебя за науку.
Они улыбнулись друг другу и, попрыскивая самодовольным хохотком, отправились в местный буфет.