Сколько всего происходит с людьми из-за того, что у них есть друзья! Святое мужское братство – это непросто объединение людей, это еще и повод для самых необычных историй. Какие только истории не происходили с людьми, которые вместе учились в школе или институте, вместе работали, вместе выпивали за гара… но что-то я увлекся. Короче говоря, друзья – это не только люди, которые всегда придут на помощь, но и которые всегда готовы втянуть тебя в историю. И именно об этом и пойдет речь
Нас было четверо. Нас всегда было четверо, и никому не надо объяснять, почему мы считали своим девизом «Один за всех и все за одного», и почему мы всегда считали себя мушкетерами. Любой пацан нас поймет. Мы рано познали все прелести священных уз братства. Мы учились в одной школе, и сидели за двумя партами одна за другой, и как учителя не пытались рассадить нас по разным концам класса, на следующем уроке мы снова сидели вместе. Как-то раз на уроке литературы мы впервые услышали бессмертные строки великого поэта: «Друзья мои, прекрасен наш союз….». Конечно, мы сразу поняли, что это о нас. И с тех пор эта мысль никогда нас не оставляла, и мы часто ее вспоминали и повторяли. Наш союз четырех был неразлучен и летом, когда мы все вместе отправлялись на юг, на берег Черного моря, где жили рядом бабушка Генки и Сережкин дед. Это было прекрасное, золотое, время.
Когда нам исполнилось по 12 лет, родители (которые, кстати, тоже хорошо общались между собой) решили, что мы уже достаточно взрослые, чтобы отправиться на юг без их сопровождения, и не нужно говорить, как мы были этому рады. Едва двери купе (после всех необходимых указаний и советов) закрылись, и поезд, тихо качнувшись, отъехал от платформы Московского вокзала, мы, с облегчением вздохнув, повторили наш девиз и дали слово провести лето так, чтобы оно запомнилось навсегда. И, надо сказать, слово мы сдержали.
Когда купание в море, прыжки со скалы, лазанье по деревьям, гонки на великах по горам и прочие обычные вещи нам наскучили, мы начали претворять в жизнь свое обещание. Первой забавой стал бой быков. Генка прочитал какую-то книжку про корриду, и мы решили, что надо устроить что-то подобное. Быка на наше счастье поблизости не оказалось, бараны и козы надежно привязывались, и тогда мы раздразнили Пирата – огромную лохматую дворнягу, помесь бобика со свиньей, добрейшее существо. Но трудно оставаться добрым, когда четыре придурка тычут в тебя палками, машут тряпкой перед носом , и при этом обзывают обидными словами. Коррида довольно быстро превратилась в догонялки, и весь остаток дня мы провели, чередуя бег с препятствиями и лазанье по деревьям, и надо сказать Пират неплохо справлялся с ролью водящего в этой странной игре. Наверняка многие современные фитнесс-клубы не отказались бы от услуг такого тренера, ибо умотались мы до полного изнеможения.
Однако у этого развлечения были недостатки, вроде ссадин и рваных шорт, и оно быстро надоело и нам и Пирату.
Следующая идея также принадлежала Генке. Именно Генка, пользовавшийся у нас непререкаемым авторитетом, был инициатором всех наших удивительных приключений. На этот раз, он решил, что раз мы на море, то нужно отправиться в кругосветное морское путешествие. Сказано-сделано. Для начала нужно было найти на чем это сделать. Лодки у нас не было, и добыть ее не представлялось возможным. Тогда, мы решили взять Славкин большой надувной матрас, на котором мы всегда помещались. Взяв все необходимое - а именно: насос, компас, пакет чипсов, коробку с леденцами, бутылку лимонада, четыре холодных куриных ноги и увеличительное стекло, мы отправились с этим невероятным запасом в далекий путь. В путь мы отправились рано утром, с пустынного дикого пляжа. Я уверен, что наш поход был бы занесен в анналы истории и стал достойным продолжением великих походов прошлых веков, и почти наверняка нам удалось бы открыть десяток-другой новых островов, но, к нашему сожалению, примерно в пятистах метрах от берега матрас начал сдуваться. Ветер, поднявшийся на море, гнал нас прочь от берега и когда мы заметили пробоину в нашем судне, плыть назад было уже решительно невозможно. К тому моменту, как спасатели на лодке смогли добраться до нас, чипсы уже безнадежно промокли, в компас попала вода, насос утонул, а мы пытались плыть и одновременно прикладываться к бутылке с лимонадом (не пропадать же добру!). Но Славке удалось все же спасти курицу и стекло.
Тогда мы поняли, что великих мореходов из нас, увы, не получится. Пришлось переквалифицироваться в космонавты. Генка предложил сконструировать ракету и на ней улететь к звездам. У Сережиного деда мы взяли коробку патронов от двустволки, и пять коробков спичек. Решив, таким образом, вопрос с топливом, мы стали мастерить ракету. Ракету сделали из пустых ящиков, пары досок и старой фанеры. В специальный отсек (жестяная коробка из-под печенья) насыпали порох и серу со спичек. К сожалению, в момент исторического запуска, когда четверо отважных космонавтов уже повернули ключ на старт, и ракета вот-вот должна уже была улететь к звездам, появилась Генина бабушка вместе с Сережиным дедом (он, как выяснилось, обнаружил пропажу патронов) и вместо космоса мы полетели полоть грядки.
Но Генка пребывал в уверенность, что прополка грядок – это отнюдь не самое подходящее занятие для настоящих мушкетеров, и, надо сказать, мы трое были с ним полностью согласны. Его деятельный ум ни на минуту не прекращал генерировать идеи, а крах всех наших предыдущих планов не только не заставлял его прекращать эту деятельность, но даже наоборот, заставлял придумывать новые авантюры с удвоенной силой. Мы решили стать разбойниками. Не просто какими-то разбойниками, а настоящими робингудами, хотя надо сказать, что мы плохо представляли, что это значит. Одно мы помнили твердо - нужно грабить богатых и отдавать все бедным.
На роль богатого был назначен наш сосед, Николай Степанович. У него был большой и утопающий в фруктах и ягодах сад, и нам казалось это совсем не справедливым. Кроме того, у Николая Степановича был довольно неприятный по нашему мнению характер. Вылазку, естественно, назначили на вечерние сумерки, когда все настоящие разбойники свершают свои темные дела. Вооружившись мешком, мы подошли к высоченному забору и, заговорщически переглядываясь, перелезли через него. Это само по себе было непросто, а ведь нужно было еще залезть на черешню, и сорвать как можно больше ягод до того, как богатенький Николай Степанович нас обнаружит. Влезть на черешню нам, как ни странно удалось без особого труда. И набить мешок (а в большей степени желудки)- тоже. Спустились вниз мы опять же с чувством выполненного долга и с намерением раздать все богатство бедным (а мы вполне закономерно считали себя бедными). И уже внизу случилось нечто неожиданное. Я не помню, кто первый услышал лязгающий звук затвора, но помню, как Серый не своим голосом заорал:
- Бежим!!!!
В руках Николая Степановича был дробовик. Вероятно, он если и был заряжен, то солью, ибо при всех недостатках, Николай Степанович едва ли походил на убийцу, но проверять очень не хотелось.
До сих пор я не понимаю, как мне за несколько секунд удалось перемахнуть через высоченный трехметровый забор и обогнать всех своих друзей, хотя я был последним, и по бегу всегда отставал от них. Но видимо дробовик, нацененный на тебя, придает телу огромное ускорение. Только на пляже, в паре километров от дома, убедившись, что никто за нами не гонится, мы обнаружили, что в спешке выронили все, что нажито непосильным трудом – мешок с черешней. Но идти вызволять богатство никто почему-то не захотел.
Эта поучительная история надолго отвадила нас от столь масштабных затей, хотя на мелкие авантюры, не связанные с таким риском мы продолжали пускаться до конца каникул. В честь нашего чудесного спасения, мы объявили этот день днем Дружбы, и решили отмечать его вместо дня нашей встречи, который, к тому же, толком никто и не помнил. Родители сделали из этой истории свои выводы, и больше никогда не отпускали нас на юг без присмотра.
Дружба – великая вещь. Никакие расстояния, никакие преграды ей не страшны. После школы наш союз довольно сильно пошатнулся, но продолжал существовать. Мы разбежались по разным вузам, и встречаться стали довольно редко, в основном в день Дружбы (если бывали летом в городе), и преимущественно в различных питейных заведениях за кружкой пива с закуской из гренок и воспоминаний. Но, как и прежде, в любой момент мы готовы были прийти на помощь друг другу – один за всех и все за одного. И дух авантюризма, как и раньше, жил в наших сердцах, хотя мы в этом и не признавались.
Как-то прекрасным летним утром я проснулся от звонка. Звонил, конечно, Генка.
- Здорово, старик! Спишь?! Ну-ну. А ведь, между прочим, у нас через неделю 10 лет!
Спросонья я не понял, о чем он говорит:
- Да ты с Машкой месяц всего встречаешься!
- Дурак! У нас, у нас четверых!
И тут я все понял. Да, неужели прошло 10 лет?! Нет, такую дату нельзя пропустить! О чем я и сказал Генке.
- Короче, старик, – продолжал Генка, который за эти годы не изменился ни на йоту. – Я позвонил Серому и Славе, и мы обо всем договорились.
Я даже не сильно удивился, что узнаю обо всем последним.
- И ты им в такую же рань звонил? – спросил я зевая.
- Какая разница? – удивился Генка. – Короче, так. Мы решили, что на юбилей поедем на море. Сам понимаешь, это же самое крутое, что было у нас в детстве. Кроме того, ведь мы там установили наш день. Так что, вот что от тебя потребуется…
Все как обычно. Идея, конечно, была Генкина. Он же взял на себя общее руководство, как самую сложную задачу, предоставив нам самим заниматься такими простыми делами, как покупка билетов, провианта, утряску всех срочных дел и тому подобное. Генка как раз вылетел из очередного вуза, на этот раз вроде это был Политех. Поговаривали, что причиной стала заложенная под кафедрой хитроумная радиоуправляемая бомбочка, которая взорвалась как раз когда туда взошел препод по матанализу. Хотя делал эту бомбочку вовсе не Генка, который как всегда был лишь автором идеи как именно нейтрализовать вредного препода перед сессией.
Так что, как вы понимаете, Генка не изменился совсем. Да и другие не много поменялись. Разве что Славка отрастил усы, а Серый собирался жениться. Правда, он не мог до конца выбрать на ком из трех его возлюбленных, каждая из которых была его единственной настоящей любовью до гроба. Мы дружно советовали ему принять ислам и не мучиться проблемой выбора, но он лишь сердито отмахивался.
Вот так мы встретились на перроне все того же Московского вокзала, повзрослевшие, но едва ли поумневшие, с рюкзаками и сумками и идиотски счастливыми лицами.
- Друзья мои, прекрасен наш союз! – прочувствовано произнес Генка. И я уверен, что у каждого, как и у меня, по спине пробежали мурашки от волнения и гордости за нашу сохраненную дружбу, которой никакие расстояния, никакие преграды не страшны… А ну, да, об этом я уже говорил. Переполненные самыми лучшими чувствами, мы обнялись и, проговорив наше священное заклинание: «Один за всех и все за одного!», зашли в купе.
Поезд весело мчал нас на юг, в страну нашего детства. Пиво и воспоминания лились рекой, и к приезду мы были уже вполне настроены на самый лирический лад, хотя кое у кого слегка болела голова, не иначе как от большого количества воспоминаний.
Само собой, что по приезде на юг поток воспоминаний не только не иссяк, но полился с новой невиданной силой. Увы, многие места изменились, многих соседей не было в живых, давно помер Пират, которого хоронили всем двором под деревом. Мы, конечно, почтили его память, выпили по баночке пива, вытерли непрошенные слезы и пошли дальше, то и дело выкрикивая: а ты помнишь?! А вот здесь, помнишь?! За каждое воспоминание предлагалось немедленно выпить. И только большим количеством выпитого пива я могу объяснить все произошедшее в дальнейшем.
Предаваясь приятной ностальгии в тени деревьев, или же под лучами палящего южного солнца, мы незаметно для себя дошли до дома Николая Степановича. Уже сгустились сумерки. От выпитого пива и нахлынувших воспоминаний мы слегка окосели, и, наверно, поэтому смотрели на высоченный (он ведь по-прежнему был выше всех нас) забор со смесью страха, ностальгии и восхищения. Какое-то время мы стояли и молча смотрели на это памятное место.
- А круто мы тогда! – воскликнул Славка, подкрутив ус.
- Да-а… - протянул Серый, задрав голову. – Были времена. Ничего не скажешь.
Мы с Генкой промолчали. По-моему просто кощунственно было осквернять наши самые сильные воспоминания какими-то глупыми восклицаниями. Пиво подошло к концу, мы выпили последние остатки за наш нерушимый союз, и снова уставились на забор.
- Высокий... – протянул Серый.
- А мешок-то мы тогда там оставили! – вспомнил Генка. Все посмотрели на него. Разочарование от потери мешка, полного черешни вдруг живо вновь всплыло в нас.
- А мы порядочно перетрусили – заметил Славик, чуть помолчав. – Особенно Саня.
- Ничего я не струсил – обиделся я. - У тебя самого вон только пятки сверкали.
- А за мешком никто и не пошел – вздохнул снова Генка, у которого от всех сегодняшних переживаний, очевидно, засела эта мысль.
Мы снова переглянулись и вздохнули. Помянуть потерянный десять лет назад мешок было уже нечем.
- Да, - сказал я- не мешок жалко, а трудов. Пока лезли через забор, потом на дерево, потом собирали… Опять же и время…
- Зато обратно быстро и легко спустились. Под прицелом-то. - Заметил рассудительный Славик.
Мы еще помолчали.
- Интересно, Николай Степанович еще жив? – спросил Серый.
- Дробовик-то наверно уже сломался. Или он его продал. – заметил Славик.
И тут Генка оглядел нас мутным взглядом и сказал:
- Ребята! Нам надо закончить нашу великую миссию! Нужно вернуть наш мешок!
В другое время мы бы сразу его послали куда подальше, но в этот день, здорово накаченные воспоминаниями и алкоголем, мы посмотрели на него с восхищением.
- Да нету уже того мешка! - воскликнул Славик, в котором, видимо, сохранялись остатки здравого смысла.
Генка решительно замотал головой.
- Это несущественно! – сказал он. – Ведь мы так и не выполнили нашу задачу! Ведь богатство осталось у богатого! Какие же мы робингуды! Какие же мы мушкетеры! Судьба привела нас сюда, чтобы завершить начатое тогда! Это дело чести
Эта прочувствованная речь, особенно воззвание к самому святому – нашим мушкетерским чувствам, произвела на нас сильное впечатление. Ведь, в конце концов, на кону была наша честь. К тому же сегодня был день Дружбы, и не просто день, а юбилейный день! Последние сомнения покинули нас, и нестройно прошептав: «Один за всех и все за одного!», мы полезли через забор, взяв с собой пакет из-под пива.
Никогда я не забуду как мы – здоровые двадцатилетние парни – залезли на ту самую черешню – она, слава Богу, выдержала бы и слона - и словно 10 лет назад начали свое благородное дело. Получалось это, правда, немного хуже, но собрали опять-таки полный пакет. Схватив его покрепче, мы спрыгнули на землю, когда сзади, словно и не было десяти лет, раздался странный лязг.
- Знакомый звук – пробормотал Генка. В ту же секунду мы протрезвели, и со всех ног пустились бежать по хорошо знакомому маршруту. Николай Степанович за 10 лет изменился мало, дробовик же не изменился вовсе. На этот раз обогнать Генку мне все же не удалось, но над забором я перелетел, кажется, еще быстрее и выше, чем 10 лет назад. Прибежав на знакомый пляж, мы отдышались, и иронически поглядели друг на друга.
-Хороши….- протянул я.
-Да… Взрослые люди, ё-моё! – заметил Серый.
Славик хмуро сплюнул и покрутил усы. И тут лицо его просветлело:
- А на этот раз мы не оставили мешок! – воскликнул он радостно. И правда, Генка судорожно сжимал пакет с черешней.
И тут мы стали хохотать как сумасшедшие, и хохотали так уж наверно не меньше часа.
Наутро у нас всех болела голова, и нам было дико стыдно. День Дружбы прошел, но оставил о себе весьма яркие воспоминания. Наконец, собравшись с духом, после некоторых прений, мы пошли к Николаю Степановичу. Николай Степанович был, конечно, сильно удивлен нашему визиту, уверенный, что после вчерашней встречи в верхах новое сближение невозможно. С черешней он уже мысленно простился. Оказалось, что он вовсе не такой уж и страшный, и характер у него вовсе не такой уж противный. Дробовик, кстати, он никогда не заряжал.
- Да у меня и патронов-то нет – улыбнувшись, произнес Николай Степанович – Это я так, попугать. Думал – опять мальчишки.
Мы, конечно, рассказали ему, в чем дело, и он вместе с нами посмеялся и, наверняка, подивился нашей крепкой дружбе и верности братству. Николай Степанович так вдохновился нашим рассказом, что даже разрешил нам оставить черешню себе. Тем паче, что по большей части мы ее подавили при вчерашнем побеге.
- Надо же – говорит- два раза-то ко мне всего и залезали. И оба раза - вы. В один день - с интервалом в 10 лет…
Домой мы шли в приподнятом настроении, и оживленно болтали о происшедшем. Вдруг Генка остановился посреди дороги и воскликнул:
- Ребята! Но все-таки мы же отняли черешню у богатого!
Мы сразу же прониклись этой мыслью.
- Верно – говорю я. – Теперь давайте раздадим ее бедным!
И надо вам сказать, что мы так и сделали, и с большим удовольствием. И никто из нас, бедных, не ушел обиженным. Все-таки прав был поэт – прекрасен наш союз!