О Сергее Есенине я впервые услышала в 1946 году в пионерском лагере Солотча.
Мы, краеведы, отправились в поход по приокским заливным лугам.
Подъём рано-рано, до восхода солнца. Весь лагерь еще спит. Быстрый завтрак. Сухой паек на целый день.
И вот мы уже идем тоненькой луговой тропинкой. Трава и сама тропинка мокрые от росы.
Идем босиком. Роса холодная, а ногам жарко, приятно.
Небо еще не совсем проснулось: кое-где досвечивают ночные звезды, и само оно сонное, только восточный край окрашен багряными отсветами. Красноватое солнце показывается на самом краешке неба. Мы словно попали в сказку: все сверкает, искрится, переливается огнями самоцветов. Мы невольно затихаем.
Постепенно солнце выбирается на простор неба. Красота уже другая: не такая сказочная, но еще удивительнее.
Нас сопровождает хор жаворонков. Невидимые в выси неба, они передают песню друг другу на всем пути.
Воздух густеет от запаха трав, цветов. Чуть кружится голова. Ощущение простора, свободы, радости и еще чего-то, чему и слов не подобрать.
Хочется молчать, смотреть и слушать.
Остановились на привал около островка ивняка. Похлебка, сваренная на костре, - вкуснющая.
Наш руководитель Шурум Бурумыч объявил, что мы идем до села Константинова - родины Сергея Есенина, рязанского поэта.
Константиново - длинная деревня с серенькими избами. Несколько отдельно, на другой стороне,
на высоком берегу Оки - дом и церковь. Это дом Кашиной.
Дом как дом, церковь как церковь, а вот вид с высокого обрывистого берега -
дух захватывает.
Лента Оки, простор лугов, островки ивняка, бездонное небо, легкая дымка
сказочности.
Смотреть, впитывать, молчать.
Дом, вернее изба, где жил Есенин, маленькая, серенькая, с поломанным забором.
Вышла пожилая женщина, одетая по-деревенски, с не деревенским лицом.
Мы поздоровались, она улыбнулась и на старом лице вспыхнули молодые глаза.
Я не помню о чем расспрашивали ее краеведы, что она говорила, а молодые глаза на уставшем
старом лице помню до сих пор.
Дома папа рассказал мне о Есенине, о "есенинщине", прочитал его стихи.
Я с удивлением узнала, что песни, которые пели в нашем доме - на стихи Есенина. Я их знала наизусть:
- Заметался пожар голубой...
- Не тоскую, не зову, не плачу...
- Клен ты мой опавший...
И еще многие другие.
Мне захотелось прочитать стихи самой. Я достала книгу стихов Есенина, хотя это было
не так-то просто: Есенин был под запретом.
Стихи запоминались сразу, почти с первого прочтения. Поражали музыкальностью, красотой
обыденного и еще чем-то тревожным, иногда совершенно непонятным, заставлявшим задуматься,
рождавшим вопросы:
- Я давно живу на всем готовом,
ко всему безжалостно привык...
Мне казалось, на всем готовом жить здорово, а оказывается нет.
Что-то злое и тревожное чувствовалось в этих словосочетаниях.
А уж совсем грустно и страшно веяло от строк:
- И меня по сухому свею, по тому ль песку
поведут с веревкой на шее хоронить тоску...
А строки:
-Изба старуха челюстью порога
жует пахучий мякиш тишины...
до сих пор напоминают избу Есенина, увиденную впервые.
Та незабываемая встреча с красотой окружающего мира, с красотой и музыкальностью стиха об этом мире,
как первая любовь, - необъяснима словами, но на всю жизнь.