На родине Сергея Есенина

Лива Гончарова-Векшина
  О Сергее Есенине я впервые услышала в 1946 году в пионерском лагере Солотча.
Мы, краеведы, отправились в поход по приокским заливным лугам.
Подъём рано-рано, до восхода солнца. Весь лагерь еще спит. Быстрый завтрак. Сухой паек на целый день.

И вот мы уже идем тоненькой луговой тропинкой.  Трава и сама тропинка мокрые от росы.
Идем босиком.  Роса холодная, а ногам жарко, приятно.

 Небо еще не совсем проснулось: кое-где досвечивают ночные звезды, и само оно сонное, только восточный край окрашен багряными отсветами. Красноватое солнце показывается на самом краешке неба. Мы словно попали в сказку: все сверкает, искрится, переливается огнями самоцветов. Мы невольно затихаем.

 Постепенно солнце выбирается на простор неба.  Красота уже другая: не такая сказочная, но еще удивительнее.
 Нас сопровождает хор жаворонков.  Невидимые в выси неба, они передают песню друг другу на всем пути.
 
 Воздух густеет от запаха трав, цветов. Чуть кружится голова. Ощущение простора, свободы, радости и еще чего-то, чему и слов не подобрать.
 Хочется молчать, смотреть и слушать.

 Остановились на привал около островка ивняка. Похлебка, сваренная на костре, - вкуснющая.
Наш руководитель Шурум Бурумыч объявил, что мы идем до села Константинова - родины Сергея Есенина, рязанского поэта.

Константиново - длинная деревня с серенькими избами. Несколько отдельно, на другой стороне,
на высоком берегу Оки - дом и церковь. Это дом Кашиной.
 Дом как дом, церковь как церковь, а вот вид с высокого обрывистого берега -
дух захватывает.
Лента Оки, простор лугов, островки ивняка, бездонное небо, легкая дымка
сказочности.
 Смотреть, впитывать, молчать.

 Дом, вернее изба, где жил Есенин, маленькая, серенькая, с поломанным забором.
Вышла пожилая женщина, одетая по-деревенски, с не деревенским лицом.
Мы поздоровались, она улыбнулась и на старом лице вспыхнули молодые глаза.
 Я не помню о чем расспрашивали ее краеведы, что она говорила, а молодые глаза на уставшем
старом лице помню до сих пор.

  Дома папа рассказал мне о Есенине, о "есенинщине", прочитал его стихи.
Я с удивлением узнала, что песни, которые пели в нашем доме - на стихи Есенина. Я их знала наизусть:
- Заметался  пожар голубой...
- Не тоскую, не зову, не плачу...
- Клен ты мой опавший...
И еще многие другие.

Мне захотелось прочитать стихи самой. Я достала книгу стихов Есенина, хотя это было
не так-то просто: Есенин был под запретом.

 Стихи запоминались сразу, почти с первого прочтения.  Поражали музыкальностью, красотой
обыденного и еще чем-то тревожным, иногда совершенно непонятным, заставлявшим задуматься,
рождавшим вопросы:
- Я давно живу на всем готовом,
ко всему безжалостно привык...

 Мне казалось, на всем готовом жить здорово, а оказывается нет.
 Что-то злое и тревожное чувствовалось в этих словосочетаниях.

А уж совсем грустно и страшно веяло от строк:

- И меня по сухому свею, по тому ль песку
поведут с веревкой на шее хоронить тоску...

А строки:
-Изба старуха челюстью порога
жует пахучий мякиш тишины...
до сих пор напоминают избу Есенина, увиденную впервые.

Та незабываемая встреча с красотой окружающего мира, с красотой и музыкальностью стиха об этом мире,
как первая любовь, - необъяснима словами, но на всю жизнь.