"Здравствуй, читатель!..
Никогда не думал, что все так повернется, и последнее мое письмо, моя фактическая предсмертная записка будет адресована незнакомцу, который найдет его по воле случая.
Я даже не знаю, кто ты, но прошу, удели мне пару минут и послушай мое предупреждение. Кто знает, возможно, ты будешь сильнее и умнее меня и не станешь заключать сделок с...
с НИМ.
Но я не представился. Меня зовут Максим С. И я художник. Точнее, был художником. На момент чтения тобой этого письма меня точно не будет в живых, я в этом уверен.Всему виной моя глупость, и, наверное, мое тщеставие. Мне хотелось прославиться, и я усердно работал над своими картинами, но не видел отклика от общественности, критиков и прочих лиц, на коих я почему-то уповал. Приходилось голодать, картины приносили гроши, иногда я продавал их у метро за копейки. Продавал, потому что было не жалко: эти картины были не совсем такими, какими я видел их в своих фантазиях. Моим рукам не хватало мастерства, чтобы донести до людей те образы, что приходили ко мне в воображении. О, они были прекрасны...
ОН явился именно в момент моего полного упадка. Я запил, спускал на выпивку все деньги, уничтожал холст за холстом. То, что удавалось спасти сердобольной хозяйке квартиры она забирала вместо оплаты. Кажется, она одна считала меня талантливым...
Я опускался все ниже. Не помню, как оказался в том дворе, даже не помню, что это был за двор, но главное, что там я встретил ЕГО. ОН подошел, сел на скамью рядом со мной и,
положив обе руки на трость с большим белым набалдашником, усмехнулся, глядя на меня. Я думал, ОН будет читать нотации, учить меня, осуждать за пьянство, но ОН не стал. Незнакомец в темном плаще смотрел на меня лишь краем глаза, но почему-то от этого взгляда я моментально протрезвел. Голова начала работать ясно и четко, сердце застучало быстрее, точно эта встреча предвещала большие перемены. Так, впрочем, оно и было.
- Прекрасный вечер, не правда ли? - было первое, что спросил незнакомец. Я сглотнул и побоялся, что язык не будет слушаться меня, но заговорил без малейшей запинки. Хмель выветрился моментально - не только из головы, но и из всего тела.
- Странный... - надтреснуто произнес я. Почему-то мне становилось не по себе рядом с этим человеком, но я не смел уйти. Не поверишь, читатель, я ждал, пока ОН разрешит мне уйти.
- Чего бы ты хотел от этого вечера? - вдруг спросил незнакомец.
- От этого вечера? - переспросил я.
- А есть перспективы, лежащие дальше? - поддел ОН, глядя на бутылку. Я сглотнул комок, подступивший к горлу от волнения, чувствуя, что должен реабилитироваться в ЕГО глазах, показать ЕМУ, что я не настолько безнадежен.
- Я художник, - вырвалось у меня. Лишь тогда незнакомец повернулся ко мне, и я остолбенел. Из-под тени широкополой шляпы и поднятого ворота пальто, на меня смотрели два желтых глаза.
Тогда мне подумалось, что это галлюцинация из-за алкоголя, и лишь теперь я понимаю, что все было совсем иначе. Я заинтересовал ЕГО.
- Пьешь ради вдохновения?
- Нет, - робко отозвался я, - у меня есть идеи, но не хватает навыка. А я хочу писать картины...
- Так пиши. Ты же художник, - снова саркастически усмехнулся незнакомец. Я не узнавал себя: куда подевалась моя былая дерзость? Я всегда был вспыльчив, и тут же ставил на место любого, кто пытался надо мной насмехаться, неважно, в каком при этом запустении пребывала моя жизнь. Но сейчас все было иначе. Дерзить подсевшему ко мне мужчине я не смел даже в мыслях. Я лишь слушал ЕГО, не в силах отвести взгляд от этих желтых глаз.
- Я не могу... - неуверенно покачал головой я, и снова попытался объяснить доходчиво - образы... я не могу передать их правильно.
- Может, ты передаешь не те образы? - спросил ОН. Я пожал плечами.
- Ни один образ, который приходит мне в голову, я не могу передать правильно. Наверное, поэтому я не могу добиться признания.
Казалось, собеседнику вполне этого хватило.
- Я вижу, ты страстно желаешь рисовать эти образы. И хочешь этой славы. Что ж, завтра ты будешь рисовать. И все получишь, - в ЕГО голосе слышалась улыбка. В ту же секунду я понял, что не могу разобрать другие черты его лица, кроме глаз...
Незнакомец как-то слишком быстро и невесомо поднялся со своего места. Что-то заставило и меня подскочить. В руке все еще была бутылка, но я забыл о ней, и она упала и разбилась. Почему-то мне страшно было хоть как-то разозлить незнакомца, и я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, кинулся собирать осколки, чтобы выбросить их в урну. Меня трясло, сам не знаю, от чего, и рука неудачно задела осколок стекла. Кровь обильно полилась из мясистой части ладони. Я зажал рану и посмотрел на незнакомца. ОН стоял прямо надо мной, протянув мне руку. Не задумываясь, я протянул ЕМУ раненую ладонь, думая, что ОН поможет мне. С чего я это взял? Похоже, ОН как-то воздействовал на меня. Рану начало нестерпимо жечь, и я сдавленно застонал.
- Этого хватит, - довольно сказал незнакомец, - завтра ты будешь рисовать свои образы.
Стоило незнакомцу исчезнуть, как хмель снова навалился на меня, и я полностью потерял координацию. Так и рухнул без памяти прямо на земле, не задумываясь, что будет дальше.
Но дальше все и началось... с одной стороны, осуществилась моя мечта, но с другой, со мной стало происходить что-то странное.
Во-первых, я почему-то проснулся дома. чистый, умытый. Все вещи были аккуратно сложены на столе, грязная одежда постирана и развешана. Я не понимал, как оказался дома. Но больше всего меня поразило другое: прямо передо мной напротив окна стоял холст. Клянусь Богом, я никогда не мог нарисовать такой красоты. Я подошел к холсту и едва ощутимо дотронулся до него. Краска была еще свежая. То есть, я нарисовал ее ночью в беспамятстве, что ли? Я не знал. Но с того самого дня моя скромная персона вдруг заинтересовала всех тех, до кого мне раньше было не достучаться. Критики, общественность, пресса. Меня стали приглашать на интервью, покупать мои картины, делать заказы. Я не знал, когда их выполнять. Но стоило мне начать, как меня неудержимо клонило в сон, и я поддавался этому. А утром вставал, и все картины были написаны. Я был вне себя от восторга и списывал все на лунатизм. Это стало даже не секретом, а достоянием общественности. Мне приписывали особый дар,
пытались понять, что через меня пытается сказать Бог...
Тогда-то я и вспомнил о незнакомце с желтыми глазами. Это ведь после той встречи я начал писать картины, как никогда раньше.
Меня начало колотить. Кто это был? Что сделал со мной? Почему я стал писать картины во сне?
Новую порцию масла в огонь подлила девушка. Я быстро стал интересен женщинам, они желали провести ночь с художником, который рисует во сне. Одной из таких я действительно позволил остаться. Среди ночи меня разбудил ее страшный крик. Я проснулся, и ноги тут же подкосились. Я упал, испортив холст небрежным мазком поперек. Попытался догнать убегающую в одном белье девушку, но не успел.
Она захлопнула дверь прямо перед моим носом, и на мои оклики не среагировала.
Я вернулся домой. Голова страшно гудела. Включив свет, я решил посмотреть, что за шедевр испортил... и ужаснулся. Я рисовал ту самую девушку. Она лежала в каком-то темном переулке. Точнее, это был ее изувеченный труп. Ноги и руки вывернуты и переломаны. Сломана шея, судя по неестественной позе, в которой она была повернута. Но самое страшное, что были выколоты глаза. Рот, раскрытый в застывшем немом крике словно бы звал
на помощь.
Я отшатнулся от полотна и тут же решил избавиться от него. Вытащил на улицу и поджег. Но стоило пламени коснуться картины, как все мое тело пронзила дикая боль. Я свалился на колени, пытаясь ловить ртом воздух, и понимал: дело в ней. В картине. Сжигая ее, я причиняю себе вред.
Но я не мог позволить такому полотну существовать. Оно претило мне, не было похоже на мои прекрасные образы.
Боль продолжалась, пока холст горел. Сквозь пламя я увидел в отдалении ЕГО фигуру. ОН стоял и смотрел на меня, досадливо качая головой и сверкая своими желтыми глазами. Я согнулся и застонал, пытаясь руками сдержать боль, но это не помогало. Муки мои закончились, только когда картина превратилась в горстку пепла.
К несчастью, это не спасло бедную девушку. Читая ее некролог, я знал, что с ней произошло, точнее, в каком состоянии полиция нашла ее тело. В висках стучало чувство вины, от которого я не мог избавиться. Снова клонило в сон, и я поддался.
Утром в моей комнате стояло уже три холста. Никаких смертей. Но что-то в моих картинах было жуткое, чужеродное. Спина покрылась холодным потом, я отошел от полотен. Я должен прекратить.
К черту славу! Я был готов послать к черту все, вспоминая ужасные крики сбежавшей девушки, ее изувеченное тело на моем холсте и боль, которая пришла с уничтожением этого зверства. Я хотел снова стать собой, писать свои посредственные картины. Даже голодать. Может, вообще забросить живопись, податься в другое русло.
Однако тому, что рисовало эти картины, мои идеи не нравились, и оно снова свалило меня сном.
Теперь я знал, что не я автор работ, подписанных моим именем.
Мне хотелось позвать на помощь, но это было бесполезно. Заказчики, пресса, критики были зачарованы работами. Мои мольбы о помощи словно тонули в воздухе и не доходили до их ушей. Ты, читатель, последний и единственный, кто вообще знает, что именно со мной произошло. Это был ОН, запомни! ОН рисовал эти ужасы моими руками. И, видит Бог, ОН не собирался останавливаться...
Я не сразу опустил руки. Сначала, разумеется, пробовал бороться. Установил камеры наблюдения, чтобы знать, с чем имею дело. Смотреть на записи было жутко, но я приблизительно знал, что увижу.
Как только сон сваливал меня с ног (а чем дальше, чем чаще это стало происходить, даже днем, по несколько раз), через несколько минут я вставал, открывал глаза, которые словно светились. Желтые глаза. ЕГО - не мои...
ОН брал моими руками кисти и начинал рисовать, начисто, без карандаша. Руки двигались с ошеломляющей скоростью, словно на записи включалась быстрая перемотка. Я смотрел с благоговейным ужасом. Картина
оживала на глазах, и от нее тут же начинало за версту тянуть ЕГО духом.
Я выключил запись и схватился за голову.
- Оставь меня в покое! Что тебе нужно?! Почему я?
Это было отчаяние. Хотелось снова начать пить, но я не стал этого делать. Вместо того меня снова потянуло в сон.
- Ну уж нет, - проскрипел я тогда и стал сопротивляться. Бил себя по лицу, пил кофе чуть ли не литрами, стоял под холодным душем. Сон все не отступал, но, видимо, я слишком долго сопротивлялся, и ЕМУ это не понравилось. Невыносимая боль снова сложила меня пополам, я застонал и попытался унять ее. У меня был единственный способ справиться с этой пыткой - поддаться и уснуть. А ОН снова будет рисовать. Моих сил ненадолго хватило.
Очнувшись на полу, я поднялся и вместо картины, увидел холст, исписанный красной краской. Оттолкнувшись от пола, я почувствовал саднящую боль в ладони, и тут же осознал, что на холсте моя кровь, а не краска. Ладонь была разрезана по старому шраму, оставшемуся от разбитой бутылки в роковой день нашей встречи с НИМ, и ОН использовал это, чтобы оставить мне послание: Я ДУМАЛ, ТЫ ХОЧЕШЬ ПИСАТЬ КАРТИНЫ, ПРАВИЛЬНО ПЕРЕДАВАТЬ ОБРАЗЫ. Я ДАЖЕ ДЕЛАЛ ЗА ТЕБЯ ВСЮ РАБОТУ - МАЛЕНЬКИЙ ПОДАРОК ТЕБЕ К НАШЕМУ ДОГОВОРУ, НО ТЫ ВСЕ РАВНО СОПРОТИВЛЯЕШЬСЯ. ЧТО Ж, ТЫ БУДЕШЬ ПИСАТЬ ЭТИ КАРТИНЫ САМ.
Я обомлел. Из ступора меня вывела мысль, что надо промыть и обработать рану...
Той ночью я спал, как убитый, а утром не обнаружил нового шедевра. От сердца отлегло. Если б ты знал, читатель, как я ошибся тогда... Боль пришла внезапно, пронзила сначала сердце, потом руки. Унять ее было невозможно никакими лекарствами. Что-то заставило меня беспомощно подползти к пустому холсту, и, стоило кисти коснуться моей руки, как пытка закончилась. Теперь ОН управлял мной с помощью физической боли. Я был не достаточно силен, чтобы терпеть ее, и повиновался, послушно нанося на пустой холст мазок за мазком.
День ото дня картины становились все мрачнее. Перед глазами возникали образы, настигая меня в транспорте, на улице, в ванной, в любом месте! С ними приходила и боль. Если под рукой не оказывалось краски или хотя бы мелка, я буквально рвал рану на ладони и начинал писать картины кровью. Несколько раз меня хотели увезти в психиатрическую больницу, но обходилось. Точнее, я вовремя сбегал.
Спонсоры и критики стали говорить, что я снова опускаюсь. Им стало известно о приступах, стали говорить, что Максим С. - наркоман. И я мечтал, чтобы это было именно так. От этого хотя бы можно вылечиться, но как разорвать мой договор, я не знал. Теперь я ясно понимал, что тогда, когда подобрал осколки и порезался, ОН подоспел и получил роспись моей кровью. Я заключил с НИМ договор, от которого не смогу отречься, и не никто не поможет. К церкви не могу подойти и на километр. Пробовал. Те же самые приступы. Выход у меня был один - подчиняться ЕМУ, но видит Бог, я этого не хочу.
Каждый раз я теперь рисую смерть. Каждый раз тело находят именно в том состоянии, в котором я их описал. Больше так не могу.
Читатель, ты знаешь теперь мою историю. Не осуди меня за малодушие, я хочу покончить с этими кошмарами и болью. И боюсь, от этого ничто меня не избавит, кроме смерти. Но поможет ли мне мое раскаяние избежать встречи с НИМ и по ту сторону?.. Я не знаю... я правда не знаю.
Но если ты все же дочитал до конца, прошу тебя, никогда ничего не проси у НЕГО.
Помни, ОН приходит в самый нужный момент, когда ты слаб и готов сдаться. ОН предложит тебе твою мечту, но исковеркает ее и превратит твою жизнь в ад. Прошу тебя, заклинаю, не проси у НЕГО ничего!
Если увидишь человека с желтыми горящими глазами, знай, это не галлюцинация! Беги от НЕГО, слышишь? Беги, пока не поздно! Не позволяй ЕМУ сделать с собой то же, что ОН сделал со мной.
Спасибо, что выслушал.
Твой Максим С."
P.S.
Письмо Максима С. я нашла на съемной квартире через несколько недель после моего переезда туда. На стене висело две его картины. Я не знала его историю тогда, но почему-то решила снять их со стен.
Похоже, Максим знал, что от них может стать жутко, и на это рассчитывал. Письмо было спрятано за одной из них. Оно чрезвычайно заинтересовало меня, но если честно, сначала я подумала, что это
розыгрыш. Узнала у хозяйки, и она подтвердила, что до меня здесь жил странный молодой художник. Я ожидала услышать, что Максим умер, покончил жизнь самоубийством в этой самой квартире, но, как выяснилось, он не успел. Соседи все же обратились к психиатрам, и его увезли в лечебницу N. за несколько минут до того, как он бы повесился в ванной комнате.
Рассказа хозяйки мне было недостаточно. Прихватив с собой письмо, я решила поехать в N. и справиться о состоянии молодого художника. К его лечащему врачу меня отвела одна из медсестер. Доктор с досадой сказал, что помочь молодому человеку так и не удалось. У него постоянно случались ломки, но следов наркотиков в крови обнаружено не было. Никакие транквилизаторы его не брали, а смирительные рубашки пациент разрывал буквально зубами. Сиделки и санитары боялись заходить в палату Максима. Он кричал нечеловеческим голосом и умолял дать ему умереть. Однажды санитары не успели к нему
вовремя. Видимо, сдерживая крики боли, Максим С. высвободился каким-то немыслимым образом из смирительной рубашки, разорвал рану на руке, которая не заживала, потому что он часто беспокоил ее, чтобы рисовать кровью... Когда подоспели санитары, вся стена была изрисована чуть ли не сотнями сцен смерти. Максим С. скончался в тот день, но не от потери крови. Причиной смерти был перелом шеи. Пациент несколько раз пытался сломать ее об обитые стены палаты. При каждой неудачной попытке он не издавал ни звука...
История повергла меня в шок. Выйдя из больницы, я долго гуляла по городу, сжимая в руках письмо молодого художника. Когда совсем стемнело, я присела на лавочке в каком-то дворе и попыталась понять,
где же нахожусь, куда завели меня ноги.
От мыслей меня отвлек внезапно подсевший ко мне собеседник.
- Прекрасный вечер, не правда ли? - вдруг спросил меня он, постукивая тростью...