Она проснулась от того, что у нее остановилось сердце.
Если бы оно не остановилось, то обязательно скатилось бы вдоль бедра к пяткам из-за страха, ее охватившего. Но сердце остановилось, и она пыталась вдохнуть хотя бы миллионную часть кубического сантиметра кислорода. Она сделала попытку дотянуться до стакана с водой, стоящего на столе (ведь всем известно, что это панацея), но в судороге упала с кровати на колени. Два удара сотрясли квартиру, как ей показалось, и она смогла сделать глубокий вдох. Но сердце опять перестало биться. Тогда она поставила правую ступню на пол (удар-вдох), потом выпрямилась (удар-вдох). Черные точки, заполонившие глаза, сложились в невероятный, но единственно верный ответ: шаг – удар, шаг – удар, шаг – удар, шаг – удар. Так она ходила по своей девятиметровой комнате, пока не выбрала нужную скорость и не решила сходить за сигаретами. Одеваясь, она топталась на месте. Чертыхаясь и задыхаясь, она натянула юбку и накинула куртку.
По дороге к магазину она вспомнила один давний спор: услышав от кого-то затянутую в корсет аксиому «жизнь – это движение», она сказала:
«Нет. На самом деле все не так. Каждый стоит на своем месте, на своей клеточке, не двигаясь, а жизнь их треплет, как хочет. Вот я стою, например, и мне срывает шляпу ветром, я моргну – и оказываюсь в совершенно другом месте, а дождь сам решает, какую мне прическу сделать».
Покупая сигареты, она опять-таки топталась на месте. Прохожий, увидев это, подумал, что именно так и начинает уходить земля из-под ног.
Она понимала сейчас больше, чем когда-либо: ей 25, и она умрет, если остановится.
Но отбивалось от глаз, как от зеркала отбивается ненависть к себе, осознание проигрыша.
Всю жизнь она отдавалась тем, кто ее брал; слушала то, что вылетало из соседнего окна; читала то, что было написано на расстоянии вытянутой руки. Но в свой последний день она знакомилась с теми, кто не обращал на нее внимания до сегодняшнего дня (даже договорилась встретиться через неделю с мужчиной в усах, который воровал ее газеты); ходила так быстро, что иногда забывала о западающем сердце,; дышала так глубоко, что часть запахов оставалась в ее легких.
29 часов она не сбавляла шаг, а на первой минуте 30-го часа упала на асфальт от изнеможения. Она была настолько переполнена чувствами, что по нему даже пошла небольшая трещина. Но больше всего в ней весила тайна, которой она пренебрегала всю свою стоячую жизнь.